Федор Востриков

ФЕДОР ВОСТРИКОВ
(род. в 1942 г.)

Не видно ни солнца, ни сини –
Клокастые тучи штормят.
Гуляют дожди по России,
Грома древнетишье громят.
Ни спрятаться негде, ни скрыться, –
Как в горе – душа на излом.
И мечешься старою птицей
С пробитым навылет крылом.
Но хватит ли воли и силы
Подняться, восстать, чтоб успеть
Для доброй и вечной России
Последнюю песню допеть?!

Не отрекусь…

Глазами полузрячими избушек,
Что горбятся, как бабки, у плетня,
Глазами керосинок и коптушек
Глядела Русь на юного меня.
А я-то знал, что вырасту и ринусь,
Хоть сколько ни случись в дороге бед,
Сквозь тьму тайги и жуткий мрак равнины
Увижу белый выстраданный свет.
И тяжко было, больно и жестоко.
Кровавя душу, предков не корил.
Узрил я Русь и Пушкина, и Блока,
Святую Русь Есенина узрил.
Высоко в небо птицей поднимался,
Развенчивая подлость и покой.
Как пахарь, в землю отчую вгрызался
Душой и поэтической строкой…
Не отрекусь от вымершей коптушки,
От Брестской крепости не отрекусь.
Во мне, как жизнь, и Родина, и Пушкин,
Во мне, как жизнь, есенинская Русь!

История

История – древняя книга –
Вещает нам горькую грусть:
Татаро-монгольское иго
Терзает набегами Русь.
В крови, как в багряном тумане,
Кипела огнём круговерть.
Не плен выбирали славяне,
А битву – победа иль смерть.
Сплотились. Орду победили.
Рассеялся дым на ветрах.
Лежат в куликовской могиле
И русич хоробрый, и враг.
Но только, где русичи пали,
Воинственные мужики,
На поле из травушки встали,
Как память о них, васильки.
А там, где поганое иго,
Метущее некогда зло,
На чёрных, как туча, кулигах
Татарниками проросло.

Изба

Памяти матери

Свистит пурга над ветхою трубою.
Горбатится от снега городьба.
Не назову теперь избу избою –
Да разве, мама, без тебя изба?!
Не пахнет хлебом. Холодно и тихо.
Ни лампы керосиновой в ночи.
Не греет кости баба Кузнечиха,
Дерюгою прикрывшись на печи.
В углу повыцвел Николай Угодник,
Что рисовал Колодин Геродот.
С тобою, мама, кажется сегодня
Остановился востриковский род.
Хотя живут и правнуки, и внуки,
Хотя живут на свете сыновья.
Но как нужны твои родные руки,
Но как нужна добриночка твоя!
Зима сменяется весною синей.
И снова степь полынная в цвету.
Спасибо, мама, что любить Россию
Учила нас, как вере в доброту.
Иду к тебе кладбищенской тропою,
От кашки да шалфея даль светла.
Да разве назовёшь избу избою
Без твоего сердечного тепла?..

Родине

А время то перед глазами,
Как степь в пучине грозовой.
На медкомиссии сказали:
«Не годен, парень, к строевой».
Не знаю в чём, но виноватым
Себя я чувствовал в пути.
За то, что не был я солдатом,
Меня ты, Родина, прости.
Я эту боль землёй родною,
Работой тяжкою лечил.
В лицо дышало солнце зноем,
Как хлеб, что только из печи.
Походкой твёрдою, не шаткой,
Я мерил пашни и луга.
И новой строчкой, новой жатвой
Тебе, родная, присягал.

***

На свете женщина живёт,
Меня не любит и не ждёт,
Не ждёт ни писем, ни вестей.
Хранит очаг. Растит детей.
Давно меня среди тревог
Она забыла, я – не смог.
Не смог тогда, смогу ль теперь,
Пройдя сквозь тысячи потерь?
Прошу прощенья у жены,
Что не жена приходит в сны.
Всё та приходит, вдаль маня, –
Не полюбившая меня.

***

Суждено умереть одному
На казённой больничной кровати,
А другому – не в белой палате,
А в родительском старом дому.
Где-то мой подступает предел.
Не хотел бы навеки забыться
Ни в отцовском дому, ни в больнице –
Умереть бы я в поле хотел.
Где отец? Если спросят детей,
И они беспечально ответят:
«За цветами ушёл на рассвете,
И домой не вернулся с полей».