Разрешение быть

Пара по теории стиха и прозы. Совершенно не теоретическая и не структурированная, но харизматичный преподаватель – 78-летний дедушка, читающий наши сообщения в чате сквозь шерлокхолмскую лупу – может позволить себе любые отступления от правил. И даже не потому, что он философ и поэт, а потому что он прожил долгую жизнь, сохранив ясность ума и любовь к людям (по-моему, это определение практически синонимично святости).

«Требовать от поэта, чтобы каждый его стих был шедевром, – это не этично. Это всё равно, что требовать от спортсмена каждый день побивать новые рекорды», – говорит преподаватель, и мне становится хорошо-хорошо. Потому что это значит, что я могу писать вот этот корявый текст, не претендующий на вхождение в сокровищницу мировой литературы. Я могу употреблять неуклюжие метафоры и банальные сравнения, не испытывая чувства вины за то, что не соответствую лучшей версии самой себя.

«Второй Пушкин был бы Пушкиным второй свежести, а значит, тухлятиной», – с треском доносится из пожёванного сыном микрофона. И мне снова становится так хорошо. И пусть моё «хорошо» звучит некстати и по-детски, я – со всеми своими гусеницами и бабочками – неповторима. И ошибки мои неповторимы, и обороты речи, и любовь моя, и картинка мира, отражающаяся в заспанных глазах.

Я очень люблю структурированные пары, после которых остаются эффектные интеллект-карты и приятная разгорячённость запыхавшегося ума. Но, кажется, пары, от которых хорошо на сердце, я начинаю любить ещё больше. Потому что знания упраздняются в моей краткосрочной памяти ежесекундно, а любовь проникает куда-то вглубь, чтобы зажигать мой взгляд вдохновением и любопытством.

Я поступала в литературный институт, чтобы узнать литературу. Сейчас я меняю «узнать» на «полюбить». Возможно, в этой любви я буду уязвима, предвзята и непрофессиональна. Но я буду. Ведь любовь – это и есть бытие.

А вы разрешаете себе быть?