Роберт Фрост. To Earthward Перевод и Эссе

Роберт Фрост. To Earthward. 
Перевод и Эссе
Саша Казаков
2022-01-07 - 2022-01-11

To Earthward
By Robert Frost

Love at the lips was touched
As sweet as I could bear;
And once that seemed too much;
I lived on air

That crossed me from the sweet things,
The flow of - was it musk
From hidden grapevine springs
Down hill at dusk?

I had the swirl and ache
From sprays oh honeysuckle
That when they are gathered shake
Dew on the knuckle.

I crawled strong sweets, but those
Seemed strong when I was young;
The petal of the rose
It was that stung.

Now no joy but lacks salt
That is not dashed with pain
And wariness and fault;
I crave the stain

Of tears, the aftermarket
Of almost too much love,
The sweet of bitter bark
And burning clove.

When stiff and sore and scarred
I take away my hand
From leaning on it hard
In grass and sand,

The hurt is not enough:
I long for weight and strength
To feel the earth as rough
To all my length.


«To Earthward» - «К Земле» было написано в Англии, и впервые опубликовано в Йельском Обзоре (The Yale Review) в октябре 1923 года.  Через пятнадцать лет, в октябре 1938 в письме к Бернарду Де Вото, Фрост: пишет «Одно из величайших изменений, произошедших со мной (с моей природой), зарегистрировано в “К Земле” и в ещё нескольких произведениях для тех, кто желает понять (the discerning).».  Дальше в письме он говорит, что в юности он стремился к совершенству, и малейшая помарка в его записях не позволяла ему продолжать их. Он должен был начать с новой страницы, в новой тетради.  «Я начал жизнь желая совершенства», продолжает он, «и нацеленный добиться его. Теперь я отказался от этих ожиданий и могу прожить без них.  Теперь я понимаю, что в действительности ищу и хочу увидеть истинную, полную ошибок человеческую природу. Я наслаждаюсь человеческим несовершенством.»   

Чтобы правильно прочесть эти строчки, относящиеся к его стихотворению, надо вспомнить, что Фрост ни разу не читал его публично. Он говорил, что это слишком болезненно. (см. Jay Parini, “Robert Frost a life” стр. 224).

Если «К Земле» поэма о главных изменениях в природе поэта-человека, настолько личных и болезненных, что публично делиться ими ему было больно, то ссылка в письме на то, что юношеское желание совершенства сменилось поиском недостатков в человеческой природе и принятием их реальности кажется ещё одной уловкой, уходом от откровенного разговора о том о каких изменениях в природе поэта идёт речь в стихотворении. Он прямо в письме намекает “for discerning” - «Ищущие да увидят».

И действительно «совершенство» ни при чём. Читая «По Направлению к Земле» мы сталкиваемся с откровенным, болезненно острым описанием его юношеской любовной хаотической реальности.  Оно чуть прикрыто метафорическим обращением к цветам, но срывается в откровенное описание происходящих в нём острых эмоциональных и физических реалий. В этот мятущийся текст, (текст подвижен, как его юношеские мятущиеся эмоции) вкрадываются слова, которые к используемым метафорам не относятся. Эти «вкравшиеся» слова возвращают нас к реальности юношеского любовного брожения.  При попытке понимания «ищущий» не должен выпускать эти слова из виду. Эти вкрапления должны стать отправной точкой для понимания всего текста.

Это стихотворении насыщено анжамбеман.  Первая строфа продолжается во вторую, как и первая строчка во вторую.  И так через всё стихотворение.  Эти переносы мысли подчеркивают быстро сменяющиеся, обрывающиеся физические и эмоциональные ощущения юного любовника при встрече с возлюбленной.  Но Фрост создаёт ещё одно ощущение, ощущение того, что переноса нет, что строчку можно закончить поставив точку.

Love at the lips was touch.
Любовь была касанием губами губ.

Строка в стихотворении — это законченная единица мысли и Фрост даёт нам возможность самим закончить мысль первой строки, и потом обнаружить анжамбеман и осознать, что нами мысленно законченная строчка несёт ещё одну мысль, точнее несёт другую мысль, но тесно связанную с той, что была нашим первым прочтением.  Слово «touch» при этом меняет значение это:

- «touch / as sweet as I could bear»
- Поцелуй был чуть-чуть слишком острым, сладостно невыносимым.

Мысль тесно связанная с рождённой нами, когда мы мысленно завершили первую строчку: - Любовь была касанием губами губ,
но ведущая к очень откровенному описанию  того состояния к которому приводит первый поцелуй.  Его нельзя назвать ни ощущением, ни эмоцией —   это полёт («I lived on air») завершает первый катрен, но не завершает мысль, не завершает предложение, которое перенесено и продолжается во втором катрене.

Таким использованием анжамбеман, создающим возможность двойного понимания текста при прочтении, наполнено это стихотворение.  Первое прочтение, не точное, еще не признавшее переноса мысли в следующую строку, строфу, и второе прочтение, когда перенос и грамматика заставляют услышать мысль, высказанную автором, и тесно связанную с первоначально прочитанной читателем, но погружающую читателя в глубину эмоций, трудно передаваемых словами — в которых душа и тело слились в одно, в то, что мы называем любовью.

Давайте ещё раз вернёмся к первым строчкам:

Любовь, когда губы коснулись (губ) - прочитывается первая строчка, хотя в тексте нет этого значения, в тексте не lips was touched, но lips was touch / as sweet as… Любовь губ (касанием губ) почти так сладко-остра как я могу выдержать.  Оба значения налагаются друг на друга и анжамбеман помогает создать это двойное понимание, и передать состояние для которого  нет слов —  юношескую любовь — страсть.

Следующая третья строчка продолжает рассказ о любовном касании губами, его сладкой остроте, ещё раз пытается высказать не высказываемое, но она обращается и к следующему за ней описанию состояния героя вызванному поцелуем:

And once that seemed too much;
I lived on air

И когда это (касание губ) казалось невыносимым;
Я жил в полёте (воздухе)

—  это уточнение завершает две первые строчки. Но и тут нет точки, предложение не закончено, и эта же строчка прочитывается не как завершение, но как начало нового описания:

И когда это кажется невыносимым;
Я живу в воздухе (воздухом) —

Здесь сильный строфический анжамбеман.

Иногда это кажется невыносимым;
Я живу воздухом,

Который несёт мне контраст к сладости,
Поток —  «Что это мускус
Невидимой виноградной лозы
Под холмом в сумерки?»

И вот найдено метафорическая база: растения, цветы скрывают и раскрывают реальность происходящего с героем.

Его молодая, всепоглощающая, первая физическая страсть окрашена дурманящим запахом виноградной лозы, соками кустов, обжигающим лепестком розы.  Но в это метафорическое описание вкраплено слово возвращающие нас к реальности физической страсти - «was it musk?» - «был это мускус?».  И дальше уход от этого откровения, и мускус превращается в тяжелый пряный запах ожившей и скрытой виноградной лозы на закате.

Следующие два катрена надо рассматривать через призму встречи юных влюблённых, через невыносимую сладость юношеской страсти и желаний юноши.  Они, эти строчки, лишь метафора происходящего, которая и вскрывает, и прячет. Как капельки можжевелового сока на костяшках пальцев, так и одинокий лепесток невинной розы, с его пчелиным укусом это стыдливая прикраса происходившей завершённой или незавершённой любовной сцены.

Последние четыре катрена, оставив позади безумие молодой любовной страсти, говорят о земной, уже не ранней любви.  Её радость не существует без приправы из боли осознания и принятия человеческих и собственных слабостей; любовь не дана, не существует без них - по крайней мере для Фроста.  В пятом и шестом катренах Фрост опять, описывая свои эмоции любви, прибегает к метафорам касания, вкуса, запаха.  И только в последних двух он возвращается к себе.

Вот картина изображённая Фростом: герой лежит на боку, удерживая себя одной рукой от соприкосновения с Землей и ощущая рукой все неровности и шероховатости поверхности.  Острота этого касания опять отбрасывает нас к любовным сценам молодости, человек приподнялся на одной руке, а рядом глядя в небо лежит его любовь. И если эта та огромная любовь, о которой говорит Фрост, то может ли он отличить любимую, в которой хочет раствориться и Землю.  Смерть как слияние, с ушедшей любимой и возрождение, полёт - о чем в своём эссе-поклоне Фросту «Выше Края» писал Симус Хини.



К Земле
Перевод Саши Казакова


Любовь коснулась губ
Так сладко, я сметён;
Момент, огонь, испуг -
Я вознесён,

Но воздух в сладость уст
Мне мускус подмешал -
Вздохнул в лощине куст
Что долго спал?

И капельки, и боль,
И жимолости сок,
Когда рукой сорвёшь
Ветвей пучок.

Юнцом я возжелал
Невиннейший цветок,
Но пальцы обжигал
Мне лепесток.

Я сладкий сок не пью.
Теперь мне соль нужна,
И оголенный нерв,
И грех, слеза -

След, знак, что я горел,
Как в первый день любви,
И горький вкус корней,
Ожог коры.

Когда застыв, устав
Удерживать рукой
Себя о корни трав
Сольюсь с землей,

То дай мне боль вкусить:
Я жажду весь твой вес -
Почувствовать, прожить
Всем телом здесь.