Александр Нестругин

АЛЕКСАНДР НЕСТРУГИН
(род. в 1954 г.)

ПИСЬМО ИЗ 41-го

Адрес краток: вместо дома-улицы –
Только номер почты полевой...
Детские каракули сутулятся:
ПАПКА
ПРИХОДИ СКОРЕЙ ЖИВОЙ.
ВАНЯ
МАМКА ЗАХВОРАЛА.
ХЛЕБУШКО НАМ С НЮШЕЙ
ОТДАВАЛА...
А САМА НЕ ЕЛА...
А МОРОЗ...
…Папке прочитать не довелось…

* * *

Провинциальные райцентры...
Тоска. Костров ботвяных дым.
Киоски жмутся ближе к церкви,
А люд похмельный жмётся к ним.

Почти за так стакан «паленки».
Почти... Но нужно наскрести!
И — долгий разговор в сторонке
О том, как душу-то спасти...

* * *

Эти новые реалии,
Где главой всему — барыш,
Будто тесные сандалии:
И пошел бы, да — шалишь!

Нет, на торг спешить не стану я
(Точно скажут: ну и жмот!)...
Я донашиваю старое —
То, что совести не жмёт.

РУССКИЙ ПРОСЁЛОК

Летят окольные пути,
А ты всё месишь глину.
И не даёшь им увести
Ни душу, ни равнину.

А ты всё ходишь напрямки,
Как всякий житель местный,
На шум берёз, на плеск реки,
На дальний свет небесный…

И сердце бьётся в том пути
О каждый холмик больно.
И не даёт душе идти
Безродинно, окольно.

* * *

Моя подруга – тень лесная.
Мы с ней из этих дней ушли.
Но оглянулся: мать честная! –
Весь, подчистую, свет свели.

Да, весь: полянный и приречный,
Полынный свет седых былин…
И только русский свет сердечный
Покуда держится один.

Один он бьётся с чуждой темью,
Один зовёт былого дым.
И нужно расставаться с тенью.
И становиться рядом с ним.

* * *

Стихи стесняются творца...
Что вспомнить им, высоким, кроме
Сырой полыни у крыльца
Да редких звёзд в дверном проёме?

Когда звучал небесный горн,
Другим в дыму пиров и стычек
Упали звёзды на погон,
А у него — лишь пара лычек.

И тот успех, и тот мундир
(Над ними все уже смеются),
Хоть и заношены до дыр,
Единственными остаются.

И вёсны мимо кружки льют
Бугров дымящуюся брагу.
И только зимы подают,
Вздыхая, белую бумагу...

***

Я на добро не составляю сметы,
С годами не умнею, хоть убей.
Хочу пройти, не заслоняя света
Для тех, кто ниже ростом и слабей.
Конечно, это только в Божьей власти –
Надежду дать, от края отвести.
А я хочу – хоть белый свет не застить,
И тень свою в себе самом нести.

* * *

Эта жизнь и горька, и жалка,
Никому не нужна и никчёмна,
Но зачем-то жалею жука
С переломанным крылышком чёрным.

Поднимаю: он что мне – родня?
Иль хочу, чтоб душа отживела?
И так важно ещё для меня,
Чтоб и дочка его пожалела.

* * *

Среди ничьих речных потёмок
Стоишь – как будто виноват.
Что голос был не слишком громок –
Не для речей, не для эстрад.

Что не услышала Россия…
Но для кручины нет причин:
Твоё негромкое осинник,
На губы глядя, заучил.

* * *

Навек приписан к рубежу,
Что отчий свет хранит,
Я никуда не ухожу –
Ни в злато, ни в гранит,
Ни в немоту, ни в кутежи…
Как в лопухах межу,
Страна бросает рубежи,
А я пока держу
Озябших дум глухую дрожь,
Отчаянье своё, -
И поймы, скошенной не сплошь,
Прорехи и рваньё.
И стёжку, что идёт пешком –
Ни тише, ни скорей –
И очи порошит снежком
Нагих осокорей…
По мне, стервозная молва,
Не надо горевать!
Меня от этого сперва
Попробуй оторвать:
От звёзд, что мне даруют высь
Во тьме, - и от иных,
Что с горьким полынком срослись,
Созвездий – жестяных.
От взгляда батиных наград
Из-под суровых лет…
Ведь мне оставлен на догляд
Не берег - белый свет.
И в затишек я не сойду
С отеческих высот.
…А ветер, что всегда тут дул,
Страну, как снег, несёт…
И я, подмогою забыт
У сданных деревень,
Навек не в злато, не в гранит -
Вжимаюсь в хмурый день.
И, как бы ни был век жесток,
Позёмкой не завьюсь.
Сгинь, подколодный шепоток!
Я жив. Я остаюсь…