Сергей Кузнечихин

СЕРГЕЙ КУЗНЕЧИХИН
(род. в 1946 г.)

Бронза на Руси всегда свинцова.
Храм нетрудно превратить в тюрьму.
Вологда, убившая Рубцова,
Памятник поставила ему.
Водрузили, и спокойней стало.
Отдан долг, замолены грехи.
Сдобренные мощью пьедестала
Кажутся значительней стихи.
И сама собой приходит гордость
За талант и славу земляка.
Рядом, сознавая непригодность,
Неуместность, вряд ли с языка
Слово покаянное сорвётся,
Чтобы кануть в прорву громких слов.
Сколько их друзьями назовётся
Бывших непроявленных врагов?
Это ожидаемо, так было
Испокон слетались на беду.
Может зарасти его могила,
Памятник всё время на виду.
Невозможно сразу всем потрафить –
Реализм не годен для икон.

Есть престижный фон для фотографий,
Есть кому собой украсить фон.

* * *

Может, лес полезней степи?
Или степь полезней леса?
Правый левого не терпит –
Потому что враг прогресса,
Потому что враг державы,
Потому что стонут люди,
Потому что прав неправый –
Левый правого не любит.
Чья провинция столичней?
У кого скрипучей койка?
Чьи помои неприличней –
Если общая помойка?
Не приемля левых правил,
Не приемля правил правых,
День и ночь друг друга травят,
Не жалеючи отравы…
А когда вконец устанут,
Чтоб Россия не скучала –
Поменяются местами
И опять начнут сначала.

РУССКАЯ ТОСКА
Эдуарду Русакову

Под вечер всё себе простил,
А утром снова загрустил
И, невзирая на усталость,
Приставил пистолет к виску
И выстрелил в свою тоску...
Себя убил.
Тоска осталась.

* * *

Хотя порой и трудно понимать,
Ни оправдать, ни объяснить не в силах.
И всё-таки – не мачеха, а мать –
Несчастная, забитая Россия.

Мы, дочери её и сыновья,
Познавши вкус заботы по талонам,
Прощаем всё – шальная, но своя,
Да и с отцами вечно не везло нам.

ОКРАИНА

Окраина. Козий горох. Подорожники.
А всеё-таки город (над почтою – шпиль),
Но вот нападение шустрого дождика,
И в грязь превратилась пушистая пыль.
По ставням весёлою дробью ударило,
И дождик затих, а затем на реке
Пристал катерок и отправился далее,
К домам подошёл человек налегке.
Вдоль чёрного ряда штакетника мокрого,
Мостками промытыми до белизны,
Он медленно шёл, наблюдая за окнами,
Сутулясь от свежести и тишины.
Вдруг пёс шелудивый, а может, некормленный,
Лениво затявкал на стук каблуков,
И в лужу с поспешностью, слишком покорною,
Спустился он с чистых, но гулких мостков.
Потом замолчало животное глупое,
Утешась нехитрою властью своей,
А грязь под ногами вздыхала и хлюпала,
И редкие капли слетали с ветвей.
У дома с тремя молодыми берёзками
Он встал и, прокашлявшись, вытер усы,
Потом закурил и, светя папироскою,
Приподнял рукав и взглянул на часы.
И, вымыв ботинки с носками облезлыми,
Чтоб в дверь не стучать, он вошёл со двора....

Потом два сердечка, что в ставнях прорезаны,
Зажглись и не гасли уже до утра.