Евгений Чепурных

ЕВГЕНИЙ ЧЕПУРНЫХ
(род. в 1954 г.)

В могиле неизвестного поэта,
В которую мы ляжем без имён,
Мерцают рядом свечка и комета,
Сроднившиеся после похорон.

Мы не прошли в анналы и в журналы.
Живя в тени, мы не отвергли тень.
Мы ляжем здесь –
Одни провинциалы
Из русских городов и деревень.

Смеясь, плутаем вдоль путей-дорожек
И крошим хлеб печали и страстей.
И, как ни странно,
Этих малых крошек
Хватает на прокорм России всей.

***

Проходим, каблуками не стуча.
А сельский храм без свечек невозможен.
А в сельском храме
Каждая свеча –
Она чуть-чуть на ангела похожа.

Их чистоту не разумеет мозг.
Но сердце зрит и тает понемножку.
И падает
С незримых крыльев воск
В заботливо подставленную плошку.

***

– Что на Руси? Не таи!
– Господи, вьюга и вьюга.
– Как же там овцы Мои?
– Господи, режут друг друга.

Вьюга и ночи, и дни.
След от могилы к могиле.
То ль осерчали они,
То ли с ума посходили.

Лютый, садись на коня.
Добрый – в слезах умывайся.
– Что ж они? Верят в Меня?
– Господи!
Не сомневайся.

* * *

...Наступят годы зрелые,
Проступят мысли ясные,
Лишь не забыли б белые,
За что их били красные.

Красивые и сытые,
В шезлонгах и авто,
Уже однажды битые,
Как будто ни за что...

Как это по Конфуцию?
Родную вашу мать,
Мать вашу,
Революцию –
Не надо забывать!

* * *

И кружилась птичка Божья,
И кидал ей крошки в снег
Незаевшийся прохожий,
Тоже Божий человек.

У него очки, как окна,
За которыми тепло.
У него нога промокла
И на сердце тяжело.

И, кусая от кусочка,
Птичка думала: Бог весть.
Может, маленькая дочка
У него в деревне есть.

И живёт она, как птичка,
И не знает ничего.
Вьётся по ветру косичка
Дочки маленькой его.

Потому он птичек кормит
И кидает крошки в снег.
– Плачешь?
– Плачу.
– Помнишь?
– Помню.
– Помни, Божий человек.

* * *

Кудрявое резвое чудо,
Смеясь, семенит по лучу.
– Как звать тебя, мальчик?
– Иуда.
– А хочешь малины?
– Хочу.

Ешь горстью, и смейся беспечно,
И щёки измажь, и чело.
– А денежку хочешь?
– Конечно.

Вот с этого всё и пошло.

* * *

Полетав по холодной России,
протрезвели мои соловьи.
Не курю я, мои дорогие,
и не пью, дорогие мои.

Изучаю язык и манеры
и вникаю в основы основ,
и вторично вступить в пионеры
я хоть нынче, хоть завтра готов.

Но безгрешный огонь мне не светит,
ибо вызнал умом и хребтом,
отчего появляются дети
и куда исчезают потом,

Почему в золотом водопаде
грозовой утопает разряд,
и зачем на церковной ограде
в полнолуние черти сидят.

Все-то вижу я зреньем подкожным,
всё-то знаю, где край, где стезя.
И меня убивать уже можно,
год назад ещё было нельзя.

Год назад ещё в мире и вере
в тихом сердце моём, как в тени,
укрывались и люди, и звери,
и любили друг друга они.

Но какая-то внешняя сила
из души безмятежной моей
поначалу зверей исключила,
а теперь исключает людей.

В зачарованной жизненной чаще,
где сгорели перо и тетрадь,
ничего нет больнее
и слаще,
чем людей из себя исключать.