Вы здесь были
Здравствуйте, уважаемые читатели! Начинаю публиковать новую книгу, работа над которой дается с очень большим трудом. Причина та же, что и у всех авторов на Прозе и на Стихах: время, катастрофическая его нехватка. Я решил, что лучше публиковать частями, чем не публиковать вообще, тогда хотя бы совесть заставит почаще присаживаться к компьютеру и тыкать в кнопки. Да и герои все чаще и чаще встают перед глазами, глядя с немым укором - ну что же ты? Мы не можем столько время проводить в одном и том же месте!
Буду очень благодарен за замеченные ошибки, и грамматические, и стилистические, а также повторения, которых мне вряд ли удалось избежать.
Пара слов о самой книге. Это фентези, фантастическая повесть, может небольшой роман. Все тихо и спокойно, перестрелок, погонь и драк не будет. Так уж получилось.
Название рабочее, но, думаю, оставлю его. Кто не знает - это один из вольных переводов названия песни группы Pink Floyd "Wish you were here", который существовал в умах советской молодежи наряду с другим: "Вам бы здесь побывать" и правильным вариантом "Хочу, чтобы ты был здесь". Второй вариант нравился больше всего, уж очень созвучен был музыке Pink Floyd.
Музыке Pink Floyd созвучна эта книга, как мне кажется. Потому и взял я эпиграфом эти слова.
Итак, начинаем с первой главы первой части.
---------------------------------------------------
ВЫ ЗДЕСЬ БЫЛИ
Wish you were here
Часть 1
Глава1. Свалка
1. Пустыня
… Я стоял посреди плоской пустыни. Со всех сторон меня окружал песок, невысокими холмиками. Ни песчаных дюн, ни барханов, как в Сахаре, не было, скорее, это напоминало туркменский Каракум – самые высокие холмики были не больше метра высотой. Как в фильме Кин-Дза-Дза. Песок был неестественно яркого желтого света, до оранжевого. Словно кто-то перестарался с настройками яркости и контрастности в телевизоре.
Такое же было и небо. Не просто голубое, а аж синее, до темноты. На небе – ни облачка. Тени не было. Видимо, потому, что Солнца не было. Ну, или я его не видел. Почему-то я ни разу не посмотрел назад – возможно, Солнце там и было, прикрытое единственным облаком, ровно настолько, чтобы не было тени.
Не холодно и не жарко. Ветра нет. И вообще ничего нет, кроме песка. Только далеко впереди, может, в паре километров, какое-то сооружение, очень длинное. Скорее всего, просто стена. Для чего она посреди пустыни?
Ну, если есть что-то, куда можно идти – так почему же не пойти? Да и вариантов не много – собственно, два: идти к этой стене, или не идти. А если нет - то чего делать? Сидеть на куче песка?
Пока я это думал, ноги сами уже несли меня. Вспоминая этот момент позднее, я все время удивлялся: почему я ни разу не оглянулся?
А тем временем глаза привыкли к цвету песка. Он уже не казался таким уж ярким. Наоборот, я уже не понимал, почему он сначала показался мне чрезмерно красочным – нет, самый обычный песок, цветом, каким и должен быть. С глаз словно спала какая-то пелена: это был самый правильный цвет! И небо – точно так же – оно такое и должно быть, синее и прозрачное – чуть приглядеться – и увидишь звезды.
Эта прозрачность касалась не только воздуха. Мысли в голове стали такие же прозрачные и ясные. Голова работала, как компьютер, быстро и точно. Я даже несколько озадачился – стоило о чем-то подумать – и все уже понятно. Я не умел формулировать вопросы за те короткие промежутки времени, которые требовались моему мозгу для поиска ответа. Словно на мощнейшем компьютере включил калькулятор, и считаешь свои расходы за неделю: полчаса набираешь цифры, а потом за одно мгновение получаешь результат.
Вот над этим я и размышлял, топая по песку к стене.
Как я туда попал? Меня не очень удивила эта пустыня. Все было просто: я ехал на пляж в Серебряный Бор. Мы с коллегами решили провести пикничок с празднованием на природе. В нашем офисе почти все сотрудники были достаточно молоды и дружны. Вот и решили таким образом отметить все дни рождения, у кого они были летом. Идея понравилась - и вот я с сумкой, набитой пляжным скарбом и припасами, с утра вышел из дома и добирался до острова в Серебряном Бору.
Оказавшись здесь, я решил, что заснул в такси, и на автомате дошел до пляжа. Хотя такого вот гигантского пляжа в Москве быть вроде бы не должно – а кто его знает. Я долго не был в Серебряном Бору – может, чего и переделали? Кусты и деревья вырубили, песка завезли? А саму Москву – дома, красный мост – попросту скрывает стена? Москва перестраивается со скоростью реактивного самолета – почему бы и нет.
А пока – желтый песок, синее небо и серая стена. Ее уже было довольно хорошо видно – серая, из неестественно огромных блоков, все неправильной формы, но подогнаны друг к другу довольно плотно. Передняя поверхность – практически ровная.
Все ближе и ближе.
Меня не покидало ощущение, что где-то это я уже видел – или, как минимум, читал о таком месте.
Это чувство дежа вю еще усилилось, когда я разглядел дверь. Само наличие двери меня не удивило – казалось вполне естественным, что именно к ней я и шел. А куда же еще? Больше ничего не было!
Вблизи стена потрясала всякое воображение: она была высотой с тридцатиэтажный дом – а может, и выше. Метров сто. Передняя часть была немного завалена назад. Материал – какой-то камень, похожий на бетон – серый и шершавый. Огромные блоки – некоторые больше десяти метров – сложены на каким-то темном растворе. Подумалось – великан из скалы выстроил себе забор. Только дверь сделал маленькую: дверь была довольно большая, но вполне человеческих размеров. Железная, и по виду – очень толстая и тяжелая. И еще на ней было небольшое окошечко, закрытое изнутри. И простая ручка.
Здесь я первый раз осмотрелся. Там, откуда я пришел – ничего не было – бесконечная пустыня из желтого песка. Может быть, если бы я осмотрелся в самом начале – что-то и увидел бы, но чувствовал, что скорее всего – ничего. Во всем мире существовала только эта пустыня и стена.
Я понял, что войдя туда – назад уже не выйду. И, хотя идти было некуда – стена в обе стороны уходила вдаль, постепенно закругляясь, исчезала из виду – пошел вправо от двери вдоль стены.
Шел я не очень долго. Ровно до момента, когда вспомнил: « Идет направо – песнь заводит». Тут я остановился, кивнул, и сам себе сказал вслух:
- Ну да. А налево – сказку говорит.
Совершенно ясно стало: сколько тут не ходи – а в конце концов придется идти в дверь. А раз так – чего ждать?
Я вернулся к двери – и решительно потянул за ручку.
Дверь открылась хоть и со скрипом, но неожиданно легко. Я вошел и оказался в длинном тоннеле, идущем сквозь стену. Тоннель был полукруглый, метра три высотой и такой же ширины. Дверь за моей спиной закрылась со скрипом. Тоннель был освещен: на стенах через каждые пару метров горели светильники. Прошел по нему, в конце была еще одна дверь, открыл ее и вышел на улицу.
И увидел свалку.
2. Свалка
Это была самая огромная свалка в мире. Можно сказать, фантастическая. Я с изумлением разглядывал открывшуюся передо мной картину. Насколько было видно – все пространство занимала эта свалка. Она начиналась недалеко, метрах в тридцати – и далее шла холмами, с долинами, перешейками, перевалами, где-то выше, где-то ниже, местами вздымаясь эдакими Эверестами мусора. Мусор был не обычный, серый и грязный, нет, мусор был удивительно разноцветным и разнообразным, совершенно невероятным и по виду, и по составляющим его. Что можно увидеть на свалке? Серая грязь, рваные коробки, пустые бутылки, какие-то гнилостного вида отбросы, пакеты всех видов. Все это серое и паршивое. Здесь же все было не так: мусор был какой-то чистый. То валялись тонны фанерных обрезков – но она была чистая, без гнили. То коробки – но они тоже выглядели, словно их только что положили, хотя было вполне понятно, что лежат они здесь давным-давно. В глаза бросались странные, видимо с какого-то химзавода – отходы пластика всех видов, двух или трех метровые куски желтого поролона, диаметром с полметра, какие-то синие спирали из пластика толщиной в палец, зеленые коврики, размером метр на полметра, обрезки – я бы сказал – десятки кубов – досок и теса. Местами вздымались горы красного кирпича – настоящего, глиняного – и я видел, что это целый кирпич, никаких обломков не было. Хотя таких кирпичных гор – сваленных просто навалом – хватало и из белого кирпича. Прозрачные – не то стеклянные, не то пластиковые жгуты, свитые в рулоны, растрепленные по всему пространству. Глаза шалели от этого буйства красок – помойных красок – разум отказывался принимать. Я видел горы видеокассет, россыпи виниловых дисков, катушки от древних катушечных магнитофонов. Сами эти магнитофоны, а заодно телевизоры, приемники, электрофоны, множество другой техники – так же занимали достойное место в экспозиции этой сверхсвалки. Дополняло это все раполагавшаяся недалеко от меня пирамида из мотоциклов с колясками. Это были исключительно зеленые «Уралы», составленные правильной пирамидой – как пирамида Хеопса. Один над другим. Рядов пятьдесят вверх.
Возникла мысль: как выдерживают нижние мотоциклы, если сверху на их сидения и рамы давит такая тяжесть?
Вопрос остался без ответа. Потому что я увидел охранника.
Совсем рядом со мною, буквально в десяти шагах справа от меня, находилась сторожка. Небольшое строение, обитое зеленым сайдингом, с четырехскатной крышей из белого железа, с зарешеченным окошком и дверью. А перед ней стоял самый настоящий охранник – в белой рубашке, черных штанах, при погонах и со значком «ОХРАНА». Земля перед сторожкой была посыпана гранитной щебенкой, крылечко выкрашено свежей краской, над дверью – фонарь.
Охранник стоял, заложив руки за спину, расставив ноги, всем видом внушая уверенность и силу. Был он на вид лет тридцати пяти, немного лысоват, чисто выбрит, имел карие глаза и мощный подбородок. Смотрел сурово и мрачно. Дождавшись, пока я его заметил, он выждал еще некоторое время – вынудившее меня смутиться и почувствовать себя виноватым (мысль проскользнула – кто знает, вдруг сейчас в Серебряном Бору все платное, или – еще хуже – частное – куда и входить простым смертным ну вообще нельзя), он официальным серьезным голосом мне сообщил:
- Я должен вас зарегистрировать.
3. Свалка - Охранник
- Ну конечно, - ответил я и пошел к нему.
- Проходите - он пригласил меня жестом в свою сторожку. Я вошел за ним, он повернулся и указал мне на видавший вида стул:
- Садитесь.
Я сел, оглядывая интерьер сторожки. Она была обита вагонкой, в левом переднем углу стоял письменный стол с телефоном без кнопок и диска номернабирателя, справа от него деревянный диван, похожий на парковую скамейку. Возле левой стены – холодильник, а на холодильнике – старенький телевизор, показывающий какую-то передачу, причем экран был весь в мурашках – давно забытое ТВ советских времен. Рядом с холодильником – небольшой стол, с электрочайником и микроволновкой. Напротив холодильника здоровенный шкаф и дверь. На передней стене, над диваном, висело несколько треугольных вымпелов и картонка с коллекцией значков.
Охранник же сел за свой стол, достал из ящика огромную книгу, и начал листать ее. Чего-то, видно, у него не находилось, он все листал, а я сидел и думал – где я, что произошло, и что теперь делать. Вероятность того, что я в частном секторе Серебряного Бора, я оценил как одну стопятьсотую процента. Ясно было, что это не Москва. А все остальное было не ясно: как я сюда попал, что это за место, и чего, собственно, теперь делать.
Охранник поднял голову на меня и сказал:
- Меня зовут Сергей. Подожди немного, не могу найти тебя в списке.
- В каком списке? – не утерпел я спросить его – Меня здесь, наверное, не должно быть. Я никуда не записывался. Мы просто ехали в Серебряный бор, с друзьями. На пикник.
- Да? Все равно, в книге должен быть. Я все даты проверил, за неделю до и неделю после. Ты откуда?
- Из Медведкова. А какая разница?
- Как это – какая разница? – Охранник Сергей посмотрел на меня, как на идиота – У меня все записано. Никто не должен просто так приходить, без записи. Но ты как-то прошел… И чего мне теперь с тобой делать? Ты - несанкционированный посетитель.
- Ну, давай я пойду – я тоже перешел на ты – нет, так нет.
- Нет, так нельзя. Подожди, я посмотрю в должностной инструкции.
Он вытащил из другого ящика стола еще одну книгу в зеленом переплете, развернул, и начал что-то искать, читать, временами морщась и шевеля губами.
Ну, а я просто сидел, и разглядывал его. Занятно было. Я мог встать, и уйти, но почему-то казалось, что это будет неправильно. Сергей был настоящий охранник, не прорвешься мимо него, пока не запишет, не проверит металлоискателем, не позвонит начальству. Как охранники в школе – не пускают родителей помочь собраться детям-первоклашкам. Любители охранной работы. Лишь бы все видели, как они над вами властвуют – хотят – пустят, а хотят – нет.
Ну, мне-то что. Подожду. Кажется, торопиться некуда.
Минут через десять охранник Сергей наконец оторвался от своей книги, посмотрел на меня и сказал:
- Вот, есть. Зарегистрировать по особой форме.
И началось. Он вытащил кучу анкет и принялся заполнять их, постоянно спрашивая меня, то о том, то о сем. Как будто меня принимают на работу в КГБ.
Фамилия-имя-отчество. Год рождения. Место рождения. Национальность. Где учился. Служил ли в армии. Где служил и когда.
Есть ли родственники за границей. Проживали ли родственники на оккупированных территориях. Был ли членом каких-либо партий. Где работаю. Какую должность занимаю. Семейное положение. Родители. Ближайшие родственники.
Любимые предметы в школе. Имею ли дополнительное образование. Посещал ли музыкальную школу или художественную. Занимался ли в кружках. Какое у меня хобби.
Этот допрос продолжался часа три. Спросит – и пишет, пишет, спросит – и пишет, пишет. Стопка заполненных анкет все увеличивалась и увеличивалась, листки расползались по столу и временами падали на пол – тогда он, пыхтя, наклонялся и поднимал их.
Я спросил:
- А зачем все это?
- Потом, - он махнул рукой и продолжил свой нелегкий труд.
Наконец, эти великие тысячи вопросов иссякли. Сергей пододвинул мне эту кипу бумаг и сказал:
- Проверьте, все ли правильно. Я с тоской посмотрел на гору исписанных листов, и сказал:
- Все правильно.
- Тогда подпишите вот здесь – он ткнул пальцем в последний, где было написано: «Достоверность сведений подтверждаю» - подпись и расшифровка подписи.
Я расписался, написал фамилию, и еще раз спросил:
- А зачем это?
- Как зачем? Положено. Всех записывать, с полной анкетой. Обычно, кто приходит, уже есть все данные, нужно только проверить, все ли верно. А ты – особый случай. Вот, смотри: он вытащил из ящика стола небольшую коробочку, достал из нее небольшой желтый жетон, размером с пятирублевую монету и показал мне. На нем было написано: «Полный доступ». Он коснулся пальцами своей инструкции:
- Видишь? Здесь все указано. Сейчас сделаем.
С этими словами он вышел из-за стола, подошел ко мне, и, содрав защитную пленку, прилепил мне этот жетон на майку. Я опустил глаза – желтый жетон слился с моей желтой майкой.
Сергей махнул рукой:
- Все нормально. Кому надо – увидят.
Он вернулся за стол и стал собирать свои бумаги. Я спросил его:
- А что теперь?
Он посмотрел на меня и пожал плечами:
- Все, можешь идти.
- Куда?
- А я откуда знаю? Куда хочешь. Ты же шел куда-то? Вот и иди. Куда можно – пройдешь по пропуску, куда нельзя – не пустят.
- Я не знаю, куда идти! Я ехал на пляж, в Серебряный Бор! Уснул в машине, вышел на автомате, а вместо пляжа оказался в пустыне! Увидел стену и вошел в дверь! Прошел тоннель, и оказался здесь. Это вообще Москва?
- Не совсем. Пригород – Сергей посмотрел на меня как-то странно, склонив голову – но пляж здесь есть, и не один. Наверное, тебе туда.
- А как туда попасть?
- Много дорог – он махнул рукой в сторону окна – мимо не пройдешь.
Он встал, подошел к шкафу и открыл его. Внутри на полках стояло множество толстенных папок с документами, какие-то гроссбухи. Он начал выборочно доставать некоторые из них, и складывать на стол. Достал штук пятнадцать. Казалось, на столе уже и карандаш положить некуда. Сергей же сел за стол, посмотрел на меня, и сказал:
- Ну все, ты иди. А мне теперь тебя по всем ведомостям провести надо. На весь день хватит.
Я встал, сказал:
- Спасибо и до свидания.
Он кивнул мне, и раскрыл первую папку.
Я встал и вышел.
4. Свалка 2
Я стоял на улице, возле сторожки, и снова смотрел на свалку. Те несколько часов, что я провел с охранником, сидя в его комнатушке, напоминающей сельский офис пилорамы в забытом колхозе, несколько притупили первое впечатление от увиденного, но сейчас я снова поражался феерическому безумству, окружающему меня.
Первый шок от увиденного прошел, теперь глаза выхватывали мелкие детали, которые только добавляли сюрреализма в увиденное. Если в первый раз меня поразило обилие очень ярких отходов пластика всех видов, какого-то поролона и прочее, то сейчас я видел вещи и побанальнее, вполне обычный мусор: горы пивных банок и бутылок, колеса, тряпки, пакеты, выброшенные игрушки, сломанные велосипеды, раскрытые зонтики. За пирамидой из мотоциклов виднелись подобные пирамиды из машин. Горы мусора вздымались на десятки метров, и чем дальше, тем были выше.
И все это было очень яркое и разноцветное. Словно весь этот мусор сложили здесь только что – банки из под Кока-Колы ярко краснели и не казались особо помятыми. Старая резина выглядела, словно ее специально помыли, прежде чем выбросить. Даже ржавые железки казались специально подготовленными, как будто безумный художник раскрасил их для большего впечатления. И, надо сказать, у него получилось неплохо и весьма впечатляюще!
Я повернулся и посмотрел на сторожку, где Сергей-охранник теперь сидел и вносил меня в свои приходные – или какие-там еще – книги. Сторожка так и стояла – зеленый сайдинг, крылечко с фонарем и гравийная площадка перед ней. Стена по прежнему нависала надо мной исполинской массой, уходя куда-то далеко-далеко в обе стороны. Ни на один из вопросов ответа по прежнему не было – где я, как сюда попал и что теперь делать. Сергей ничего не сказал, кроме того, что мне нужно идти, и возможно, на пляж. Впрочем, пляж меня теперь не беспокоил – но успокаивала мысль, что мир не замкнулся на этой свалке, есть и другие места.
Пришла мысль: раз это Подмосковье, то все не так уж и плохо. Есть я не хотел, пить не хотел. Подумал – если уж совсем проголодаюсь – вернусь сюда, и попрошу чего-нибудь у Сергея, все таки у него и холодильник, и микроволновка, и чайник. С другой стороны – если у него это все есть, значит, и еще где-то есть. Найду чего-нибудь и кого-нибудь. Не вдвоем же мы остались во всем мире!
Эти мысли про еду и воду как-то быстро и легко закончились – пришла уверенность, что с этим проблем не будем. Сумку свою я где-то потерял – возможно, в пустыне. Мой актив был – синие шорты, желтая майка, бейсболка и шлепанцы. Все. В карманах ничего не было.
Не густо. Смартфона тоже не было – вот его было жалко – совсем недавно купил, месяца два – наворочанный и дорогой. Сразу же пришла в голову мысль – если б он не пропал – я бы мог позвонить, попросить помощи, чтобы меня забрали отсюда. Вспомнил – в сторожке на столе стоял телефон. А почему не позвонить?
Я повернулся и вошел обратно в сторожку. Сергей сидел за столом и писал в своих книгах. Услышав меня, поднял голову. Я показал рукой на телефон:
- А можно позвонить?
- Нет – он помотал головой – внутренний. Только начальству могу звонить.
- А-а – обескуражено протянул я – тогда извините. Повернулся и вышел обратно на улицу.
И пошел вдоль стены. Как говорится, куда глаза глядят. Шел и думал: а если бы можно было позвонить – но я не помню ни одного номера наизусть! Все в телефонной книге, по именам. А вот номера телефонов – увы, ни одного не помню.
Да и ладно.
5. Свалка 3
Я шел по чистому участку между стеной и мусором. Земля была плотно утрамбована, временами виднелись следы от какой-то техники, типа трактора или погрузчика. В голове у меня было как-то очень пусто: голова продолжала работать со скоростью компьютера, но вот исходных данных не было. Не над чем было думать. Поэтому обдумывал свое состояние – ну и ну, попал хрен знает куда, хрен знает как, что делать и куда идти – неизвестно. У меня ничего нет, кроме самой элементарной одежды – ни денег, ни телефона, ни документов. И я иду возле стометровой стены и горами мусора, а где-то сзади остался охранник Сергей, который сейчас заносил меня в свои журналы, и который выдал мне жетон-пропуск. Значит, здесь есть места, куда меня должны пустить? Надпись «Полный доступ», честно говоря, внушала некоторую уверенность!
Но пока никаких мест, где бы это могло пригодиться, не наблюдалось.
А сколько сейчас времени? Часов у меня не было. И телефона не было. И солнца на небе не было.
Я дошел до примеченной издали высоченной горы пластиковых и деревянных отходов – мне казалось, что они самые чистые на этой свалке – и полез наверх – осмотреться.
***
Совершенно неожиданно на этой горе мусора оказалась тропинка. Ну, или что-то, похожее на тропинку. Идти было достаточно легко – уклон не очень большой, карабкаться, как в горах, тоже не приходилось. Я просто шел и шел. Кое-где было крутовато, я хватался руками то за торчащие деревяшки, то за куски каких-то пластиковых труб, то хватался за огромные куски поролона, которые, скорее, помогали – сначала растягивались, а потом вытаскивали меня наверх, словно пружина. Иногда на эту тропинку высовывались куски фанеры. Сначала я остерегался их, а потом осмелел, и после пары попыток, начал подпрыгивать на них – как на гимнастическом мостике. Иногда такие прыжки добавляли сразу метра по два вверх!
Таким образом, то прыгая, то карабкаясь, в конце концов я забрался на вершину мусорной горы.
И вот , стоя на самом пике мусорной горы, на довольно плотно лежавших листах фанеры, чувствуя себя практически покорителем Эвереста, я начал оглядываться. Сначала – назад – откуда пришел. Там ничего нового не было: где-то далеко внизу лежала дорога, идущая вдоль стены, сразу за ней – стена. Тридцатиметровая дорога казалась не более пешеходной тропинки, над которой возвышалась стена. Стена все равно была выше моей горы. Ничего за этой стеной видно не было – только синее небо, без единого облачка. И без Солнца.
Вдоль же стены, и вправо, и влево – возвышаясь, уходили вдаль горы, состоящие из мусора, то повыше, то пониже. И справа и слева эти мусорные горы уходили за горизонт, постепенно теряясь в туманной дымке.
Отвернувшись от стены, я стал рассматривать то, что лежало передо мной. Честно говоря, я не готов был это увидеть – если теряющиеся по сторонам горы напомнили мне горы Кавказа на Черном море – то здесь это была все та же Великая Свалка. Но это была свалка, полная жизни! Если место, откуда я пришел, выглядело чуть ли не пропастью, то впереди меня простирались долины мусора, гораздо менее глубокие, скорее, словно овраги. И там были люди. Эти люди где поодиночке, где группами по несколько человек, ковырялись в мусоре, что-то выискивая. Совсем недалеко от меня, метрах в пятидесяти, приближаясь ко мне справой сторона, гуськом, друг за другом, шли человек десять, внимательно оглядываясь по сторонам. Одеты они были не пойми во что – кто-то в шортах из обрезанных джинсов, кто-то в простых шортах. Несколько человек – просто в трусах. На троих, или четверых были майки, остальные полуголые. У каждого через плечо висела полотняная сумка.
Впереди этой группы шел человек, видимо старший. Он скользнул по мне взглядом, словно по пустому месту, и побрел дальше. За ним брела его команда, равнодушно поглядывая по сторонам. Я был для них, словно пустое место – по мне, не останавливаясь, скользнула дюжина глаз – они предпочитали разглядывать мусор под своими ногами – как грибники в лесу. Ничего, кроме мусора, их, как видно, не интересовало. Время от времени старший показывал пальцем на что-то, лежащее по сторонам, и тогда один из отряда отходил, брал это, и пихал в свою суму. После этого он возвращался в свой строй, и отряд брел дальше, то поднимаясь, то опускаясь – в зависимости от рельефа поверхности.
То вверх, то вниз. Словно большая разноцветная гусеница ползет по неровностям земли.
Я решил пойти туда, откуда они пришли. Осторожно спустился со своего мусорного Эвереста, благо, спуск был намного короче подъема, и пошел, в надежде отыскать место, где есть люди… с которыми, хотя бы поговорить можно.
6. Свалка - тропа
Добравшись до тропинки, я пошел в сторону, откуда пришел этот отряд. Вокруг меня по прежнему возвышались кучи мусора и всевозможных разноцветных отходов – но теперь это были просто кучи, не горы. Я шел и крутил головой во все стороны – слишком уж разноцветно и занятно все это выглядело. Как картины Пикассо – безумство форм и красок. Никогда не думал, что на свалке возможно такое буйное разноцветное сумасшествие: пластиковые кругляшки, пластиковые квадраты, прямоугольники, какие-то ярко синие пружинки, выброшенные световоды, трубочки, прозрачные куски оргстекла, мягкие полиуретановые подушки – или что-то, на них похожее. Я оступался, проваливаясь в мягкие поролоновые ямы, выбирался из них, натыкаясь на куски полиэтиленовых труб, торчащих во все стороны, и шел дальше.
Подобрав обрезок довольно крепкой пластиковой трубы, длиной в пару метров, я стал пользоваться ей, как посохом, проверяя прочность подозрительных мест. Идти стало легче – я стал меньше проваливаться, да и потихоньку начал приходить опыт передвижения по этим странным местам. Я шел все увереннее, даже мой пластиковый посох практически утратил свое значение. Как по болоту: сначала и ступить страшно, но провалившись несколько раз, научиваешься выбирать место, куда ступить.
Так и шел. Потихоньку пластиковые болота закончились, их сменили более традиционные свалочные места – я вышел на какую-то дорогу, по сторонам от которой возвышались кучи обычного уже мусора – какой-то ветоши, шаблов и тряпок всех видов. Дорога плавно заворачивала передо мной влево– словно идешь по длинному оврагу, по самому его дну.
И тут я учуял запах дыма. Остановился – куда спешить? – осмотрелся и принюхался. Совершенно явно, запах дыма доносился из-за поворота мусорного оврага. Мне показалось, что я даже вижу дым от костра. Еще показалось, что кто-то там, за поворотом, печет в костре картошку. Картошку! Мне вдруг захотелось печеной картошки! Когда-то, тысячу лет назад, в деревне у родственников, мы пекли картошку на костре! С тех пор, практически с детства, я не пробовал этого блюда – всегда, на природе – если угли и костер – то шашлык. Запах дыма стойко ассоциировался у меня с шашлыком. Но я не хотел шашлык сейчас – я хотел простой картошки! Просто картошки с солью! Всю взрослую жизнь я ел на природе шашлык, иногда – барбекю – но далеко ли ушло второе от первого? Всегда на пикниках мы ели мясо, пили вино или водку, или еще что – но только сейчас я вспомнил во всей подробности радость, с какой мы в детстве выкатывали палкой из костра печеную картушку, отколупывали от нее пригоревшую кожуру, и, подкидывая в руках, обжигаясь, понемногу откусывали и ели! Зажимая зубами откушенный кусок, шумно вдыхали и выдыхали, пытаясь его остудить, жевали – а на зубах хрустел песок – а ну и что! Только вкуснее!
Я даже остановился, весь погруженный в эти воспоминания, очень яркие, практические осязаемые. Немного постоял, огляделся – меня по прежнему окружали кучи никчемного тряпья, такие же яркие и разноцветные, как и все здесь. Картофельное волшебство не исчезло, но я пришел в себя, и, отогнав от себя детские воспоминания, пошел дальше.
Дорога, как я уже сказал, плавно заворачивала, и метров через триста, повернув, я увидел с правой стороны дороги расширение, где стояла хижина, точнее, целая усадьба. Если можно так выразиться.
7. Свалка – бомжиха
Справа от дороги был расчищенный участок, метров восемь на двадцать. Со стороны дороги его ограждало подобие заборчика, невысокого, с метр высотой, сделанного из каких-то палок, обрезков труб – и пластиковых и железных, переплетенных разноцветными упаковочными лентами. Эдакий плетень. В глубине, подпирая стену мусора, стояла хижина. Стены этой хижины были сделаны из ящиков, крыша – из обрезков железа всех цветов, уложенных наподобие черепицы. Метрах в трех от этой хижины, на земле, была печка, сделанная из старой бочки, уложенной на землю, из которой торчала труба, из которой шел дым, и пахло печеной картошкой.
С другой стороны участка находилось подобие стола, опять-таки сделанного из ящиков. На этом столе стояла пара закопченных кастрюль, закопченный же чайник, алюминиевая миска, эмалированная кружка, и стеклянный графин с водой.
Еще подальше за столом из ящиков, на границе участка, были протянуты несколько веревок, на которой висели и сохли какие-то тряпки, отдаленно напоминающие одежду - рубахи, майки, штаны, платья, куртки и прочее, совсем уж непонятное барахло. А за всем этим, и до конца огороженного участка, было нечто похожее на склад – на деревянных поддонах рядами стояли картонные коробки, уставленные одна на одну по пять-шесть штук. Каждая коробка была аккуратно упакована и замотана скотчем. Сверху они были прикрыты довольно большими кусками полиэтилена. Этот импровизированный склад стоял стеной, почти полностью занимая все огороженное пространство, оставляя проход в пару метров между стеной из коробок и забором.
Я подошел ближе. В заборчике была калитка, петель не было – она держалась на своем месте благодаря надетым на ее остов проволочным кольцам, державшим ее за столбики заборчика. Сразу за заборчиком стояла тележка, сделанная из остатков детской коляски – четыре колеса на спицах, и проволочная корзинка между ними. В корзине стояло четыре помятых пятилитровых бутыли с водой.
А посреди всей этой благодати на ящике, вполоборота ко мне спиной, сидела женщина. Перед ней на все таком же ящике стоял желтый эмалированный таз, в котором она, закатав рукава, что-то стирала.
Одета она была, как капуста. На ногах у нее были яркие красно-белые кроссовки на толстой подошве, из которых торчали синие носки. Чуть выше начинались черные лосины, обтягивающие икры, но почти сразу перекрывались какими-то синими просторными шароварами. Эти шаровары, в свою очередь, скрывались под серой юбкой. Сверху юбку прикрывала длинная, с короткое пальто, коричневая жилетка, из под которой выглядывал воротник светлой рубахи. На рубаху был одет толстый свитер горчичного цвета без воротника. Венчала это все вязаная полосатая шапка, из под которой беспорядочно торчали волосы. Весь ее наряд был довольно чистый, но мятый, словно его вытащили из сундука, где все это лежало много лет, и надели на себя.
Больше всего было похоже, что всю эту одежду она подобрала здесь же, на свалке – и всю на себя надела. Непонятно только, зачем – было совсем не холодно. Да и одежда должна была мешать ей заниматься стиркой. Я подумал, что эта женщина стара, и мерзнет, вот и оделась так основательно, но тут она обернулась на меня. Я ошибся – она не была старухой, хотя и молодой я бы ее не назвал. Может, тридцать лет. А может, сорок. Или тридцать пять. Она была вся какая-то неухоженная, лицо даже грязноватое, неумытое, какое-то помятое, как и одежда на ней.
Некоторое время мы молча разглядывали друг друга. Я уже хотел спросить ее о этом месте, но не успел, и между нами произошел такой разговор:
- Чего надо? Иди отсюда.
- Здравствуйте. Я хотел спросить…
- Ничего у меня нет. Иди, сам ищи.
- Да я хотел узнать, где я!
- Иди отсюда. Ничего у меня нету.
- Да куда здесь идти?
- А я знаю? Куда хочешь!
Разговор не получался. Я решил начать с другой стороны:
- А где воду найти? Я уже долго хожу, устал и хочу есть и пить.
- Там вода – она махнула рукой – иди отсюда – и отвернулась к своему тазику. Однако, через пару секунд опять повернулась ко мне:
- Я дам тебе попить.
Встала и пошла к своему столику из ящиков. Испугавшись, что сейчас она мне принесет воды из своего графина в грязном стакане, от которого было бы неудобно отказаться – ведь человек для меня что-то делал – а просто выпить эту воду не позволяла брезгливость – я закричал:
- Спасибо, не надо! Я пойду сам найду воду. Все равно мне нужно ее найти! Просто я здесь заблудился!
Она остановилась возле стола и снова посмотрела на меня:
- Там вода – и опять махнула рукой в сторону. - Я хожу за водой с тележкой. У меня мало воды. На стирку уходит очень много. А еще нужно хорошо полоскать. Порошок трудно отполоскать. А если полоскать плохо, потом аллергия. Поэтому у меня так мало хорошей одежды – она дотронулась до своей жилетки. - А тележка старая, и я не могу взять много воды. А другую тележку искать долго. Пока найдешь, столько время пропадет: можно много выстирать. Здесь много одежды, только нужно найти и постирать. Я сначала воду в руках носила, а потом нашла эту тележку. Очень удобно. Но я боюсь ее сломать: тогда опять придется носить воду руками. А руками я только два бидона могу принести, а на тележке четыре, и даже легче, чем два руками. А на стирку много уходит. Я хорошо стираю и полощу хорошо – она опять дотронулась до своей жилетки – видишь, как чисто! Только воды нужно много. А вода там – она опять замахала руками - ты найдешь.
- Понятно – я был несколько ошарашен ее рассказом – пойду, поищу.
- Там вода! – кажется, я добился ее расположения – иди прямо!
Я повернулся и пошел. Женщина подошла к забору и сказала мне вслед:
- Одежды мало. Там есть одежда, только надо стирать. Там найдешь.
Я остановился, и обернувшись, поблагодарил ее:
- Спасибо – кивнул, и пошел дальше. Шел и думал, что последние слова, скорее всего, уже мне предназначались – про одежду. Очевидно, с ее точки зрения, у меня было непростительно мало одежды: майка и шорты. Мне захотелось узнать, как ее зовут. Я обернулся, но она уже отошла от забора, и, усевшись на свой ящик, продолжала стирать. Я махнул рукой и пошел дальше.
8. Свалка – Вода.
Отойдя метров триста, я дошел до перекрестка. Словно переулок выходил на центральную улицу. Следы от бомжихиной тележки уходили вправо, по ним я и решил идти. Оглянувшись последний раз, увидел, что она отошла от тазика, и ковыряется палкой в своей печке. До меня до сих пор доносился запах печеной картошки. Картошечка мне не светила.
Ну что же, пойду искать воду.
Свалка меня уже реально напрягала – конца-края ей не было. Когда я смотрел на нее с мусорного Эвереста, все-таки надеялся довольно легко дойти до края и куда-нибудь придти. Но ничего у меня не выходило: это был какой-то помойный суперполигон, размером с большой город. Интересно, я видел множество людей, которые что-то собирали, куда-то шли, чего-то тащили – иной раз навстречу друг другу. Но хутор со стирающей тряпки бомжихой – он уже отличался от обычных кладо-, то есть, мусороискателей. Она здесь живет! Что же это за место такое? Я, все-таки, продолжал считать, что по прежнему нахожусь в Москве, против иного мой мозг категорически протестовал. И я уже должен был куда-то выйти!
Места, где я шел сейчас, отличались от тех, где я начал свой путь – склоны мусорного оврага состояли из мелкого мусора, видимо, все стоящее уже выбрали, а потом разгребли по сторонам бульдозером – это было видно по следам от гусениц, освободив достаточно широкую дорогу. Впереди, довольно далеко, виднелось расширение – прямо городская площадь. Очевидно, туда мне и нужно.
Я шел, и мысленно заменял горы мусора домами. Это было просто, так как горы мусора были разной высоты, легко получалось представлять трех, или четырехэтажные дома. Где-то пониже – двухэтажный дом, а вот огромная сталинка, не менее семи этажей. Сходство дополняли расчищенные площадки, напоминающие дворы, и проулки, временами выходящие к этому проспекту. Мне подумалось – а если свернуть в такой проулок, там тоже кто-нибудь живет?
Мои мысли были прерваны тарахтеньем тракторного двигателя. Где-то впереди ехал трактор, и, судя по звуку, приближался ко мне. Я остановился посреди дороги, так как не мог понять, что мне делать: то ли пытаться остановить его, то ли отойти в сторону, пропустить. Трактор быстро приближался, и вдруг выскочил из проулка метрах в пятидесяти от меня – зеленый Т-40 с телегой, груженой мусором. Я поднял руку, чтобы его остановить, но он в пару секунд пересек мою дорогу и скрылся в мусорном переулке.
А еще через пару сотен метров я, наконец, вышел на площадь. С этой площади расходились пять больших дорог в разные стороны.
Своей улице – по которой пришел – я уже дал название – Мусорный проспект, а площадь сразу же окрестил Водяной площадью. Не очень оригинальные названия, но уж как вышло – сами собой сложились! Площадь была Водяной, потому что слева от меня была засыпанная щебенкой площадка, а с задней стороны из какой-то ржавой бочки торчала водопроводная труба с краном. Это было единственное украшение Водяной площади – больше ничего не было.
Ну что же, я дошел до воды. И что теперь?
Подойдя к крану, открыл его, ополоснул руки и умылся. Вода была чистая, без посторонних запахов. Немного глотнул из пригоршни – на вкус тоже ничего, не хуже, чем купленная в магазине. И хотя некоторая брезгливость у меня оставалась – пить воду на свалке, неизвестно откуда взятую – да ну ее, эту брезгливость. Взял и напился от души!
Подобрав какой то ящик, я уселся на него недалеко от крана. Вода меня здорово успокоила. Вполне ясно, что люди здесь есть – значит, все где-то живут, и чего-то едят и пьют – но пока я встретил только одну бомжиху, ну, и еще охранника Сергея – но он остался уже очень далеко. К тому же, я уже не мог вспомнить к нему дорогу – как-то незаметно для себя я шел практически целый день. И если последние два участка дороги были достаточно просты – то до этого я долго шел, карабкаясь по мусорным кучам, совершенно без всякого конкретного направления, лишь бы как-то и куда-то придти. Я пытался вспомнить ориентиры, которые себе ставил по мусорным горам – но после дня пути все они казались совершенно одинаковыми: мусор и мусор. Да и что он, охранник? Он сам меня сюда и отправил! Ну, вернусь я назад – и опять придется идти куда-то в туманные мусорные дали, в лучшем случае, в другую сторону – а чем она лучше? Разум подсказывал: ничем. Там будет все тоже самое. Тоже самое.
А вода давала несколько суток на поиски. Не хотелось думать, что это так серьезно – но ведь я пришел из пустыни! Вряд ли здесь другой климат. Хорошо, сегодня было не жарко – ну, а если жара под сорок градусов? Сколько я выдержу?
Но ведь бомжиха живет здесь. Вернуться к ней? Не хотелось. Не очень-то она приветливая, да еще и какая-то безумная. Да и коротать ночь с ней мне совершенно не хотелось. Это что же, я, начальник отдела, имеющий восемь подчиненных, к кому обращаются по имени-отчеству, специалист-айтишник, аспирант и владелец квартиры и неплохой машины, пойду на поклон к какой-то бомжихе? Это что же, я, после своей квартиры, чистой постели и стерильной кухни, буду проситься к какой-то немытой женщине, непонятного возраста и одетой в какое-то тряпье, найденное на помойке? Спать рядом с ней в лачуге из коробок на постели из ящиков? А если она еще… - я содрогнулся от одной этой мысли, не успев даже додумать ее до конца. Не-еее.
Вспомнился Кодекс Бусидо. «Жить нужно с четким осознанием того, что необходимо делать самураю и что позорит его честь». «Сокол не клюет брошенные зёрна, даже если давно ничего не ел. Подобно ему и самурай обязан показывать, что сыт, даже если умирает от голода».
Если до этого я сидел крючком, то теперь сел, выпрямив спину, подняв голову и сложив руки на коленях. Со вторым было просто – есть не очень хотелось, воду я нашел. А вот первое вызвало довольно много мыслей – что позорит мою честь? Общение с человеком, которого я считал ниже себя? Мысли невольно возвращались к бомжихе – как бы там ни было, но она мне предложила воды, когда я попросил попить, и которую сама она носила за несколько километров? Или посоветовала мне найти себе одежду? Чем я лучше ее – умнее, здоровее и моложе? И тем, что мне в жизни повезло, а ей нет? Разум безжалостно отверг мои жалкие рассуждения, что я всего добился своим умом и старанием – родители меня выучили, помогли найти работу, даже оплатили часть квартиры. Как бы сложилась моя жизнь, если бы я родился где-нибудь в Мухосранске, а родители бы работали, не получая месяцами зарплату? Где бы я учился, и учился бы вообще? И чем бы сейчас занимался?
Ладно. Никто меня не заставляет к ней идти, а вот отношение к ней изменить попробую… если смогу. Не так-то это просто. И как быть – считать ее своей ровней, или наоборот – себя - ее?
Тем временем надвигались сумерки. Я по прежнему сидел на ящике, но теперь думал про тракториста: куда он поехал и откуда? Тракторист меня видел – когда трактор проезжал мимо, он совершенно явно посмотрел на меня. Но не остановился, поехал дальше. То есть, увидев человека здесь, он не придал этому значения – значит, это нормально и никакая не редкость? Почему же здесь, на этих мусорных улицах и площадях, я сам никого не встретил?
А безопасно ли здесь? Почему то казалось, что безопасно. Мне же встретилось множество людей в течение дня, никто из них никакой агрессии, и даже просто недоброжелательства, ко мне не проявил. Скорее, я был для них пустым местом. Как и для тракториста. Однако, мне все таки хотелось спрятаться где-нибудь, на всякий случай.
Свидетельство о публикации №122010608387