Начинаем двадцать второй
Руки забыли. Внутри — деревянно.
Где там перо. Клавиши ноутбука — зубы фортепьяно.
***
Тридцать. Мужик. Облысел. Пузо
Небольшое. И все же. Как все.
Как наша родная славянья
Порода.
Порода у рода. Но борода ничего.
Вечер зимы. Почти ночь. Лампа.
На улице — холод и мор пандемии.
Холод — саднит, мясо кусает.
А на мор — всем плевать уже год.
Кончились праздники. Будни трудовые.
Трутни идут косяком.
Я — нет. Безработный.
Пустой. Беззаботный.
***
Уходит нечто. Оно забирает
Лучшее, то бишь
Человеков.
Человеки плетутся роем извечным.
Человеки бредут, покоряясь.
Один за другим.
Один за одним.
Один за вторым.
...За стеной стонет соседка.
Ну хоть у кого-то.
Мужик старается. Уважаю...
Когда уходит поэт,
Оно почему-то немножечко
Стыдно.
Он же, как правило, знает
Куда отправляется. Поэтому "похороны"
Подходит слабо.
Скорее, проводы. Прохороводы.
Провожаем туда, откуда
Черпал. Где витал и где слышал.
"Когда умирают — жалко себя".
Не без этого, да.
Жалко, потому что не знаем
Наверняка
Чего же там. Как там.
Кто там.
"Жизнь есть смерть, а дальше интересно".
Жизнь, пока есть, как бы
Загадка.
А потом понимаешь — загадки-то не было.
Жив — и живи.
Будет с тебя.
Куда зачем ляжем?
А затем. Но в песок.
Поэт — молчаливая тень
Между строк.
Памяти Ефима Беренштейна
Свидетельство о публикации №122011108912