Метель

Я выйду к Фонтанке, когда все стемнеет вокруг.
Мой город — язычник, что носит пенсне и сюртук...
Пожми ему руку и тихо скажи, что ты свой.
Услышишь отчаянный, волчий, безудержный вой.

В пурге этой белой кружатся ни снег, ни зола —
Взлетают страницы, и пляшут, и пляшут слова.
Вот Пушкин убитый, с морошкой хрустальной в горсти,
Безумной хлыстовкой метель у него на пути.

Захочешь — увидишь, а нет: не поймешь ни черта.
Мой город расстрелян: сквозь раны мерцает душа.
И взгляд его — омут, упал — не надейся спастись.
Не вздумай молиться, хотя если струсил — молись.

Болтай про красоты изысканных местных болот,
Болтайся на рее сезонных простуд и простот.
Захочешь — услышишь, а нет: не поймешь ни черта.
У этой картины с обеих сторон — пустота.

Я выйду к Фонтанке — шампанское льют фонари,
Фонарщик пьянеет игристым и спит до зари...
Никто не увидит, что мой собеседник — пурга,
Что метка от пули легла на обшлаг рукава.

Я — сам себе тройка, семерка и преданный туз.
Что толку от музы? Для  каждой найдется француз.
Так смейся в метели, пиши, что другой не посмел.
Твой город — снега, посмотри: ты и сам побелел.

Твой город — язычник, что рыщет и ищет во тьме
По стуку сердец тех, кто выжил в безумной пурге.
Вот Пушкин с морошкой, вот Гоголь в шинели простой,
Иосиф с Мариной идут из пустыни домой.

Кружатся, как птицы, танцуют ни снег, ни зола —
Взлетают страницы, и ранят и ранят тебя.

Я выйду к Фонтанке...