Николай Алешков

НИКОЛАЙ АЛЕШКОВ
(род. в 1945 г.)

ПРИВЕТ, МОСКВА!

Москва! Как много в этом звуке...
Александр Пушкин

Толпа. И сплошь чужие лица.
Бреду с поникшей головой.
Привет, нерусская столица,
когда-то бывшая Москвой!
Не узнаю тебя. Давно ли
всё так знакомо было тут?
Родными виделись до боли
Тверской бульвар, Литинститут.
Но труд поэта обесценен.
К кому взывать? Болеть о ком?
Застыли Пушкин и Есенин,
как чужестранцы, на Тверском.
Звонарь лихой, со смутным сердцем
пером ударивший в набат,
из-за ограды смотрит Герцен,
как будто в чём-то виноват...
Сверкает мраморная глыба,
сусальным золотом маня.
За храм Христа Москве спасибо,
но он помпезен для меня.
И я не буду здесь молиться –
душе в провинции светлей.
Ведь чем богаче ты, столица,
тем равнодушней и подлей
ко всей России, что веками,
страдая, мучаясь, любя,
несла за пазухой не камень –
последний грошик для тебя.
Нет и теперь душевной муки
за мать Россию у Москвы...
Москва! Как мало в этом звуке
осталось русского. Увы...

* * *

Русских много, Рубцов один,
в ком откликнулась наша слава…
А до премий и до седин
доживает других орава.

Что-то странное в этом есть,
и разгадка не всем знакома:
у любого – родни не счесть,
а Рубцов пришёл из детдома.

Безотцовщина – Кузнецов.
Почему же, Россия, снова –
всем счастливым и хлеб, и кров,
а сиротство взыскует Слова?

ЗДЕСЬ

Правый берег, поросший лесом,
левый берег – цветущий луг.
Здесь крестьянским ржаным замесом
был я втянут в житейский круг.

От истока реки до устья
рыба плещется под волной.
Если вдуматься, каждый кустик
мне с рождения здесь родной.

Здесь отец мой всю жизнь трудился.
Здесь мой дом и моя родня.
«Где родился, там пригодился» –
эта присказка про меня...

Долго смерти ждать иль недолго –
здесь меня похоронят пусть!
Я по Каме впадаю в Волгу
и взлетаю на Млечный Путь.

Зачерпнув из реки небесной
благодати, увижу вдруг
правый берег, поросший лесом,
левый берег – цветущий луг.

УРОКИ РУССКОГО

Самовар остывал неохотно.
И беседа, как речка, текла.
А лиловые сумерки плотно
опускались на крыши села.
– Ночевать-то оставишь, Мариша?
– На ночь глядя, куда ж ты пойдёшь?..

Вот и жизнь пролетела, а слышу
на два голоса «оканье» сплошь:
– Понесёт – не догонишь на паре, –
о подружке судачат они:
наша мама и тётенька Варя,
наша гостья из дальней родни.
Мне давно уж пора за тетрадки.
Завтра в школу. Что ж, делаю вид…
Не могу не подслушать украдкой –
тётя Варя опять говорит:
– Пусть Петруха поправит тычинник –
в огурешнике вашем дыра.
– Сам-то в кузнице. Борька починит
или Санька – обоим пора.
– Трудно с ними? Семья-то большая:
трое неслухов, пара невест.
– Нет! Живём, никому не мешая –
Бог не выдаст, а нехристь не съест.

Чашку чая с гостинцем откушав,
я залезу на тёплую печь.
Пусть вливается в детскую душу
деревенская русская речь.

* * *

Наверно, я впадаю в детство...
Хоть память рвётся, словно нить,
но как же хочется вглядеться
во всё, чего не возвратить!

В двенадцать лет я был подпасок.
Кнут бригадир доверил мне,
чтоб я учился без подсказок
держать порядок в табуне.

Вот по лугам вечерним кони
бредут чуть слышно. И верхом,
небрежно повод сжав в ладони,
я восседаю на Лихом.

Пуглив и дик ещё трёхлеток
каурой масти, и горяч.
Вспорхнёт пичуга между веток,
и он сорвётся с места вскачь.

И в этой скачке рвётся воздух,
и по дороге вдоль реки
летим – с полуторкой колхозной
во весь опор вперегонки...

Озёра плавятся в закате.
И запах трав, и вкус ухи!
Растут из этой благодати
мои негромкие стихи.

И если пристальней вглядеться
в судьбу свою и в жизнь свою,
я б навсегда остался в детстве,
как ангел в сказочном раю.

* * *

Всё дозволено – дуй до горы,
убегай из родимого дома!
Зарастают полынью дворы
и гниёт на повети солома.

Медь звенит за далёким холмом,
там ликуют победные трубы.
Ты не промах, ты парень с умом –
берегите, соперники, зубы!

Поезда разорвут тишину,
как брезент, с оглушительным треском.
Что ж ты мать оставляешь одну
за мелькнувшим в окне перелеском!

Позабыта дорога домой,
где старуха осталась молиться,
чтобы ты ни с тюрьмой, ни с сумой
не встречался в далёких столицах...

Ты напрасно затеял игру,
провалившись в пучину азарта.
На чужом и постылом пиру
будет бита последняя карта.

Ты завоешь, как волк, от тоски
и дорогу забытую вспомнишь.
И опять разорвёт на куски
тишину захолустную поезд.

Дым Отечества. Запах костра.
И развязка банальнейшей драмы:
ни кола у тебя, ни двора,
только крест на могиле у мамы.