Неравнодушье, как диагноз! Роман ч. 2 Мне 77 лет!!

ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ:http://stihi.ru/2022/01/04/4694

НЕРАВНОДУШЬЕ, КАК ДИАГНОЗ! Часть 2.

Эпиграф:
ПОМНЮ Я ПРИДОНСКУЮ СТАНИЦУ!..

Помню я придонскую станицу
Белый домик, крытый камышом!
Как на берег Дона  ежедневно
Бегал я купаться нагишом!

Помню я чигирь на берегу,
Крутит не спеша его верблюд!
А на чигире из Дона воду
Вёдра в жёлоб непрерывно льют!

А вода бежит на огороды,
Где бабули  поливают грядки!
Огурцы, горох и помидоры
Были в детстве слаще шоколадки!

На чигирь смотреть мог неустанно,
А ещё на мельницу-ветряк…
За неё чуть деда не сгубили,
Потому что был он не бедняк…

Помню я,  как шлёпая по Дону,
Плыли пароходы на пару!
Я готов был ждать их целый день
На обрыве в самую жару!

Помню я названье пароходов:
«Ушаков», « Ватутин»  и «Доватор»,
Бакенами дед мой по ночам
Означал для них в Дону фарватер!

А потом… однажды нас загнали
Всех на баржи, вместе со скотом
И спустили в степи вниз по Дону,
Где мы снова строились потом…

А на месте дома и станицы
Разлилось из слёз казачьих море!
И шторма гуляли над станицей
На степном не мерянном просторе!

Со штормами мерялся я силой
Из себя воображал борца!
А стихия дико подшутила…
Море забрало к себе отца!

Казаки, склонив седые лбы
Молвили: Домой пошёл Василий!
Заскучал по нашему погосту -
Вот и приложил к тому усилий…

Заскрипев зубами молодыми,
Я пошёл по жизни,  спотыкаясь.
Жизнь весьма шутила надо мной,
 А порою даже издеваясь!

Как пахал я пашню коммунизма
Я писал об этом очень много!
Но в капитализме оказался…
Хоть ещё не кончена дорога!

Как это случилось, постараюсь
Описать  и в прозе и в стихах.
Всё как на духу я изложу,
Но не буду каяться в грехах!

Вот вчера за верность наградили
Русскому и праведному слову!
Ну, спасибо! Я за Правду-Матку!
Это и возьму я  за основу!

Мне как Васе Тёркину, медаль
Будет, скажем, точно в самый раз!
Потому что есть уже такая
За войну! А эта за Парнас!

Мы ещё, ребята, повоюем
Острым русским словом, как мечом!
Главное, настрой наш боевой,
Возраст совершенно ни при чём!

Главное - Россию, нашу Мать,
Нам отдать в уверенные руки,
Чтоб за её Славу благодарны
Были нам и правнуки и внуки!

Л.КРУПАТИН, МОСКВА, 4-е марта 2015 г.
 Вчера был Международный День Писателя
 и меня наградили медалью «За верность русскому слову!».



ВСТУПЛЕНИЕ К РОМАНУ!
           Я  на берегу штормящего Цимлянского моря – рукотворного водохранилища. Я стою на глыбе песчаной скальной породы,  вывалившейся из берегового обрыва, подмытого штормами. Здесь таких много. Весь берег состоит из таких плит и глыб  причудливых конфигураций. Такие же торчат из воды, поэтому здесь  нырять нужно осторожно. И вообще с этим непредсказуемым морем надо быть очень осторожным… Оно двенадцать лет назад, когда мне было три с половиной годика от роду, поглотило мою родину, стоявшую на берегу Дона, станицу Нижне-Курмоярскую, в которой я родился пятнадцать лет назад. Это случилось потому,  что наш Генералиссимус Сталин решил воплотить в жизнь идею Петра Великого и  соединил Волгу с Доном,  запрудив наш Дон пятнадцатикилометровой плотиной с Цимлянской ГЭС, мощностью 650 тысяч киловатт. Из-за этого на месте моей родины появилось рукотворное Цимлянское море.
  Знало моё море, что меня крестили тайком от родителей в возрасте шесть лет на берегу этого моря в церкви станицы Хорошевской, куда мы ездили с бабушкой Надей, а будущие крёстные нас ждали там. Знало море, что сбудется предсказание моего тёзки-священника Леонида, крестившего меня и произнёсшего фразу, врезавшуюся мне в сознание на всю жизнь: "Тяжкая доля тебе досталась, тёзка! Всю жизнь тебе придётся чужие духовные нити распутывать!" Так как крещение моё было под строжайшим секретом, я не смогу ни у кого спросить, что это значит и пойму смысл этих слов, спустя полвека, когда в годы советской власти, я буду биться за души человечьи, веря в идеи коммунизма, а потом 35 лет буду биться за эти души в судах в качестве адвоката.
       На днях, 25 сентября 1962 года, оно, это море, поглотило моего отца тридцатисемилетнего Инвалида Великой Отечественной войны, начавшего защищать в 1942 г. Сталинград ещё несовершеннолетним, а в ночь с 8 на 9-е апреля 1945 года с разведгруппой, форсировавшего немецкую реку Нейсе…
  А вот теперь отец утонул. В связи с этим я уезжаю, окончив восемь классов средней школы, в Волгоград, поступать  в Профтехучилище  для обучения по специальности «Электромонтёр по монтажу и эксплуатации промышленного электрооборудования». Впереди полная неизвестность и я себя чувствую оторванным от своих одноклассников, остающихся дома с папами, мамами в нашей школе, готовить базу знаний для дальнейшего образования, или иного вступления в будущую взрослую жизнь. А меня такой возможности лишила смерть отца, потому что я просто сознаю  - мать, «Заслуженный учитель школы РСФСР», не вытянет материально меня и годовалую сестрёнку на зарплату учителя начальных классов, при чём ещё с нами бабушка, которая не получает пенсию из-за меня. Почему из-за меня? Потому что меня не с кем было оставить... Отец с матерью работали на стройке "Волго-Дона". Бабушка бросила работать в колхозе раньше положенных 55 лет, в пятьдесят четыре года и её даже забирали в «принудиловку», то есть на принудительные работы в другой, отстающий колхоз. При этом разбив ей лицо наганом, а меня четырёхлетнего, забросив сапогом в  кусты, наверное, чтобы я не напал на конвой. Это был 1951 год.
      Я стою, прощаюсь  с морем, с которым  меня связывает  очень много приключений и даже опасных в виду неуёмности детского экстремизма. На меня тоже неоднократно  море покушалось, но ангелы хранители  успевали помочь вовремя. Вот и  в этот день оно бушует, бьёт  мощной волной под  скальную плиту, на которой  стою  я, а плита вздрагивает  и от фонтана брызг до моего лица долетает  мелкая водная пыль.
     Видимо знает, моё море, что я  ещё прощаюсь  с моей первой любовью, Нинкой, которую волей судьбы занесло в мою жизнь во втором классе школы и, которую я ещё лет с десяток пронесу в своей душе, несмотря на другие встречи на пути, которые  оставят  разной глубины  след в моей душе.
         Я прощаюсь  с моим морем!  Это  конец сентября 1962 года. Впереди  неизвестность! А  море видимо  знало, что меня ждёт впереди? Ведь,  когда я родился, этого  моря, ещё не было! А через три с половиной года нас стали выселять под охраной солдат не русской национальности  с винтовками "на перевес". Это было продолжение «расказачивания»  по замыслу иноверцев – иноземцев, притащивших нам, простодушным, доверчивым,  самоотверженным ради общего блага,  «инфекцию» революции, а потом и жуткой гражданской войны по принципу «разделяй и властвуй», потом они придумали Вторую Мировую войну, а потом  они же подбросили нам  ещё более уничтожительную, разрушительную  Перестройку …
     Меня мама рожала трое суток! Может быть  я очень сомневался, стоит ли выходить на этот свет, или подождать более героических времён. В связи с этим  стоял вопрос: Спасать меня или мать? Ну, поскольку со мной ещё никто не был знаком, а мать мою знали родные и земляки, как очень хорошего человека, то сказано было фельдшеру Фёдору Ивановичу (Царство ему небесное и Светлая память!) , что спасать надо мою мать. Однако, Фёдор Иванович, поступив безжалостно с моей маленькой попой, заставил меня  несколькими шлепками,  возмутиться на такое обращение и заорать, потому что я был уже тогда неравнодушный. Решил я, что  в этом, как  мне показалось тогда, Светлом Мире, не будет лишним один неравнодушный двуногий элемент.
    Не знал я тогда, что через три с половиной года  донской водой накроет мою станицу и на её месте образуется море, а ещё через два года я буду жить  на самой крайней улице у моря…  которое спустя десять лет, отнимет у меня отца.
   А , море,  наверное,  всё моё дальнейшее знало наперёд, поэтому так хмурилось и всё сильнее било  волной под плиту, на которой я стоял?
   Море,  наверное,  знало  о том, что,  несмотря на то, что  на днях,  похоронили моего отца, утонувшего, спасая своих  друзей,  я  уже через несколько дней буду прыгать  на аэродроме с парашютом в пятнадцатилетнем возрасте, впервые увидев парашют вблизи. И тоже за друзей, спасая престиж районной команды, но уже в Волгограде. Тогда меня спасли только Ангелы Хранители, так как я "приземлялся" на высоковольтную линию.
    Море, наверное,  знало  и о том, что будущим летом я буду знакомиться с Великой рекой Волгой и её течением меня затащит под плоты и тем же летом я окажусь под колёсами электрички на глазах своего школьного друга Кольки. Уверен, что без помощи Ангелов-Хранителей не обошлось на Волге и на железной дороге.
   Наверное,   море, знало  и о том, что я  через два года, окончив это самое Профессионально-техническое училище, буду жить в общежитии с условно-освобождёнными «зэками», буду ими очень уважаем, хотя другие зэки меня чуть не повесят, влюблюсь на заводе в  красивую  девушку  и,  получив четвёртый, довольно высокий разряд электрика, сделаю мощное короткое замыкание, работая на Волгоградском Тракторном заводе. В результате получу ожоги всех степеней, чуть  не лишившись зрения. Конечно же без Ангелов-Хранителей и тут не обошлось!
На этом заводе я активно включусь в работу «Комсомольского прожектора» и буду Начальником Штаба. Вступлю в члены КПСС, уверенный,  что идеи Коммунизма не расходятся с заповедями Христа. Получу Почётную Грамоту из рук Секретаря Обкома Комсомола, того, которого спустя много лет, я буду «свергать», когда он будет уже Секретарём Обкома КПСС.
   На том же аэродроме,  на котором я впервые прыгнул с парашютом в пятнадцать лет, уже в восемнадцать лет я буду летать на истребителе, расстанусь  со своей девушкой, выдав её замуж и,  освоив  три типа истребителей, из них два реактивных, из них последний боевой в г. Грозный. А потом я, всё-таки, расстанусь и с небом… навсегда. В воздухе без Ангелов-Хранителей, каждая ошибка из многих, могла стать последней.
    Может быть,  море знало тогда  и о том, что  воля случая или судьбы меня в 1967 году забросит в Алма-Ату, тогдашнюю столицу Казахстана,  где поступая в  Пограничное училище КГБ,  я  встречусь с  невероятно красивой женщиной, похожей на   индийскую Лакшми, и чуть из-за неё не сяду в тюрьму и спасёт меня…. Землетрясение! Да нет! Скорее всего Ангелы-Хранители спасут меня от тюрьмы и от неверного шага в своей судьбе. Скорее всего я бы стал разведчиком нелегалом или под прикрытием. Но я слишком люблю своих родных и родную землю... Я бы не пережил ностальгию!
    Знало,  наверное, море, что ещё  через два года я опять чуть не сяду в тюрьму, когда меня ссадят с поезда в секретном военном городке Капустин Яр (Капъяр) на испытательном полигоне  за драку с  одним мужиком, когда он меня сильно порежет, а я его… В общем, Слава Богу, что он окажется особоопасным преступником, находящимся в розыске. Председатель ЦК ДОСААФ — Маршал Покрышкин даст заключение: «Достоин поощрения». В результате, меня простят, восстановят  в КПСС и позволят  дальше летать, хотя, видимо сие было мне не суждено, несмотря на то, что наградят меня первой Государственной наградой «За воинскую доблесть», но не в лётных, а в… танковых войсках! Уверен, что и здесь в моей судьбе приняли участие мои Ангелы-Хранители.
    Но знало, море, что  суждено мне было вместо неба встретить свою подругу жизни и соединить свою судьбу с её судьбой,  при совершенно невероятных обстоятельствах, но так, видимо, ангелы на небе решат  и мы родим  с нею двоих сыновей. Знало море и о том, что я,  работая на заводе простым рабочим, активно занимаясь  «строительством Коммунизма», буду несколько лет совмещать  этот благородный труд с сельским, не менее благородным,  работая на тракторах и комбайнах, буду  секретарём серьёзной партийной организации и получу кроме военной ещё две трудовые Правительственные награды. Одна из них будет за стальные канаты, изготовленные на нашем заводе в Волгограде для Останкинской башни в Москве. А моё море знало, что я, спустя много лет, буду смотреть на эту башню со своего балкона и напишу целый сборник стихов, влюблённый в неё, как в невесту:
Люблю тебя, Останкинская башня!
О том и изложил тебе я вкратце!
Знай, что сейчас дежурит на балконе
Влюблённый безответно папараци!
   Наверное,  знало  море, что чудесным образом меня занесёт в волшебную страну Индию и будут у меня там приключения вплоть до опасных и очень опасных и не только там, но ещё и в аэропорту Тегерана в столице Ирана. Задал я проблем моим дорогим Ангелам-Хранителям.
   Видимо знало моё море, что та страна, которую мы победили в жуткой войне, будет жить гораздо лучше, чем наша… А я тогда никак не мог предположить, что народ побеждённой Германии будет жить вообще без проблем, а мы в России будем утопать в проблемах!
   Знало море,   что придётся мне гонять  автоиномарки с самого юга Германии из Франкфурта-на-Майне  от моей сестрёнки, проживающей там, в город Волгоград  с очень опасными приключениями и даже однажды я проеду четыре государства без водительских прав, а вторую  по счёту машину я разобью на Эрфуртских горах, рискуя спрыгнуть в пропасть… Спасибо Ангелам-Хранителям. А поступив в Саратовский Юридический институт, я буду ехать на мотоцикле Ява из Саратова в Волгоград и, уснув за рулём, свалюсь в глубокий кювет. Я засну за рулём, а Ангелы-Хранители не будут спать!
   Я уверен, что  море,  уже тогда всё это наперёд знало!
    Море,  знало   о том, что в тридцать лет я стану на юридическую тропу и останусь на ней, на долгие 35 лет жизни? И что я, чтобы спасти от экологической катастрофы своих детей и чужих, возглавлю экологическое движение в Волгограде, которое приведёт  к свержению  коммунистического правления в  области во главе с тем «товарищем», который  ещё на  Волгоградском тракторном заводе награждал меня Почётной грамотой за организацию деятельности  Штаба «Комсомольского прожектора»? После «свержения»,  я  около месяца буду членом Временного Волгоградского Правительства до организации областного Совета Народных депутатов, которые действительно тогда в 1990-м году были   НАРОДНЫМИ, но нас разгонит Ельцин, которого мы сами «родили», хотя  из многих зол, как мы считали, было выбрано меньшее. Не могли мы предполагать, что он окажется просто предателем и будет работать на врагов СССР и России.  За свои депутатские «подвиги» я получу единственную награду: удар кастета киллера в переносицу на пороге моей квартиры. Отмечен этот факт будет фельетоном в журнале «Крокодил» с продолжением,  в двух номерах - №№ 12 и 13 за май 1991 г. под названием «Машина». Имеется в виду та «машина», которая осталась в наследство от коммунистической элиты и закатывала в асфальт всех, покушающихся на их привилегии. Удар был смертельным, но Ангелы-Хранители решили, что время моё не пришло, так как я много чего ещё должен сделать...
  Море моё знало, что вот тогда, будучи депутатом областного Совета,  я с казаками и депутатами, не дадим построить канал Волго-Дон-2, который должен будет уничтожить город Волгоград, при попустительстве этих партийных «бонз». Не дадим пустить опасное производство нервно-паралитического пестицида «базудин» на ВПО «Каустик» и закроем Комбинат Белкововитаминных концентратов, который будет уничтожать  здоровье волгоградцев и не только. Я с моими единомышленниками буду против строительства   транспортного моста через Волгу, который должен будет уничтожить волжскую пойму нашествием «высокопоставленных»  денежных мешков -  "дачников". Этот мост во время строительства неоднократно обворуют и он станет  «танцующим» мостом, наверное, первым в истории. По нашему требованию будет прекращено уничтожение ракет открытым способом на полигоне Капустин Яр, от чего будут гибнуть  плантации и отары овец. О влиянии на людей этого фактора можно будет только догадываться...
    Конечно же знало  моё море о том, что и его мне придётся защищать  от Ростовской АЭС, впоследствии названной «Волгодонской», построенной на его низменном подтопляемом берегу, на плывунах, в которые сначала провалится Волгодонский "Атоммаш" - завод-гигант. Митинги, манифестации под расчехлённым дулом пулемёта БТРа и приготовленными брандспойтами пожарных машин результатов не дадут. Знало моё море, что 13 лет нашей борьбы не увенчаются успехом…  АЭС запустят и останется нам только Богу молиться, чтобы она не рванула, как «фукусима» или «чернобыль», потому что будет построена безответственно и будет отравлять моё море!
   Знало, видимо, моё море и о том, что я, рискуя жизнью, поддержу Осиротевших родителей, которым по указанию нашего партийного руководства, будут отказывать  в возбуждении уголовных дел по фактам гибели их сыновей во время прохождения срочной службы, ссылаясь на фальсифицированные заключения экспертов о самоубийстве, при наличии доказательств об убийстве. Я, будучи адвокатом и Народным депутатом Волгоградского Областного Совета, поддержу их голодовку на мраморной лестнице Белого Дома, ворвусь с ними на Съезд Солдатских матерей сквозь ментовские кордоны, так как будет запрещено нас пускать на съезд, как экстремистов, буду защищать их в беседах с Хасбулатовым Р.И. на двух встречах, которые вынудят изменить отношение к этим уголовным делам, в количестве  более пятидесяти...Думаю что не раз я находился в перекрестьи прицела киллера, но Ангелы-Хранители отведут беду.
   Символично то, что мне будет противодействовать старший следователь по особоважным делам облпрокуратуры, который потом станет Начальником Главного Следственного Управления, а в итоге арестуют по обвинению в организации бандитизма и терроризма. Мои Ангелы-Хранители окажутся сильнее! 
   Конечно же, море, видимо знало  о том, что я в Возрождении казачества буду занимать одно из главных мест, и  буду участвовать в создании СКВРЗ (Союза Казачьих Войск России и Зарубежья)   и при этом мы с  казаками четыре часа будем на приёме в апартаментах Ельцина обсуждать проблемы казачества, а моя шашка будет стоять в Спасской башне Кремля.  Я  даже буду назначен замом Атамана Всевеликого Войска  Донского по Волгоградской области, но моим планам Возрождения, как я задумал, не суждено будет  сбыться, потому что  Перестройка,  и в казачестве,   окажется  в руках оборотней от политики - бывших руководителей  КПСС. Геноцид  здорово отразится на мозгах и духовной воле казачества! Но,  знает, моё казачье море, что  совесть моя останется  чиста. Что я смогу, то я сделаю для казачества и России! Я буду защищать атамана Всевеликого Войска Донского в суде, я буду защищать атамана Сочинского Округа Донских казаков, рискуя жизнью. Готов буду защищать  казачество и Матку Правду до кровопролития! И придётся пролить свою кровь! Я смогу пожертвовать собой, но не семьёй! За них я тоже в ответе перед Господом Богом! В дни ГКЧП моя семья будет занесена в списки «на ликвидацию» под номером 1, хотя нам попытаются представить это пьяной шуткой некомпетентных «выскочек»… А я в те  дни не выпущу с нашими депутатами два состава с танками на Москву, чтобы  «шутка» обошлась малой кровью!(Репортаж в газете "Молодой ленинец")
   Конечно же море знало, какой жестокий поворот произойдёт в нашей общественной жизни в виду Перестройки, подсунутой нам врагами Отечества. Мы лишимся нашей Советской  «империи» - СССР и чуть не потеряем саму Матушку Россию! В результате страна понесёт материальный ущерб такой, который не сравнить даже с ущербом нанесённым Великой Отечественной войной. И будем более двадцати лет выживать на том, что мы строили для нашей мечты – Коммунизма, оказавшись в уродливом капитализме. И это всё произойдёт из-за того, что наши руководители КПСС превратятся в несменяемых погонщиков над стадом – НОМЕНКЛАТУРУ! Я останусь коммунистом и не изменю своей партии, хотя буду свергать номенклатуру КПСС, несмотря на покушение и кровопролитие.
   Знало, конечно, моё море и о том, что Германии и другим странам Европы придётся несладко из-за нашествия мигрантов с востока. И что мы будем жить в жутком напряжении, рискуя оказаться опять в войне… Что на территориях, политых кровью наших отцов и дедов, опять зашевелятся фашисты и будут рушить памятники наших героев. И даже на территории, как будто бы, по крови, братской Украины… Какая жуть! Неужели и это моё море уже тогда знало?
   И знало  моё море, что отдав Волгограду 47 трудовых лет, я стану Ветераном труда федерального значения и окажусь на ПМЖ в  нашей Столице Москве во благо спасения внука, где к тому времени уже будут жить два моих сына и внук, а потом родятся ещё две маленькие внучки.  Что я буду работать  столичным адвокатом, буду заниматься писательским творчеством, меня примут в Союз Писателей  и я отмечу в Москве сорокапятилетие своей семейной жизни, за которую мы с женой вырастим двух сыновей: композитора и дизайнера. Отмечу я пятидесятипятилетие начала моей трудовой деятельности и тридцатипятилетие адвокатской практики. Отмечу так же в июле 2017 года пятидесятилетие моего членства в КПСС. Несмотря на то, что я буду участвовать в ликвидации Волгоградского Обкома КПСС, будучи сам даже членом Райкома КПСС, но я своей партии не изменю. Это мне изменит моя партия в лице партийных руководителей, которые скрывая правду от населения об экологической опасности  города Волгограда и региона, будут навязывать нам новые экологически опасные производства и объекты. Я даже буду принимать меры для спасения моей партии, но я, выражаясь лётным языком, вступлю в бой, не имея превосходства в высоте...
  Конечно знало моё море, что  мы с моей женой Людмилой в Москве закончим воспитание нашего  «третьего ребёнка» - внука, который окончит МГУ им. М.В. Ломоносова и станет аспирантом — физиком. И отметим даже пятидесятилетний юбилей нашей семейной жизни. А мама моя в Москве отметит и 95-тилетие и 96-летие своего долголетия. Президент Путин В.В. поздравит её открыткой с личной подписью и ценным подарком, как "Заслуженного учителя школы РСФСР" и "Труженика тыла". Наверное, знало море, что на досуге мне придётся показать некоторые свои способности в танцах и плясках в клубе «Вдохновение»,  приобщиться и к киноискусству, участвуя в киносъёмках в массовках и даже в небольших настоящих ролях, что даст многие сюжеты для писательского творчества. А  за писательское творчество меня Союз Писателей наградит медалью «За верность русскому слову»! Знало море, что вот русскому слову я останусь  верен навсегда, начиная с первого класса Цимлянской средней школы № 2, где весной 1955 года опубликовали в школьной стенгазете моё первое стихотворение и даже на политическую тему. У нас в школе проходил митинг протеста против американских ядерных испытаний на атолле Бикини, где накрыло радиоактивным пеплом японских или китайских рыбаков. Я, как НЕРАВНОДУШНЫЙ, не мог этого стерпеть и выплеснул своё возмущение в незатейливом стихотворении:
АТОМ:
Я не для того рождён,
Чтобы люди гибли от меня!
Я рождён для помощи
Людям в жизни и труде!
Я требую, чтоб люди знали -
В жизни место моё где!
  С тех пор я был всегда и везде членом редколлегий всех стенгазет, "Комсомольского прожектора", "Боевого листка" и многотиражки.
          Наверное, море всё это знало, прощаясь со мной в конце сентября 1962-го года…
   Интересно, что же известно моему морю о том, что будет с волгоградцами, когда подпишут соглашение с японцами 29 июня 2019 г. о восстановлении химического "кластера" Волгограда. Ведь все отходы этих производств шли в пруды отстойники-испарители площадью 100 кв. километров, расположенных в розе ветров на Волгоград и производства эти тоже в розе этих ветров в Красноармейском и Кировском районах! Опять поднимается вопрос о канале Волго-Дон-2, который уничтожит Волгоград! Господи! Помоги Волгограду и его жителям от всех напастей!
     Вот это всё я уже описал, и продолжаю писать и в стихах и в прозаическом  изложении, фрагментами будущего романа на своей страничке в  «Стихи-РУ» и в «Прозе-РУ» - идентично. Я  расположу это хронологически, сделаю пояснения для связи отдельных эпизодов и предложу читателям на суд беспристрастный или пристрастный, уж , как кому угодно! Хотя моя жена   после прочтения этого вступления мне сказала, что это  твоя жизнь и это никто читать не будет! Каждый хочет читать про свою жизнь! Может быть она и права, но я уверен, что таких неравнодушных,  каким я был  и остался, не мало и они увидят в  моём изложении и свою судьбу на изломе нашего общества и государственного устройства - путь из социализма в жалкое подобие капитализма, вместо ожидаемого КОММУНИЗМА!  А, в результате, на моём примере, каждый может вспомнить и проверить себя, осуждая или соглашаясь со мной, как он поступал   в подобных жизненных  ситуациях в  нашем недалёком прошлом.  Я хочу сказать, что это не только моё прошлое, но прошлое нашего государства и общества, а тот, кто не знает своего прошлого, тот представляет собой здание без фундамента, а значит и без будущего! По жизни я знаю, что вот в этом я не ошибаюсь!..  Конечно, мне пришлось весьма напрячься, чтобы прожить за одну жизнь — несколько: Семейную, строительства Коммунизма, низвержения того урода, который получился вместо Коммунизма, адвокатскую жизнь, творческую, экологическую и казачью. Но думаю, что  таких много, которые в жизнь пришли не на прогулку, а с целью оставить после себя Добро. А главное, спасибо Ангелам-Хранителям, которые меня берегли и берегут от тёмной силы в моих благих делах! Спаси и Сохрани, Господи, делающих Добро!
ПОСТСКРИПТУМ 2019 г.: Видимо, знало моё море и о том, что я, спустя 50 лет после расставания с авиацией, вновь сяду в кабину истребителя и буду летать над Святыми местами Сергиева Посада, вокруг Лавры Сергия Радонежского. И про меня даже снимут трёхминутный фильм для программы "Московское долголетие" - "Мечта длиной в полвека". Удивительно, что именно на меня вышла продюсер Лиза и спросила, нет ли у меня мечты полетать на самолёте. А я ответил, что я часто летаю во сне и сон превратился в явь. Конечно без Божьего провидения здесь не обошлось так же , как и ранее всё в моей жизни. Спасибо, Господи! Спасибо Вам Ангелы Хранители! МОСКВА - СЕРГИЕВ ПОСАД, сентябрь-октябрь 2019 г.
   А в декабре 2019 года наконец-то Всевеликое войско Донское наградило меня впервые за тридцать лет самоотверженного служения казачеству медалью "Наше дело правое!" с изображением нашего Верховного Главнокомандующего Путина В.В.. Мне мои верховные казачьи руководители всё время обещали за мои подвиги Орденом наградить, но орденов на меня не хватало, так как из вышестоящих были орденов более достойны, они же, видимо, направляли меня на мои подвиги.
   Поскольку я состою в "Русском Литературном Центре" под руководством журналиста Н.С. Митрохина, мой роман о работе на Волгоградском Тракторном заводе в 1964-66 годах "Комсомольский прожектор" был направлен в Правление партии КПРФ и они наградили меня за него медалью "100 лет газете "ПРАВДА". Хоть я не член КПРФ и своей КПСС не изменил, храня партбилет и удостоверение члена Райкома, но эта награда для меня очень значительна, так как за Правду я даже кровь проливал и готов был ещё рисковать собой, но не семьёй. Вся моя жизнь - бой за правду в качестве рабочего корреспондента, комсомольского,  партийного руководителя, адвоката, казака и творца в литературе. А так же, в Совете Ветеранов, как Ветеран Труда России. А вот на днях, 13 марта 2021 года мне наш руководитель Н.С. Митрохин вручил Орден от имени Администрации города и Фонда Мира. Орден, учреждённый ещё Императрицей Екатериной Второй – «Польза, Честь и Слава!», которым первые были награждены: граф Г. Орлов, Генералиссимус Суворов и др. И вот до меня очередь дошла… Наверное, я действительно пользу Матушке России принёс. При вручении я так и сказал: «Служу Матушке России и Батюшке Тихому Дону!»
     Это моё Цимлянское море наперёд знало! Но не могло оно предполагать, что я, спустя 70 лет после его рождения, буду просить Правительство России спустить донскую воду из этого моря, сохранив судоходство по Волгодонскому каналу, вернуть воду катастрофически обмелевшему Дону, вернуть людям плодородную землю и предоставить возможность очистить водоносные притоки Дона, заиленные за 70 лет. А я сейчас это прошу! Надеюсь на понимание! Прости меня, моё море,  источник душевных страданий моих земляков, изгнанных с обжитых веками мест, оторванных от кормилицы - земли и погостов своих предков!
   
    Л.КРУПАТИН, МОСКВА, октябрь 2016 г.- март 2021 г.      

ЭПИГРАФ.                1 стр.
ВСТУПЛЕНИЕ.                3 стр.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ГЛАВА 1.
СОДЕРЖАНИЕ:
ЗДРАВСТВУЙ  ВОЛГОГРАД!
1)Лимонад! – рассказ, юмореска.                12.
2)Первый прыжок с парашютом.(ужастик).                13.
3)Знакомство с Волгой под плотами. (ужастик)                17.
4)Экстрим века прошлого.(ужастик).                19. 
5)Общага!                21.
6)Почему грузчики в ресторан не ходят?                24.
7)У калитки куст сирени!                26.

1.
"ЛИМОНАД",

Мы поступали в профтехучилище, чтобы получить  очень жизненную профессию: Электромонтёр по монтажу и  эксплуатации промышленного электрооборудования.
Наш потенциальный мастер, пока что группы абитуриентов собрал нас перед медкомиссией и сказал, чтобы мы нашли чистую прозрачную стеклянную посуду, наклеили  на них чистые белые листочки с надписью своей фамилии и наполнив утренней мочой, отнесли  рано утром в поликлинику  сдали в лабораторию. Пока будут делать анализы, мы будем проходить  медкомиссию врачей на профпригодность. Мы так и сделали и всё было бы нормально, но у одного нашего потенциального члена группы – рыхлого одутловатого парня фамилия была: Лимонад. Мастер обещал результаты анализов забрать сам. Приходит на другой день , раздаёт нам результаты анализов, а Лимонаду закатываясь смехом говорит:
-А ты, дорогой  Лимонад, завтра утром пойдёшь сам заберёшь свои результаты . потому что лаборанты тебе не поверили. Возвращают мне твою бутылку, на которой этикетка с фамилией Лимонад перечёркнута красным карандашом и  размашисто написано: МОЧА! Я у них спросил, говорю, а что вы так обиделись? На вкус что ли пробовали? - мастер засмеялся и продолжил, -
Так, ребята, завтра утром в тоже окошечко нужно отнести спичечные коробочки с другими анализами, так же с надписью фамилии. Нас очень сильно подвела фамилия : «Лимонад! Надеюсь у нас никого нет с фамилией : Шоколад»?

Л.КРУПАТИН,МОСКВА,2009 г.


2.
МОЙ ПЕВЫЙ ПРЫЖОК С ПАРАШЮТОМ!
(через неделю после начала занятий я прыгнул с парашютом)
После окончания 8-ми классов в г. Цимлянске Ростовской области я поступил в ПТУ г. Волгограда. Это далёкий 1962 год прошлого столетия. Мне 15 лет, собираюсь приобрести  перспективную профессию электромонтёра по монтажу и эксплуатации промышленного электрооборудования.  Начало занятий 1-го октября. Оказалось, что в этом училище есть  перспектива  создания парашютной секции ДОСААФ (для тех кто не знает Добровольного общества содействия Армии, Авиации и Флоту, которая готовила для Армии специалистов ещё до службы ), а инициатор создания такой секции второкурсник нашего училища Коля Соловьёв, сам парашютист, шепелявый болтун и к нему не могли отнестись серьёзно руководители училища, чтобы дать добро. Его оказывается за глаза звали «шепелявый соловей». Поскольку я проявил большой интерес к его болтовне о парашютах, то он мне много кой чего рассказал о парашютах и приёмах от укладки, до прыжков и приземления. Коля мне сообщил, что 5-го октября в воскресенье на аэродроме ДОСААФ в посёлке Средняя Ахтуба будут массовые прыжки команд районов города и области на закрытие сезона. Мне очень хотелось побывать на прыжках, но сбор парашютистов был в 6 часов утра в Тракторозаводском районе, куда я из южного Кировского района на электричке не успевал попасть. Для этого мне нужно было где-то переночевать в том районе. Говорят- охота хуже неволи. Переночевал я с большими приключениями, потому что в Тракторозаводском районе, куда я приехал с вечера, случилась массовая драка подростков-квартал на квартал и мне пришлось скрываться от облавы милиции, чтобы не попасть в число задержанных, причастных к драке. Но это отдельная история. Ровно в 6 часов утра я был на месте сбора, но должен признаться, что примерно с 0 часов, как я перестал прятаться  от милиции и до тех пор, пока поднялось солнце уже над аэродромом, куда мы приехали на открытой грузовой машине, я стучал от холода зубами. И всё-таки я оказался на аэродроме! По секрету скажу – на том аэродроме, на котором через три года я не только прыгал с парашютом, но и вылетел самостоятельно на самолёте, но тогда об этом даже мечтать не мог.
Начались прыжки! Для меня это был большой восторг, так как я раньше, как и многие, видел парашют только в кино, но кроме того, как и многие в том возрасте, болел «экстримом», хотя тогда такого диагноза  не знали, но болезнь была, наверное  у многих возрастная, а у меня  пожизненная. Я болел высотой, прыгая с крыш, ходил по верхней перекладине высоковольтной металлической опоры(обесточенной), спускался  скользя по проводу, зажав его подмышкой,  вниз с опоры, от чего на память остался подмышкой  шрам от рваной раны, после неудачного спуска. Творил чудеса на велосипеде и даже получил удостоверение Судьи по велоспорту 3 категории,  выходил один в море в шторм на большом баркасе, на котором впоследствии утонул мой отец, которого похоронили в г. Цимлянске  за две недели  до этих самых парашютных прыжков…   
Для меня зрелище прыжков было волшебной сказкой.
Коля Соловьёв тоже собирался прыгать и у него был уложенный парашют, но запасных парашютов не хватало на всех желающих и Коля  дал мне задание добывать запасной парашют, то есть, просить у приземляющихся. И я бегал по всему полю за очередными  приземляющимися, но все отказывали, так как у некоторых было уложено не по одному парашюту, или они оставляли «запасники» для членов команды своего района. Наконец я добыл «запасник»  и бегу к Коле, но смотрю, он уже готовится к прыжку и становится в команду к очередному взлёту. У меня забрали парашют из нашей районной команды. Коля взлетел с командой, прыгнули. Я долго не мог различить, где из приземляющихся Коля, тем более, что уже ближе к обеду поднялся ветер и парашютистов уносило всё дальше от центра аэродрома. Наконец в одном я узнал  Колю, бежал за ним далеко. Когда шли назад, Коля спросил:
-Ну, сё, хосис прыгнуть? А то у нас одного в команде не хватает, парашют есть уложенный, только под фамилией Курдюков будешь! Ну, сё не бздис? Надо прыгнуть, а то команде незачёт будет? Я же тебе рассказывал, как рулить! Прыгнешь?
И я ответил, как загипнотизированный, сам пугаясь того, что говорю:
-Да нет! Не бздю! Прыгну раз надо!
Мы пришли на старт к своей команде. Коля быстро одел на меня комбинезон, специальные  ботинки на мягкой толстой подошве, но они на моей ноге совсем болтались и мы решили, что я буду прыгать в своих сандалиях. Коля одел на меня парашют основной, потом запасной и я стал в строй очередной  команды на взлёт, хотя в общем-то чувствовал себя очень не уверенно с такой тяжёлой ношей при моём  «бараньем» весе в 45 килограммов. Это я потом вырос за год в «общаге», разгружая по ночам  вагоны с чем попало, но в основном со щебёнкой.
Командир парашютного звена проходил вдоль строя осматривая на предмет правильности крепления застёжек, карабинов, ремней со всех сторон. При этом он не ходил вокруг парашютиста, а грубо крутил его перед собой. Я при таком обращении со мной, чуть не упал от непривычного груза. Он подозрительно посмотрел на меня, но вдруг заметил что-то неверное в креплении карабинов, покрыл меня матом, отстегнул лямки и уходя к следующему парашютисту приказал мне сделать, как «положено».
Я нагнулся, подбирая лямки, делая вид, что я что-то поправляю, а сам во все глаза смотрел – где же «обалдуй» - Коля. И увидел – он трепался в кругу ребят  нашей команды, забыв обо мне. Вдруг он глянул в мою сторону,  и я замахал ему рукой. Он подбежал,  я говорю ему:
-Командир отстегнул и сказал, что ты что-то неправильно сделал. Поправь!
-Сё там не правильно! Всё правильно!- пристегнул опять лямки и пошёл. Я спросил у соседа:
-Посмотри, пожалуйста, там всё у меня правильно сзади и внизу. Тот посмотрел и сказал:
-Да вроде всё правильно….
Как у меня на душе стало плохо! И я вспомнил,   некстати, что только отца моего похоронили, который утонул из-за друзей, которых хотел спасти. Но друзья остались живы по независящим от отца обстоятельствам, а отец, желая их спасти – утонул. Но у меня чего-то не хватило, чтобы отказаться прыгнуть…  Коля подошёл к нашей команде и что-то им рассказывал, показывая на меня, а те с любопытством смотрели на меня и кивали в знак согласия. Не смог я отказаться!
 Поступила команда и мы быстро пошли к самолёту. Помню, что я еле взобрался на коротенькую лесенку-трапа  АН-2. Все, как я понял, садятся, разбираясь по весу, чтобы  в воздухе тяжёлый не догнал лёгкого и не сел ему в купол.
Меня инструктор пересадил  по весу последним, безошибочно определив мой «бараний вес».
Я обратил внимание, что все парашютисты откуда-то достают карабины-защёлки и пристёгивают их к тросу проходящему вдоль самолёта над нашими головами. А я,  тщательно осмотревшись, не обнаружил у себя такой «мелочи» ! Ужас! Я был почти в шоке! Я повернулся к соседу-парню послеармейского возраста и, поскольку двигатель самолёта грохотал, уже выруливая на взлётную, и звука голоса было не слышно, то я жестом показал, что у меня нет карабина, который нужно цеплять за трос над головой. Парень что-то понял, неловко развернувшись ко мне и грубо наклонив меня вперёд, что-то достал у меня за спиной на основном парашюте, щёлкнув резинками парашюта и подал мне… Мой  карабин! Ура!!! Как у меня отлегло от сердца! Ещё раз –ура! Я привстал, защёлкнул карабин за трос и стал успокаиваться, хотя несколько раз ловил на себе, то ли вопросительные, то ли подозрительные взгляды инструктора. Я чувствовал себя, как шпион в чужом лагере, рискуя каждую минуту, что выяснится, что я здесь случайный. Я помню, что у меня мелькнула мысль: зачем же они цепляются карабинами? Как же потом прыгать? И тут же успокоил себя - наверное так положено, чтобы перед прыжком отцепиться... Не забыть бы!   Наконец мы взлетели! Самолёт сделал круг, противно загнусавила сирена и загорелся, мигая красный плафон над кабиной пилотов. Сердце неприятно ёкнуло...и защемило в душе! Ряд парашютистов – пять человек у противоположной стены встали. Я подобрал под себя ноги и напрягся, чтобы тоже вставать, но боковым зрением увидел, что наша пятёрка, вдоль другой стены не шевелится.
Инструктор открыл наружную дверь. Звук двигателя усилился и к нему добавился шум встречного потока воздуха. Инструктор стал боком  к двери, посмотрел внимательно вниз, чуть подождал и взял за плечо первого, крайнего к нему парашютиста. Тот подошёл к двери, инструктор поправил его карабин на тросу и ремень от него к парашюту, отошёл от проёма двери, парашютист стал на его место, лицом к двери, поставив ногу на её порожек. Инструктор сказал: «Пошёл!» Парашютист откачнулся назад и ринулся вперёд в дверь, сопровождаемый толчком  руки инструктора в спину, то есть в парашют. Инструктор выглянул ему вслед и уступил место перед  дверью следующему… И так пять человек. После этого инструктор затащил в самолёт пять длинных чехлов от парашютов и бросил их в угол салона. После этого отстегнул карабины! Хорошо, что я не первым прыгал... Я бы отстегнул карабин от троса перед прыжком! Я вспомнил, что этот  карабин своей лямкой принудительно открывает основной парашют и вытягивает его из ранца на «свет  божий», а потом ещё и стягивает чехол с основного парашюта, отдавая  его на волю встречному потоку  воздуха.
            Потом самолёт сделал ещё круг и опять сигнал сирены и красного плафона. Мы встали. Пошёл первый, второй… Я пятый, последний. Иду смело к проёму, не глядя на инструктора, чтобы он не понял моего волнения, но он останавливает меня рукой, смотрит внимательно на меня, отстраняет меня от проёма, глядя на меня как-то с опаской, выглянул в проём на предыдущего парашютиста и я … по-моему прямо с разбега пошёл в проём, как навстречу избавлению от всех моих «земных» волнений.
Шквал воздушного потока! Что-то сильно рвануло меня за ухо! Страшный рывок, похожий на удар… и ПОЛНЫЙ ПОКОЙ! Я почувствовал, что я на чём-то вишу! И тишина, нарушаемая удаляющимся звуком мотора самолёта…Испуганно смотрю вверх: За что же я зацепился? И...и я вижу… Закрывая всё небо надо мной квадратный белый купол парашюта, а от него ко мне стропы! Так это я на нём вишу!!!
-Ура!!!- заорал я, наблюдая,  как кружится, улетая вниз и в сторону моя родная фуражка.
-Ура!!!- опять заорал я, срывая голос. Такого восторга я не испытывал в жизни никогда!
Это непередаваемо!.
Осмотревшись я увидел, что уже приземляются  последние из тех,  которые  прыгнули с нами первым заходом.  Я заметил, что они довольно таки сильно шлёпаются об землю в поступательном направлении и их тащит некоторое время по аэродрому, пока они не погасят купол. Я понял, что ветер уже сильный. Ещё я заметил, что я намного отстал от группы моего захода по высоте, но сильно перегоняю их поступательно в сторону и несёт меня в сторону Рабочего посёлка, но перед ним ещё чёрное распаханное поле. Мне показалось, что я не попадаю на аэродром, а попадаю на это поле. Я почти не снижался. Я больше летел в сторону, чем вниз.
       Вот я вижу уже из моей группы падают, хотя и пытаются, приземляясь, стать на ноги и падают уже на краю аэродрома. Ага! Вижу один последний, чтобы попасть  на аэродром, а не на пашню, затягивает задние стропы, пытаясь скользить назад. Да-да! Коля мне рассказывал о таком приёме. А куда же меня бросит ветерок? Стой! Что это? Ведь оказывается перед пашней ещё и высоковольтная линия на железных опорах! Так я сначала встречаюсь с нею, а потом… Потом может не быть! Вон какие гирлянды изоляторов! От меня и пепла не останется… Вот это начало карьеры электрика и сразу конец… А может меня выше пронесёт? Да нет! Кажется прямо на неё! Может затянуть скольжением назад? И вдруг слышу с земли крик приземлившихся парашютистов:
-Затягивай! Скользи! Скользи!
-Не надо! Не вздумай! Ты проходишь!
-Затягивать надо! Только сильно!
-Нельзя сильно! Навстречу ветру он купол погасит! Ветер сильный!
     Что со  мной творилось в этот момент, мне трудно рассказать, а вам трудно представить. Я гипнотизировал эту высоковольтную линию глазами и ничего не делал, потому что не мог рассчитать, как и те с земли: нужно затягивать или нет.
Я прошёл над линией по-моему метров на пять выше и с ужасом увидел, что земля, которая не хотела приближаться, теперь стремительно летит навстречу мне! Я вижу угрожающе стремительно приближающуюся свежее вспаханную землю, не разборонованную, лежащую грубыми глыбами, вытягиваю ей навстречу ноги, как учил Коля… Удар! Я верчусь по глыбам земли кубарем, наматывая на себя стропы…. Наконец я начинаю останавливаться, но я спутан «как лихой татарин»- сказала бы моя бабушка казачка. Только я успел подумать, как порыв ветра рванул мой парашют вдоль земли и я завертелся в обратную сторону, разматывая, намотанные стропы. Наконец-то вроде успокоилось, вращение прекратилось, хотел подняться…Но порыв ветра рванул мой парашют опять и я, лёжа на животе и запасном парашюте на груди, помчался по глыбам пашни, как глиссер по волнам, задирая повыше голову, чтобы мой нос не стал форштевнем! Опять движение утихает… Неужели! Я пытаюсь вскочить на ноги, но купол парашюта тоже резво  вскочил на пашней, приподнял меня над нею метра на полтора и шмякнув пузом об пашню опять помчал меня как глиссер… Слышу издали:
-Нижние затягивай! Нижние тяни на себя!
     Расшибая пальцы о встречные глыбы земли, я ловлю лямки и стропы, тяну их на себя. Парашют опускается на пашню, но я уже не встаю… Сил моих больше нет.
ПОСТСКРИПТУМ: Пока я добрался до своего общежития, температура у меня была 39 - ночь на улице и поездка на открытом грузовом такси с парашютистами не прошли даром. Меня положили в изолятор. За всю историю этот изолятор ,пожалуй, не знал более счастливого больного. Я стал героем общаги и перед моей дверью стояли новые друзья, расспрашивая впечатления."Шепилявый соловей" всем растрезвонил о моём "подвиге", тем самым создавая себе авторитет руководителя будущей парашютной секции при училище.
Л.КРУПАТИН, МОСКВА,2009 г

3.
ЗНАКОМСТВО С ВОЛГОЙ…ПОД ПЛОТАМИ!
(отрывок из рассказа «Часы отца «Победа!»)
           В прошлом 1962-м году утонул мой отец в Цимлянском море (водохранилище), которое является  фактически руслом Дона между 13-м шлюзом Волгодонского судоходного канала  и 14-м и 15-м шлюзами, где стоит с 1950 года Цимлянская ГЭС запрудившая русло Дона пятнадцатикилометровой плотиной,  а затем уже опять было родное природное русло Дона до Ростова -на – Дону и Азовского моря.
          Я тогда закончил восьмой класс и у матери на руках оставалась годовалая сестрёнка. Мать была учителем начальных классов, получала 100 рублей и за «Заслуженного учителя школы РСФСР» ей доплачивали 10 рублей. А бабушка моя была без пенсии, потому что бросила работать в колхозе в 54 года, не достигнув пенсионного возраста. А бросила работать в колхозе потому что отец и мать пошли работать на стройку канала Волгодона, а со мной и домашней скотиной управляться было не кому. Бабушку за это в моём личном присутствии забирали в «принудиловку», разбив лицо наганом и отшвырнув меня в кусты цветочков хромовым сапогом НКВД, а отец, опять же в моём присутствии выкупал мою бабушку за взятку, потому что представленные оправдательные документы могли рассмотреть в течение месяца. Мне было тогда четыре годика, но  я всё отлично помню и даже то, что было в три годика, когда нас выселяли с родных мест под штыками «нацменов», грузя на баржи в связи с затоплением нашей родины Цимлянским водохранилищем.
          Извиняюсь, отвлёкся. Так вот и пришлось мне в 1962-м году, после смерти отца, бросить свою Цимлянскую среднюю школу и перейти на «свои хлеба» – получать специальность «Электромонтёр по монтажу и эксплуатации промышленного электрооборудования» в ПТУ г. Волгограда и одновременно поступить в вечернюю школу рабочей молодёжи. Часы моего отца марки «Победа», купленные им в 1950 м году стали по наследству моими и, наверное, стали моим талисманом-оберегом, потому что много бед я пережил с ними и дожил сейчас с ними же до 74 лет (на январь 2021 г). Я думаю, что кроме часов «Победа» меня и Ангелы хранят, поэтому глубокое им спасибо. Стараюсь своим добром души за это благодарить.
        Я сейчас рассказываю от имени меня в 1963-м году, когда я уже зиму отучился в этом ПТУ, познакомился не только с науками, но и с ломом и ночной разгрузкой вагонов на железной дороге в мои 15 лет. (есть рассказ юмористический «Лимонад!» о том, как мы поступали в это ПТУ. За эту зиму я очень окреп и подрос, чуть не догнав самого длинного в нашем классе, хотя после восьмого класса был самым маленьким. Это я обнаружил, когда приехал на каникулы летом этого же года именно после «знакомства с Волгой». А мог бы не приехать…
       Весной 1963 года в начале июня стало сильно припекать волгоградское солнышко, а я выросший на берегу моря уже генетически был связан с водой. Потребность в общении достигла нетерпимых пределов и я, купив дешёвую поплавочную удочку, взяв кусок хлеба из столовой, пошёл на Волгу. Пошёл один, потому что желающих больше не нашлось. Я был самый молодой в общежитии. Другие ребята были послеармейского возраста и я пятнадцатилетний им был не брат по разуму. У них в первую очередь было «вино и бабы», а потом уже всё остальное. Тех, кто попадался вызывали «на ковёр»  к директору, обсуждали на комсомольском собрании, а я должен был их рисовать в стенгазете на посмешище, потому что всегда был в редколлегии, как и в школе.
        Я пришёл на берег Волги и увидел, что к нему не так просто подойти, потому что на воде вплотную к берегу  стояли плоты строительного леса примерно гектаров десять и лесотаска таскала брёвна на очень высокий берег в МДК им. Ермана(мебельный комбинат). Я прошёл по плотам до открытой воды метров сто, разделся, чтобы загорать, сложил одежду, снял и повесил на веточку, торчащую к верху отцовские часы «Победа» с блестящим пружинным браслетом,  и забросил удочку, насадив наживку из хлеба. Ни кто и ничто у меня не клевал, а поплавок сразу сносило в сторону по течению к плоту. Мне это очень не понравилось. Решил я искупаться. За пределами плотов мне было купаться как-то страшновато – уж больно стремительно несло мимо плотов мой поплавок. А вот сбоку была какая-то заводь шириной метров пять между неплотно составленными  плотами. Тут я и решил искупаться.
      Спустившись с плота в воду я чувствовал какой-то страх перед массой движущейся воды, но в этой заводи, хоть и чувствовалось течение, но не так. Поплавал я,  поплавал в этой заводи –скучновато. А,  что если вот с этого торчащего кверху бревна сделать сальто в воду? Запросто! Эх, жалко похвалиться не перед кем! Так не все умеют! Ты  смотри-ка, а бревно подо мной ещё и пружинит! Раскачался я и крутнул сальто изо всех сил, красиво войдя под воду!... Но, я  сразу почувствовал,  как меня какая-то неодолимая сила схватила и поволокла куда-то. Я быстро попытался вынырнуть, но стукнулся головой, открыл глаза и увидел удаляющийся от меня светлый проём, а надо мной жуткая чернота. Я изо всех сил гребанул к светлому проёму, но он всё равно удалялся. В ужасе я обернулся туда, куда меня волокло и увидел сплошную темень и чуть в стороне косой луч солнца в воде. Я гребанул к нему! Он приближался стремительно! Я чуть не проскочил его и обрывая ногти за что-то схватился и уже глотая воду, захлёбываясь, остервенело карабкался к этому лучу света. Моя голова куда-то пролезла и высунулась над водой только до уровня моего носа. А вот дальше не пролазили мои плечи, потому что здесь был стык плотов, торцами брёвен довольно плотно притянутых друг к другу. Пытался схватить воздух, но это плохо получалось, потому что уровень воды гулял у меня то под носом, то выше носа, но почти не открывал уровень рта, а так хотелось дыхнуть ртом, чтобы перебить нервное, учащённое, похожее на собачье дыхание. Я даже крикнуть не мог, потому что вода заливала рот. Всё –таки я пытался кричать: Помогите!,- но тут же захлёбывался, тараща в небо обезумевшие от ужаса глаза. Я пытался кричать ещё и ещё, но получалось очень плохо, так как я даже набрать воздух в лёгкие толком не мог и «собачье дыхание» всё перебивало и гуляющий под носом уровень водной массы, не подчиняющейся массе плотов держащих в тисках мои плечи, не давал пройти скотинячьему ужасу от этой безысходной зависимости.
   Вдруг какая-то тень промелькнула надо мной как большой чёрный ворон, но я и ему был бы рад!
Я опять, булькая и кашляя, закричал: Сюда! Помогите! - и тут же увидел лицо какого-то парня, нагнувшегося надо мной:
- Ни х… себе! Ты как туда попал?
- Занесло! - булькая, кашляя, по-собачьи дыша и с ужасом глядя на него пробормотал ему я. Он осмотрелся и сказал:
-Ну, тебе надо дальше нырять по течению! Тут уже близко осталось, метров пятьдесят, а если левее возьмёшь к фарватеру, то вообще метров двадцать.
    У меня от ужаса ещё больше глаза полезли из орбит, и я пробулькал ему, кашляя и захлёбываясь:
-Я не могу! Вызови кого-нибудь, раздвинуть…
- Ты оху…! - сказал он, - Пока раздвинут, тебя самого раздавят здесь! Ныряй левее, я тебя там поймаю!
-Не могу! - пробулькал я, -Воздуха нету! - дыша по-собачьи и кашляя отвечал я.
-Да тут всего-ничего по течению! Давай! Ныряй!- убеждал он, - Только левее!
-Не могу! - хрипел и булькал я.
-Давай! Ху….! - сказал он и грубо толкнул меня в воду, обрывая мои закостеневшие от напряжения пальцы от брёвен. И я,  увидев ближайший свет,  стал грести к нему из последних моих силёнок, уже глотая воду… Вот свет, я выныриваю с ужасом и кашлем, но край плота от меня удаляется. Парень протягивает мне ветку, а я чуть-чуть до неё не достаю и начинаю удаляться. Парень спрыгивает в воду, держась одной рукой за бревно плота, и  приближает ко мне ветку, и я схватился за неё двумя пальцами и задержался и перехватил за неё другой рукой. Я схватил эту палку мёртвой хваткой, кашляя и продолжая дышать коротко, часто, по-собачьи, но даже перебирать руками я уже был не в состоянии. Силы меня оставляли… Парень понял, что я уже не в силах что-то делать и стал подтаскивать меня за ветку к плоту. Подтащив ветку к плоту, он просунул её толстый конец между брёвен и заклинил его, а сам выбрался на плот и потащил меня с веткой дальше. Ему больших трудов стоило вытащить меня на плот,  и я бессильно упал тут же, продолжая дышать по-собачьи.
     Парень снял брюки и стал их выжимать, потому что ему не пришлось раздеться,  спасая меня.
-А знаешь, как я оказался здесь? Я с берега увидел, что чайка что-то хочет утащить блестящее, которое висит на ветке. Я подхожу, она улетела. Смотрю на ветке часы и одежда твоя лежит. А тут ты хрюкаешь! -  смеялся парень надо мной,  лежащим как тряпка, на брёвнах плота.
-Ну, лежи! – сказал он, - Очухаешься! Часы твои я положил под рубаху! Твоей же палкой я тебя доставал, на которой часы висели!
       Парень ушёл, а я ещё с полчаса лежал и меня «колбасило» судорогами и «собачьим дыханием». Я парню даже спасибо не смог сказать. Я другим  делал добро так же,  как поступил этот парень.
      Спасибо тебе добрый человек! Спасибо Вам, ангелы-хранители и часы «Победа»!.

Л.КРУПАТИН, МОСКВА,2010 г.

4.
ЭКСТРИМ ВЕКА…ПРОШЛОГО!

(Или – сальто под колёса поезда!.)
Отрывок из рассказа «Часы отца «Победа»!»

      В прошлом 1962 году у меня утонул отец в Цимлянском море(водохранилище) на рыбалке и поэтому я унаследовал его часы «Победа», которые он купил во время нашего «добровольного переселения» в виду затопления нашей родины водами Дона, запруженного плотиной Цимлянской ГЭС в 1950-м году .
     В том же 1962-м году, через неделю после похорон отца в Цимлянске, мне пришлось прыгнуть с парашютом, впервые увидев его, потому что не хотел показаться трусом перед новыми товарищами в Волгограде, хотя могло бы кончиться трагически, потому что мне казалось, что перед прыжком я должен отцепить карабин вытяжного фала от троса в самолёте. Наверное часы отца мне не дали сделать эту глупость или ангелы хранители. (рассказ «Мой первый прыжок с парашютом!»)
     В этом 1963-м году я уже в начале лета побывал под плотами (рассказ «Знакомство с Волгой… под плотами») чудом оставшись в живых. Возможно память отца часы «Победа» - мой талисман меня спасли тогда или ангелы-хранители.
      И вот в этом же 1963-м году ко мне приехал в гости в Волгоград из Цимлянска мой друг – одноклассник Колька Балмашев, закончивший девятый класс нашей школы, а я за это время закончивший первый курс Профтехучилища Волгограда по специальности «Электромонтёр по монтажу и эксплуатации промышленного электрооборудования».
       Потаскал я Кольку по Волгограду, показал исторические места и в конце дня решили мы возвращаться ко мне в общежитие в Бекетовку (Кировский район города)- это полчаса езды на электричке. В те времена двери электрички не закрывались автоматически и мы ездили зачастую на подножках и скрывались от ревизоров, перешагивая с подножки одного вагона, на подножку другого вагона.
       Приходим мы с Колькой на Пригородный железнодорожный вокзал и подходит электричка. Я решил всё-таки взять билеты, так как в это время как раз «зверствовали» ревизоры. Я сказал Кольке:
- Садись в вагон! Я успею! - забежал в вокзал купить билеты.
        Покупаю билеты, электричка трогается. Я выскакиваю из вокзала, уверенный, что Колька выполнил мою команду, электричка тронулась и быстро набирает скорость, я догоняю поручень вагона, в прыжке висну на нём и нащупываю ногой ступеньку. Мужики,  стоящие у открытой двери сказали:
    -Тебе жить надоело, парень?
   Я поворачиваюсь на ступеньке, чтобы прикинуть в каком вагоне должен быть Колька, но вижу его на перроне  идущим и машущим мне рукой. Я понял, что приближается конец перрона  и  мне уже нельзя будет спрыгнуть с подножки и понял, что бросать Кольку нельзя, так как он не знает город. Я резко оттолкнулся от подножки в противоположную сторону движению поезда, но скорость уже была велика. Я два раза кувыркнулся через голову по перрону и скрылся под колёсами электрички. Помню, что меня ударило по голове и я её опустил. Очень сильно ударило по ноге,  и  она сама упала без чувств. Помню, что я лежал головой к хвосту поезда между перроном и первым рельсом и меня по плечу очень грубо ударяли заторможенные, визжащие колёса, так как кто-то сорвал стопкран. Помню, что под колёса заглядывали два ревизора в белых кителях и кричали мне:
-Опусти голову! Не поднимай голову!
      Электропоезд остановился,  когда я уже был под последним вагоном. Я стал подниматься и понял, что левая нога у меня отбита и не слушается меня. Мне подали руку ревизоры, ещё какие-то люди, вытащили меня и удивлялись осматривая, что я в общем-то цел. Я стоял на одной ноге, а вторая нога без моего ведома выплясывала конвульсивно чечётку, отбитая видимо подножкой вагона. Подбежал к нам машинист электропоезда, осмотрев меня убедился, что я цел, да ещё и ногой подрыгиваю как бы вызывающе, он размахнулся и хотел влепить  мне в морду от души, но его поймал за руку ревизор. Вдруг, расталкивая окружающих, ко мне на шею вешается друг мой Колька!
  - Лёшка! – кричит Колька, - Как ты меня напугал! Чтобы я твоей матери сказал?!
Подоспел милиционер, нас обоих забрали в отделение милиции при вокзале. При чём Колька меня тащил, потому что моя контуженная нога не очень-то мне подчинялась. Нас оштрафовали обоих по рублю и отпустили домой. На электричке мы уже не поехали, потому что было какое-то ступорное чувство страха что ли и у меня,  и у Кольки по отношению к железной дороге. Мы доехали на автобусе до общежития, я доковылял до своей койки,  стал раздеваться и обнаружил, что рукав моей сорочки из искусственного шёлка с коротким рукавом так плотно обтягивает мой левый бицепс, что снять сорочку невозможно. Присмотревшись мы с Колькой убедились в том, что рукав вдоль руки отрезан колесом вагона посредством давления и шов заплавлен. Хорошо, что вдоль, а не поперёк руки… Пришлось рукав разорвать, чтобы сорочку снять.
      Наверное в очередной раз меня спас мой талисман-хранитель, то есть,   часы отца «Победа» или ангелы-хранители.
       В этом же 1963-м году весной я неудачно познакомился с Волгой, оказавшись под плотами, когда действительно меня спас незнакомец, благодаря часам отца "Победа"(Рассказ "Знакомство с Волгой... под плотами!" в сборнике.

6.
ОБЩАГА! Первое знакомство.
     В общежитии  Волгоградского ПТУ-14 на ВОЛГОГРЭСЕ в 1962-м  году я был самым молодым, после окончания восьмого класса. Иногородним предоставляли общежитие. А я приехал в Волгоград из Цимлянска Ростовской области, так как отец  у меня и моей годовалой сестрёнки утонул на рыбалке в Цимлянском море. Были в группе мои одногодки, но они были местные, домашние, то есть жили дома, а не в общежитии. У меня были окружающие все послеармейского возраста. Видимо поработали наши «покупатели» с агитацией в пользу училища и ребята прямо  после дембеля шли  приобретать весьма востребованную  специальность: «Электромонтёр по монтажу и эксплуатации промышленного электрооборудования». Буквально в первые же дни моего пребывания в общаге, я обратил на себя внимание тем, что не побоялся прыгнуть с парашютом, защищая честь нашего района, хотя увидел в этот день парашют вблизи впервые. (рассказ «Мой первый прыжок с парашютом!») Все,  как один сказали честно, что ни в коем случае не прыгнули бы, как я! Авторитет я сразу заработал.
Мои однокашники по общаге  это были весьма окрепшие ребята, отслужившие 3 года в СА или четыре года в МФ. Были ребята даже с Кубани. Один очень запомнился тем, что был очень крупным парнем, светло-каштановый  кудрявый волос, но грубые, несимпатичные черты лица и во взгляде такая пустота, какую можно встретить лишь у какого-нибудь  балбеса подростка. Было такое впечатление, что он в школе вообще не учился, но какой у него был голос! Как он пел! Тогда в моде была украинская песня  «Маричка!» и он часто её пел: «Вьется наче змийка – незпокийна ричка! Тулыться блызенько до зпиднижья гир! А на тому боци, там живе Маричка в хаты що сховалась  у  зеленый бир!», -  но  надо было слушать его на расстоянии, потому что он мог оглушить громкостью исполнения. Стёкла в окнах дребезжали, когда он пел. Училище он не закончил. Его отчислили за неуспеваемость.
          Были тоже с Кубани «два брата акробата» Тарасовы. Младший был тонкокостный, щуплый, а старший – на две головы выше того и почти «слоновой кости». Чем-то они внешне были похожи, но вот что не отнимешь- по бабам оба были «ходоки». Наше общежитие было двухэтажное и общежитие находилось только на втором этаже. На первом были учебные классы, столовая. Эти два брата, да и тот певец наш – Витя постоянно лазили в окно по водосточной трубе и даже зимой, так как дверь в общежитие закрывалась в 10 часов вечера.  Кровать младшего Тарасова  стояла как раз вдоль окна, через  которое лазили наши ходоки любовники. Однажды зимой, а зима была лютая, старший ушёл на любовные дела, предупредив младшего, чтобы открыл окно, когда тот постучит вернувшись. Младший, кроме одеяла, накрылся ещё сверху и своим пальто и заснул крепко-накрепко. Старший стучит в окно, а младший не слышит. Я услышал, вскочил, открыл шпингалет, а старший прямо с подоконника с матом направляет ногу прямо на голову младшего и я её схватил  за штанину и направил на кровать. Всё же,  старший дал оплеуху молодому. Мы учились «огневому делу», приобретая параллельно  монтажную специальность «огневик-пистолетчик», то есть стреляли строительными дюбелями, пристреливая металлические конструкции к  твёрдым основаниям (бетону, кирпичу). Младший Тарасов нашёл пустую консервную банку, побежал к воротам и пристрелил её донышком к асфальту посередине дороги. Отошли и смотрим, кто же первый клюнет на уловку. Идёт старший Тарасов. Мы говорим младшему: «Братан ведь,  всё-таки! Предупреди!», - а тот отвечает:  « Ни хрена подобного! Пусть ума набирается!»  Старший увидел банку, подходит и как «зафутболит» по ней ногой : «Ой! Ой!» -  и  пошёл хромая в медпункт. Смешно? Не очень! А у нас часто так шутили.
      Лежим после отбоя  в постелях, а комендант, пожилой старикашка-отставник  вояка, ходит  и делает замечания  тем,  кто не может успокоиться. В нашей комнате жил такой  рыжий  «свинтус», который, хоть и мылся  в бане, но всегда был грязный, от него воняло и даже подушка у него была рыжеватого цвета. Один наш  великовозрастный  парень сказал ему:  «Ты не рыжий! Ты ржавый!» и так его и звали по этому  «погоняло».  Так вот, лежим мы под одеялами, зима, холодно, пригрелись, «травим» анекдоты. «Ржавый» встаёт из под одеяла и босиком, потому что у него никогда тапочек не было, бежит в одних трусах в туалет, где пол был всегда подозрительно в лужах от неаккуратных посетителей. Но «ржавого» это не смущало. Только он скрылся за дверью, я вскочил, подбежал к окну и,  несмотря на возгласы возражений в нецензурной форме, открываю форточку, высовываюсь и достаю с крыши здоровенную сосулю, толщиной в руку, длиной более метра, кладу её  «ржавому» под одеяло и накрываю. Закрыл форточку, легли и ждём… Тот прибегает, согнувшийся от холода и в темноте прыгает под одеяло… Дикий  вопль и он выскакивает в коридор и продолжает орать. Комендант бежит, в ужасе, спрашивает, что случилось, а тот кричит:
-Там! Я обжёгся!
  Включили свет,  выяснили обо что  «ржавый» обжёгся, но кто это сделал,  ребята  не выдали.

        Однажды пошли мы  в положенный день недели в районную баню. Женская раздевалка отделена от мужской шкафчиками высотой метра два. Ну, разве это преграда  для нас. Младший Тарасов, совершенно голый,  стал на ручку дверцы ногой, подтянулся и заглядывает к женщинам. Оттуда крик возмущений, угрозы, а он смотрит нагло ухмыляясь. Старший Тарасов подходит сзади и резко толкает младшего в задницу в женскую раздевалку. Тот падает прямо в руки возмущённых женщин.  Ох и переполох там был! Как его молотили бабоньки тазиками и как он потом по коридору голяком бежал – это надо было видеть! Мы пытались заглядывать на происходящее там, но боялись  его участи!  Он сказал, что его даже, якобы, пытались кастрировать и хватали за принадлежности! Хохоту хватило на месяц!   
     Однажды в выходной день, летом я сидел в комнате общежития, читал что-то не очень интересное. Никого нет кроме Тарасова младшего, который лежит на своей койке в одежде и спит. Я взял волосинку, пощекотал, он реагирует, но когда публики нет, то не интересно. Посмотрел я, подумал, чтобы ещё сделать  -  «схохмить». Обратил внимание на его наручные часы. Взял, осторожно снял и думаю: «В тумбочку,  что ли положить?  Он проснётся, будет искать, подумает, что украли, а потом они найдутся.»  Но вдруг у меня появилась другая   мысль. Я обратил внимание, что он лежит не только в одежде, но и в туфлях, закинув ноги на грядушку. Брюки тогда были модными «дудочка» в обтяжку и короткие. Нога у него заголилась выше щиколотки. Я беру и осторожно пристёгиваю ему часы на ногу. Получилось. Но публики нет и это совсем не интересно! Я вышел в коридор, но никого нет. Пошёл я на улицу  и там,  кого-то встретив забыл про Тарасова и часы. А случилось вот что:
   Тарасов – младший проснулся, глянул на руку, а часов нет. Посмотрел на тумбочке, в тумбочке – нету. Он выскочил в коридор и спросил у кого-то время   и ему сказали, что шесть часов,  А у него было назначено свидание с девчонкой на шесть часов у ДК им. Кирова, куда идти минут 10. Он бегом, потому что это было первое свидание, а мобильников тогда ещё не придумали. Добежал он,  запыхавшись, извинился перед девчонкой, присели на центральной аллее. Он закинул ногу на ногу, а девчонка что-то испуганно от него сторонится. Он двигается к ней, а она косится на него и сторонится. Он и так и сяк с ней заговаривает, а она испуганно смотрит куда-то мимо. Проходили случайно  наши ребята, заметили  чудо  у  Тарасова на ноге и спрашивают у него время. Тот показывает им на свою руку, что,  мол,  нету часов, а они хохочут и показывают ему на его ногу. Тут и девчонка поняла подвох, рассмеялась  и перестала  его бояться.
    У нас была преподаватель Эстетики – пышная, крупная дама, но не очень толстая, а в пределах нормы и  носила юбку в обтяжку и выше колен. Обедать  преподаватели не брезговали в нашей столовой и из нашего общего котла. Нас кормили на 18 рублей в месяц. 15 копеек – завтрак(тарелочка  манной каши с маслом, хлеб сколько хочешь, но хрущёвский, как каучуковый из гороха и кукурузы  и пончик или пирожок с чаем), обед- 30 коп. первое второе и компот., ужин – 15 копеек тарелочка каши , пирожок и чай.  Обычно «эстетичка»  и директор обедали за одним и тем же столом . Стулья у нас были алюминиевые и по конструкции складные. Никогда их никто не складывал, но пытливый  «пэтэушный» ум  до этого докопался. Один наш ублюдок, иначе его не назовёшь, поскольку  «эстетичку» уважали не только за формы, но и за интересное преподавание, что даже  наши бандиты сидели и слушали её  или смотрели диафильмы, разинув рот, развдвинул стул «эстетички» и сдвинул опять, не сажая  сиденье на фиксирующие крючки. А стул стоял, поскольку  подвижные части были не разработаны. Когда  «эстетичка» пришла, директор уже обедал. Она  пожелала ему приятного аппетита, поставила на стол разнос со своим обедом, подвинула стул и села, опрокидываясь назад, подбивая ногами стол с обедом в лицо директору. По-моему после того происшествия никому и обедать не захотелось. Своими методами выяснили, кто это сделал и поскольку  «стучать» было «западло», то вынудили того идиота сознаться и просить публично прощения. Это было ещё не всё! «Тёмную»  ему обеспечили !
     Мимо нашего общежития  проходила узенькая улочка, которая вела к овощехранилищу и по ней  на очень малой скорости ходили машины гружёные овощами, ну и самыми вкусными овощами: дынями и арбузами. Когда машина проходила мимо наших ворот, один из нас выскакивал, запрыгивал в кузов и выбрасывал арбузы или дыни по одному. Бегущий сзади машины их ловил и ставил на дорогу. Другие с сумками или мешками бежали следом и собирали  трофеи.
        У нас в соседнем доме был большой гастроном и с тыльной его части привозили товар, в том числе и пиво в бочках.  Пиво всегда раньше стояло на улице, пока однажды мы не додумались укатить одну бочку к себе во двор училища и устроили  пир. Может быть всё и прошло бы, но наши охламоны дали попробовать пиво пятилетнему сынишке нашей воспитательницы, а он стал пьяным и разразился скандал. Правда, крайнего не нашли!
   Не отставая от своих великовозрастных, по сравнению со мной, однокашников я участвовал в разгрузке вагонов по ночам и в выходные и праздничные дни. Начинать было очень тяжело, хотя я рос дома не белоручкой и всегда старался подражать взрослым, не очень-то соизмеряя свои силы и возможности. Но постепенно я втянулся  и в результате  за одну зиму значительно  окреп  и подрос. Уезжая из Цимлянска в Волгоград после восьмого класса, я был, пожалуй,  самым маленьким в классе. Может быть моя безответная любовь – одноклассница Нинка поэтому меня и игнорировала… Вернувшись в Цимлянск на каникулы я всех удивил своим преображением. Некоторые меня не узнавали, а многие, знавшие моего отца, говорили, что я «копия отец». Тогда выяснилось, что из моих бывших одноклассников я ростом чуть не догнал самого нашего длинного. Я тогда на вагонах сочинил что-то типа частушки про наши разгрузки, но мои коллеги это весьма оценили и переписывали себе на память:   

6.
ПОЧЕМУ ГРУЗЧИКИ В РЕСТОРАН НЕ ХОДЯТ?

.АХ! ТЫ ЛОМ!

Ах! Ты лом! Ты стальной! Мой тяжёлый лом!
Рукавицы мои брезентовые!
Мы с тобою лом их протрём потом,
А пока что ещё они новые!

Обнимаю тебя, драгоценный лом!
Ах! Ты лом – ты волшебная палочка!
Кинем этот вагон, не пойдём мы вон –
Там вагонов стоит ещё парочка!

Уголёк и щебёнку разгрузим мы!
Не ударим с тобою мы в грязь лицом!
Не глупы мы с тобой, мы с тобой – умы!
Дорогой ты мой друг! Ты волшебник лом!

За работу получим с тобою,  лом,
Обворованные наши рублики!
В ресторан мы с тобой, точно не пойдём
Купим в лавке с тобою мы бублики!
Припев;
Ах! Ты лом! Ты стальной! Мой тяжёлый лом!
Рукавицы мои брезентовые!
Мы с тобою лом их протрём потом,
А пока что ещё они новые!
Л.Крупатин, Волгоград -1962  г. ,  Москва – 2010 г.

     С вагонами и ломом я породнился с 15 лет и до 35-ти. В нашем  ПТУ стипендия была 23 рубля 50 копеек. Из них мы сдавали 18 рублей на питание в столовую  и 5 рублей 50 копеек оставалось на всё-про всё!  Дома у меня оставалась семья из трёх человек: мама, сестрёнка годовалая и бабушка пенсионного возраста, но без пенсии, потому что в 54 года бросила работать в колхозе из-за меня. А тогда таким пенсию не платили. Так что подспорье было нужно.
     В  зимнюю пору,  в некрытых полвагонах (как их называли) все грузы были смёрзшимися и без лома нечего было делать.  Вагонами приходилось заниматься и в армии, хотя я почти всё время посвятил самолётам, освоив три типа истребителей в качестве курсанта пилота, где давали только военную специальность «пилот-истребитель» и одну звёздочку –«Младший лейтенант» без высшего образования по системе ДОСААФ. Кстати, Юра Гагарин тоже так начинал.
    У нас по-соседству, через улицу Второй Пятилетки находилось училище связи и там учились одни девчонки. Нас под строгим надзором воспитательницы  и мастера какой-нибудь группы пускали  к ним на танцы. Я уже на втором году обучения познакомился с одной девочкой  Таечкой и мы ходили с нею гулять. Она оказалась очень грамотной и решительной в вопросах секса, хотя очень меня этим удивила, поскольку она была из детдома и была всего на год старше меня. Я ей задал  об этом  вопрос и она сказала, что  у них в детдоме был физрук, который был женатый, имел  детей  и  интересовался  половой зрелостью своих воспитанниц.У них в программе обучения так же как у нас был предмет «Электроматериаловедение» и Таечка рассказала мне анекдот:  «Преподаватель вызывает учащуюся на  «Электроматериаловедении»  отвечать, даёт ей в руки кусок изолирующего материала и спрашивает: «Определите, что это за материал?» Девушка смотрит и затрудняется, а преподаватель решил ей подсказать: «Ну, вспомните! Что вы делаете с молодым человеком на первом свидании?»  «А-а! – говорит девушка, - «Это эбонит!»    «Да что вы! - говорит преподаватель, -  « Я говорю про первое свидание! Это целулоид!»  «О-о! – говорит девушка, - Как вы отстали от жизни, товарищ преподаватель!»
    Когда у нас с Таечкой дело дошло до близости, а это случилось с первого дня знакомства,  я  почему-то и не вспомнил про свою подругу Нинку, оставшуюся в моём родном Цимлянске.  Может быть потому, что с Нинкой было всё чисто платонически, ведь я даже её ни разу не целовал, а здесь… всё было так просто и ясно! Она была такая откровенная  и смелая! Потом я вспоминал о Нинке и пытался  оценить происшедшее… Моё происшедшее,  как бы отделялось от любви к Нинке стеклянной стеной и никак одно другого во мне не касалось! Нинка  и моя любовь это совсем не то, что мы делаем с Таечкой!  К Таечке я тоже испытывал влечение и даже сильное! Но это было совсем другое!
7.
У КАЛИТКИ КУСТ СИРЕНИ!

У калитки куст сирени,
Под кустом стоит скамья.
Ведь полсотни лет назад
Здесь сидел с тобою я!

Помню, мы считали звёзды…
То есть я считал, а ты…
Ты вздыхала и скучала
И смотрела на кусты.

Ты была уже созревшей,
Знала старшеньких ребят
И слегка прямолинейно
Поняла мой нежный взгляд…

И когда я рот разинул
В отблеск лунного овала,
Ты сама меня схватила
И взасос поцеловала!

Вот тогда я сразу понял:
Это ты моя луна!
Закружилась голова,
Как от крепкого вина!

Я, конечно, был  «зелёный»
И не «спец» по женской части…
Но с тобою я познал
Всплеск горячей женской страсти!

Дорогой ты куст сирени!
На тебе в полвека тайна,
Как на этой вот скамейке
Стал мужчиной я случайно!..
Л.КРУПАТИН, МОСКВА, апрель 2014 г.
     Мы дружили с  Таечкой успешно до тех  пор, пока один наш «урод» обокрал столовую их училища и танцы кончились, а договариваться о встрече было очень сложно и мы встречались очень редко, тем более, что у нас начались практические работы на монтаже  РПП (Ртутно-преобразовательной подстанции) на Алюминиевом заводе, до которого мы добирались  два часа в одну сторону, через весь город. Потом  Таечка закончила училище и была распределена  к себе в райцентр на север нашей области, где её  у родственников  ждал младший братишка. Потом я слышал, что она там вышла замуж и ей дали квартиру, как сироте. Того «урода»,  который обокрал столовую наших подружек- связисток,   посадили. И я сам растворялся в Нинке, вернее в сладкой, но больной мечте о ней. Я тосковал и по матери,  и по сестрёнке,  и по бабушке… Но больше по Нинке, но совсем по другому!     Нинка для меня была чем-то чистым, светлым, далёким, аморфным. Я брал в руки её маленькую фотографию, которую выпросил у неё перед отъездом из Цимлянска и душа моя улетала в какой-то сладкий цветущий тоннель, похожий на тот, в который я её водил в детстве на берегу Цимлянского моря.
Однажды сожители по комнате меня застали застывшим над этой фотографией и их заинтересовало, что это я так поспешно убрал от их похабных взглядов. Естественно, они взрослые парни, отслужившие в армии по три четыре года, легко справились со мной и отобрав фотографию стали над нею пошлить. Когда я стал с бешенством пытаться защитить её, то меня скрутили, связали и засунули под кровать, продолжая пошлить и изощрённо хамить над фотографией. Когда я стал их от безысходности оскорблять и выражать угрозы страшной расправы, то мне и рот заткнули вонючим носком, который нашли под кроватью рыжего, которого звали "Ржавый". Меня вырвало и я стал задыхаться. Меня вытащили и хотели заставить убирать, но я взял со стола графин, вроде бы чтобы напиться и резко ударил по голове самого заводилу и авторитета этой компании. Удар был сильным, резким, поэтому последствия были не очень тяжёлыми. Графин разлетелся вдребезги, но горлышко я не бросил, а ушёл,  защищаясь им от других. Была Скорая помощь, милиция, воспитательница, комендантша. Утром у директора была большая разборка, где я сказал, что буду каждую ночь  разбивать по графину об головы других. Разобравшись, директор сказал, что отдаст под суд первого, кто меня тронет и меня переселили в комнату на четверых, которые были уважаемых родителей и у них были особые условия "по блату", как говорили в советские времена. На этом всё же не закончилось и эпопея взаимной мести продолжалась до самого выпуска, но я не жаловался, а действовал сам. Я мстил не столько за себя, сколько за Нинку. Фото я порвал и выбросил в форточку.
        Наш директор с фамилией Агудов,  чем-то похожий на турка, но русский по паспорту и звать Юрий Иванович, любил говорить перед построенной линейкой  учащихся:
-Кто не желает понимать по-русски, я буду объяснять по-турецки!
      Кое- что доходило, и кое- что даже оставалось в наших головах.

Л,КРУПАТИН,  МОСКВА, июнь  2011 г.

ГЛАВА 2.
КОМСОМОЛЬСКИЙ ПРОЖЕКТОР!
СОДЕРЖАНИЕ:
1.Прожектор.                28               
2.Народный театр.                37               
3.Карелин Вовка.                40.
4.»Сокамерники»!                42.
5.Танго «Маленький цветок!»                43.
6.Мой дебют. Экспроприация. Покушение.                46.
7.Кубанская любовь.                53.
8.Новый год! Любви крушенье…                60
9.День рождения! Начало.                63.
10. День рождения в театре и не только…                71.         
11.Авария. Хунвэйбины.                77.
12.Ответ за любовь безответную.                86.               
13.Прощанье с Вовкой!                101
14.Подлость!                103.
15. Ромовая баба!                106.


 ПРОЖЕКТОР!
    Я, заканчивая  двухгодичное профессионально-техническое училище по специальности электромонтёр по монтажу и эксплуатации промышленного  электрооборудования,  проходил производственную практику на историческом Волгоградском тракторном заводе, где во время обороны Сталинграда прямо под обстрелом выпускали в бой танки. Может быть его защищал мой отец, воевавший в Сталинграде, сначала добровольцем, а потом красноармейцем. Я работал в цехе Сварных рам, где были три участка: участок механический, где работали станки и автоматические линии, участок Сварки  тракторных рам, и участок  полуавтоматической сварки  лонжеронов для рам. Были отделы: Механика, энергетика, приспособлений… И было заточное отделение, где работали в основном  молодые девчата.  В заточном отделении было всё,  по сравнению с промасленным и запылённым цеховым оборудованием, как в оазисе. У них почему-то были новые чистенькие, свежевыкрашенные  в лимонно-жёлтый и салатный цвет  станки и они редко выходили из строя. К сожалению… Потому что сходить нам туда хотелось, но не было повода. А без повода можно было получить нагоняй, а если доложат мастеру производственного обучения, то  это чревато даже снижением выпускного разряда.
    Я, в общем-то,  особо не страдал по общению с этими девочками, потому что они нам были совсем «не с руки». То есть,  они живут здесь в  Тракторозаводском районе, а мы, практиканты жили в общежитии училища в противоположном конце города- в Кировском, куда на городской электричке было час езды.
      Однако мои  коллеги –практиканты, а точнее – шпана  «пэтэушная» придумали выход, чтобы каждый день не ездить на электричке час – туда  и час обратно. Они  нашли уютное место, где можно было после второй смены остаться и переночевать. Или после первой смены пойти погулять в этом районе, а потом , как бы в третью смену со специальным вкладышем зайти и переночевать. Это место было  на площадке  калорифера воздушной завесы над воротами цеха. Шумно было там настолько, что не слышно было звука собственного голоса, но так было везде в цеху. Зато там было тепло, лежали мягкие подушки  от сиденья дивана и от спинки, а так же мы сделали там маленькое освещение и было вполне уютно, а главное  совершенно независимо, так как на эту площадку нужно было забираться по  вертикальной металлической лестнице и  никому из начальства там делать было нечего.
          Была и ещё причина, почему я не страдал за этими девочками…   Была у меня в сердце заноза любви ещё с детства, которая осталась в городе Цимлянске заканчивать школу, с которой я расстался после восьмого класса. Я уехал из города Цимлянска  из-за смерти отца  утонувшего в 1962-м году  на рыбалке в Цимлянском море и  оказался «на своих хлебах», как говорится, потому что понял, что мать , имеющая на руках годовалую сестрёнку и получающая 100 рублей зарплаты учителя начальных классов, нас  двоих  материально не вытянет. Да, признаться, и после того, что случилось с отцом, мне в нашем маленьком городе  оставаться не хотелось. Я  уехал, совершив свой самостоятельный шаг в жизнь,  и с собой в душе  увёз мою любовь к Нинке и её фотографию. Я любил её со второго класса, с тех пор,  как она появилась в нашей школе и в нашем классе, приехав с родителями  из Чернигова Западной Украины, так как отец  у неё был  военнослужащий и вышел в отставку.
         Я однажды,  попал  по вызову в заточное отделение и мельком  увидел одну девушку-заточницу, которая   как-то очень выделялась из всех. Сейчас я могу сказать чем, а тогда просто я её увидел и всё…  Я в то время ещё был практикантом и в общем, смотрел на неё, как на что-то совсем  не материальное,  как на картину хорошего замысла и исполнения, потому что  не собирался   как-то связывать себя с этим районом, но он, то есть район, сам меня к себе «привязал». За меня ходатайствовал энергетик, чтобы меня  после выпуска  распределили  именно в  этот цех, так как у меня  «соображалка работала», как он выражался, а я не возражал, потому что  энергетик меня заинтересовал перспективой, что я буду  работать на автоматических линиях. Меня восхищала эта перспектива, поскольку это  было мощное предприятие с  историческим прошлым , где может быть воевал мой отец, так как его приняли в Красную Армию 14 января 1943 года, в день его рождения, а до того он был добровольцем-ополченцем в  Сталинградской битве.
    Я  видел в этих  автоматических  линиях верх технической мысли. Одна автоматическая линия заменяла целый механический участок, а её обслуживали две девочки-операторы и один наладчик. Одна линия выполняла восемнадцать операций одновременно.   А схемы электрических цепей  у меня просто вызывали восторг. В детстве меня отец всегда брал с собой на рыбалку и у него иногда при забрасывании в воду стометровой закидной удочки,   получалась «борода», то есть, леска путалась,  и отец поручал распутывать мне. Не скажу, что мне это нравилось, но поскольку у меня это получалось и меня хвалил отец, и другие рыбаки, естественно мне это очень нравилось. С этими электросхемами было что-то подобное.
        После выпуска нас трудоустроили, распределили по общежитиям, а потом дали месячный отпуск. Естественно, я поехал к себе в Цимлянск, побыл дома, но  в отпуске я не увиделся с Нинкой, потому что она была в отъезде и мне даже не сообщили, куда она уехала. Вообще-то, это я ей признавался в любви, а она по отношению ко мне вела себя очень  сдержанно,  и мы даже не целовались. Однажды, в четвёртом классе осенью мы  вынужденно спали с нею в одной постели у моей бабушки Кати  на  хуторе Рынки. Правда, это «вынужденно»  спланировал я.  Но  спали мы «валетом», то есть ногами друг к другу и когда я  попытался взять её под одеялом за ногу, она так меня лягнула в интимное место, что я уже больше не рискнул на нежности. С чего она такая дикая, кто её этому научил? Я ведь не хотел чего-то особого, а просто ласки, нежности…
    Возвратившись из Цимлянска  на завод, я вспомнил о девушке из заточки, но неожиданно, появилась в моей жизни, как второе солнце… Лариса!
  Она пришла к нам на цеховое комсомольское собрание, как представитель "Комсомольского прожектора»   Заводского Комитета  комсомола, села по-хозяйски в Президиум  и отвлекла на себя всё внимание нашего собрания, хотя была одета очень просто - в обтягивающую чёрную юбку до колен, в голубую летнюю сорочку мужского типа, с коротким рукавом. Под этой сорочкой плавно шевелилась не маленькая грудь. На левой груди красовался комсомольский значок. У неё было очень светлое лицо, очень светлые с пшеничным отливом, натуральные, слегка волнистые волосы, очень светлые глаза и на её лице сияла, какая-то внутренняя  улыбка, даже, если она не улыбалась. Её глаза смотрели прямо в душу того, на кого она их направляла,  как прожектор. Я ещё успел подумать: «Вот тебе и прожектор!». Сейчас вот она сидела и смотрела  в пространство нашего цехового Красного уголка и переводила  свои тёплые глаза с одного лица на другое, пока наш комсомольский секретарь излагал доклад. Вдруг я понял, что она смотрит на меня и до того растерялся, что,  кажется,  вздрогнул, а она, заметив мою странную реакцию, поджала губы, чтобы не засмеяться и очень искристо посмотрела на меня, вгоняя в краску. Перехватив её взгляд, мой сосед Генка – однокашник по ПТУ  - удивлённо посмотрел  на меня, на неё, опять на меня и изобразил на роже гримасу, мол,  всё ясно! А, чего ему было ясно, если мне ничего не было ясно. Просто,  сердце почему-то застучало, от неожиданности,  и кровь шибанула в лицо. Я после этого сидел на собрании, как пришибленный и ничего не слышал до тех пор, пока слово не предоставили Ей. Она сказала, что для наведения порядка на производстве необходимо создать в нашем цехе штаб «Комсомольского прожектора» из активных,  честных  и добросовестных  комсомольцев, которые не желают мириться с беспорядками, равнодушно отсиживаясь в тени. Я ещё подумал: «А что могут быть и нечестные комсомольцы и недобросовестные? Если она так говорит, то, значит,  допускает такое!»  Она сказала, что Партийный Комитет завода обратился с такой просьбой к Заводскому Комитету Комсомола и возлагает на комсомольцев большие надежды. Комсомольцам будут даны полномочия,  проверять документацию поставки деталей и материалов в любой цех, задерживающий работу главного конвейера завода,  и вскрытые факты немедленно освещать на своём стенде цехового  «Комсомольского прожектора», если недостатки вскрыты в цеху, а если за пределами, то обращаться немедленно в заводской штаб «Комсомольского прожектора» и меры будут приниматься незамедлительно,  уже на уровне завода  и материалы будут публиковаться на стенде «КП» у Центральной проходной завода. Нужно проверять в табельном отделе цеха явку на работу, опоздания и злостным нарушителям выдавать пропуска особого формата: 50 на 30 сантиметров с фотографией 9 на 12 сантиметров и на обложке по чёрному фону золотистыми  буквами будет надпись «Пропуск» и каждая буква величиной с фотографию. Если этот пропуск прогульщик будет раскрывать  в проходной, то под смех рабочих он  будет перекрывать всё движение. Кроме того список таких лиц будет висеть на стенде «КП» у Центральной проходной и будет  указано кому, из какого цеха и на какой срок такой пропуск выдан. По количеству нарушений и нарушителей в цехах,  Партком завода и руководство будут делать выводы о качестве руководителей этого цеха или службы. Эта девушка сказала, что она временно исполняет обязанности начальника Штаба «Комсомольского прожектора» нашего завода, так как Начальник поступил учиться в ВУЗ. Она обратилась к нашему собранию и спросила, кого бы мы могли рекомендовать от себя возглавить цеховой «Комсомольский прожектор» - желательно пишущего, рисующего, грамотного, ну и примерного в работе. И вдруг засранец Генка хлопнул меня по спине и сказал:
-Ну, вот! Как раз Лёху! Он рисует! И фотки классные делает, фотик у него обалденный. Он у нас в училище всю дорогу стенгазеты рисовал и всех критиковал даже в стихах.
  Девушка засмеялась:
-Всю дорогу? А вы что? Куда-то ехали?
-Ну, получается сюда вот и ехали на Волгоградский Тракторный Завод! – под смех собрания ответил Генка.
 - Очень хорошо! А вы  готовы поддержать своего товарища?- спросила она.
  Генка растерялся, смутился. Он-то хотел просто за мою спину спрятаться, а тут,  и сам вляпался…
-Ну-у! Поддержим… - неуверенно промямлил он.
   Я спохватился:
-Я извиняюсь! – вскочил я с места, - Вы знаете,  что получается? Мы без году неделя на заводе, не знаем завод, не знаем производство! Нам бы кого-то более опытного в состав Прожектора!
-А вот вы и рекомендуйте!- улыбаясь, с искорками глаз, ответила она.
   Я повернулся в противоположную от Генки сторону, а рядом сидел Володя Сергеев, наш наставник - электрик четвёртого разряда.
-А вот, как раз, наш наставник, Володя Сергеев! Это тот, кто действительно может поговорить с начальством на равных! Уже четыре года как из армии и четыре года в Морфлоте отслужил, не женатый! Время свободное есть!
- Ты чего моим временем распоряжаешься? –отмахнулся Володя, смеясь и отворачиваясь от меня и Президиума - Я водку пью и женщин люблю! Ты хочешь, чтобы я совсем не женился?
  Все засмеялись, а Она, даже  захохотала  и, отсмеявшись, сказала:
-Вот мы назначим вас Начальником штаба вашего Комсомольского прожектора, вы и подумаете о том, чтобы  с водкой на тормоз нажать, тогда и женщины  вас будут окружать достойные!
-Спасибо! Не надо! – так же посмеиваясь, сказал Володя, - Я через два года вам ручкой помашу! Мне двадцать семь лет исполнится и прощай Комсомол!
-А мы вас в Партию примем! Я уверена, что вам с нами по пути!
  Я сказал:
-Я согласен, что необходимость «КП»  есть, но войду туда только, если Володя Сергеев его возглавит!
-А вы как? – спросила Она у Генки.
-Да я тоже так считаю!-без энтузиазма ответил Генка.
-Тогда это вам наше комсомольское поручение! Представьтесь, пожалуйста!
-Владимир Сергеевич Сергеев!- сказал Володя,  вставая, - Электромонтёр четвёртого разряда отдела Энергетика! Но выбирать среди нас председателя мы можем сами?
-Да! Конечно!- ответила Она, - Я Лариса Светлова, дам вам свой телефон и звоните мне прямо на этой неделе! Мы на той неделе проведём сбор заводского Комсомольского прожектора, определим структуры,  задачи и методы работы! После собрания сейчас прошу вас, прожектористов задержаться!
      После собрания мы остались, но Лариса подошла к нам не сразу,  задержавшись с нашим секретарём, а между нами тремя будущими «прожектористами» произошёл разговор. Володя, повернувшись лично ко мне и внушительно потряхивая передо мной указательным пальцем сказал:
-Ты не дури! Раз уж мы так вляпались, то будешь ты нашим начальником!  Я действительно, где надо помогу! Но… у тебя есть что-то в будущем в этом плане. Может что-то полезное получится. А у меня, извини, другие пути-дороги и в партию вашу я не пойду! У меня есть разногласия с нею. Подробнее когда-нибудь мы с тобою поговорим. А пока разговор со мной об этом  заводить не надо! И потом, ты помнишь, что ты мой должник? Всё! Поэтому молчи .
   Меня очень дёрнуло его выражение «вашу партию», но я был обезоружен его напоминанием о «долге», и  просто промолчал,  и тут подошла к нам Лариса.
   Володя начал говорить, ещё только она приближалась к нам:
-Мы всё уже решили!- сказал он, -Начальником нашим будет вот он, Леонид! – и пододвинул меня к ней навстречу, - Я могу зазнаться, потом культ личности мне пришьёте!- хихикая, точнее,  хахакая, своим басом сказал Володя, - А он не зазнается, а ежели как что, то вовремя на место поставим!
   Принимая его шутливый тон, Лариса тоже смеясь, сказала:
-Мне кажется, что ваш выбор осознанный и что он не станет закручивать свои усики под Будённого!- намекая на мои усики, которые я ещё ни разу не брил и они начинали спускаться вокруг губ, - Через недельку я позвоню, когда выборы пройдут во всех цехах и службах и сделаем общий сбор. А пока намечайте фронт работы по вашему цеху! Вот вам форма стенда для «Комсомольского прожектора» на три колонки: первая – План работы! О вскрытом факте и кому,  чем он мешает, вторая- для карикатуры или фото, третья – О принятых мерах и результате! Найдите в цеху видное место, где его повесить!  Всё! Пока! Желаю успехов! Вот мой телефон! -  и пошла, как будто унося с собой  свет, похожий на солнце. Я глядя ей вслед, очнулся от толчка в плечо, глухо хохочущего Володи.
-Что, юнга? Приплыл? Бери на абордаж! Товар стоящий!
  Я опомнился и,  вздохнув,  пошёл в цех  и Генка с Володей - тоже. По дороге Генка обратился с вопросом ко мне и Володе:
-А,  за что Лёха задолжал тебе? – спросил он глядя по очереди, то на меня, то на Володю, а тот, отведя глаза,  сказал:
-Он знает! Это наш секрет!
Когда Генка отошёл от нас, я спросил у Володи:
-Ты же вроде тогда сказал, что мы в расчёте?
-Ты не равняй хрен с пальцем! Я  «нечайно» допустил промах, а ты сознательно сотворил такую «муйню»! Благодари, что я тебе промеж глаз не дал тогда на месте!
   А случилось у нас вот что: первый случай - Мы пошли с Володей на круглошлифовальный станок, который шлифовал  цапфы на рамы тракторов. На станке сгорел двигатель, довольно мощный и тяжёлый. Стоял он на станке в горизонтальном положении на высоте грудной клетки. Рядом был удачно установлен электроподъёмник-тельфер. Мы тельфером сняли сгоревший двигатель, тельфером подняли новый двигатель, воткнули его по месту, надвинув на шпильки крепления, но его шлицы не входили в зазор со шлицами станка. Как мы ни крутили за вал двигателя, ничего не получалось. У двигателя торчал вверху «ремболт» - петля, за которую был поднят тельфером двигатель на это место. Володя решил так:   
-  Сейчас мы его перехитрим!
   Поскольку двигатель уже висел на крепёжных шпильках станка, он вынул из ремболта гак, то есть крюк тельфера, воткнул в  петлю ремболта лом, просунул его  конец до станка и, опершись на край станка концом лома, взял другой конец лома на своё плечо и скомандовал мне:
-Ты тоже возьми лом на плечо. Я буду ломом шевелить двигатель,  и   толкать  вперёд! Должен попасть в зазор!
  Процесс  у нас вроде бы пошёл и  он,  покручивая вал двигателя, стал его толкать вперёд, а мы вместе шевелили  двигатель ломом. Мы стояли в это время на металлическом промасленном полу. Володя переступил ногами поудобнее и, поскользнувшись, упал под двигатель. От неожиданности, я чуть опустил наш конец лома,   двигатель,  сорвавшись со шпилек станка,  поехал по лому в мою сторону и его масса, килограммов на сто пятьдесят, ткнулась мне в грудь. Я стал медленно приседать издавая, как штангист,   натужный звук, который,  даже в  шуме цеха,  наверное, было слышно, а Володя, судорожно скользя по промасленному металлу, выбирался из под двигателя. Я сбросил с плеча лом, когда Володя выполз из- под двигателя. Прошло, может быть,  две три секунды, чтобы он выполз, пока я сгибался под тяжестью двигателя, но разогнуться после этого я не мог примерно около часа. Старые электрики в отделе мне сказали:
-Ты этот случай со временем забудешь, а твоя поясница – нет!
  Они были правы. Я до сих пор спасаю свою поясницу спортом и моржеванием. Володя тогда крепко пожал мне руку и сказал, что он мой должник.
   А вот второй случай: Где-то,  через неделю мы с Володей пошли на вызовы на один сварочный  участок на две «забарахлившие» кран-балки. Они находились  на одном участке, но на соседних линиях. Володя, отключив рубильник и повесив плакат: «Не включать! Работают люди!», полез наверх. Я так же поступил в соседнем пролёте. Закончив ремонт, я попробовал свою кран-балку, собрал  инструмент  в свой ящичек и посмотрел на Володю. Он ещё находился на высоте, на кран-балке и продолжал возиться. Я обратил внимание, что к нему ведёт швеллер, крепления подмостков кран-балок, связывающий линию его кран-балки с моей. Швеллер был шириной в ладонь. И стукнула,  в мою экстремальную башку,  дурная мысль: Удивить Володю моим появлением, откуда он никак меня не ждал, то есть пройти к нему по этому швеллеру. Расстояние было метров семь и высота была такая же. И я пошёл, расставив руки в стороны, держа в одной руке ящичек с инструментами, а в другой резиновые диэлектрические перчатки,  с которыми мы не расставались никогда. На шее у меня, как всегда,  висела контрольная лампочка электрика тех времён. Я шёл уверенно, но осторожно. Под ногой на швеллере, как на поверхности луны,  лежал многолетний слой производственной пыли. Вдруг я понял, что не учёл серьёзный фактор: помех в виде вспышек электросварки подо мной, так как это участок сварки лонжеронов на тракторные рамы  и мне пришлось максимально прищурить глаза и не смотреть под ноги, а нащупывать швеллер перед собой ногой, прежде чем её поставить. Я уже приближался к Володе, а он, сидя на корточках, «ковырялся» в электропускателях кран-балки.  До него уже оставался где-то метр, но вдруг он глянул в мою сторону и,  оценив обстановку, расширил глаза от ужаса. Он заорал:
-Лёня! Стой!
  Я от неожиданности остановился, балансируя на швеллере.
-Перед тобой не отключённые шины!- сказал он, - Назад повернуть не сможешь?
-Нет!- подумав, ответил я, различая перед собой покрытые слоем пыли электрошины 380 вольт.
-Стой так! Я сейчас сбегаю, отключу!
  Быстро спустившись по монтажной лестнице вниз, он побежал к стене и отключил рубильник, обесточив участок. Я перебирался через электрошины  с чувством ужаса, хотя и знал, что они отключены. Спустившись на пол, я увидел пылающее бешенством лицо Володи. Он схватил меня за грудки и  занёс свой кулачище для удара… но сдержался.
-Моли Бога, что я твой должник, салага!- сказал он дрожащими губами.

    Взялся я за создание стенда «КП», не откладывая. Время у меня было и у Генки тоже, так как мы, как несовершеннолетние, могли работать не полный день.
    Наш стенд «Комсомольского прожектора» висел в цеху уже через неделю, но возник вопрос: С чего, а точнее,  с кого начинать?               
-С себя начинать положено, со своего отдела! – с хитроватой улыбкой сказал Володя, - Но тогда не видать вам с Генкой четвёртого разряда, а мне – пятого!
-А чего у нас-то? – удивился Генка, - К нам у станочников и мастеров претензий нет.
- А ты знаешь о том, что кроме  выходов на вызова, мы должны заниматься профилактикой, чтобы этих вызовов было меньше. Ведь каждый вызов это простой станка, а из-за этого станка остановится другой участок, потому что детали недодали, а из-за того участка в другом цеху  будет простой. А из-за нас даже главный конвейер может встать. Ведь наши рамы идут прямо  на главный конвейер после  покраски и сушки. Мы не должны сидеть здесь и анекдоты травить, когда вызовов нет. Мы должны ходить по цеху и осматривать оборудование, не мешая работе станочника или оператора. Энергетик молчит, не требует с нас, потому что мы с него не требуем, то, что нам положено, а мы почему-то  молчим.
-Но ведь для этого есть начальство, которое должно с него спросить!- возразил я, - Почему  мы должны контролировать?
-А потому что они из одной кормушки едят и не хотят ссориться. Понял?
-Но они же коммунисты! – возмутился я.
-Ну, а ты обращал внимание, что к нашему энергетику в кабинет иногда в конце рабочего дня заглядывает наш парторг и уходит с довольной и румяной мордой?
-Ну, видел. Заходит…
-Заходит, потому что у нашего Павла Ивановича спиртик водится! Понял? Три литра в месяц должны выдавать только на  три автоматические линии и три литра на станки с программным управлением и полуавтоматические, чтобы контакты протирать. Так мы с тобой протираем авиационным бензином, а на автоматические линии выдают только литр в месяц. А ты знаешь, что нам ещё моющие средства на спецовки должны давать, а ты знаешь, на какой срок даётся спецовка? Я вот уже два года ношу…
-Ну, а почему ты говоришь, - перебил я, - что если мы поднимем этот вопрос, то  нам не видать наших разрядов? Ведь не он же экзамены принимает. А мы с уверенностью сдадим.
-А, ты думаешь, экзаменаторы не знакомы с Павлом Ивановичем?  Они знают,  чем можно у него поживиться на халяву.
-Но мы же можем обжаловать это в заводской «Комсомольский прожектор», в Завком Комсомола, в Партком!...
-Не знаю, не знаю….- вздохнул Володя и посмотрел на скисшего Генку, - Чего приуныл? Жалеешь, что связался с Прожектором? Волков бояться - в лес не ходить! Вперёд и с песней!
 Мы обратились к нашему энергетику:
-Павел Иванович! Нас троих от Завкома комсомола обязали возглавить цеховой «Комсомольский прожектор!». Мы вот составили план проверок, ну, естественно,  решили начать с себя, а потом уже пойдём соседей проверять!
-С себя? – переспросил  энергетик, - Вы уж выражайтесь яснее! С меня вы решили начать! Ну, ладно! Спора нет! Не всё у меня гладко, руки не доходят! Но вы уж дайте мне время,  чтобы привести  мои дела в порядок, а потом проверяйте!
 Мы переглянулись и взгляды остановили на Вове.
-Ну, конечно! – миролюбиво сказал он, - Дня два, три хватит?
-Да-да! – ответил довольный энергетик.
   За два дня нам выдали новые инструменты, вместо контрольных лампочек выдали приборы «цешки». Выдали новые спецовки и разрешили сдать старые спецовки не стиранными. Поскольку мы вывесили на первой колонке стенда план работы,  и там значился по плану следующим наш сосед «Отдел  механика», то и там пошло энергичное шевеление с похожими результатами. В конце смены, на стыке первой и второй смены энергетик собрал короткое производственное совещание и сказал, что мы должны с сегодняшнего дня работать по-новому, на опережение,  с закреплением  цехового оборудования поимённо за каждым электриком в целях проведения профилактических осмотров и ремонта .
 Я попросил слово и добавил:
      -… и вести учёт, на чьём оборудовании больше возникает неисправностей, чтобы была наглядность в социалистическом соревновании,  в соответствии с ленинскими принципами: наглядность, гласность, сравнимость результатов,  возможность повторения передового опыта!
     Энергетик, не сдержав судорогу на лице, не глядя ни на кого,  кивнул:
-Да-да!
-Ну, всё, кончилась спокойная жизнь! – прошипел, как бы про себя Гриша Квакин, старейшина  отдела, глубокий пенсионер – электромонтёр с шестым разрядом, и как бы подводя итог, уже громче сказал, - Всё! Надо увольняться, а то в комсомол вступать заставят!.. – и закурив, демонстративно ушёл с совещания, не спрашивая разрешения.
     На совещание заводского «Комсомольского прожектора» мы пришли в полном составе: Я, Сергеев и Генка. Шли, как на повинность, предвкушая скучные доклады, речи с восклицательными знаками и обязательными аплодисментами. К нашему удивлению в актовом зале кресла были сдвинуты  к задней стенке, а посередине стояли большой буквой «Т» столы, накрытые не красным сукном, а столовскими  скатертями. На них стояли блюда с пирожками и пончиками, а по концам буквы «Т» и в середине, стояли четыре самовара. На душе у нас как-то потеплело, потому что после смены наши желудки уже «хотели домой».
     Лариса предложила угощаться,  не стесняясь, но жевать так чтобы за ушами не пищало, потому что она будет говорить о деле. Уговаривать не пришлось и все, хоть и несмело, но взяли по пирожку. Лариса передала по рукам фотографии нашего цехового стенда «КП» и сказала, что за опытом можно обращаться с вопросами к нам и даже назвала номер нашего телефона и назвала мою фамилию,  как начальника цехового штаба «КП». Где-то сразу после этого зашёл в зал Первый Секретарь Заводского Комитета комсомола. Зашёл он из-за кулис сцены, на которой стояли привычные столы президиума и он, видимо, собирался по привычке сесть в президиум. Он, как бы, опешил, увидев необычную обстановку зала, несколько растерялся, но Лариса засмеялась и пригласила его к нам за стол, указав на разнос с чистыми  чайными чашками:
-Проходите не стесняйтесь Сергей Владимирович! Мы совмещаем полезное с приятным!
-Спасибо! – как-то неуверенно сказал он, медленно проходя к столу и опираясь на спинку свободного стула, - А как с организационным вопросом? Я же хотел кандидатуру  Начальника штаба Заводского «КП»  предложить, или вы уже всё решили?
-Нет, нет! – успокоила его Лариса, - Мы как раз переходим к этому вопросу! Пожалуйста! Вам слово!
-Я… - веско начал Первый Секретарь, - Я предлагаю  представить  на утверждение кандидатуру Начальника Штаба Комсомольского прожектора нашего завода Светлову Ларису, как испытанного, активного члена нашего Заводского Комитета комсомола! Предлагаю проголосовать за это предложение!
   Присутствующие побросали пирожки и чашки с чаем, готовые по привычке поднять руки: «За», но Лариса перебила:
-Извините, Сергей Владимирович! Во-первых,  я имею право на самоотвод,  а во-вторых, у нас тоже есть предложение кандидатуры более подходящей! Моя кандидатура не подходит,  потому что: я учусь в институте, я живу не в Волгограде, а в городе-спутнике Волжском и с работы на работу добираюсь не просто, на автобусе через плотину ГЭС каждый день,  работаю я в Конструкторском бюро, производство знаю плохо, не владею необходимыми  навыками для оперативного реагирования на вскрытые недостатки, а  у нас есть человек, который владеет навыками фотографии, рисования, стихотворства с юмором, работает на производстве, что называется – «человек от сохи», показавший себя  с организаторской  стороны – электромонтёр цеха Сварных Рам  Лёня Крупатин. Лёня, встань, покажись! «КП» у них в цеху уже действует, провели рейд и, при чём,  начали со своего отдела энергетика. Видите результат: сидят в новеньких спецовочках! – она всё это говорила полусерьёзно, посмеиваясь, - А я не возражаю быть заместителем, если такое мне доверите! Верно я говорю? – обратилась своим сияющим взором Лариса к сидящим, забывшим жевать «прожектористам».
-Да! Да! Да!- нестройным хором подтвердили присутствующие, а я стоял покрывшийся испариной от неожиданности и раскрывший рот для возражений. Вова Сергеев хлопнул меня ладонью по спине и прошептал:
-Не отказывайся! И нас спасёшь от Пашки и себя! – и я закрыл рот, потупив глаза.
 Голосовали единогласно. Секретарь  с сожалением посмотрел на пирожки, потом с таким же сожалением посмотрел на Ларису и сказал,  разворачиваясь к выходу:
-Ну, что ж! Поздравляю с выбором! Желаю удачи!
-Сергей Владимирович! А чай с нами? А песни с нами для души?- спросила вслед Лариса.
-Спасибо!- не оборачиваясь, недовольно сказал секретарь,  удаляясь из зала.
  Лариса вдруг схватила аккордеон,  стоявший у неё за спиной и с блестящими глазами заиграла и запела:
-В коммунистической бригаде! С нами Ленин впереди!..
 Пели все,  забыв про пирожки и пончики! От души! Звенящими голосами! Потому что поступили,  не так как было надо начальству, а так, как было надо всем! Даже Вова Сергеев пел, успев буркнуть мне на ухо:
- Эх! Бутылка бы не помешала! Но ты, всё равно,  не отвертишься! С тебя причитается!- а потом громко, - Лариса! А «Вечер на рейде», можно?   
  Лариса с готовностью кивнула и …. Как мы пели! До слёз! А Лариса смотрела в наши распахнутые глаза, как в души и сама сияла изнутри, как и мы! Ушли, извинившись человека три, а человек пятьдесят не хотели уходить, хотя кончились пирожки и пончики. Спрашивали у Ларисы, а часто ли будут такие совещания. Та,  смеясь и,  указывая на меня, сказала:
-Вот ваш начальник! С ним и договаривайтесь!
  Я сказал:
-Наверное,  раз в неделю! Где-то видимо по пятницам! Но вы все мне дадите  свои телефоны и мы договоримся.
  Когда уходили, Лариса меня задержала:
-Лёнь! Ты имей в виду – если будешь назначать на пятницу еженедельные встречи, то это без меня, потому что у меня по пятницам вечером репетиции в народном драмтеатре. Я не могу бросить или подвести. Лучше назначь встречи на понедельники, как бы планёрки работы на неделю.
-Ой! Ты права! Разумная мысль! –обрадовался я.
- Тогда  в пятницу приходи к нам в театр! У тебя творческая натура! Я уверена – тебе у нас понравится и ты режиссёру понравишься! Давай приходи! – говорила она, а глаза её смотрели в мою душу до самого дна.
-Приду! – сказал я, как когда-то сказал на аэродроме, - Я прыгну с парашютом! – ощущение у меня было похожее. Было какое-то внутреннее удивление: Я  электрик и драматический театр! В общем, я пошёл в театр,  потому что это пригласила ОНА! Ей я не мог отказать!
   Когда я догнал своих – Вову и Генку, Вова иронически глядя на меня через плечо, глухо гыгыкая, сказал:
-Я смотрю не ты её, а она тебя на «ебордаж» берёт!
  Я остановился и, глядя с угрозой,  сказал, нарочно коверкая речь:
-Ваще-то,  я-ба папрасил ба, а то - как ба,  чего ба!
-Ну, ладно! Начальник! Я же пошутил! Ну, не буду больше, потому что я вижу – ты,  юнга, приплыл в её сети! Ну,  в хорошие сети, хорошая рыба идёт! Не обидно!
-Скажи!- обратился я к  Володе, - Почему ты мне не дал отказаться? Лучше бы я был заместителем, коль на то пошло!
- А вот почему! Соображать надо! Мы же в бой вступаем с начальством! А нам тоже жить надо! Поэтому запас под «килём» должен быть, чтоб при манёврах на мель не сесть! Коль ты начальник Заводского «КП», то Паша, то есть Павел  Иванович побоится тебе  мстить за его притеснения! Иначе, я ещё раз говорю – не видать нам повышения разрядов, как своих ушей!
 Мы зашли в столовую  и  обмыли моё назначение на  складчину, хотя я предлагал за мой счёт, но мои друзья отказались. Вова был прав. Через неделю энергетик направил меня и Вову на комиссию по повышению квалификационного разряда. Генку пообещал направить после Нового года
Л.КРУПАТИН декабрь 2012 г.
2.
 НАРОДНЫЙ ТЕАТР.
   Пришли мы в пятницу с Ларисой в наш ДК Тракторного завода. Она представила меня режиссёру: Якову Захарычу Миркину. Он побеседовал со мной, предложил мне что-нибудь исполнить по памяти и я, не долго думая,  рассказал то, что помнил с раннего детства  с четырёх-пяти лет с пластинки, которую мы дома крутили не только на патефоне, но и на радиоле. Радиолу   мы имели в хуторе единственные, потому что в  нашем хуторе,  дворов на триста,  электричества тогда ещё не было. Радиола была на батареях (сухих элементах), которые стояли под столом и занимали места столько же, сколько и радиола…  Так вот с этой самой радиолы у меня кое-что в детской памяти отпечаталось.  Это был юмористический, сатирический рассказ неизвестного мне автора начала  50-х годов – «Гипнотизёр»:
«Гипнотизёр –Фердинанд  Д, Жокюлью, человек с длинным лошадиным лицом, на котором многие пороки и наклонность к запою оставили свои печальные следы,  гастролировал в городе «Энн» уже вторую неделю. Вся эта задержка объяснялась тем, что в этом городке ему жилось довольно уютно,  и неприхотливая публика охотно посещала его представления, которые он устраивал  в городском саду. Вот на одном таком представлении и встретились директор конторы треста «Домашняя птица» товарищ Велепетуев и заведующий по индюкам товарищ Дражжинский. Места их «случайно» оказались рядом. Усевшись поудобнее,  они приготовились созерцать представление.  Для начала гипнотизёр проткнул свой язык тремя шляпными дамскими булавками образца 19…   затёртого года и обошёл ряды,  демонстрируя бескровность. Затем гипнотизёр прошёл на сцену, а из первого ряда поднялась  на сцену бледная девица,  с которой гипнотизёр всегда сиживал после представлений в пивной «Дружба». Девица деловито осмотрела его язык, а гипнотизёр объявил, что это для контроля медицины. Затем девица ушла на место, а гипнотизёр вышел на авансцену и громогласно объявил:
-Желающих подвергнуться гипнозу прошу на сцену!
И вот из первого ряда поднялся низенький старичок  в байковой куртке и рыжих валяных сапогах.
-Мы жалаем подвергнуться! Действуй на нас! Валяй!-  сказал он и поднялся на сцену.
-Вы знаете, кто это? - забеспокоился Дражжинский, - Это же сторож с нашей птицефермы!Ох, ядовитый старичок! Как бы он под гипнозом чего не ляпнул про нас!
-Да, ну! Он про нас и думать забыл!-успокоил его Велепетуев.   
Гипнотизёр усадил старичка в кресло, спросил его имя, фамилию и занимаемую должность.
-Сторожем я служу на птицеферме! А зовут мене Никита Борщёв! Так и пиши!
Гипнотизёр записал  и приступил к сеансу. Магическим голосом он стал отдавать Никите команды:
- Вы-ы  должны- ы  мне-е подчиняться!!!  Вы-ы  должны-ы   меня-а  слушаться!!!  Вы-ы должны-ы спа-а-ать!!!  Вы уже-е спи-ите! Вы спи-ите. Спите!… Вот вы приходите на работу….Вы уже не сторож вашей птицефермы, а директор всей вашей конторы! Что вы видите? Говорите! Я вам приказываю! Говорите!
И Никита проникновенно заговорил:
-Десять часов, а в конторе никого нету! Эх, и распустил же службу товарищ Велепетуев! А ему бы что? Только по кабинетах штаны просиживать, да по командировках раскатывать! – Велепетуева передёрнуло, Дражжинский, не выдержав хихикнул в кулак.
-А заместитель его по индюкам – Дражжинский!- продолжал Никита,- Да он же, слободное дело, вутку с вороной перепутает! Ведь он же корму-то индюкам не запас – они и подохли!
Дражжинский испуганно вскочил с места и обратился к гипнотизёру:
-Товарищ гипнотизёр!  Товарищ гипнотизёр! Это не правильно! Я писал в трест! У меня есть бумажка! Разбудите же его!
  Вокруг закричали:
-Не будить! Не будить! Пусть выскажется-а-а!!!
А Никита продолжал:
-Не надо меня будить! Когда надо будет,  я и сам проснусь! А кому, намедни,  двух пекинских уток упёрли? Велепетуеву! А почему сторожам до сих пор полушубки не выдают? Зима на носу!
Велепетуев и Дражжинский красные, растерянные торопливо пробирались к выходу, а вслед им нёсся голос Никиты Борщова! Какая-то женщина в цветистом платке из заднего ряда тянула руку:(дальше я уже пропарадировал под голос  женщины)
-Товарищ гипнотизёр! Товарищ гипнотизёр! Как Никита выспится, дай мне поспать! Я как засну – я за курей всё скажу, что у меня на душе накипело! Всё!" Цирк бушевал!!!

Я своим выступлением прямо-таки сорвал аплодисменты с овациями… Все хохотали, а режиссёр – до слёз. Лариса смотрела на меня восторженными,  счастливыми глазами.
- Я помню! Я слышал это очень давно! Хорошо!   - отдышавшись сказал режиссёр, - Без сомнения,  вы  нам подходите!
 Он предложил мне попробовать роль в спектакле, который был «на подходе». Взял я роль, но задача моя заключалась не только в том, чтобы  выучить слова и отрепетировать мизансцены, то есть согласованные действия с другими действующими лицами, но даже отдельно расписать своё отношение к этим действующим лицам, то есть,  как я их ощущаю, как будто бы знал их давно, чуть ли ни с детства, и это описание представить ему – режиссеру. Если он будет не согласен с моим восприятием того или иного лица, то он меня поправит и готов поспорить, если  я буду не согласен, но  я должен иметь в виду, что последнее слово за ним! Я согласился, написал, примерно за неделю всё, что о ком я думаю. Я думал, что все артисты так же описывали, как и я, а оказывается,  у других с этим были проблемы. Могли они рассказать на словах, что они думают о других ролях,  действующих лицах, но описать не могли, либо описывали очень скудно, неверно выражая даже собственное ощущение этой роли. Режиссёр собрал нас и попросил меня зачитать при всех.
Я  очень волновался, стеснялся, ещё не зная коллектив, думал, что меня сейчас будут критиковать, но режиссёр меня ставил в пример,  и мне было неудобно перед  артистами, которые уже знали, что такое сцена и по возрасту я был, пожалуй,  самый молодой. Мне казалось, что я выгляжу выскочкой, но режиссёр, так активно приводил в пример моё восприятие, что я бы даже сказал – агрессивно, диктаторски настаивал, что бы было именно так, потому что он сам имел в виду именно это, что, вроде бы как,  я изложил то, что он мне поручил для всех, хотя таких подробностей он со мной не обсуждал. Я только зачитал ему наедине свою писанину, а он собрал весь коллектив и заставил читать для всех.  Мне эта позиция понравилась, потому что на самом деле меня могли посчитать выскочкой и соответствующе ко мне отнестись. А так – вроде бы я выполнил его поручение. Чуть попозже режиссёр дал мне ещё одну роль для страховки ненадёжного артиста, который иногда уезжал в командировки.
  Наконец-то , премьера! Как я волновался! Я не был прирождённым артистом. На меня зал действовал очень отрицательно.  Мне приходилось  включать даже мужество,  и голос у меня почему-то звенел совершенно не естественно,  и лицо было напряжённым, хотя говорил и делал всё правильно. Оказалось, что описать-то для меня проще, чем следовать написанному на сцене, то есть - войти в роль и жить ею на сцене! Это было заметно только тем, кто знал меня раньше. Мне казалось, что два года назад,  прыгая с парашютом,  я волновался меньше.
         Однажды я прибыл на репетицию с опозданием и в очень расстроенных чувствах. В этой мизансцене, которую сегодня репетировали,  мы с Ларисой должны были  участвовать  в качестве второстепенных лиц, изображая действия,  попутные действиям главных действующих лиц. То есть: я сижу на лавочке, Лариса подходит ко мне, я встаю пред нею и предлагаю ей сесть, но она начинает со мной разговор, вернее  - мы должны беззвучно изображать беседу, не слишком отвлекая на себя внимание зрителей, так как на сцене идёт главное действие, в которое мы включимся несколько позже.
       По мизансцене: я сижу, появляется Лариса, подходит, я встаю,  и она говорит мне слова, которые обычно говорят в таких случаях артисты, изображая беседу:
- Ну,  что говорить-то, если говорить нечего!
-Конечно! Если нечего говорить, то и говорить-то нечего!- продолжил я.
- Но вообще мне твой вид сегодня не нравится! - стала она говорить  уже в отступление от принятых норм.
      А я,  поддерживая её, тоже не стал импровизировать, а стал говорить  о причине моего подавленного состояния в настоящий момент:
  -Если бы ты знала, что со мной сегодня произошло!
- Что такое? – испуганно спросила она.
Л.КРУПАТИН,декабрь 2012 г.

3
КАРЕЛИН ВОВКА –ЛЕЖАЧИЙ УЖАС!
-У меня лежит в больнице  в Костно-туберкулёзном отделении друг- Вовка Карелин, с которым учились в одной группе, лежачий больной, с позвоночником в гипсе. Он успел проучиться только полгода и попал в больницу. Я его постоянно посещаю примерно раз в неделю, ну приношу ему что-то за свой счёт, потому что его старший брат-офицер, танкист  к нему вообще не ходит, а жена брата, получая его стипендию в училище, приходит раз в месяц и приносит меньше, чем я за один раз в неделю. Он попросил меня съездить с письмом к брату на квартиру в Лётный городок и потребовать от его  жены, чтобы она  дала мне деньги в возмещение моих расходов и сделала доверенность, чтобы получал стипендию я, а не она. Я приехал, а их никого нет дома. Я решил подождать, обошёл дом вокруг, посмотрел на их окна на третьем этаже трёхэтажного дома, обратил внимание на окна квартиры, которая под ними. Увидел в окне балконной двери стоящую женщину или девушку вполоборота ко мне, с опущенной головой, как бы читающую книжку. Я несколько раз посмотрел на неё, но она не шевелилась. Я удивился и пошёл дальше. Несколько раз я так обходил дом, проверяя, не вернулись ли родственники моего друга и опять смотрел на девушку, которая не меняла своей позы. И вдруг, вокруг стали собираться люди и кивая на это окно, встревоженно стали что-то говорить. Я понял, что эту молодую женщину только что обнаружили повешенной на карнизе шторы. Потом я видел в окне, как её сняли и я уехал, не дождавшись  прихода родственников друга, так как в подъезд больше не пускала милиция. Лариса слушала меня с ужасом!... но вдруг до нас долетел голос возмущённого режиссёра:
- Молодые люди! Я смотрю, что вы настолько вошли в роль, что забыли об обязанностях! Я, глядя на вас, сначала порадовался, как вы неподдельно общаетесь, но когда вы забыли о том, что начинается ваше действие во взаимодействии с другими, да ещё  вы забыли, что существует режиссёр…. Ну,  это никуда не годится! Из-за вас мы повторяем эту мизансцену заново! Пусть вам будет стыдно перед товарищами!
   Мы с Ларисой очень извинялись и тоже расстроились, что из-за нас будут повторять «прогон».
   Мизансцену начали заново. Но только Лариса подошла ко мне, сразу же  задала вопрос:
-Кто же была эта женщина?
-Я пришёл к другу в больницу и рассказал, почему не состоялась встреча с его родственниками, а он… он пришёл в ужас, кода уточнил, что эта женщина была из квартиры ниже этажом! Он бился в истерике! Он клялся, что убьёт её мужа, когда встанет на ноги! Он говорил, что он бы этого не допустил, если бы не был в больнице прикованным к постели! Он пытался встать с кровати! Сбежались медсёстры, врачи, выгнали меня и сказали, чтобы больше не приходил! Оказывается  Вовка  любил эту замужнюю женщину,  у которой муж был танкист сослуживец  брата моего друга Вовки и собутыльник по пьянкам, после которых сосед издевался над  своей женой.
  Нас опять вернул к жизни голос режиссёра … Режиссёр удалил нас с репетиции и сказал, что мы не готовы к серьёзной работе. Он был очень расстроен! Мы тоже были сильно расстроены, просили у него прощения и вынуждены были ему рассказать причину. Он тоже очень проникся и задумался, что можно в этой ситуации сделать. Лариса вдруг спросила:
-Твой друг музыку любит?
-Ещё как! Особенно военную и времён гражданской войны!
-Всё! Завтра я жертвую половиной выходного дня и еду с тобой к другу в больницу. Ты поможешь мне тащить аккордеон!
Режиссёр очень одобрил идею Ларисы и почти простил нас за сорванную репетицию, но не удержался от наказа на будущее:
- Приходя в театр, ещё по пути в театр, надо быть уже быть в роли,  уходя из окружающей жизни!
   На другой день мы с Ларисой приехали в КТО-2,  так называлась больница, где лежал мой друг, Карелин Вовка. Мы приехали с гостинцами и аккордеоном. Нам отказали во встрече. Лариса долго увещевала, убеждала, что музыка положительно повлияет и на других больных и, наконец, старшая медсестра соизволила позвонить домой лечащему врачу и она разрешила нам зайти в палату  к Вовке. Вовка лежал на постели, как покойник. Нам сказали, что он со вчерашнего ничего не ел. Увидев нас и аккордеон, он как-то отрезвел взглядом и начал оценивать окружающее. Мы попросили его поесть, а потом мы пообещали ему сыграть и даже спеть. Он тихо спросил у Ларисы:
-А полонез Огинского вы можете сыграть?
-Конечно!- воспрянула  духом Лариса и  аккордеон  с  готовностью, как пушинка взлетел на её колени.
   Музыка плавно поползла по палате, вылилась в коридор, заполнила каждый уголок отделения, а мы заворожённые смотрели на Ларису и её волшебные пальцы… Страшный звук заставил нас оглянуться на  друга Вовку! Он, хрипя в истерике, бился об кровать, поднимаясь  «на мостик». Нас выгнали опять и сказали, чтобы духу нашего близко к отделению больше не было!
  Сидя на лавочке за оградой,  мы с Ларисой вздыхали и обдумывали происшедшее.
-Надо было не выполнять его просьбу и играть только бодрые мелодии… сказала Лариса,  - Но теперь уж и не знаю,  как исправить положение…
    Через два дня мне позвонили из КТО-2 . Лечащий врач просила меня приехать, и если можно с девушкой-музыкантом, потому что Вовка объявил голодовку, если мы не приедем опять. Только врач просила не играть грустные мелодии.


4.
 «СОКАМЕРНИКИ»
  Мы с Ларисой ездили к Вовке примерно раза два в месяц. Однажды я отвёз в училище от Вовки заявление, чтобы прекратили выдавать его стипендию жене брата и её клали на сберкнижку. Я неоднократно пытался проводить Ларису в город Волжский после посещения Вовки, но она отправляла меня в Заводоуправление относить аккордеон, а сама уезжала,  ссылаясь на срочные дела. Однажды она мне нехотя проговорилась, что её занятость это не основная причина того, что она искала себе замену на общественную должность Начальника штаба  «КП» завода. Дело в том, что Первый секретарь ЗК ВЛКСМ имел очень большие виды на неё и пытался брать её  с собой  на  машине  на все мероприятия районного, городского и областного масштаба, отрывая её от основной работы, вызывая недовольство её начальства и создавая ей неудобства попытками провожать домой, а иногда и с попытками кое-куда её завезти для угощений. Поэтому у неё, якобы, аллергия на попытки  проводить  её домой.
    Приходя к Вовке с Ларисой, я рассказывал ему о своём житье-бытье. Рассказывал о том, что живу в комнате с УДО – условно-освобождёнными зэками.
Дело в том, что был такой  «зигзаг» Партии и Правительства – условно освобождать осужденных с направлением «на стройки народного хозяйства». Потом, наученные  горьким опытом , стали делать «Спецкомендатуры» для проживания такого  контингента, а сначала было вот так: расселяли их по молодёжным общежитиям и для надзора и воспитания поселяли в каждую комнату по коммунисту. На нашу комнату коммуниста не хватило и поселили меня – 17-летнего   комсомольца. Мои «зэки» восприняли это с сарказмом, сказали,  что дают мне кличку, т.е. «погоняло»  - « коммунист» и тем самым исправят дискриминацию населения нашей комнаты. Они ко мне относились с уважением, потому что за время проживания в общаге я кое-что научился готовить, а мы решили кормиться  «общаком». Я говорил, что нужно купить и сколько, а они шли и закупали. В виду того, что я взялся готовить, меня освободили от финансирования закупок продуктов и предоставили мне  право  привлекать их для помощи в кухонных делах, а особенно в мытье посуды. Мытьё посуды было дело дежурного по графику. В отношении ко мне очень их подкупало то,  что у меня был мощный  фотоаппарат «Киев-4» с фотоэкспонометром, все фотопринадлежности и фотограф я был с большим стажем с девятилетнего возраста. Ну, и ещё очень важный элемент добавлял уважение ко мне, это то, что у меня был классный магнитофон «Астра-2» и проигрыватель для пластинок. А среди пластинок у меня было много «на костях», т.е. самопального производства роки и джазы, а ещё  на плёнках у меня уже тогда был Владимир Высоцкий с блатными и тюремными песнями его первой поры. Ещё  мне добавляла авторитет моя любовь к стихам, а среди тех,  которые я знал,  было много сентиментальных, на что «зэки» весьма падки. Я им читал перед сном на память  Эдуарда Асадова: «Трусиха», «Стихи о Рыжей дворняге», «Конь –пенсионер»  и многое  другое такое , что заставляло этих обиженных жизнью людей, прислушиваться ко мне  несмотря на возраст, так как мне было 16-17 лет. Однажды я в отсутствие своих «сокамерников»  исполнил давнюю свою мечту-задумку: создал  звуковой монтаж  на мелодию танго «Маленький цветок» с маленькой пластинки на 33 оборота в минуту. Под эту мелодию звучащую с проигрывателя,  я  продиктовал текст глубоким душевно-трагическим голосом от имени улетающего  в пространство космонавта своей девушке, находящейся в анабиозе до его возвращения. Но  в пути произошла  авария в системах корабля и стало ясно, что он на Землю назад не вернётся. Под мелодию этого танго астронавт прощался со своей девушкой перед отлётом в  космическое Пространство и под эту мелодию он шлёт своей девушке  свою последнюю телеграмму, прощаясь уже навсегда…  Тогда это  было в прозе, но мои  «зэки» слушали это со слезами на глазах и зауважали меня ещё больше. Один из наших зэков - Эдик Золотарёв сказал, что нельзя оставлять так и я должен сочинить вторую часть, где этого астронавта спасут и он вернётся на Землю. Я это сделал к великой радости Эдика и других наших "сокамерников", как они называли себя и меня в том числе.
   Они даже приглашали к нам гостей из других комнат послушать это творение под бульканье спиртного и звон стаканов...
5.
ТАНГО «МАЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОК»-
Космическая драма, в 2-х частях, фантастика.
рисунок автора.

ЧАСТЬ 1.
Кончалась ночь. Светлело небо.
Уже алел зарёй восток…
А,  мы с тобою расставались
Под танго «Маленький цветок»!

Я улетал! Я отправлялся
В далёкий межпланетный путь!
Я должен был к тебе вернуться…
Но вот теперь меня забудь!

Я не смогу назад вернуться –
Отказ в системах корабля!
Я наблюдаю на экране,
Как удаляется Земля!

А ты сейчас в анабиозе!
Ты собиралась меня ждать!
И я прошу мой Центр Полёта
Анабиоз тебе прервать!

Ты жизнь должна начать сначала,
Меня из памяти стереть!
Жить полноценной новой жизнью
И не назад. Вперёд смотреть!

А мне остались только память
Да танго «Маленький цветок»!
В глазах твоих вуаль печали
И в них горит земной Восток!

Л.КРУПАТИН, МОСКВА,2009 г.

ЧАСТЬ 2 .
ВЕРНОСТЬ!(фантастика)

-Дорогая! Извини, говорить можешь?
-Милый! Уже могу! Как я рада тебя слышать! Я только закончила  реконструкцию траектории полёта, потому что на старте произошли  отклонения. Я всё время собиралась  сообщить тебе, что улетаю, но сборы были  неожиданными и напряжёнными.
-Хорошо, родная! Я уже знаю куда ты летишь, но хочу от тебя услышать: надолго ли?
-Ой! Не знаю, как и сказать! Нет не надолго! В земном исчислении лет на двести! Короче туда и обратно! А вернусь…. У меня есть к тебе предложение! Встретимся с тобой внатуре, без электронных посредников и я от тебя рожу!
-Даже так! Я польщён! Ты героическая женщина!
-Спасибо!Я знаю! Как раз после возвращения подойдёт срок моего и твоего очередного омоложения и после этого мы с тобой встретимся. Практически, мы  с тобой после каждого омоложения производим ребёнка, только прошлое омоложение мы с тобой не встретились – оба были заняты проблемами в созвездии  Альфа-Центавра. Были с тобой в общем-то рядом, но перегружены заданием, каждый своим. Милый! А  ты помнишь какой по счёту у нас будет ребёнок ?.. Что? Полез в электронную память? Да-а,  папочка! Ничего удивительного! Одна тысяча сто третий ребёнок! Я сама иногда забываю. Смотри никому не говори, что мы с тобой «ископаемые»! Судьба у нас почти похожая, потому что оба случайно выжили в креоновой  ванне, а точнее в примитивной глыбе льда, поскольку это ещё были первые опыты,  находясь на расстоянии в  пятьдесят лет, поскольку я старше тебя и в десять тысяч километров, поскольку жили в разных странах и в разных даже эпохах,  а главное, что мы с тобой  выжили ещё из того первобытного общества, которое было на пороге гибели и готово было уничтожить нашу прекрасную Родину, настоящий  Рай по имени Планета Земля! Ой! Что-то я так высокопарно заговорила! Просто давно не была на Земле. Соскучилась!  Только, когда рожали с тобой последнего сына Вовочку, пятьсот лет назад мы были с тобой на Земле!
-Моя родная! Не вспоминай о том, что ты старше меня на пятьдесят лет, потому что это формально, а фактически мы с тобой ровесники, так как нас  вернули к жизни одновременно. И процесс омоложения мы свели с тобой к одному времени, чтобы проходить одновременно. Милая! Я знаю,  как ты любишь дочек! Хочешь,  запрограммируем следующую дочку? И останемся на Земле,  пользуясь льготами «кормящих»! Сейчас разрешают быть на Земле с ребёнком до совершеннолетия, то есть  пятнадцатилетия. А потом заберём его… то есть её  с собой в Пространство, приобщать к работе.
-Ты хочешь приобщать ребёнка к работе в Пространстве на практике? Но ты знаешь, какой вес имеет диплом астронавта или астронавигатора, полученный на Земле? Это гордость на всё Пространство  и память на всю Космическую Жизнь. Больше половины наших детей получили образование на  Матушке Земле!
-Это конечно! Но, дорогая, длительное пребывание ребёнка в земных прелестях расхолаживает, лишает ребёнка  врождённого чувства  самосохранения и потом тяжело ребёнку отвыкать от земных благ в условиях  космических кораблей, межпланетных станций и  других планет, порой с довольно отличными от земных, а порой тяжёлыми и опасными условиями.   
-Ну, мы постараемся,  насколько это будет возможно,  потаскать ребёнка с собой и натаскать без всяких  поблажек. Но,  а если будет невозможно,  ввиду какого-то особого задания Межпланетного Центра, отправим на какую- нибудь станцию, где преобладают наши потомки. Ведь есть такие станции, где вообще обитатели состоят только из наших с тобой потомков . Из двух с половиной тысяч  космических  объектов освоенного Пространства, включая и планеты, может быть  на всех  работают наши потомки и потомки наших потомков.
-Ну, почему ты считаешь, что при совершеннолетнем ребёнке обязательно должен быть свой опекун?
- Да не считаю я так! Но должен кто-то контролировать  освоение им программы и останавливать иногда, если зарывается!
-А мы с тобой что устраняемся что ли? Мы тоже имеем элементарную возможность контролировать и освоение программы на любом расстоянии  и….
-… и с задержкой в несколько месяцев , если ты или я в дальнем полёте? Извини,   дорогая, что перебил! Ребёнка ещё нет и будет через двести лет, а мы с тобой уже поругались из-за методов воспитания. Давай поговорим о чём - нибудь приятном. Неужели нам с тобой за наши  двести тысяч лет нечего вспомнить?
-Прости милый!  Не двести тысяч, а уже двести тысяч шестьсот лет мы с тобой вместе! Много приятного  было в нашей фантастической жизни, но я никогда не забуду танго «Маленький цветок». Это было в конце двадцать первого века, когда только начиналось  освоение Пространства. Когда уходя в полёт,  всегда были на положении  испытателей, уходя в неизведанное на неизведанном. Я тебя тогда чуть не потеряла! Но я этого не знала… Ты просил Центр Управления Полётом вывести меня из анабиоза, так как был уверен, что не вернёшься на Землю, но ЦУП направил тебе на перехват другой корабль и чудо, о котором я не знала – совершилось! Ты вернулся уже в двадцать втором столетии, но я помню то стихотворение, которое ты считал последним, прощальным, как наше танго, которое скрепило нашу верность - «Маленький цветок»:

Кончалась ночь. Светлело небо.
Уже алел зарёй восток…
А мы с тобою расставались
Под танго «Маленький цветок»!

Я улетал! Я отправлялся
В далёкий межпланетный путь!
Я должен был к тебе вернуться…
Но вот теперь меня забудь!

Я не смогу назад вернуться –
Отказ в системах корабля!
Я наблюдаю на экране,
Как удаляется Земля!

А ты сейчас в анабиозе!
Ты собиралась меня ждать!
И я прошу мой Центр Полёта
Анабиоз тебе прервать!

Ты жизнь должна начать сначала,
Меня из памяти стереть!
Жить полноценной новой жизнью
И не назад. Вперёд смотреть!

А мне остались только память,
Да танго «Маленький цветок»!
В глазах твоих вуаль печали
И в них горит земной Восток!

Милый, спасибо,  что ты есть! Извини! Конец связи!



6.
МОЙ ДЕБЮТ, ЭКСПРОПРИАЦИЯ, ПОКУШЕНИЕ!
 Однажды я привёз Вовке это моё личное произведение, записанное на магнитофон: «Танго Маленький цветок!» Прежде чем включать, я взял с Вовки слово, что он не будет расстраиваться
и представил ему это своё произведение. Лариса была при этом и тоже слушала это в первый раз и слушала, затаив дыхание. Лежащие в палате больные, тоже слушали и наградили меня аплодисментами, а Лариса поцеловала в щёку. Вовка сказал:
-Был бы я девушка, тоже бы поцеловал!
Потом слух прошёл по больнице и меня попросили принести ещё раз и слушали в других палатах и приходили врачи. Ведь всего только три года назад Юра Гагарин слетал впервые в космос, и это  моё произведение ложилось в души людей прямо в самое тёплое место.
   Однажды, когда я пришёл  к Вовке в больницу без Ларисы, он сказал:
-Лёха! Гадом буду! Эта девка должна быть твоя! Но чувствую, что она тебя просто уважает! А ты её должен захомутать! Как хочешь!
  Я и сам не находил себе место! Я засыпал и просыпался с ощущением, что она смотрит на меня и видит каждый мой поступок, как когда-то, в школьные годы, мною владела моя первая любовь – Нинка. В этом случае Нинка у меня из души не ушла. Она так и была, как всегда в моей душе, но как-бы за каким-то стеклом, потому что душевного у меня с нею так ничего и не получалось. Она меня держала на расстоянии. Лариса тоже держит меня «на расстоянии», но она просто светит мне своей натурой и направляет, в отличие от Нинки. Однажды я был с Ларисой наедине… Я подошёл к ней вплотную и хотел поцеловать, а у неё такой приличный бюст четвёртого размера, что через него не сразу дотянешься до губ. Хотел притянуть её за шею, но она, смеясь, скинула мою руку и сказала:
-Ну не надо! А? Ну,  и без этого хорошо нам с тобой!
-Хорошо-то – хорошо! Но хочется лучше! – улыбаясь,  сказал я.

    Так вот,  я пригласил моих «сокамерников» на мой дебют в спектакле. Они аплодировали стоя! Аплодировали мне! А вообще-то они были первый раз в театре, за исключением одного ленинградца  «Коли питерского» – неоконченного студента, который сел в тюрьму за то, что с другом студентом пытались продать иностранцам  атомные секреты из своего  физико-технического института. Он неоднократно нам пытался доказать, что это его друг подставил, а сам он, ни сном,  ни духом не ведал о его замысле. Нам тоже очень хотелось в это верить,  и мы верили. Коля   «питерский»  судил обо мне менторски и сказал, что у меня есть большое будущее! И даже посматривал на меня как-то с недоверием, что  это был на сцене тот самый «коммунист»,  с которым они на кухне варят супы и жарят картошку с мойвой! А потом за ужином «расчехляют»  поллитровочку «по-братски»….
            Дело в том, что на этот спектакль я пригласил и девчонок  из «Пятьсотвесёлого».Они тоже были в восторге от моего дебюта, хотя сам я никак не мог оценить свою «игру» положительно! А ещё… На спектакле была моя…(Да нет! Не моя!) любовь  -  Нинка из Цимлянска, которая приехала в Волгоград поступать в Политехнический институт на химический факультет и, поступив, осталась учиться. Я, когда был в отпуске дома, она была в Волгограде, сдавала экзамены, а я оставил адрес своего общежития её родителям. Она прислала открытку и сообщила, что поступила в «Политех». Я на её адрес послал пригласительный на мой спектакль и она приехала с сестрой. Мне с нею не дали пообщаться  мои «сокамерники» и девочки из «Пятьсотвесёлого». Поблагодарил  я Нинку и сестру  за то, что приехали на мой дебют, видя их восторженные взгляды, и тут же извинился, потому  что меня обнимали перед ними другие – знакомые девчонки  из женского общежития «Пятьсовесёлый».
    Незадолго до моего дебюта в театре у меня с моими «сокамерниками» произошёл вот такой случай:
     Я уже говорил, за  что  меня зэки  уважали, а вот настороженность всё-таки ко мне у них была. И решили они при удобном случае меня проверить.
     У нас в соседней комнате через стенку образовалась блатная «гоп-кампания». В их комнате тоже числился настоящий коммунист, но он  только числился, а сам проживал видимо у какой-то сожительницы. Эта компания вела себя довольно таки вызывающе и иногда пытались «пристебаться» ко мне. Я вступал в драку,  не ожидая помощи от своих «сокамерников» и даже добивался успехов, но они всегда меня упрекали за то, что я их не привлекаю. Я говорил, что  никогда не обращусь за помощью и не буду ни на кого жаловаться. Они меня за это тоже уважали . А однажды…
       Вечером я заметил, что они, мои сокамерники,  что-то ко мне имеют и переглядываются, как бы сомневаясь говорить или нет…
   -Колитесь! В чём дело?
    И они рассказали:
      Эдик днём был дома- отсыпался за сверхурочную работу. Поскольку днём  шума меньше, была хорошая слышимость и Эдик «усёк»,  что в соседней комнате идёт какой-то «базар» по-крупному. Он взял литровую банку, приставил к стенке, а к её донышку своё ухо и подслушал о чём речь. Оказывается,  они сегодня вечером идут на «гоп-стоп», то есть на грабёж работников Алюминиевого завода,  у которых сегодня получка, а автобусы с «Алюминьки» ходят только до девяти. В виду «возлияний»,  некоторые задерживаются и опаздывают на автобус, а поэтому идут пешком через мост реки Мечётки. Там с двух сторон кусты и есть пути для отхода.
       Рассказав это,  мои зэки притихли и сидели,  переглядываясь, мол, что предложишь? По понятиям будешь действовать или ссучишься до «ментуры».
     Я, подумав,  сказал:
-Есть идея и, думаю,  реальная, потому что я знаю те места,  как пять пальцев и знаю путь по которому они будут отходить. Мы их возьмём после дела и так отделаем, что им больше не захочется это делать. Только надо замаскироваться, чтобы не нажить врагов под боком и не выдать себя голосом. Надо днём пройти тот путь,  посмотреть всё внимательно и запомнить, потому что фонарики брать нельзя. Ещё я зайду к девчатам в общагу в «Пятьсотвесёлый» и возьму у них поношенные капроновые чулки, чтобы одеть на наши морды. Сами будем в одинаковых спецовках, но оденем их в балке за «Комсомольским парком».  Сколько их будет неизвестно, но думаю,  что они не дураки и больше трёх в команду брать не будут. Нам тоже, я думаю,  не надо набирать много. Вот Коли-питерского и Шила нет и не надо их  посвящать. Миша, хоть ты и посвящён, но должен забыть всё что слышал. Ты с нами не пойдёшь – и ростом маловат и по возрасту сам понимаешь…(Мише было за сорок и ростом он был не велик). Пойдём: я, Юра- боец  и Эдик –драчун.
-Я тоже боец!- сказал Эдик.
     Юра испытующе молча смотрел на меня,  не выражая ни согласия, ни протеста.
-Что молчишь, Юра? –спросил я, - Не согласен?
-Горячишься, коммунист!- сказал он, - Путь отхода, говоришь один? Так он и для нас один! Об этом ты подумал?
-Вообще путь отхода для них есть ещё, но он в сторону милиции и я не думаю, что они пойдут туда. А у нас путь отхода не один. Я знаю запасной путь, который никому не доступен, а только мне. У меня в балке на склоне живут знакомые. У них во дворе собака, которая никого, кроме меня не пропустит, а выход у этих знакомых есть через вторую калитку прямо в город на улицу Дегтярёва, на которой и находится милиция, но мы выйдем в цивильной летней одежде. Если они всё же,  из хитрости или из глупости,  пойдут в сторону милиции…Ну, что ж! Значит им повезло, если милиция не остановит, но и мы ничего не потеряем. Следующий раз, через месяц ещё что-то придумаем.
-А почему ты так быстро сориентировался, как будто приходилось раньше в таких делах участвовать?-спросил недоверчиво и с живым любопытством «москвич» Юра.   
- Юра, приходилось! Я же в Бекетовке два года в общаге обитал. Я был самый молодой и разница в возрасте была большая. Мне было 15-16 лет, а ребята послеармейского возраста и все в основном дети вербованных и бывших осужденных, восстанавливавших из руин Сталинград, строивших Волгодонской судоходный канал, Волжскую ГЭС. Это были ребята – « оторви и выбрось», как говорится. Ну, и я не мог быть среди них белой вороной. Всяко бывало, а иной раз и я идеи подавал. В основном добывали на жизнь ломом на вагонах, но иногда и  «экспроприировали у экспроприаторов».
-Ощущается!- ухмыльнулся Юра, - Я бы тебя в мафию взял!
      Мы осмотрели предполагаемое место происшествия. Я показал в «Комсомольском парке» место за воздушной каруселью, откуда видно,  как на ладони мост через Мечётку, идущих по нему людей и транспорт. И всю заросшую кустами  Мечёткинскую балку. В кустах мы  приготовили  дубины из сухих сучьев, чтобы делали больно, но нельзя было убить, чтобы бить без разбора и опаски. Провёл ребят по тропинке, указал калитку  моих знакомых, отправил их назад, как пришли, а сам зашёл,  поздоровался с кобелём  и с хозяевами, отказался от чая, пообещав зайти в другой раз, попросил разрешение выйти через верхнюю калитку, чтобы убедиться, что у них запор, который открывается только изнутри, не сменился.  Я зашёл к девчонкам из моего цеха в общежитие, которое почему-то с довоенных времён называлось «Пятьсотвесёлый»,  попросил поношенные капроновые чулки, в шутку пообещав купить взамен новые. На вопрос ответил, что буду для аквариума дафний ловить в болоте. Ещё я ребят обязал непременно одеть кожаные перчатки, чтобы не было ссадин в случае чего.
           Акция прошла у нас успешно. Отобранные деньги мы пустили на наш «общак», не включая в него Колю –«Питерского» и Гену- «Шило». Но они в основном питались где-то у сожительниц. Мы договорились между собой - на избитых соседей не поднимать глаза, иначе можно не выдержать и рассмеяться, тем самым выдать себя. А смотреть на них было действительно уморительно! Как они ползали! Какие изумительные и умопомрачительные шишки были у них на головах и лицах – как рога! Мы заходили в свою комнату  и, заткнув рожу подушкой,  хохотали до изнеможения.
     Всё же один из нас не выдержал! Тот на кого я бы не подумал! Эдик «Золотарь» по пьяни в пивнушке пригрозил этим ублюдкам, что «мы с Коммунистом вам ещё не такую кару придумаем!» Да! По пьяни Эдик с головой был не дружен… А эти ублюдки поняли, кто в нашей комнате «держит погоду» и стали готовить мне западню.
            И вот приближался  праздник годовщины Великой Октябрьской революции. Наш театр должен был проводить  вечер с театрализованным представлением  в кафе «Темп» на ул. Дзержинского. Я пригласил  своих «сокамерников» на вечер в кафе и пообещал общество девочек из «Пятьсотвесёлого», если они не будут «ужираться» и будут вести себя нормально. Юра-«москвич» как раз работал в смене. Со мной собирались Эдик и Миша. Я предупредил, чтобы они были трезвыми, иначе с собою их не возьму. Я целый день был на репетиции, а вечером зашёл за друзьями.
     На столе я увидел две пустые бутылки из под водки и «мёртвого», то есть спящего Мишу. А  Эдик был очень поддатый и невинно улыбался, пытаясь завязать галстук, как я учил. На мои претензии он махнул рукой  на Мишу:
-Всё путём! Я всё продумал! Я специально Мишу вырубил! А то он нам всех девок распугает!
        Себя Эдик считал красавцем. Он был старше меня на семь лет, великан, слоновой кости, на голову выше меня, хотя я был 1.74 м. Он купил в комиссионке коричневый очень просторный костюм и при наличии галстука был очень похож на Маяковского. Но на свою здоровенную, как у быка голову он одевал маленькую колхозную фуражку и был похож на какое-то «Чмо из рукомойника» и не обижался, когда я его так называл. Я отобрал у него фуражку, завязал ему галстук и  потащил на улицу, так как я обещал девчонкам из «Пятьсотвесёлого» зайти за ними.
       Возле  «Пятьсотвесёлого» я сказал Эдику посидеть на лавочке, а  сам пошёл к  девчонкам. Они, как всегда, были не готовы. Я объяснил им, что я должен быть раньше в кафе, а они могут не торопиться, что столик заказан и через полчаса они спокойно могут подойти и я выйду за ними. Только, если опоздают, то я смогу их взять только через полчаса, но они не увидят меня в роли  ведущего, открывающего вечер. Я буду читать красивый стих Александра Прокофьева. Они обещали не опаздывать и я пошёл на улицу.            Дело в том, что когда я с улицы зашёл в подъезд к девчонкам, то в подъезде почему-то было темно. Когда я поднимался, то в подъезде в темноте подозрительно молча стояли, курили человека три мужского пола. Когда возвращался, то понял, что народу прибавилось. Я спускался по лестничному маршу,  как сквозь строй, стоявший почему-то молча. Когда я почти достиг межэтажного поворота, где с улицы немного пробивался свет, мне на шею сзади накинули петлю и резко затянули. Я  сумел всё-таки всунуть под петлю один указательный палец, а потом рядом с ним другой и поэтому мне не сломали хрящи. Я почувствовал, что меня за петлю волокут наверх и вяжут её за решётку перил, в то же время,  хватая меня за ноги и лишая опоры. Изогнувшись всем телом, я сделал мах и вырвал у них из рук, ещё не завязанные концы. Упав на ступеньки и,  поняв смертельную угрозу, я резко вскочил и прямо с половины марша прыгнул,  через и сквозь нападавших,  в остекление  с площадки между первым и вторым этажом. Я упал вместе с обломками, наверно ещё,  довоенных рам и стекла на козырёк перед входом в подъезд и по инерции, не удержавшись,  свалился с него и повис брючным ремнём на старом ржавом крюке бывшего фонаря вниз головой. Я понял, что из подъезда выскакивают мне вдогонку нападавшие и даже увидел их «шишкаря» Гнутого с ножом в руке и с улыбкой замахивающегося на меня. Я крикнул:
-Эдик!
-Да тута я! -услышал я рядом и увидел, как одна рука хватает руку с ножом, а другая  за шею Гнутого и нагибает его на его же нож. Он пропищал:
-И-и-и-и! - а Эдик, несколькими ударами обратил в бегство остальную «кодлу», взял стоявшего на коленях Гнутого подмышку, отнёс и посадил на лавочку. При этом Гнутый не разгибался и жалобно пищал.
-А как ты думал? - сказал Эдик, - Сиди пищи и держи свою пику, а то сбежит, а ты сдохнешь!
   Эдик подошёл ко мне, висящему на крюке, тихо заржал:
-Коммунистов по праздникам вешать нельзя-я-я! - при этом  взял меня подмышки и грубо рванул с крюка, порвав мне ремень и я стал на ноги.
-Надо скорую вызвать!- сказал я.
-Это тебе скорая нужна! Мотаем отсель! Первый раз в жизни убегаю! - и он трусцой побежал, а я за ним, держа одной рукой брюки, а другой,  щупая шею и царапины на голове ушах и других местах, кашляя повреждённым своим горлом.
     Мы прибыли в кафе, когда режиссёра ещё не было и он не видел меня до грима. Костюмерша и гримёрша были в ужасе, но не расспрашивали, занятые вопросом, как это скрыть. Лариса тоже запаздывала. Одев на меня красную революционную рубаху с распахнутым воротом, они поняли, что странгуляционную борозду на шее видно даже под гримом. До прихода режиссёра я ещё успел выскочить на улицу, затащить и посадить за столик к Эдику девчат из Пятьсотвесёлого. Я познакомил  их с Эдиком и попросил девчат за ним поухаживать, пообещав, что следующий раз он будет точно так же ухаживать, за ними или  даже лучше.
    Я вернулся в гримёрку и мы стали колдовать. Режиссёр несколько раз заглядывал в комнатку, занятую под гримёрную, но тактично не мешал, уважая костюмершу и гримёршу - этих старых опытных специалистов, работавших практически за интерес. Кто-то из них предложил повязать мне косынку на шею, хотя тут же сказали, что у Якова Захарыча будет инфаркт от такой самодеятельности, но решили остановиться на этом. И вот мой выход! Заиграла революционная воодушевляющая музыка, я выхожу на небольшую эстраду кафе в пурпурной революционной рубахе, чёрных клешоных брюках, на фоне революционных знамён за моей спиной и лозунга: «Да здравствует Великая Октябрьская Социалистическая революция!» Жду,  когда музыка убавит звук и вижу, как краснеет лицо у режиссёра и отвисает челюсть. Он не видит меня, а только видит пёструю шёлковую косыночку повязанную у меня на шее. Я делаю шаг вперёд, задумчиво, как в прошлое вперёд и вверх устремляю взгляд и зычно, под Левитана произношу:

Мои друзья летели в бурках!
В метелях! В огненной пыли!
И сивки вещие каурки
Едва касалися земли!    (я говорил звонко, медленно в такт
                Музыкальному фону)
Мои друзья в гнилых болотах
Встречали грудью ярый шквал!
И даже спирт лужёных глоток
Моих друзей не обжигал!

Мои друзья легли на сопках,
В долинах, что стоят в цвету!
Моих друзей сжигали в топках!
Но разве можно сжечь мечту?!

Мои друзья в бои летели!
И хоть  у неба на краю
«Вставай проклятьем!..» песню пели
Как песню первую свою!   ( я видел, что режиссёр отвлёкся от косынки)

Она могуществом напева
Срывала крышки у гробов!
И с ней вставал с великим гневом
Весь мир голодных и рабов!

Кого душил с рожденья голод,
Кто под железной был пятой!
И поднимался Серп и Молот!
Как символ славы той святой! (я видел-режиссёр всё мне простил, глаза его
                Блестели! Лицо обрело нормальный цвет.)

И с каждым днём вольней и шире
Она раскинула крыла
И нет пожалуй славы в мире
Чтоб ей в подножье стать могла! (одна моя рука с раскрытой ладонью
                Поднята вверх, другая – указывает пальцем
                В подножье! И тишина! И вдруг…
-Ура!!!- заорал Эдик и за ним весь зал!  Аплодисменты не смолкали минуту, несмотря на то, что по сценарию меня уже обступили другие действующие лица, чтобы со мною петь песню… а аплодисменты не смолкают и режиссёр,  опустив голову на грудь с удовольствием исподлобья улыбаясь,  наблюдает водя глазами вправо и влево. Самыми активными были девчонки из «Пятьсотвесёлого» во главе с Эдиком. Вечер удался на славу, но в конце всё  же режиссёр мне сказал:
-Поздравляю вас с удачным выступлением, но хочу сказать на будущее. Вы знаете, что я не против актёрских находок, но, наверное,  с этой я бы не согласился, потому что косынка на шее – это где-то французская революция…
     Он тронул рукой косынку на моей шее и увидел страшный шрам. Глаза его округлились, челюсть опять отвисла и лицо покраснело, как помидор. Я посадил  его и крикнул:
-Воды!- увидев, что он тащит из кармана нитроглицерин.

7.
 КУБАНСКАЯ  ЛЮБОВЬ !
    Лариса тоже была в ужасе от шрама, но я ей не рассказывал о его происхождении. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, в которых читался громадный обеспокоенный вопрос. Она спросила у меня:
-Может быть тебе нельзя возвращаться в общежитие?
 Я с горькой усмешкой спросил у неё:
-А что? Возьмёшь меня к себе ночевать?
-Да, нет уж!- ответила она, смутившись.
-Ну, тогда попрошусь к девчонкам в «Пятьсотвесёлый»! – так же, горько улыбаясь, ответил я.
-В общем, не пропадёшь! Да? – похолодев своим взглядом, с долей ревности ответила она, - Тогда я за тебя спокойна!
 И ушла, вроде бы как, обидевшись.
Потом, когда мы с Ларисой и аккордеоном  были у Вовки Карелина в больнице, я вроде бы для Вовки, рассказал этот случай, а Лариса слушала в оцепенении, боясь пошевелиться. Потом она сказала:
-Я восхищаюсь тобой! Как ты можешь оставаться человеком, проживая в нечеловеческих условиях….
   А Вовка сказал на это:
-Если он человек, то он всегда останется человеком в любой ситуации! Если даже оступится, то поймёт  и поправится! А если сволочь, то он не знает о том, что он сволочь и для него другой дороги нет! Его только нужно убирать из человеческих рядов!
   Когда мы возвращались с Ларисой, она в трамвае мне сказала:
-Друг у тебя такой мудрый! А по виду и не скажешь!
- Да! - сказал я,  - Но,  меня его слова настораживают! Он ведь в истерике мне клялся, что убьёт мужа той женщины, которая повесилась!
-Ой! – схватила меня за руку Лариса, - Не думаю, что это всерьёз! Это же сгоряча!
-Будем надеяться! Может быть и к счастью, что его не было тогда на месте. А может быть и правда, что  он бы своим присутствием не дал бы довести её до самоубийства. Хотя это я виноват  в том, что он оказался в больнице. Дело в том, что мы с ним познакомившись в училище как-то сошлись по возрасту. Нам было по пятнадцать лет, а другие были послеармейского возраста. Меня взяли в общежитие, а он проговорился, что у него в городе живёт брат и его не взяли в общежитие. Но мы с ним оказались в одной группе. Он был немного увалень, но парень с юмором и говорок у него пермяцкий – протяжный и с буквой «о». Он был на полгода старше меня и подтрунивая надо мной, называл меня «салагой». На этой почве в  шутку мы с ним на спортплощадке, боролись  в песочной ямке под турником. Я его  поймал на приём и стоя на четвереньках, перекинул  через себя. Он при этом попал  поясницей не на песок, а на край ямки, где был твёрдый грунт. Он тогда поохал и мы думали, что пройдёт. А оно не прошло! Стал он жаловаться на физкультуре, на  практике на тяжёлых работах, что у его болит спина. Его посылали к врачам, но  те ничего не обнаружив, отправляли его назад,  и к нему приклеилась кличка «Симулянт». Однажды он услышал по радио, что в Волгограде проходит какой-то симпозиум врачей тубологов и он,  прорвавшись к ним, устроил там скандал с требованием его обследовать. Там сразу обнаружили у него туберкулёз позвоночника. И вот, он второй год лежит в гипсе. Сказали, что через полгода приступят к его реабилитации, будут учить ходить.
-Вот это судьба! – простонала Лариса, - Ты молодец, что не бросил парня! Дай-то Бог, чтобы всё обошлось!
-Это Член Завкома Комсомола о Боге? – поймал я её на слове.
-Да! И твой верный заместитель! Но не больше! – сказала она,  убирая свою руку из моей, которой я постарался завладеть, пользуясь возбуждённым состоянием Ларисы.
 А Лариса, задумавшись,  сказала:
-Слушай, Леонид! Вот где применение сил нашего «КП» требуется! Надо организовать контроль за поведением этих УДО в общежитии и вам легче будет жить!
-Думаю – да!- сказал я без особого энтузиазма, потому что про себя подумал, - Всем-то может быть и будет легче, только не мне!
   Я понимал, что одно дело, когда знает только моя комната, что  от меня исходят моральные репрессии на нарушителей, а другое дело, когда все будут знать. Это я и сам  должен буду по струночке ходить, не засвечиваясь перед «блатотой». Пришли мы, к примеру,  с Вовой Сергеевым и Генкой в столовую после совещания «КП», заказали  по кружке пива, в пиво разлили «втихоря» чакушку водки, хотя приносить в столовую спиртные напитки и распивать  нельзя. А теперь надо будет и самому держаться в узде! «Блатота» заметит, не простит. Хотя они и так могут подкараулить. Да я не боюсь их. Пусть они боятся. Мои «сокамерники», по-моему,  меня не бросят без защиты. Лариса будто прочитав мои мысли спросила:
-У тебя могут быть осложнения в общежитии?
-Да не просто осложнения, а война!  Ты права! Надо этим заняться и срочно! Вот, например, та комната, про которую я говорил, где собрался «блатняк» и решились  на   грабёж. Их предводителя отправили назад в зону, а другого такого же  вселили. Там опять карты и пьянка. Деньги кончатся, будут искать способ как их добыть.  Думаю,  мои сокамерники меня без защиты не оставят!
 Лариса ужаснулась:
-Ну, ты и выражаешься! Как будто и сам УДО!
-Хорошие ребята! Один Эдик чего стоит, кубанский казачёк!
-Ой! Так у меня тоже кубанские корни! У меня тоже родители с Кубани! А за что он сидел?
 И я рассказал Лариске его эпопею «в картинках»:
    Эдик был сельским механизатором с Кубани. Его «хохлячий»  говорок невозможно было слушать без смеха, хотя говорил  он серьёзно.  Эдик был на голову выше меня, «косая сажень» в плечах, выглядел он лет на 35, хотя было ему всего 25 лет. Кулак у него был  размером с голову, или с пудовую гирю. Отец у него был кузнец и хотел приобщить его к кузнечному делу ещё пацаном. Взял его к себе отец молотобойцем, но у того было дурной силы столько, что он сломал рукоятку молота, не понимая, где нужна сила, а где ловкость. Отец сказал, что в кузнечном деле нужна не сила, а ум! А у тебя его нет!
   Интересовала Эдика техника, которая движется, а сосед у них был механизатор. Возле  его дома всегда стоял комбайн, трактор, а иногда и другая сельхозтехника, от которой Эдик «сходил с ума» и летом даже «штурвалил» у соседа на комбайне, то есть был помощником и замещал его за штурвалом комбайна. Осенью Эдику приходилось и на тракторе пахать зябь. Приносил он домой заработанные деньги, но похвалы от отца так и не услышал.
     Вернувшись домой,  после дембеля, Эдик похвалился отцу, что бросил курить, а отец сказал:
-Одно было дело, которым ты владел в совершенстве – и то бросил!
 Отец был здоровенный мужик и Эдик пошёл в него своей стАтью. Пил отец крепко, но был спокойный! Однажды поздней  осенью не дошёл отец из кузни домой, упал в лужу и спал. Видно долго спал, потому что даже волосы его вмёрзли в лужу и когда его обнаружили, то волосы топором вырубали изо  льда. Дома опохмелившись, отец ушёл на работу, сказал: «Пойду  у горна отогреюсь…»- и ничего! Даже не заболел!
     Эдик, выпивал, как и отец, как говорил, что пить начал ещё «под сиськой», но врёт, потому что мать  его осуждала за пьянство и говорила, что до добра его это не доведёт. Эдик по пьянке буянил и дрался. Если он приходил домой с фингалом, то мать с удовольствием говорила:
-Вот это тебе д-дали! Молодцы! Надо бы ещё добавить!
  Если он приходил с царапинами, то мать говорила расстроено:
-Это ты не с «людями» дрался, а с кошками!
  Весь этот кураж Эдика был не на пустом месте…. Нравилась Эдику девчонка из его класса, дочка директора их совхоза - Галя. Круглая отличница и не «дутая», а на самом деле трудолюбивая девчонка, самостоятельная. Окончив школу уехала в  Краснодар, сама поступила в университет и жила в общежитии. К Эдику… нельзя сказать, что была равнодушна, а по-дружески пыталась его направить на путь истинный, уговаривала бросить пить и буянить.
     Но это было до службы в армии. А после службы Эдик затаил обиду на отца, что он не признал в нём  механизатора. Ведь он и курить бросил в армии, потому что комбайнёру в поле с куревом весьма неудобно и огнеопасно. Эдик сразу по возвращении взял на себя комбайн и трактор, что весьма приветствовал директор совхоза, но предупредил, чтобы прекратил баловаться спиртным, потому что это с техникой несовместимо. Работал Эдик круглосуточно, перекрывая все  существующие нормы и рекорды, но на Доску Почёта его фото пока не могли повесить, так как он хотя и престал буянить, а   спиртным всё-таки  увлекался, но  стал прятаться и выпивать тайком «втихоря».  Очень он хотел отцу «нос утереть», как он говорил, то есть показать и доказать, что он не менее уважаемый человек в хуторе и в совхозе. Но главное…  хотел он, чтобы Галя об этом узнала. Она уже была на последнем курсе университета и собиралась вернуться домой после окончания, работать агрономом на родных землях. Однажды она приехала и он встретился с нею. Она делала вид, что рада его видеть настоящим мужчиной, что он стал серьёзным. Сказала, что пора обзаводиться семьёй, что в совхозе все условия для этого есть. Он сказал….:
- Только с Галей! Других для меня нет!
  Она неловко засмеялась и сказала, что видимо останется в городе, так как решила посвятить себя науке. Это было  сказано, как приговор. Это означало, что вместе они быть не могут. Это был удар Эдику в самое больное место.   
  Однажды летом Эдик работал на дальнем поле на комбайне  «на свал», то есть косил зерновые. На обед у него были домашние харчи: хлеб, сало помидоры, лук и бутылка самогона. Сумку с харчами Эдик повесил в лесопосадке на ветку, а бутылку поставил в прохладное место в траву. Прокосит  Эдик «круг» по загону, остановит комбайн,  сделает глоток из бутылки, «загрызёт» помидорчиком и дальше продолжит косить. Так до обеда полбутылки убрал. Сел пообедал с сальцом и совсем допил бутылку. Хотел продолжить косить, но к комбайну подъехала незнакомая чёрная «Волга» из которой вышли пузатый мужчина при галстуке и директор совхоза. Директор похвалился этому мужчине, что сегодня они заканчивают последнее поле «на свал» и начнут обмолот зерна. Говоря это,  директор подозрительно поглядывал на Эдика, а тот как раз забираясь на комбайн по трапу, оступился. Этот мужик сказал директору:
-Да он же пьяный вдрызг! Снимите его с комбайна!
Эдик, услышав это, говорит:
-Это меня снять? А, ну, пойди сними, попробуй! – и направился к «Волге». Директор, зная дурной характер Эдика, усадил пузатого в машину и они уехали. Испортили они Эдику настроение вконец, а поправить уже нечем. Решил Эдик ехать в село.
     В  хуторе у них была одна асфальтированная улица, но узкая  и по ней ехал Эдик, заставляя встречные машины пятиться и заезжать в переулки, так как жатка комбайна полностью перекрывала проезжую часть. И вдруг навстречу ему едет та самая чёрная «Волга» с пузатым мужиком и его водитель сигналит Эдику, чтобы он уступил дорогу!.. Вот, козёл! Что? Комбайн будет пятиться задом в переулок, чтобы проехал этот городской боров? И Эдик направил комбайн прямо на «Волгу». Когда комбайн стал двигать «Волгу» к  изгороди из плетня, пузатый выскочил из машины и вскочив на подкрылок машины  сиганул через плетень в огород, но при этом  зацепился за кол  плетня широкой штаниной брюк и повис вниз головой. Расстегнув ремень, пузатый выскользнул из брюк и хотел их снять с плетня, но хозяйский кобель возмущённый появлением незваного гостя, оторвал от будки цепь и с нею кинулся на пузатого. Тот, в семейных трусах ниже колен поскакал через капустные грядки к калитке, где кобель его всё же  догнал и схватил за трусы. Пузатый выскочил на улицу уже без трусов и с галстуком на пузе в виде арбуза помчался по селу, сверкая белым отсиженным задом,  а кобель с цепью за ним.
     Эдик и после  неоднократно по просьбе  «сокамерников» рассказывал этот случай с совершенно серьёзным видом своим «хохлацким»  говорком, а ребята корчились от хохота сидя за столом или лёжа вповалку на своих койках.
     Милиция Эдика забрала из дома, когда он допивал уже вторую бутылку. На допросе он сказал:
-Не справился физически – рассчитался технически! – так и записали. На другой день его повезли в райцентр к следователю  там дали ему адвоката, который предлагал ему поменять показания, поскольку он был пьяный вчера при допросе. При тех показаниях преступление становится умышленным, а его можно представить, как неосторожное. Эдик отказался менять показания и отказался от адвоката. Он сказал, что не собирается врать и оправдываться перед этим «городским  боровом». За свою «правду» этот большой ребёнок получил пять лет лишения свободы. «Городской боров» оказался инструктором Крайкома Партии. Сам он в суд не приехал, а прислал юриста, который ещё предъявил иск Крайкома за «Волгу» и компенсацию морального вреда пузатому «борову». Сумма была приличной, равной стоимости «Волги» и суд удовлетворил, взыскав с Эдика полностью, сколько просили. Эдик по пьянке возмущался:
-Неужели его ж… столько стоит? За мою бы и рубля не взыскали! Подумаешь пробежался по селу при галстуке и без трусов! Люди подумали, что он в Правление бежит директора дрючить!
   Это было бы очень смешно, если бы не было так горько! Ведь из-за «правды» Эдика  умер от инфаркта его отец – кузнец, который так и не узнал, что сын большой человек, а не большой ребёнок.
-Как жалко! Сколько людей вот так ломают себе судьбу! - вздохнула Лариса, - Давай пройдёмся по общежитиям рейдом «Комсомольского прожектора», но начнём с хорошего обстоятельного разговора, как бы предупредим, чтобы это не было неожиданным налётом. А так вроде бы: « Кто не схоронился – я не виноват!».  Я приду к вам общежития с аккордеоном, так сказать, чтобы душу им растопить, то есть с добром…
- Ты в наши общаги? – ужаснулся я, - Ну, ты и смелая!
-А что мне бояться? Ты же со мной будешь? – смеясь, сказала она.
-Да это-то да! Сделать они с тобой ничего не сделают, но ты не знаешь,  на каком языке они разговаривают! Это же мразь! Хорошие,  только в нашей комнате!- продолжал возмущаться я.
- Так не бывает, чтобы в одном месте собрались хорошие, а все остальные плохие! Кто их тебе отбирал? Они хорошие, потому что попали в твою компанию! Не ты в их компанию, а они в твою! Ты их сумел под свои интересы  настроить, потому что ты оказался для них интересным. А если бы ты был другим, то они бы тебя заставили петь под их дудку!
  Я замолчал, сражённый такими доводами.
  -Вот, и других надо постараться перестроить! Понял? А разговоры их я как-нибудь выдержу, сумею поставить на место, только ты особенно не горячись по мелочам!
   Я был рад, что мы с Ларисой будем делать одно полезное дело, но, честно говоря, на душе у меня было очень тревожно за предстоящее мероприятие с появлением на нашей  «зэковской планете» такого ангельского создания. Она не знала, как мне пришлось в первые дни проживания восстанавливать  порядок в комнате и заставлять уважать себя. Не были они хорошими, когда вселились первые дни. Та комната соседей, где жили блатные, полностью завладела их временем, волей и душой. Они беспробудно пили и играли в карты комната на комнату по трое суток, не вставая. Я сначала молчал и думал, как мне поступить, чтобы изменить ситуацию без привлечения администрации, потому что стану в их глазах стукачом. Случай подвернулся сам собой. Поздно вечером я спал, вернее, только заснул на своей койке, хотя  за столом продолжалась напряжённая игра. Вдруг, кто-то тряхнул мою койку за грядушку:
-Коммунист! Сука! Ты почему за свою комнату не болеешь? Сгоняй за водой!- орал  «Москвич».
Я ответил ему на соответствующем лексиконе и сказал, что если кто-то ещё побеспокоит, то пожалеет. В общем-то, я к чему-то подобному готовился.  «Москвич» в бешенстве швырнув в меня двухлитровую стеклянную  банку, почти не глядя, через плечо, но летела она метко. Не попала мне в лицо только благодаря моей реакции. Разбилась банка о грядушку за моей головой, засыпав постель осколками, а «Москвич» ещё пообещал, что, как только закончит партию в карты, то займётся моим воспитанием. Я встал, стряхнул с подушки осколки на простыню, простыню собрал, прошёл в угол к мусорнице, тщательно вытряхнул, вернулся, застелил  постель простынёй, положил подушку, приготовил одеяло, чтобы лечь. Я видел краем глаза, что «Москвич» тоже наблюдает за моими действиями боковым зрением, всё-таки опасаясь чего-то ответного, но он напряжённо участвовал в игре. Я вроде бы стал ложиться, но тут же сунул руку под матрас, вынул рожковый гаечный ключ 36х42 и сзади со всей силы ударил «Москвичу» по правому плечу. Я рад был, что он первый проявил себя и что мне выдался случай нейтрализовать именно его, потому что в нашей комнате,  да и вообще среди «зэков», он был непобедим, так как готовился уйти за границу, чтобы вступить в мафию и владел несколькими видами единоборств. Он знал хорошо английский, французский, испанский, немецкий. Сел в тюрьму за угон автомашины без цели хищения. Он  «крутил хороводы», как он выражался,  с  московскими гаишниками, убегая от погони, но последний раз попался и сел в тюрьму. Хотя он говорил, что это входило в его планы подготовки в мафиози.
  После удара он упал на пол, остальных я выгнал из комнаты, угрожая ключом, вызвал скорую помощь. Врач скорой помощи, заходя в комнату, спотыкаясь через бутылки сказала:
-У вас в комнате, как у хороших ****ей! Бутылки под ногами, стёкла побиты, стены никотином пропитаны! Что случилось? -  спросила она у меня, так как «Москвич» стонал, скрипя зубами и матерясь. Я с невинным видом ответил:
-Не знаю! Я крепко спал! Он разбудил и попросил вызвать скорую помощь. Наверное,  через бутылку споткнулся и упал!
-А-а-а! Убью! А-а-а! –стонал «Москвич», потому что врач щупала его ключицу.
-Вы поможете его довести до скорой помощи? – обратилась ко мне врач.
-Нет! – сказал я – Он у нас стойкий! Ему полезны острые ощущения! Сам дойдёт!
Пока «Москвич» неделю отлежал в больнице, я организовал в комнате дежурства и «общак» на  питание. Предупредил, что могу и башку проломить, потому что я бешеный. «Москвич» вернулся  с «вертолётом», т.е. загипсованной рукой и его пока в дежурства не включали, но кормили. Через неделю, он отдал деньги на «общак», но со мной не разговаривал.
Эдик после этого случая, как-то обмолвился:
-Чем-то это должно было кончиться! Мы и правда, в раскрутку пошли! Да это блатота нас закружила! Правильно «коммунист»  революцию устроил! Вовремя…
Мы с Ларисой решили провести общее собрание в субботу в десять часов утра в Красном уголке нашего дома, который был одним из четырёх  четырёхэтажных домов на нашей улице Днепродзержинской, проходившей параллельно главной улице  Тракторозаводского района выходившей  на заводскую площадь им. Дзержинского, где были главные заводские проходные №1 . Я договорился об этом с комендантом общежитий и воспитательницей. Воспитательница была женщина предпенсионного возраста, видимо, чья-то жена или родственница, далёкая от педагогики, тем более с таким «контингентом». Узнав о том, что я Начальник штаба «Комсомольского прожектора» завода и о том, что собираемся с помощью «Прожектора» освещать недостатки, они переглянулись и кто-то из них сказал:
-А вам «не засветют»?
-Волков бояться – в лес не ходить! – сказал я, - Иначе на голову сядут!
Я развесил объявления возле вахтёрш и при входе  в общежития: «Светить всегда! Светить везде!»
Концерт  самодеятельности с оргмероприятием. Комсомольский прожектор ВГТЗ.
     Первый сбор был назначен в Красном уголке моего дома №14.Перед этим вахтёров попросили  пройти по этажам и напомнить. Народу набралось немного, некоторые места сзади были свободны. Никакого стола президиума у нас не было. Ребята из моей комнаты были в первом ряду. Даже Юра-москвич пришёл, который после «акции-экспроприации» вроде бы перестал на меня обижаться за сломанную ключицу. Не знаю всерьёз или в шутку, Юра говорил, что ему в ключицу забили золотой гвоздь. Эдик сидел с ним рядом, был Миша – тракторист, Коля- «питерский»  и были из других комнат. Один татуированный с перстнями-наколками на всех пальцах сел почти перед Ларисой и нагло её разглядывал.
      Лариса начала разговор совершенно без предисловия, сидя на стуле, рядом с которым стоял на полу аккордеон.
-Ребята! Скажите, вам нравится, как вы живёте? Не хочется жить лучше?
-Лучше, чем в камере и ладно! – ответил кто-то, - Свобода-а-а!
-А если попробовать, превратить комнату в подобие домашней? Если создать уют, чтобы душа радовалась! Не подумали об этом? Ведь ваши сроки закончатся и вы вернётесь домой! Кто-то создаст свой семейный дом! Надо же к этому быть готовыми! Давайте в комнатах создадим уют и будем соблюдать порядок! Мы, члены заводского «Космсомольского прожектора» объявляем конкурс на лучшую комнату. Лучшая комната получит премию…
-Ящик водки? – спросили с места.
-Нет, уж! Что-нибудь полезное для души. Может быть проигрыватель! А тем, кто будет увлекаться водкой,  тоже будет уделено внимание! Нарисуем карикатуру в полный рост у Центральной проходной! С недельку над вами будут смеяться заводчане!- улыбаясь,  повествовала Лариса.
-Так это чо! Вертухаи будут у нас по хазам шастать и шмонать?- спросили из зала.
-Нет! Вы сами будете шастать, чтобы сравнить – чья комната лучше!  А попадётся попутно худшая, то мы вниманием не обойдём! Это мы просто предупреждаем! Имейте в виду – кто не схоронился, я не виноват! – она взяла аккордеон и заиграла… Я так боялся, что она заиграет Марш Коммунистических бригад, но:
-Шаланды полные кефали…- полилась музыка, прямо в насторожённые зэковские души и ворвалась вместе с голосом Ларисы неожиданно и властно. Зэка, сами не ожидая, запели, а этот с татуировками с первого ряда поднялся с места  и стал виртуозно выделывать замысловатые «па» «зэковской» чечётки. Все просто зачарованно слушали и смотрели, но вот пляшущий, что-то слишком приблизился к Ларисе и, выделывая перед нею свои «кренделя»,  стал допускать сексуальные движения тазом, «приблатнённо» отклячив задницу, стал вертеть ею перед лицом Ларисы. Я дёрнулся с места, но меня грубо  вернул на место Эдик и чуть привстав, цапнул своей ручищей этого плясуна за шею, резко посадил на место и кресло жалобно крякнуло. Лариса доиграла и допела  ничуть не смутившись. Сразу же без паузы она заиграла и запела модную в то время украинскую песню «Маричка». У неё был слегка украинский говорок, видимо унаследованный от родителей:
-Вьется наче змийка, незпокийна ричка,
Тулыться блызенько, до зпиднижья гир,
А на тому боци, де живе Маричка
В хаты що сховалась у зелэний бир…
 Песня просто лилась из её души и её тёплых глаз. Эдик, да и я, как и другие, просто  «улетали» с песней в священную высь. Когда песня закончилась, Эдик несмело спросил:
-А-а-а «Нэсэ Галя воду!» нэ знайте?
-А, як же-ж? – засмеялась Лариса и заиграла вступление! Эдик замер, как изваяние!  Лариса запела:
- Несе Галя воду,
Коромисло гнеться,
За нею Іванко,
Як барвінок, в"ється…
 Эдик уронил голову в свои громадные ладони и тяжело, тяжело задышал.  Лариса запела последний куплет:
-- Стелися, барвінку,-
Буду поливати,
Вернися, Іванку,-
Буду шанувати.

- Скільки не стелився,
Ти не поливала,
Скільки не вертався,
Ти не шанувала.
 Эдик поднял голову, не стесняясь своих влажных глаз, встал во весь свой богатырский рост и стал плавно плясать, что-то типа чечётки, но размашисто, медленно, в такт мелодии, какой-то народный «кубанский балет», выщёлкивая ладонями по задникам туфлей, по коленям и даже доставал до пола! Это было так художественно, неожиданно под такую плавную мелодию, что  глаза Ларисы, чуть не выпрыгнули из орбит, а зэка привставали с места, когда Эдик нагибался к полу, исполняя свои невиданные «колена» неведомого танца. Закончив играть, Лариса откровенно захлопала в ладоши и зэка тоже грянули аплодисментами. Лариса встала и сказала взволнованным голосом:
-Как я рада встрече с вами! Я уверена, что мы узнаем друг друга только с хорошей стороны!
-Со всех сторон узнаем! Приходи! Пожиже разбавим – на всех хватит! – брякнул кто-то с заднего ряда. Эдик дёрнулся в ту сторону, но того говорившего,  вышибли в коридор и там  послышались удары в сопровождении жалобного стона. Оказалось, что к концу  нашего короткого концерта в Красный уголок набилось народу до отказа. На выходе к нам обратились:
-Так у нас в доме такой же Красный уголок! Пойдёмте к нам!
- А вот через недельку придём к вам, пройдёмся с вами по комнатам, а итоги подведём  под музыку!- ответила Лариса.

8.
 НОВЫЙ ГОД! ЛЮБВИ КРУШЕНЬЕ…
 По дороге к заводоуправлению, чтобы поставить аккордеон мы шли с Ларисой с чудесным чувством исполненного долга. Лариса сказала:
-Я специально не стала афишировать тебя как Начальника штаба, чтобы у них не возникал антагонизм. Женщину они легче воспринимают! Согласен?
-Да! Ты психолог!- ответил я с благодарностью.
  В завкоме я опять пытался поцеловать Ларису, но она, смеясь, шутливо от меня отбилась…

  Приближался Новый год, а после Нового года шестого января мой день рождения.  Оказывается, у нас с Ларисой день рождения в один день, только она на три года меня старше! Я собирался предложить Ларисе отпраздновать наши дни рождения в ресторане, хотя сам в ресторане  был только один раз со своим производственного обучения  мастером группы, которого за три месяца до окончания нашего обучения уволили за пьянку.
   Я завёл с Ларисой об этом разговор, а она, вдруг зарумянившись, и как-то странно глядя мне в глаза сказала:
-Ой! До дня рождения ещё Новый год надо пережить, а он многое покажет…Потом видно будет где и как мы будем отмечать дни рождения.
-Почему?  - с  усмешкой спросил я.
-Ну, потому что на Новый год приедет… наверное приедет мой… ну,  потенциальный жених, хотя он ещё мне предложение не делал. Но вот в этот Новый год, я надеюсь… Ой! Ну, не буду я заранее говорить! Мы учимся вместе уже три года…
    У меня земля пошатнулась под ногами.
Новый год артисты народного театра решили отмечать  у одной нашей артистки дома в частном секторе. Она сказала, что места в доме сколько угодно, а главное петь можно и плясать,  не оглядываясь на соседей. Признаться, я, после такого заявления Ларисы,  этого Нового года боялся и даже думал: идти или не идти. Однако я понял, что не могу не идти…
    Я пришёл после работы часов в шесть, но почти все уже были  в сборе! Ёлка была шикарная, вернее сосна. Потолок в доме был высокий и хозяин купил сосну где-то в лесничестве, под самый потолок. Лариса была красивее ёлки, была в бальном платьи, с красивым  кокошником на голове,   а взгляд её был в основном направлен на…  незнакомого мужчину лет тридцати, интеллигентного вида,  который сидел в уголочке и, по всей видимости, чувствовал себя не очень… в незнакомой компании. Лариса издали со мной поздоровалась, помахав рукой и приветливо улыбнувшись, но… какая-то тень беспокойства и стеснения  мелькнула у неё во взгляде. Я передал хозяйке свой пакет с шампанским и водкой, предложил свою помощь, но мне сказали, что уже всё готово и сейчас присядем поужинать, так как до Нового года ещё далеко. Меня, как самого молодого(так и сказали во всеуслышание, что меня очень дёрнуло за душу) посадили к стенке, откуда выйти можно было только попросив, встать соседей. Я, не замечая закуски, выпил три стопки, хотя после работы поесть не успел. Я смотрел на Ларису во все глаза, стараясь понять, состоялось предложение её «жениха» или нет. Но понял… Конечно нет. Она бы сейчас порхала! А она один раз,  чувствуя мой взгляд, мельком глянула на меня и отвела взгляд, избегая больше смотреть на меня. Он(жених), выглядел, в общем-то, внушительно. Он был одет не по рабочему. Чувствовалось, что толк  в одежде понимает и что работает он не руководителем нижнего звена, по нашим заводским понятиям, а повыше. Вот на общей учёбе на заочном отделении они  с Ларисой  и познакомились. Да! Три года это большой срок. Можно бы и определиться… Я направил свой взгляд на его тонкие, нежные руки. Явно, что  эти руки не знали цеховой грязи и брезентовых рукавиц. Он не ел. Он культурно кушал,  держа вилку и нож одновременно, пользуясь ими так, как я видел только в кино. Вдруг я, с расстояния в три метра заметил на среднем пальце правой руки этого «жениха» след от обручального кольца! Мне захотелось выйти с места, хотя я ещё не знал зачем. То ли подойти задать вопрос  Ларисе  - знает ли она, что он женат? То ли ему самому… А,  о чём?
     Моя соседка Жанна, молодая актриса, лет двадцати пяти с немецко-еврейской фамилией, совсем не заводская, проживающая  в  Центральном районе и уделявшая мне повышенное внимание , уже несколько раз напоминала мне, что нужно закусывать. Кстати она мне и тарелку наполнила, но я никак не мог переключиться на еду, хотя был голоден. Вот, наконец, «жених» аккуратно вытер губы салфеткой, аккуратно её свернул, положил трубочкой возле тарелки, встал и пошёл на выход. Я подпрыгнул на месте, но Жанна бдительно среагировала:
-Куда? Не поешь – не пойдёшь курить!
   Вообще-то, я  бросил курить, как только пришёл в театр, так  как у нас никто не курил, но  тут… я бы закурил с этим «женихом».
-Жанночка! – взмолился я, - А может быть,  мне в туалет надо… Я вернусь и точно всё съем!
  Жанна  нехотя меня выпустила, подняв с места ещё одну соседку.
-Вернёшься, поешь и будем танцевать! Ты будешь моим кавалером! Понял? – сказала она.
-Замётано! – ответил я.
  Жанна была красивой девушкой, но у неё была какая-то холодная красота. Я знал, что она участвует в нашем театре несколько лет, что не замужем, что живёт в Центральном районе в элитном(тогда такого слова не было, но понятие было) месте на Набережной и ездит в наш рабочий район,  в наш народный театр. Ну, а театр наш был такой в городе единственный. Больше я о Жанне ничего не знал, но заметил, что Лариса шутливо поощряет её внимание ко мне и пытается обратить  моё внимание на неё. Значит то, что меня «засунули» в этот угол, под её контроль, всё согласовано с Ларисой.
   Я вышел в коридор. «Жених» вынимал сигарету из пачки. Я подошёл, извинился, спросил сигарету. Он с готовностью дал сигарету  и дал прикурить от красивой зажигалки. Я спросил:
-Хозяева не обидятся, что мы здесь дымим? Может быть,  выйдем на улицу?
-Да можно. – ответил он, - Хотя погода промозглая. Новый год в слякоть, лучше бы дома сидеть.
-А дом далеко? – к слову спросил я.
-Э-э-э… в Астрахани. Я образование повышаю здесь и пришлось приехать.
-Давайте познакомимся. – предложил я, - Я друг Ларисы! А вы?
- А-а-а… Я то же! Мы учимся вместе. – промямлил он, протягивая руку, - Сергей Евгеньевич.
-Леонид Васильевич! – ответил я, пожимая руку и чувствуя, что мог бы её сломать, настолько нежной она была.- Так вы только друг и не более? Она ведь рассчитывала, что вы приедете не только по учёбе.
-Ну-у-у… Она мне тоже о вас рассказывала. – сказал он,  уходя от ответа на мой вопрос, - Она вам
благодарна, что вы её освободили от притязаний комсомольского начальства.
-Но вы не ответили на мой вопрос! Она знает, что вы женаты? Она ведь ждала, что вы ей сделаете предложение!- повышая голос,  спросил я.
-А,  Лариса вас уполномочила на этот разговор и в таком тоне? – спросил он, спокойно  усмехнувшись, - Надо быть, прежде всего,  мужчиной! Женщины это  расходный материал для настоящих мужчин! Вы ещё видно это не усвоили? Так я с высоты своего возраста поделюсь с вами полезным опытом.
-Расходный материал и ваша мать тоже и сестра, если она есть?- с кривой усмешкой спросил я.
- Не трогай мать и сестру! – повысив голос, перешёл на ты «жених», - Пацан с «пэтэушным» образованием! Не суй свой нос, куда не следует!
  Меня взорвало, и я размахнулся, но «жених» легко уклонился и,  дав подножку,  бросил моё пьяное тело спиной в снежную жижу.
   Пока я, пьяно ковыряясь,  поднимался из лужи, он бросил сигарету и пошёл по ступенькам. Я понял, что возвращаться в дом в таком виде мне нельзя и когда «жених» уже взялся за ручку двери, я ему крикнул:
-Эй! Жених! Ну, если ты ещё где-то мужчина, то вынеси мне пальто и шапку!
  Он нерешительно задержался, через плечо глядя на меня, а я дополнил:
-Папаха гоголь и демисезонное пальто с вязаным воротником! Вынесешь?
 Он ушёл молча. Вернулся он молча, положил на перила балкона пальто и сверху шапку и молча ушёл. Я оделся,  вышел за калитку  и пошёл  в свою «зэковскую» обитель. По пути, несмотря на дикое опустошение и ощущение унижения, я всё-таки ощутил чувство голода. Нет! Сначала я ощутил желание напиться, а потом чувство голода. Но вдруг я вспомнил. Напиваться нельзя! Завтра в цеху хоть и не рабочий день, но я дежурю. Однако зашёл в гастроном, купил бутылку водки, хлеба и консервов. Больше там брать было нечего, кроме ржавой  ставриды. В общей кастрюле в комнате  есть ещё, если «сокамерники» не съели, суп с кровяной колбасой.
  В комнате за столом сидели допивая бутылку Эдик и Миша –тракторист.  Они очень удивились, увидев меня, потому что видели, как я второпях собирался на новогодний вечер. Я ничего им не объяснил. Мишу это устроило, а Эдика по виду – нет. Он понимал, что я должен был праздновать  в одной компании с Ларисой и вдруг… Он вздыхал, наливая из моей бутылки, но  спросил только одно:
-Суп разогреть?
-Я сам! – ответил я и, выпив стопку,  пошёл с кастрюлей на кухню.
Утром я шёл на работу перемалывая в  памяти вчерашнее… Позор! Ведь все заметят, что я ушёл, будут выяснять. «Жених»  скажет, что я ушёл,  потому что перепил и может быть скажет, что я в лужу упал. Я не мог допустить даже мысли, что я могу так  опозориться перед нашими артистами. И это случилось… Больше в театр я - ни ногой!

9.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ!(НАЧАЛО!)
   Пройдя, не дыша, проходную, чтобы не почувствовали «вохры» перегар после ночного возлияния, я  вошёл под крышу корпуса Главного конвейера. Была невозможная, ненормальная тишина, как будто умер какой-то большой организм. Мои шаги гулко отдавались в самом дальнем конце сборочного цеха. В рабочие дни даже здесь уже не было слышно звука собственного голоса от производственного шума. Я как-то видел среди сборщиков одну не слабую женщину, которая заворачивала болты пневмогайковёртом висящим на уровне её лобка и она для удобства нажимала на этот визжащий  пневмоинструмент именно лобком для облегчения задачи. Я пришёл на своё рабочее место  и рассказал мужикам об увиденном, но для них это не было новостью и они мне дополнили информацию. Оказывается к ней подходили какие-то корреспонденты и брали интервью. Когда они ушли, то  коллеги, обступив её, стали спрашивать, о чём она им так живо рассказывала. Она, смеясь, ответила: «Я делилась опытом как можно …дой деньги зарабатывать!» Этот анекдот уже обошёл весь завод.
     В прошлом году летом  к нам на завод приезжал Председатель Совета министров Косыгин Н.В. Перед его приездом на территории завода пожарники из брандспойтов смывали пыль с деревьев. Вот здесь, где я иду и дальше, через наш цех Сварных рам  и дальше в Прессовый цех посыпали для него дорожку жёлтеньким песочком, обозначив путь, где он должен идти, но он, пройдя половину пути по сборочному цеху, глянул вправо, где  отделённые только бетонными колоннами, находились цеха:Трансмиссии-1 и Трансмиссии-2, покрытые смрадом производственных испарений… Неожиданно для директора завода Семёнова и его свиты, Косыгин повернул туда и пошёл сквозь промасленные станки, по деревянным, хлипким мостикам и трапам, сквозь летящую в стороны металлическую  стружку, искры и брызги охлаждающей эмульсии. Он был в светлом летнем костюме, директор Семёнов – тоже. Косыгин шёл, не остерегаясь прикосновений к расположенным справа и слева металлическим стеллажам для деталей, а Семёнов, маленький ростом, с брюшком, в отличие от Косыгина, шёл, едва поспевая за ним, поднимая руки над стеллажами, чтобы не испачкаться… Однажды я видел, как этот Семёнов порвал пропуск у седого ветерана и у того слёзы потекли. Причину я не знаю, потому что из-за шума, звука голоса даже рядом не слышно, но я знаю, что не может быть причины так публично оскорблять пожилого человека.
   А сегодня здесь «мёртвая тишина»! Истинно – мёртвая! Такое ощущение, что произошло что-то непоправимое. А! Так это у меня произошло непоправимое… Прощай,  Лариса! Прощай театр… Нет. Подожди. Ведь я же подведу всех и в первую очередь режиссёра! Это же подлость… Нет! Театр бросать нельзя. Но с какими же глазами я приду в театр. Ведь спектакль завтра в 18 часов, а сегодня режиссёр решил для гарантии сделать полный «прогон»… Тоже в 18 часов. И как я буду общаться с Ларисой? Да не буду общаться, кроме слов по сценарию! А в глаза ей буду смотреть! Не я её обманул, а она меня использовала в своих интересах. Она меня подставила на роль Начальника штаба «КП», чтобы избежать приставаний секретаря Завкома комсомола, но сначала она меня завлекла собой, почувствовав, что я «попал в её сети». Хотя я не могу сказать, что она всё это делала, чтобы перевалить работу на меня. Она и сама не уклонялась, интересовалась, что-то подсказывала, на завкоме комсомола решала наши вопросы, потому что она осталась членом Завкома, как секретарь комсомольской организации своего КБ –Конструкторского бюро. Она ставила вопрос на Отчётно-выборном  собрании, чтобы меня, как Начальника штаба ввели в состав Комитета, но Секретарь ЗК  упёрся и сказал, что нарушится нечётное количество членов, что может в спорных вопросах на голосовании привести к «патовой» ситуации. А как Лариса взялась за организацию контроля за бытом наших «зэков». Казалось бы,  зачем ей это нужно? Ведь не ради меня она взялась за это  ёмкое по времени и неблагодарное дело. А на заседании Завкома она сказала, что это моя инициатива. Мы с нею за месяц прошли четыре общаги. В Красные уголки собирались «зэка»  как на концерт филармонии. Со мной на улице стали здороваться незнакомые, по виду похожие на «зэков».   А к  Вовке Карелину в больницу со мной ездит! Нет! Она настоящая комсомолка! Я верю ей! А как же понимать её общение с этим «женихом» - подонком? Ведь не поцелуями у них кончаются отношения при встречах… Мне стало плохо, когда я представил… чем кончаются у них встречи. Так, может быть, она не знает, что он женат? Ой! Боже мой! Ведь точно! Она не знает! Иначе и быть не может! Лариса не могла встречаться с семейным человеком!  Лариска на это ни за что не пошла бы! Она настоящая комсомолка! Но как ей об этом сказать? А почему она должна мне поверить? Я-то откуда могу быть уверен? Я? Могу!  «Жених» фактически признался, что он её использует в своих … кобелиных интересах, как  «материал»…  А как она смотрела на него там на вечере!  Она ходила, помогая  хозяйке подавать на стол, а сама ни разу не прошла мимо него, не заговорив, или не спросив что-нибудь, причиняя мне боль и чувствуя мой взгляд и, наверное, считая рюмки, которые я «опрокидывал» без закуси…
      Всю смену во время моего праздничного дежурства меня преследовали  вот такие невесёлые «разборки» в себе и в ней… Ларисе. Милой Лариске! Уже после смены, идя в ДК на репетицию,  я окончательно решил: Я скажу Лариске о том, что её «жених» женат!
      В вестибюле ДК я догнал нашу пожилую актрису Елену Николаевну и мимоходом поздоровался с нею. Она ответила и,  спохватившись, задержала меня за рукав.
-Ой! Ну, вы  напугали нас! Разве можно так без предупреждения уходить? Можно я вас буду назвать Лёшей? У меня сын Лёша, почти такой по возрасту.
-Ради бога, Елена Николаевна! Я очень извиняюсь за Новый год!...
-Да, не надо извиняться! Мы все всё поняли! Тебя поняли! А Лариску, к сожалению, нет! Когда она сказала, что будет на праздновании не одна, мы думали, что она имеет в виду вас, потому что нам показалось, что у вас какие-то отношения. Хотя мы подумали, что о вас можно было и не предупреждать – вы и так член коллектива и мы имели в виду вас. Она нас подкосила! Кто это? Вы его знаете?
-Она говорила… Однокурсник! Из другого города!
-М-м… Да! – покачала головой Елена Николаевна, - Неожиданность не из приятных, потому что мне показалось… Ну, да ладно! Нельзя домысливать! И вам, я вижу, нелегко…
  Мы с нею зашли в нашу студию уже по времени в обрез. Режиссёр требовал беспрекословную дисциплину. Мы быстро разделись. Я заметил, что Лариса в углу перед зеркалом приводит в порядок причёску, что Жанна, сидя в углу,  искоса наблюдает за мною, но когда я глянул в её сторону, то она резко отвела взгляд и надменно подняла подбородок.
  Режиссёр скомандовал:
-Все за кулисы! Разобрались поэтапно, хронологически и сосредоточились! Всё всерьёз, только можно без грима, в целях экономии времени.  Занавес, как положено! Первая сцена! Готовы? Мизансцены! Готовы? Пошли по порядку!
    Когда подошла моя мизансцена  у садовой скамейки с Ларисой, я встал ей навстречу и вместо дежурных слов: «Что же говорить, если говорить нечего!», я глянув ей в глаза тихо спросил:
-Лариска! А, ты знаешь, что твой жених уже женат? – и, увидев её испуганный взгляд, добавил, - Семейный он!
   Её взгляд стал беспомощным, она опустила глаза и, сделав шаг ко мне безвольно ткнулась мне лбом в грудь и тихо ответила:
-Знаю…
   Настолько это было выстраданно и жалко, что я не удержался и обнял её – одной рукой за талию, а другой прижал к себе её затылок. Вовремя опомнившись, я развернул её к центру действия на сцене, и мы включились в общую работу.
  После окончания репетиции, мы собрались в студии «на разбор полётов». Режиссёр, помолчав, вздохнул и сказал:
-Ну, в  целом, нормально. Но меня продолжает удивлять своими неожиданными находками вот эта пара! – он указал на меня и Ларису, и продолжил, - Я бы не сказал, что это было плохо, но вы отвлечёте внимание зрителей на себя от главных действующих лиц! А, ну-ка! Давайте повторим эту мизансцену ещё разок! Я подумаю! Мне кажется надо оставить! Сделайте всё, как было! Скажите  Ларисе, то есть Светлане, по сценарию, всё, что вы ей сказали на сцене!
   Мы с Ларисой растерянно вышли на середину зала студии. Я усиленно вспоминал, что я говорил ей и что я делал, но вдруг, я понял, что сказать при всех то же самое я не могу! Сев на стул, вместо садовой скамейки,  я подождал и ко мне неуверенно подошла Лариса, испуганно глядя мне в глаза… Я повернулся к режиссёру и сказал:
-Яков Захарыч! Но я не могу при всех то же сказать!
  Режиссёр, чуть не захлебнулся воздухом и возмущённо воскликнул:
-Опять у вас что-то личное на сцене! Я же предупреждал! Я же просил! Лицо его покраснело, и он полез в карман за таблетками.
- Яков Захарыч! – спохватился я, - Извините! Я скажу!
- Скажите, Лёша! - не выдержав,  с места,  поддакнула Елена Николаевна.
  Лариса испуганно глянула мне в глаза, и краска бросилась ей в лицо.
-Начали! -  скомандовал режиссёр.
 Я глянул прямо в испуганные глаза Ларисе, мне тоже в лицо бросилась краска,  и я с каким-то упрёком,  сказал ей:
-Лариска! Я же люблю тебя!
Она обмякла телом, в глазах появились слёзы и,  сделав  безвольно шаг ко мне и сделавшись меньше меня, ткнулась лбом мне в грудь, и выстраданно,  со слезами в дрожащем голосе,   чётко сказала:
-Я тоже тебя люблю! Но его я люблю больше! – и тело её задрожало в безмолвном плаче.
 Я обнял её, как и прошлый раз, левой рукой за талию, правой рукой прижал её к себе за затылок и у меня тоже потекли слёзы.
-Нет! Нет! – сказал режиссёр, доставая одной рукой таблетки, а другой,  платочком вытирая невольную слезу, - Это слишком! Вы же заберёте внимание публики! И опять у вас это личное! Я же просил! А хотя….
-Пусть останется! Яков Захарыч! - плача, вытирая слёзы,  с места попросила Елена Николаевна.
Артисты, в знак согласия захлопали в ладоши. Жанна, скривив в иронии губы, усмехаясь,  качала головой из стороны в сторону…
-Хорошо! Пусть, это вписывается в дальнейший сценарий! - сказал режиссёр и,  громко высморкавшись  в свой платочек,   добавил, - Но, все действующие лица должны это тоже заметить и отреагировать соответствующим роли образом! Вы, как? – спросил он у главного действующего лица.
-С удивлением! – ответил он, - Потому что для меня это новость.
-С каким удивлением? – уточнил режиссёр, - У него много оттенков!
-Я бы сказал… С растерянным удивлением! – подумав ответил он.
-Но с тёплым удивлением! – уточнил режиссёр, - Вы, как себе представляете ситуацию? – обратился он к следующему,  действующему  в этой ситуации лицу, а это была Жанна.
-Я-а-а… с иронией! – ответила она.
-С ехидной иронией! – уточнил режиссёр, - Вам это идёт!
  Артисты при этом сдержанно хихикнули, а Жанна  обвела всех надменным взглядом.
-Вы, как? – обратился режиссёр к третьему  действующему лицу.
-С теплом! С радостью, но сдержанно, потому что я подозревал об их чувствах и предвидел, что это кончится хорошо! – ответил третье действующее лицо.
-Всё верно! – сказал режиссёр, - Надеюсь, что каждый в себе этот момент отработает и репетировать специально не будем!
  А я был разбит, убит и совсем не соображал, что дальше мне делать с Ларисой и как к ней относиться. Выходя, я спросил:
- Можно проводить?
-До автобуса… - тихо сказала она.
Мы шли. Я не знал, что сказать, но чувствовал, что хочу о чём-то спросить… Тупо сообразил и спросил:
-Твои родители знают о ваших отношениях?
 Лариса, помолчав,  ответила:
-Мама знает. Отца у меня нет. Он ушёл от нас, когда мне было десять лет.
 Мне очень хотелось спросить её: «Поэтому для тебя ничего не стоит разбить чужую семью?», но я не решился сделать ей так больно. Ещё на заводе у меня была мысль о том, что она знает, что он семейный, но не может ему позволить разбить семью… Но я отбросил эту мысль, вспомнив с какой иронией мне говорил тот  «жених» про «расходный материал», поэтому можно быть уверенным, что она для него не всерьёз… А вот она, открытая нараспашку душа, видно влипла крепко. Шестого января я думал устроить с Ларисой объединённый день рождения, но теперь… Всё, о чём я мечтал, летело к чёрту. Я даже не стал с нею вспоминать о дне рождения. А шестого у нас тоже спектакль и я в этот день взял отгул за новогоднее дежурство. Подошёл автобус и мы сказали друг другу: «Пока!». « Что же говорить, коль говорить не о чем!»- вспомнил я с горькой усмешкой.
    На другой  день спектакль прошёл нормально!  В той мизансцене мы с Ларисой получили от зрителей неожиданный всплеск аплодисментов,  а после спектакля Лариса как-то незаметно испарилась.
    Шестого января  меня мои сокамерники хотели поздравить, но я сказал, что идём со мной вечером  на мой спектакль, а потом придём домой и часок посидим  перед сном. Перед спектаклем я отмечать со спиртным не мог, а без спиртного у нас было не принято  отмечать дни рождения. Часов в десять утра я собирался ехать к Вовке Карелину в больницу. После Нового года я у него ещё не был ни с Ларисой, ни без, поэтому надо было съездить. Меня позвали выйти на улицу. Я вышел с глубокими сомнениями, кто бы это мог быть… Я был ошарашен! Передо мной стояла Лариса с букетом цветов и с каким-то красивым пакетом с бантиком.
-Лёнечка! Я поздравляю тебя с днём рождения! Прости меня за всё! – сказала она, виновато улыбаясь.
-Спасибо, золотко! И тебя с днём рождения! Как же ты неожиданно!- рассыпался я в полной растерянности в пустословии. Она сделала ко мне шаг, протягивая букет и подарок, а я схватил её за голову двумя руками и притянул к себе для поцелуя. Она,  привычным движением выставив вперёд свой бюст,  отстранилась довольно твёрдо и отступила на шаг назад, вроде как застеснявшись кого-то. Я интуитивно глянул в ту сторону,  откуда она должна была сюда прийти и …  у соседнего дома,  я увидел его, стоящим вполоборота, покуривающим сигарету. У меня всё оборвалось внутри…  Значит,  он ещё не уехал! Возможно,  и на спектакле он был!
 Я повернулся к Ларисе и спросил:
-Так он сделал тебе предложение?
    Она, растерявшись и стоя с протянутыми руками, держа цветы и подарок, захлопала глазами и покраснела.
-Ну-у, знаешь есть обстоятельства… Ну, не надо тебе вмешиваться в мои проблемы!- дрожащим и просительным голосом промолвила она.
   У меня что-то взорвалось внутри!..  Я сорвался с места и  помчался в его направлении. Я, кажется, хотел пройти как снаряд сквозь него, чтобы он разлетелся вдребезги. Он просто повернулся и напряжённо ждал моего приближения, а когда я был перед ним, он отклонился в сторону, не убирая ногу и я,  споткнувшись  через неё,  смаху шлёпнулся на асфальт и проехал минимум метра два по заснеженному тротуару. Удар был сносный, но я достал до тротуара лбом и слегка свёз кожу. Вскочив, я услышал голос Эдика:
-Не! Я не понял! А шо  це таке?
  Повернувшись,  я увидел, что шея «жениха» находится в одной руке Эдика, а другая сжатая в кулак, занесена для удара.
-Коммунист! Ну, шо? Зробыть  з его морды помыдор? – спросил, ухмыляясь,  Эдик.
-Не надо! Не бейте его! Я прошу! – раздался крик от нашего общежития.
Эдик обернулся, не отпуская «жениха» и увидев бегущую к нам Ларису, удивлённо воскликнул:
-Дак шо я бачу? Мия земэля! Лариска! Тю! Так шо вона так за нэго?
  Лариса подбежала и, глядя то на меня заплаканными глазами, то на Эдика взмолилась:
-Я прошу вас! Не бейте его!
-Як Лёха каже! – сказал Эдик, глядя на меня, - Ось бачишь якый рог у его на лобешнике вирос? А у етого должно быть два! Зарз мы спытаемо – шо крепше,  ёго лоб,  чи стенка! - и потащил, «жениха» к  кирпичной стене.
-Эдик, отпусти его! – попросил я, щупая шишку на лбу, - Пошли домой! – и, взяв его за рукав, потащил к своему общежитию. Эдик всё-таки швырнул лицом в стену «жениха» и  мы пошли. У входа в наше общежитие на скамейке лежал букет и подарок  перевязанный ленточкой с бантиком. Эдик взял  и то,  и другое  со словами:
-А це  кажись  з  любовью! Зараз визмэм! Компэнсация за твий шишмарь!
Эдик пошёл в общежитие, а я перешёл узкую проезжую часть и, взяв с газона чистый снег, стал его прикладывать  к шишке. С ужасом я понял, что такую шишку гримёрша тётя Валя не «заштукатурит». Я обернулся в сторону места столкновения с «женихом» и увидел, что Лариса тоже  взяла в руку снег и подошла к «жениху», чтобы приложить  его к разбитому лицу. Но только она протянула руку, как он ударил по ней, выбив снег, и резко пошёл от неё. Лариска согнувшись и вздрагивая плечами пошла вслед за ним.  У меня в душе стало очень нехорошо. Я вспомнил ещё раз, что должен идти вечером в театр, а мне не хотелось…  Не хотелось видеть такую чужую, убитую, униженную  Ларису.  Хотелось напиться в свой день рождения, но не от радости ожидаемого целый год события, да непростого, а совершеннолетия! И надо было ещё к Вовке ехать. Давно не был у него  – нехорошо…   Я обещал приехать к нему в свой день рождения. Он просил меня приехать к нему с Ларисой и  с бутылкой портвейна и чтобы мы «втихоря» с ним её выпили. Так мы в прошлом году отметили его день рождения,  ещё до знакомства с Ларисой,  но сейчас мои появления в больнице у Вовки находились на особом контроле. Я решил не брать с собой вино,  тем более, что вечером спектакль. После «снежной терапии» шишка на моём лбу стала значительно меньше. Оставалась только ссадина. Мне её Эдик заклеил папиросной бумагой и я поехал к Вовке.  Я зашёл на базар, купил по списку лечащего врача всё разрешённое и поехал к Вовке.
    Вовка встретил меня радостно. Видимо ждал с нетерпением. Я, потеряв бдительность, забыл о его «смертельном» рукопожатии и подал расслабленную руку. Он так пожал, мою рабочую руку, привыкшую к инструменту, от кувалды и лома до монтёрских пассатижей, что я чуть не заорал, но сказал:
-Ой! Дурак! Сломаешь! Натренировался резиновой гантелей! Тебе бы кувалду в руки и в цех ставить  стопятидесятикилограммовый электродвигатель на станок!
   Он захохотал, довольный эффектом и, присмотревшись, увидел заклеенную ссадину у меня на лбу:
-Э-э! Так ты уже отпраздновал сегодня без меня и по габаритам не прошёл? Что на лбу-то?
   Я не готов был к вопросу и ответил, стушевавшись, невразумительно:
- Поскользнулся! Упал…
-Не рассказывай сказки! – перебил Вовка, -  А, где бутылка? Я тебе говорил, чтобы прихватил! Надо совершеннолетие отметить, как положено! Почему без Лариски! У неё тоже день рождения! Я приготовился двоих вас поздравлять!
-Вова! Сегодня у нас спектакль и выпивать я не могу! А Лариска перед спектаклем не может отвлекаться  от роли.
- А я и не собирался тебе наливать! Я хотел с товарищами по несчастью за твои восемнадцать лет выпить! - посмеиваясь, говорил Вовка.
-Вова! Наши встречи сейчас на особом контроле! Одно слово и мне запретят тебя посещать! Ты же знаешь.
    Я стал выкладывать из сумки гостинцы и вынул свою электробритву.
-Вова. Это тебе с Рождеством! Я тебе дарю свою электробритву, потому что мне сегодня Лариска подарила новую с подстрижкой.
-Что? Ё….  ёлки палки! А я тебе тоже купил ко  дню рождения электробритву! И тоже с подстрижкой!
 - Ты с ума сошёл! Где ты деньги взял?
- Не твоё дело! Я вот этих обалдуев в карты натянул и выиграл! – кивнул он на своих соседей по койкам.
  Я мельком глянул на них, а они, заулыбавшись,  подмигнули мне. Я понял. Они ему подыграли, чтобы помочь в его затее с подарками.
-А это вот Лариске передашь! Завивалка электрическая! Пловилка называется! Пусть будет красивая, как всегда и даже лучше! Следующий раз пусть придёт с завивкой! И с аккордеоном, конечно! Когда она придёт?
- Не могу сказать… - как-то глуховато сказал я,  и  Вовка, настрожившись,  посмотрел мне в глаза  и спросил:
-А, ну-ка, расскажи, как у вас дела? Как Новый год отметили? У вас спектакль , ты говорил, после Нового года будет? Уже был.  Рассказывай!
- Новый год хорошо отметили, но я на тормозах был, потому что дежурным меня назначили по цеху. Отмечали на частной хате, нормально, потанцевали…
-Ты чего мне туфту гонешь? – перебил Вовка, - Что-то случилось? Я же по глазам тебя вижу! – приподнявшись на локте, что было запрещено, он начал допрос с пристрастием.
-Вова… - вздохнув сказал я, - Ну нет необходимости тебе врать. Просто у Лариски есть человек, за которого она собирается замуж выходить.
   Вовка упал на подушку,  и  молча  глядел в потолок. Потом закрыл глаза и из уголка глаза скатилась на подушку его слеза.
Наконец, он тяжело вздохнув и не открывая глаза, крайне удивляя меня,  тихо промолвил:
-А он дерьмо! Поэтому ты так переживаешь…
-Откуда ты знаешь? –удивлённо спросил я.
-Знаю! Потому что так не бывает, чтобы к одной бабе клеились сразу два хороших мужика! Тебя я знаю! Ты – человек!  Значит,  он дерьмо! Как жалко… Я же тебе говорил! Она должна быть твоя!
-Но она любит по-настоящему! Давно! Три года! Они учатся вместе…
-А он женатый! Да?
-Откуда ты знаешь? – растерялся я.
-Так если бы не так, то за три года они бы давно поженились! - грубо выплеснул Вовка.
-Когда ты таким мудрым стал? – спросил я.
-Вот тут! Глядя в потолок! – возмущённо  заорал  он, - Время есть! Понимаешь? – и опять его слеза скатилась на подушку.
-Вот почему у неё глаза так сияли! Я думал для тебя! А оказывается…
-Уже не сияют… - не подумав, брякнул я.
-Почему?! – опять вскинулся с подушки Вовка.
 Я замялся, не желая посвящать Вовку в ситуацию глубже.
-Почему!!!???- заорал Вовка на меня,  и все больные лежачие и ходячие замерли на месте.
- Он приехал к ней на Новый год и отмечала она с ним в нашей компании. Она ждала, что он сделает ей предложение. Но этого не случилось.
-Она тебя сегодня поздравляла с ним? – спросил Вовка.
-Поздравляла одна, но он был с нею.- ответил я.
-Фингал  от него? Я же вижу, что свежий.
-Ну, в общем, да. – ответил я с неохотой.
-А ты ему? – с надеждой спросил Вовка.
-И ему досталось… - ответил я.
-Хорошо?
-Нормально!
-А Лариска как к этому отнеслась?
-Снегом ему морду умывала…
-А сколько ему лет?
-Лет тридцать или больше.
 Вовка замер, потом, покачав головой промолвил:
-Так он ей мозг компостирует! Всё ясно… - помолчав ещё, он продолжил, - Уходи! Ты меня сильно расстроил! Лариску я больше не хочу видеть. Пока.
 Я встал, всем сказал «до свидания» и пошёл… оставляя тяжелобольному тяжёлые мысли, сам того не  желая.

10.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ В ТЕАТРЕ! И НЕ ТОЛЬКО...

К вечеру на моём лбу уже не было  шишки. А ссадину мне легко замазала наша  гримёрша - Маша.
Зал был полон. Были и наши «зэка». По тому, как Лариска была «зажата»  в своих действиях  даже  в той мизансцене, на которую дал «добро» режиссёр, я понял, что этот гад  - в зале. Она только сделала то, что мы делали на репетиции, но того, ради чего режиссёр на это пошёл… не было! Она была для меня… как бревно! Того чувства взаимности, как было на репетиции, и первый раз и в дубле, я не ощутил…  Но зал рукоплескал, ничего не поняв, потому что я,  своей влюблённой душой,  откровенно пытался растопить душу Лариски. Она сделала вид, что это случилось! Но наши артисты поняли, что это не естественно. После спектакля нас три минуты не отпускали зрители аплодисментами. Но когда я попытался увидеть Лариску после занавеса…. То я её не увидел,  и меня  артисты поздравляли с Днём рождения  одного. Оказывается, к нашему дню рождения очень готовились…  Артисты создали целый сценарий к нашему Дню рождения!  Но всё было рассчитано именно на двоих и в поздравительных стишках,  и в тостах наши артисты постоянно заикались по готовому тексту, потому что второго адресата не было. Много хороших слов было сказано в адрес  меня,  и моего совершеннолетия. После короткой официальной части и распития  одной бутылки шампанского на двенадцать человек, включили магнитофон с  бодрым рок-эн-ролом Елвиса Пресли. Я вышел  и, с горечью в душе,  хотел выдать «соло», но вышла Жанна и поддержала меня. Я  попробовал её использовать «вручную», а она оказалась к тому готовой,  и у нас это получилось без всякой репетиции, весьма не плохо.  Она всех ослепила своими красивыми , ажурными трусиками, когда я её кидал через своё плечо. Я это тоже видел в наше большое  зеркало студии.  Даже последний раз я её пропустил между моих ног,  и она оказалась у меня на спине. Она удивительно чувствовала меня и была очень лёгкой.  Яков Захарыч  хлопал в ладоши, чуть не отбив их, а артисты вообще чуть не упали со стульев. Но Лариски очень не хватало…  После уборки посуды Жанна не торопилась домой и всё время, как-то «тёрлась» возле меня. Я вынужден был предложить ей проводить её домой,  и она с готовностью согласилась. Выйдя из ДК, я подумал и решил, что неудобно будет провожать такую «мамзель» на троллейбусе и взял такси. В машине мы сидели рядом,  и  Жанна, положив мне горячую руку на колено, заглядывая в глаза, спросила:
-Страдаешь по Лариске? Напрасно! Хорошо, что ты не видел, как она увивалась вокруг того мужчины на Новый год! Даже жалко её было за её унижение! Ты бы не пережил этого!
     Я мельком глянул на лицо Жанны,  и увидел как её губы, превратились в две тонкие «змеючки», да и щёлочка рта её, в общем-то симпатичного, сейчас была, похожа на кривую прорезь. Я подумал, что ей суждено играть всю жизнь только отрицательные роли… и ничего ей не ответил.
Никак я не ожидал, что она может меня пригласить домой на чай. Однако,  она  пригласила и я вынужден был отказаться, потому что своими выпадами в адрес  наших отношений с Лариской, она меня окончательно отвернула от себя.  Она не ожидала, что я откажусь, но  до уговоров она не опустилась. Она резко отвернулась и побежала по ступенькам к двери подъезда, споткнувшись на самом верху, так как, наверное,  слёзы застлали ей глаза. Судорожно вздохнув, я пошёл на троллейбус. В троллейбусе, стоя в толпе пассажиров в тяжёлой задумчивости, я вдруг уловил какой-то испытующий взгляд, направленный на меня. Это был  светловолосый, почти рыжий,  худощавый  парень, который приняв, какую-то неудобную позу, даже присев,  над чем-то старательно трудился, прильнув к женщине в шубе. И, вдруг, я понял, что он лезет к ней во внутренний карман. Он, видимо, достигнув желаемого, отклонился от неё, выпрямился  и направился сквозь толпу к двери на выход. Я резко его схватил за воротник, одной рукой и за  правую руку другой рукой.
-А, ну стой! – сказал я, - Женщина! Посмотрите! У вас всё в кармане на месте?
 Она быстро полезла в карман и заверещала:
-Кошелёк! Ой! Деньги!
    В это время троллейбус остановился возле Дома офицеров на площади Ленина  и мы вышли втроём на остановку. Парень с готовностью демонстрировал пустые свои ладони, удивлённо тараща на  нас  невинные глаза. Я быстро полез в карманы его демисезонного пальто, но там ничего не было. Вдруг мне показалось, что пола его пальто, коснувшись моей ноги, продемонстрировала массу бОльшую, чем нормальная. Я понял, что в кармане есть дырка и, сунув руку, обнаружил её. Тут же из кармана я достал кошелёк и показал его женщине.
-Мой! Мой!- закричала она, выхватив его  из моих рук.
-Пойдёмте в милицию. Тут рядом за Домом офицеров! –сказал я.
-Не надо милицию! –сказал женщина и запрыгнула  в троллейбус. Дверь закрылась и мы остались с вором вдвоём. Он захохотал:
-Ну, что, герой? Получил? А от меня не хочешь получить за оскорбление? Ты же меня вором  представил! А я чист, как стёклышко! За что же ты меня так?
 Я был зол от того, что вор смеётся надо мной, а я, как оплёванный,  в его глазах. Я сделал шаг в его сторону, но он отпрыгнул от меня и махнул перед моим лицом рукой зажатой в кулак.
-Хочешь без глаз остаться? Запросто!Попишу!Лезвие! – сказал вор, - А я бы мог и не предупреждать! Не суй свой нос, куда не просят! Я не знаю,  почему я тебя пожалел! Морда у тебя, как с иконы снятая! Молись своим ангелам –хранителям!
  Я опустил голову и сказал:
-Было бы здорово в свой день рождения стать слепым  калекой  на всю жизнь…
-Ха! Так у тебя День рождения? Ну, ладно! Хрен с тобой! Пошли в кафешку! Я угощаю и заодно поговорим с тобой – кто из нас прав!
   Мне было так плохо, что от предложения выпить я не отказался. Мы зашли в кафе, сели за столик и вор пригласил официантку.   Только она ушла за заказом, вор воззрился на меня испытующим взглядом.
-Ну, ты кто? Студент? Папин, мамин сынок? Одет-то ты прилично!
-Электрик я с Тракторного! В общаге живу с зэками…
-Ох! Ничо себе! – воскликнул вор,  - А по тебе и не сказал бы! Рубашечка беленькая, галстук… А! Ну, День рожденья же! Понятно! А почему трезвый? Не отмечал ещё?
-Отмечал. Девчонку проводил домой на Аллею Героев и ехал в общагу.
-А где отмечал-то? В ресторане, что ли?
-В театре!
-Во! – захлебнулся воздухом вор.
-В нашем театре Тракторного завода!-пояснил я.
-Ещё и такой есть? И как же ты такой с зэками живёшь? Как они тебя терпят? Может у тебя и погоняло есть?
-Есть. Коммунист!
-Ха-ха-ха! – заржал вор,- Ничо не понимаю!
 На нас обратили внимание,  и вор стал говорить потише, пригнув голову к столу и воровато  зыркая по сторонам. Нам принесли по стопке коньяка и по шоколадке – батончик.
-Тебя-то как кликать?- спросил я.
-Тощак! – хмыкнул он.
-От слова «тощий»? – спросил я.
-От слова «тащить»! – поправил он меня.
Мы, стукнувшись, собирались выпить, но вор, задержавшись, спросил:
-Ну, и сколько же тебе, Коммунист,  треснуло?
-Восемнадцать!
-Да-а! Я вижу – усики ещё ни разу не брил! А ресницы у тебя – девки позавидуют! Как я их лезвием не подбрил? Крепкие у тебя ангелы-хранители! Девки, наверное, штабелями перед тобой валятся? Да?
-Не те, перед которыми я валюсь?
-Ну, это уж так повелось!.. Ну, Давай, Коммунист! Ха! С Коммунистом пью! Ты и правда что ли коммунист?
   Мы выпили и я ответил, закусывая шоколадкой:
-Вступать буду! Зэка сказали – надо!
-Ничо себе! Гребанутые какие-то у вас зэка! – сказал он матом, - Ну, значит, ты у них в деле! Чтоб выглядеть перед вертухаями! Понятно!
-Да,  ни в каком я не в деле! Раз, правда, ходил с ними на, гоп-стоп, вернее сам их водил…
-Ну, ни хрена, себе! Вот это коммунист!
-Мы не людей грабили, а грабителей! Экспроприация экспроприаторов! Узнали случайно, что соседи идут на гоп-стоп, а я то место хорошо знал. Сделали засаду. Операция прошла удачно!
-А вот это не дело! Если бы узнали, вас бы замочили! Не суй своё рыло в чужое дело!
-Так меня хотели повесить! Не получилось…
-Я же говорю – у тебя ангелы-хранители серьёзные! Слушай! Давай ещё по сто?
-Нет! Я есть хочу! Всё время закусываю, а жрать-то надо? – повернулся и пригласил официантку.
-Я беру поллитра коньяка и второе! Эскалопа будешь? Я угощаю! У меня вопросы к тебе!
-И у меня вопросы к тебе! Но поллитра, не много будет? Мне много нельзя! Я на работе! И другие ещё обстоятельства есть…
-Ничего!Справимся! Не часто бывает 18 лет! Не так я думал отметить! Совсем не так! – сказал я расхрабрившись и «распустив хвост» как павлин, - Ты вот всё время про ангелов-хранителей вспоминаешь! Ты-то что и кто? Неужели верующий?
-А как же! Все под Богом ходим!- сказал   и вынув с шеи нательный православный  крест, он показал мне.
- И как же понимать? Ты у людей кровные, воруешь! Душу им рвёшь! Как это с Богом совмещается?
-Ты потише ори!-  вполголоса, пригнувшись к столу сказал он, - А насчёт трудовых… Не у всех они трудовые. С трудовыми вот такие мадамы, которую ты,  рискуя собственным здоровьем, сегодня спас… Извини! Не ездят! Я по полёту определяю, у кого можно взять. Трудовые попадают редко! Но, в конце-то концов, я не волк и глотку не рву! А откусил кусочек – больно, но поправимо! И опять же наука! Не зевай!
-Но ты же против  общества поставил себя! Общество ведь к чему-то светлому движется, а ты  не просто в стороне! Ты против!
-Знаешь что, Коммунист? Ты обществом называешь стадо баранов! И ты не видишь, куда оно движется и кто это стадо погоняет! У кого кнут? У тех, кто смеётся над этим стадом и живёт припиваючи и припеваючи! Но они поют не «Смело, товарищи, вногу!»  Эту песню мой отец пел, шкандыляя на деревянной ноге – инвалид войны! Царство ему небесное! Он говорил, что его этой песне научил его отец большевик-подпольщик, которого расстреляли в 36-м году! А я с братишкой и матерью алкашкой живу в бекетовских бараках, которые нигде уже не значатся! Знаешь, что такое Бекетовка?
-Знаю! Я окончил ГПТУ-14, бывшее ТУ-3!
-Во! Земляк! Так это мы вас пи… молотили?
-И мы вас пи… молотили!
-Да, уж куда там! Вы Старую Отраду на всю жизнь запомните! Как только мы приходили на танцы в Спутник, так вы через забор прыгали в кусты! Ладно! Не о том речь, как растопить печь, а как в ней самому  не поджариться! И я тебе говорю! Что я тоже под Богом хожу, потому что у меня мать – алкашка и брат младший! И я за них перед Богом в ответе! Больше я ничего делать не умею и учиться у меня нет времени, потому что надо их кормить  и себя. А ещё братишку на ноги надо поставить. И вот тут у меня большая заковыка! Поставить его в ваше дурацкое стадо? Не хочу! Я стою в стороне и мне виднее, куда  и кто гонит это стадо! Сделать братишку   вором? Тоже не хочу!
-Ты сидел в тюряге?
-Пока Бог миловал! – он перекрестился.
-Давай я тебя устрою на завод в наш цех!
- Ой! Ты за меня поручиться хочешь? Ха! Воспитатель нашёлся! Да я в первый же день всю раздевалку вашу обчищу и смотаюсь! Никогда не бери на себя ответственность за вора! Вор – он всегда вор! Он не случайно оступился! Он встал на эти рельсы и будет по ним катиться до конца!
   Мы к тому времени уже выпили полбутылки коньяка и съели  по порции эскалопа. Вор заметно «закосел» и разоткровенничался.
- И ты хочешь, чтобы твой братишка катился по этой дорожке? Ты сам жизнь видел? Нет! И не увидишь! Что ты о мире знаешь? Ничего! И братишка твой не узнает! Ты книжки читал?
-Не ссы! Читал!
-Да! Я в кино видел – одна девушка сказала: Я много книжек прочла! Штук пять или шесть! Ты хочешь мир повидать? Ты хочешь, чтобы братишка твой вот этот мир переделал, если он не справедлив?
-Этот мир не переделаешь! Всегда говно будет плавать сверху! Запомни! И если хоть один чистюля,  вроде тебя, вынырнет случайно, как увидит, чем там пахнет и назад нырнёт, если сам не пожелает скурвиться и вонять как все! Были большевики-мечтатели, вроде моего деда, шли  «смело товарищи в ногу!», но сволочи переломали им ноги и взяли вожжи в свои руки. И с тех пор так и идёт! Наверх выбивается только говно!
  Я подумал: А Вова Сергеев тоже о том же говорил!  - и налил ещё по полной стопке…
      Я очнулся от  нервного испуганного шёпота мне на ухо. Одновременно мне кто-то зажимал рот:
-Тихо! Молчи, ради бога! Лежи не шевелись! Муж пришёл! Неделю козла не было! В этой комнате света  нету, он заснёт,  потом ты встанешь!
     Я оцепенел от ужаса! Где я? Кто эта женщина, которая лежит рядом со мной под одеялом и всем телом загораживает меня собою, вдавив меня в стенку квартиры. Я с ужасом ощутил, что я совершенно голый. А-а-а! Вспомнил!..
Я спал в автобусе №1 в сторону Тракторного,  Меня тормошили и я очнувшись увидел, что меня тормошит симпатичная  кондукторша и смеясь говорит:
-Сосед! Вставай -  мы приехали! Нам выходить! С Днём рождения!
-Спасибо! Откуда вы знаете, что у меня День рождения?
-Ну,  друг твой рыжий сказал, который тебя посадил! И сказал, что  доверяет тебя мне!
    В это время она меня подвела, почти  подтащила к кабине водителя через весь салон пустого автобуса и сказала:
-Петя! На тебе сумку! Деньги я посчитала, сумма там на бумажке! Я с соседом выхожу! Пассажиров больше нет! Всё пока!
   Я ничего не понимал и не понимал, где мы выходим. Лишь когда захлопнулась дверь автобуса,  и мы остались с этой симпатичной мадам вдвоём на тротуаре, я понял, что это главная улица на всю северную  часть Волгограда – проспект Ленина. Но это не там, где мне надо было выходить. Это не Тракторный район, а кажется Баррикады! И куда она меня ведёт?
-И куда мы идём? – милую женщину, ведущую меня под руку.
-У меня переночуешь! Раз друг тебя мне доверил – я не могу его подвести! Ну, и я за твой день рождения чуть- чуть пригублю! У меня есть кое-что в заначке! Тебе во сколько завтра вставать? Я выходная!
- Я тоже выходной!
-Ну, тем более! Торопиться некуда!
   Помню, что её звать… кажется Лариса! Или это я её так назвал? Вкусную картошку с тушёнкой она пожарила! По стопке мы выпили, а потом… я полез к ней целоваться, а она… так мои губы засосала! Ох! Верхняя губа с одной стороны  у меня в два раза больше! Ух, ты ! Не симметрично! Ой! Что мы творили с нею на диван-кровати! Вернее  она со мной творила! А однажды… потеряв  силы она упала своей полной грудью мне на лицо и чуть не задушила! Она всё выясняла у меня – первая она у меня или нет? Я сказал, что первая! Как она обрадовалась! Вот дурища! Какая ей разница?
    Она опять зашептала мне на ухо:
-Всё! Захрапел козёл! Тихо вставай в ту сторону, через подлокотник, сейчас я тебя выведу в коридор, а потом одежду принесу. Осторожно! Посередине стол стоит! Свет в коридоре включать  не будем!
    Она меня одевала судорожно. Труднее всего мне дались носки и я чуть не упал в темноте. Она меня вытолкнула за дверь и я выскочил пулей из подъезда двухэтажного кирпичного дома. Сначала я забежал за угол, а потом стал пытаться ориентироваться, в какую сторону мне идти на проспект. Посмотрел на часы… Слава Богу! Часы на месте. Часы отца – «Победа!» - мой талисман, оберег!  Полпятого утра. Трамваи, троллейбусы, автобусы ещё не ходят! Такси? А деньги есть? Пощупал в кармане – есть, как ни странно! Но спустил, конечно я вчера копеечку хорошо! Спасибо, что вор поступил со мной честно. Вполне мог обчистить карманы и часы снять.  Надо до получки дожить без долгов… Побегу трусцой по шпалам  трамвая. За этим ритмичным занятием я задумался и погрузился в воспоминания. Вот это я отпраздновал своё совершеннолетие!
   Вспомнились горячие судорожные объятья Ларисы! Ох, как жаль, что это была не та Лариса! Но в темноте для меня она была ТА! Я удивился сейчас, уже вспоминая, как женщина может откровенно, до самого дна выплеснуть свою наболевшую тоску! Какая прелесть! То что было у меня с Таечкой – где-то,  как-то, украдкой и с оглядкой – было совсем не то! Но это!... У меня от воспоминания закружилась голова и я остановился… меня пронзил как стрелой звон трамвая и я спрыгнул с рельсов. Трамвай неожиданно остановился и открыл дверь.
-Садись! Ночной спортсмен! – сказала с усмешкой кондуктор и я запрыгнул на подножку.  Я полез в карман, но она сказала:
-Да не надо! Хорошо прошла ночка? Чего так рано закончил? – испытующе с ухмылкой глядя на меня, спросила пожилая кондукторша. Водитель тоже женщина, но помоложе, тоже участливо скосила  на меня глаза в открытую дверь. Я, поколебавшись, ответил:
-Муж пришёл неожиданно!
-Во как! - захохотала кондукторша, -  Это он тебе губу так разукрасил?
-Нет! Она перестаралась!
- Нехорошо к замужним-то ходить! У нас незамужних, хоть пруд пруди! – сказал кондукторша.
-Я не знал – это во-первых! А во вторых, его неделю дома не было и она уже  не ждала его!
-А-а-а! Ну,  тогда простительно! А то я хотела тебя выгнать из трамвая, кобеля молодого! Как же муж отнёсся?  Ты убежал, а он ей звездюлей навешает наверное?
- Он не пришёл,  а приполз! «На ушах», как говорится и не заметил…
-На рогах, а не на ушах! Так точнее будет!- сказала кондукторша и трамвай остановился на конечной у завода.
В общежитии я прошёл мимо вахтёрши, поджав отсосанную губу. В комнату зашёл тихо, все ещё спали и я не включая свет, при открытой двери стал раздеваться, чтобы лечь спать. Эдик, мой сосед по спаренной кровати поднял голову и едва приоткрыв глаза спросил:
-Ты где был? Мы уже думали, что тебя опять блатные подловили…
-Всё нормально! – ответил я, - Задержался в пути. – в это время я снимаю брюки и, вдруг, понимаю, что у меня нет трусов. Это с удивлением видит Эдик и начинает хохотать, а ребята  сонно поднимают головы с подушек и включаются во всеобщую «ржачку». Я натянул назад брюки и бросился закрывать дверь комнаты.
   Пришлось рассказать  моим сокамерникам всё по порядку. Эдик сказал:
-Да, коммунист! Тебя отпускать без поводка нельзя! Карманник свободно мог тебя калекой оставить - ни за хрен собачий! Он был прав! На то и щука, чтоб карась не дремал! И муж мог тебе башку проломить и был бы прав! Но отметил ты совершеннолетие классно, а главное с Лариской! – закончил он,  вытирая слёзы от смеха, - За трусами не вернёшься к Лариске?
    Часа через два Эдик меня разбудил, прикоснувшись  к моей голове бутылкой холодного пива:
-Вставай! Мы тоже хотим тебя поздравить! Всё уже на столе!

11.
АВАРИЯ! ХУНВЭЙБИНЫ – ВПЕРЁД!
   На работе меня тоже ждал «подарок». Сгорел мощный электродвигатель  5 киловатт на агрегатном станке на участке, закреплённом для профилактики за мной. При чём, он был  установлен три дня назад вместо сгоревшего такого же двигателя. Первый двигатель сгорел из-за  недосмотра станочника, который взялся из жадности обслуживать сразу три агрегатных станка и, удалившись от этого, не заметил, что фрезу заело. А заело тоже по его вине, так как он поставил под обработку некондиционную заготовку, не заметив прилив, не обрезанный сталелитейным цехом и незамеченный их ОТК.  На этом станке, сработала тепловая защита, но двигатель уже испытал  аварийный перегрев и нужно было ему дать остыть. А станочник, чтобы не терять время на вызов электрика и «не засвечивать»  свой недосмотр, сам открыл электрический щит, воткнул назад кнопку возврата защиты и  зафиксировал её спичкой. Потом, быстро поставив новую фрезу, продолжил работать. Через полчаса этот двигатель задымил.  Это случилось в моей смене. На вызов ходил не я. Увидев в журнале, что Генка пошёл на вызов на мой станок, я тоже пошёл туда. Генка уже снимал сгоревший мотор. Я спросил, выяснил ли он причину. Он, перекрикивая гул цеха мне сказал:
-Я удивляюсь, что сами станки ещё не сгорели. Всё работает без остановки круглосуточно!
-Защита сработала? – спросил я.
-Как она сработает? Ты посмотри!
  Я глянул и увидел подоткнутую спичку.
-Ты почему не вызвал энергетика? – возмутился я.
-Он на партсобрание ушёл!
-Где мастер?
-В электроцех за моторами поехал на электрокаре! Ты  лучше  помоги мне погрузить мотор!
-Это не главное! Я пошёл за энергетиком!
  Партсобрание проходило обычно в Красном уголке. Я подошёл, постучал, приоткрыл дверь и найдя глазами энергетика поманил пальцем. Он встал, спросил разрешение у председателя собрания и вышел. Я объяснил причину и сказал, что этот случай нужно как-то зафиксировать, так как вина не наша.
-Ты прав! Иди туда! Я сейчас! – сказал он и  вернулся в дверь.
  Вернувшись к станку, я обошёл его и увидел фрезу стоящую на бетонном полу, стоящую в прислоненном состоянии к станине станка. Зубья у неё в одном месте были варварски изуродованы. Я подошёл, нагнувшись, пощупал её, а она ещё тёплая. Я подошёл к станочнику, обслуживающему другой станок и спросил, кивая на фрезу:
-Заклинило?
-Да-а! - ответил он, - Заготовка бракованная попалась! - и кивнул на деталь под верстаком.
   Я подошёл, поднял деталь и увидел сильнейший прилив. Явный брак, который трудно было не заметить. И тут подошёл энергетик и начальник этого участка, которого  энергетик тоже забрал с собрания. Я молча, показал подошедшим деталь, фрезу и повёл к тыльной стороне станка, где расположен электрощит. Открыл дверцу и показал спичку, воткнутую в защиту. Начальники переглянулись. Энергетик спросил, сколько станков обслуживает этот оператор-станочник.
-Три! – ответил начальник участка.
-Этому негодяю и один доверять нельзя! – сказал энергетик, - Надеюсь,  в акте будет отражено не только нарушение технологии, но и нарушение техники безопасности, так как он самовольно залез в электрощит! Документ мне сегодня на стол. Если меня он не устроит, то я буду писать докладную уже на вас, как бы я вас ни уважал!
-Да! Конечно! Но у меня не вышел один алкаш на работу и пришлось этого станочника просить поработать на трёх станках!- оправдывался начальник участка.
   Я подошёл к ним и сказал:
-Прошу не упускать ещё один момент! Как эта деталь-заготовка прошла контроль ОТК сталелитейного цеха?  Разрешите мне взять эту деталь и сфотографировать для «Комсомольского прожектора».
-Да! Да! – с удовольствием закивали головами оба начальника.
-А вы пока примите меры, чтобы вызвать сюда начальника ОТК сталелитейного цеха!
Начальники удивлённо переглянулись и мой начальник, то есть энергетик сказал:
-Этого мы не можем сделать! Он нам не подчиняется! Ты что выдумываешь?!
-Тогда пусть наш начальник это сделает! Обратитесь к нему!
-И наш начальник на это не имеет права! Он может вызвать  начальника ОТК нашего цеха, но не чужого цеха!
-Тогда это сделаю я! Но нашу вину эта бракованная заготовка не уменьшает! Так что каждый должен отвечать за своё! Мотор сгорел по нашей вине! – и пошёл я в приёмную начальника цеха.
Я пришёл как раз вовремя, потому что начальник цеха возвращался с партийного собрания.
-Вы куда забрали с собрания двух начальников сразу? Что случилось?- обратился  он ко мне.
-Извините, но на втором механическом участке сгорел мотор на агрегатном станке. В общем-то по вине нашего цеха, но есть и вина сталелитейного. Поэтому  я  от «Комсомольского прожектора» хочу вызвать  к нам в цех начальника ОТК сталелитейного цеха, а это можно сделать только через начальника сталелитейного цеха. Поэтому я хотел с вашего разрешения позвонить ему с телефона приёмной.
- И как это будет выглядеть? Вы уполномочены на это? Ведь,  даже я этого не могу сделать без ведома… ну,  хотя бы главного инженера или замдиректора по производству?
- Если меня проигнорируют, то карикатуру начальника сталелитейного цеха  в руках с бракованной деталью мы нарисуем сегодня же и повесим на стенде у главной проходной, да и ему на кожаную дверь силикатным клеем приляпаем!- ответил я,  с горечью улыбаясь, но вполне серьёзно.
-И со мной вы так можете поступить? – покраснев лицом, спросил начальник цеха.
- С вами нет! – ответил я, так же  улыбаясь, - Потому что вы благоразумный человек и так не поступите!
-Ну, спасибо! Уважили!- с издёвочкой сказал начальник, - А не будете ли вы так великодушны, исходя, так сказать, из цехового патриотизма, не афишировать вину нашего цеха в том, что сгорел мотор? Мы сами тут примем меры, накажем, кого положено! Не надо нас подставлять в масштабе завода, коль вы нашим воздухом дышите!- сказал он это, с хитринкой глядя мне в глаза своими пронзительными восточными глазами.
-А вот этого не получится! – ответил я. – Дело в том, что тепловая защита от электрической перегрузки для того и существует, чтобы в таких ситуациях не мог сгореть двигатель, а этот «передовик многостаночник» спичкой загрубил тепловую защиту, самовольно открыв электрический щит. Если начнут серьёзно разбираться в причинах, то, как раз,  и поймут, что мы специально подняли шум насчёт бракованной детали, чтобы скрыть свою вину в сгоревшем моторе. Вот как!
-Ну-ну! – сказал начальник, - Звоните, но как вы будете представляться? От имени нашего цеха?
-Нет! От имени «Комсомольского прожектора» Завкома комсомола. Разве вас не предупредили о наших полномочиях?
-Говорили месяца три назад на планёрке у директора, но мы не думали, что это всерьёз и надолго. И потом… до вас никто нас не беспокоил.
-Я же не для личных интересов. Мне это лишняя морока. Но если мне доверили и, если это нужно заводу, то я готов!
-Дерзайте! – сказал он, вздохнув,  и ушёл в кабинет, оставив дверь открытой и придержав её, чтобы она не закрылась.   
  Я спросил у секретаря начальника имя отчество начальника сталелитейного цеха и попросил номер телефона. Она нашла номер, подвинула к себе телефон и сказала:
-Я сейчас соединю!
-Ни в коем случае! - сказал начальник из кабинета, - У вас, Елена Евгеньевна,  есть работа, занимайтесь ею. Или вы секретарь Начальника штаба «Комсомольского прожектора»?
-Нет, нет! Извиняюсь! Но я думала, это же для цеха надо! – сказала она,  вспыхнув краской лица, и отодвинув от себя телефон в мою сторону, - Вот! -  шепнула она, ткнув пальцем в телефонный справочник.
-Для цеха я сам сделаю всё, что нужно! – сказал начальник очень назидательным тоном, - Пригласите ко мне энергетика и начальника второго мехучастка!
   Мне ответила по телефону секретарь начальника сталелитейного цеха. Я представился начальником  Штаба Комсомольского прожектора завода и попросил соединить с ним.
-Ну-у-у, не знаю, не знаю! Будет ли он разговаривать с вами, потому что он занят! Может быть,  вам поговорить с нашим комсомольским секретарём или хотя бы с парторгом?
-Нет!- настойчиво ответил я, - Я не займу много времени. Нам нужно, чтобы он прислал в цех сварных Рам своего начальника ОТК. Мы должны  показать ему факт брака, который мы получили из вашего цеха.
    Секретарь сказала:
-Одну минуту…. – и слышно было, как она пошла. Начальник, после короткого перерыва, взял трубку:
-Слушаю вас! Представьтесь!
-Я начальник штаба…
-Я не знаю такой должности в штатном расписании завода!- перебил он меня, - Вы зарплату где получаете?  Кто сейчас за вас исполняет ваши  должностные обязанности, пока вы занимаетесь общественными?
Я растерялся и вспыхнул, но после короткого замешательства я сказал, как можно спокойнее:
-Вас никто не уполномочил контролировать мою загруженность по работе, а я вам как раз звоню по срочному производственному  вопросу, а не по общественному. Меня на это уполномочил Завком  комсомола и Партком завода. Если не хотите решать этот вопрос со мной, то будете решать с Парткомом. А на вас нарисуем карикатуру и  на Центральной проходной в масштабе Один к одному! У вас какой рост?
  Тот бросил трубку. Из кабинета моего начальника послышался невесёлый смешок и слова:
-А вот насчёт совмещения общественных обязанностей и должностных, это он верно подметил! Этот вопрос Партком и Завком комсомола не продумал! Как бы вам это не навредило!
   Значит,  он слушал наш разговор. Я подумал: - Да. Вова Сергеев был прав. Боком мне выйдет этот «Прожектор»!
   Я набрал телефон приёмной Завкома Комсомола, секретаршу попросил  соединить меня с Сергеем Владимировичем. Она спросила меня, кто его спрашивает, и  я ответил:
-Начальник штаба Комсомольского прожектора Крупатин.
-Сейчас минуточку! – сказала она. Её долго не было слышно, потом она откуда-то вернувшись,  спокойно, судя по звукам, уселась в кресло, взяла трубку и прохладно сказала:
-Позвоните попозже, Сергей Владимирович занят. И положила трубку. Я постоял возле стола в раздумьи… Нет. Нет. В растерянности… Медленно повернулся и пошёл из приёмной. Мне двое уже ясно намекнули, что с меня спросят за мои прямые, а не общественные обязанности. А как тогда совмещать эти обязанности. Как я могу спрашивать с тех, кто спросит с меня? Надо во- первых, идти работать! А на кой же чёрт эта  «трепология»? Ведь сам  Секретарь Парткома завода нам говорил, что наши права в наведении порядка не ограничены! Я развернулся  и резко пошёл назад в приёмную начальника. Не доходя до  неприкрытой двери приёмной я услышал голос начальника цеха, который с усмешкой говорил секретарше:
-***вэнбины у нас не пройдут!
  Секретарша с улыбкой его поправляла:
-Хунвэйбины! Пё-о-отр Михайлович!
-Да какая разница! Ха-ха-ха! – возражал тот.
Я зашёл в приёмную, начальник на полуслове перестал хохотать и замер с разинутым ртом.
-Пётр Михайлович! Но пасаран хунвэйбинам! Можно я ещё позвоню?
-Куда? – спросил он.
-В партком! Хочу выяснить, мы хунвэйбины или нет?
-Ну, ну… может быть вы всё-таки займётесь работой, за которую вам платят зарплату? – дрожащими губами проговорил он.
-А потом займусь той работой, за которую платят мне зарплату. – сказал я, при этом взял со стола справочник телефонов, нашёл телефон приёмной Секретаря парткома и набрал.
   Ответила секретарь приёмной:
-Приёмная Партийного Комитета Волгоградского тракторного завода имени Феликса Эдмундовича  Дзержинского, слушаем вас внимательно. Представьтесь, пожалуйста.
-Начальник штаба Комсомольского прожектора Волгоградского Тракторного завода имени Феликса Эдмундовича Дзержинского Крупатин Леонид Васильевич. Соедините, пожалуйста, меня с Секретарём Парткома по срочному делу.- сказал я металлическим голосом.
-Минутку! – сказала она и ровно через минуту, в течение которой я вспомнил, что Секретаря Парткома зовут Фёдор Иванович.
-Я вас слушаю, Леонид Васильевич!- ответил мне спокойный, полный достоинства голос. При этом мой воинственный накал значительно снизил свой уровень, но тем не менее, козерог во мне сработал.
-Извините, Фёдор Иванович! Скажите, пожалуйста, Комсомольский прожектор профанация? Для того, чтобы об этом в газетах написать? Ведь вы говорили, что надеетесь на нашу помощь!- голос мой всё же набирал металлические ноты.
-Подождите, Леонид Васильевич. – мягко остановил он меня, - Почему вы разговариваете со мной таким тоном? Я вас в чём-то обманул? Вы ко мне обращались с каким-то вопросом? Я вам отказал?
-Нет! Но по отношению к нам, прожектористам,  начальников цехов получается, что мы хунвэйбины! У меня спрашивают, за что я зарплату получаю!
-Кто спрашивает?
-Ну, например, начальник Сталелитейного цеха…
-Ещё кто?
  Я замялся и ответил:
-Ну, у меня лично пока только он, но я уверен, что в таком положении все цеховые «прожектористы» и если вы их не защитите, то из Комсомольского прожектора будет профанация.
-Ну, вы не к месту употребляете это выражение, но я понимаю, что вы имеете в виду.  Надо бы всё-таки субординацию соблюдать и через голову Секретаря Завкома комсомола не действовать. Я задам ему вопрос по ситуации сложившейся у вас, а он не в курсе.
-Он не в курсе, потому что не захотел со мной разговаривать, а у меня нет возможности звонить ему второй раз, потому что я в промасленной робе ремонтирую  станки и с меня спросят мои начальники, с которых собираюсь спрашивать я.
-Расскажите мне вашу проблему! – сказал Секретарь парткома.
Я изложил всё, лишь вскользь упомянув, что кроме брака, допущенного сталелитейным цехом, пропущенным его ОТК,  есть вина и нашего оператора-станочника, работавшего на трёх агрегатных станках одновременно, а в результате сгорел большой электродвигатель. Я просил начальника Сталелитейного цеха прислать к нам в цех своего начальника ОТК, зафиксировать факт пропущенного вопиющего брака, а он спросил, где я получаю зарплату и кто за меня исполняет мои обязанности, пока я занимаюсь общественными. Я это делал с ведома начальника нашего цеха, который сказал мне, что он не компетентен требовать у другого начальника цеха направить к нему его начальника ОТК.
-Что вы намерены в таком случае предпринять? – спросил Секретарь Парткома.
-Если начальник защищает своих бракоделов, значит меры надо принимать к нему самому!
-Логично! Принимайте! Никто ваши права ограничивать не будет! А если будут  необоснованные нападки на вас и цеховых членов КП, то обращайтесь к Сергею Владимировичу в любое время. Больше он не откажется разговаривать с вами. Это я вам, Леонид Васильевич, обещаю!
    Тогда я за вечер нарисовал две карикатуры. Одну на двух склеенных ватманах, другую на одном, но одинакового содержания: Начальник с выпуклым животом и надутыми щеками сидел в кабинете за столом с кривой ухмылкой и прикрывался рукой от луча прожектора от большого фонарика с надписью «Комсомольский прожектор!». За его спиной стоял мужик в белом халате с биркой на груди «ОТК». Фонарик  держали трое молодых людей с повязками «КП». Начальник спрашивал: «Кто вам платит?»,  а «прожектористы» отвечают: «Кто вам платит за брак?» При этом на столе у начальника лежала бракованная деталь, сфотографированная мной. Утром мы с Генкой с утра пораньше пошли и приклеили большую карикатуру на стенд у Центральной проходной, а малую карикатуру, зайдя в приёмную начальника Сталелитейного цеха, приклеили  силикатным клеем на его, обитую кожей,  дверь. Начальник выскочил из кабинета, маленький как пацан,  и кинулся на нас в драку. Я сказал, что за его хамское поведение он будет ещё раз висеть у проходной в новой карикатуре. А кожу на двери он должен поменять за свой счёт, а не за счёт цеха, иначе мы проверим и тоже нарисуем карикатуру наравне с бракоделами его цеха.  В этот же день я дал  в заводскую многотиражку заметку  под названием «Сводки с Переднего Фронта «Комсомольского прожектора». Да, я забыл сказать, что когда я, после разговора с  Секретарём Парткома, спустился в цех   и пошёл на свой участок, через полчаса за мной прибежали из моего отдела и сказали, что меня срочно требуют к телефону какое-то начальство. Звонил мне Секретарь Завкома Комсомола и,  извиняясь,  сказал, что он разговаривал как раз с Москвой,  с ЦК Комсомола и не мог прервать разговор и что я сам решаю, как и кого наказать в моральном плане, но чтобы не очень унизительно было.
    А вот теперь ещё сгорел мотор на  участке,  закреплённом за мной…  Я сразу проверил состояние тепловой  защиты. Защита сработала, но щит электроаппаратуры не то, что не заперт, но даже приоткрыт. Станочник, не глядя мне в глаза, сказал, что сам в аппаратуру не лазил. Это ложь, но не докажешь. Надо ставить вопрос об установке замков под сложный ключ, иначе эти «рвачи» в погоне за заработком так и будут «загрублять» защиту самовольно. Но в чём же причина? Мотор не должен был сгореть, если не было механической причины или брака в обмотке мотора. Я уточнил у станочника – не было ли аварийной остановки, не тупые ли фрезы! Он всё отрицал.
    Подошёл ко мне Вова Сергеев. Он какой-то серый, как туча. Я посмотрел на него вопросительно. Он помедлил и крикнул мне в ухо:
-У меня тоже мотор сгорел! Второй! Я сейчас пойду,  возьму в кладовой тестер, проверим обмотки на витковое замыкание.   
   Вова принёс тестер, проверили мой мотор – всё нормально. А мотор сгорел. Пошли на его участок, проверили –всё нормально. Меняем моторы. Подходят наш энергетик с начальником участка. Начальник участка, нагнувшись к нам, кричит почти на ухо:
-Ну, что? Обосрались «прожектористы»? На кого вину будете списывать?
-На вас!- ответил я, - Ходите и караульте, чтобы ваши станочники не лазили в электрошкафы, не включали и не «загрубляли» тепловую защиту. Я не только  бракованную деталь сфотографировал, когда сгорел предыдущий двигатель, но и спичку в тепловой защите. Могу и вас с вашим станочником-фрезеровщиком нарисовать и на главном стенде повесить. Скоро там место освободится! И на этот станок я пришёл, а щит был открыт. Может быть,  ваш станочник успел вытащить свою спичку из тепловой защиты. Открывать он умеет электрощит, а закрывать – нет!
- А, может быть,  вы забыли закрыть щит! Как вы докажете?
-Ну, если докажу, то мало вам не покажется! – ответил я.
Поставили вдвоём с Вовой новые двигатели на моём участке и на Вовином. Запустили станки. Я понёс инструменты в отдел. Вова пошёл на свой участок. Я присел за столом, задумался. Что же за причина?  Почему горят двигатели? Может быть не только у нас в цеху такое положение? Только я подумал, а в отдел стремительно зашёл Вова.
- Лёнь! По-моему двигатели и у тебя и у меня греются не нормально. Скоро тепловая защита сработает! Пойдём! Я сейчас возьму токоизмерительные клещи!
 Я вскочил с места взял перчатки инструменты. Контрольная лампочка на шее. Но я остановился и задумался. Вова возвращался из кладовой с клещами.
-Стой! – сказал я, и подойдя к своему шкафчику, достал фотоаппарат, повесил его на шею под куртку, - Сейчас выбьет защиту, а мы издали понаблюдаем, как поведёт себя станочник!
  Вова улыбнулся, кивнул.
По пути на участок, мы,  крича друг другу почти на ухо,  пытались рассуждать о причине аварий с двигателями. Я сказал:
-А может быть и в других цехах такое?
 Вова с сомнением посмотрел на меня и пожал плечами. Вдруг, он толкнул меня и указал пальцем вперёд. Я увидел издали, через два ряда станков, что станочник открывает электрошкаф  станка, на котором мы меняли двигатель. Мы с Вовой присели, я отдал ему свои перчатки и инструменты, открыл футляр фотоаппарата  и, согнувшись,  побежал вперёд. Снимок получился отменный! Вор пойман! Но причина, почему греются двигатели, не ясна. Я повесил на отключённый рубильник плакат «Не включать! Работают люди!» . Погрозил пальцем станочнику и пошёл в отдел. Оглянулся на Вовин участок, а он мне машет рукой – зовёт. Я побежал к нему. Он показывает пальцем вперёд. Я вижу, что на его станке станочник «колдует» над тепловой защитой при открытом шкафе. Я тоже сфотографировал. Вернувшись в отдел, я достал записную книжку с телефонами «прожектористов» других цехов. «Прожектористы» почему-то почти все были электриками. Хотя я догадался. Ведь это же «рабочая интеллигенция». Электрики – самые интеллектуальные люди на производстве. Я позвонил в Прессовый цех и спросил, часто ли у них горят двигатели? Мне сказали, что случился какой-то «бум» аварий, горят двигатели, при чём, новой «перемотки», а старые стоят и работают нормально. Я позвонил «прожектористам» Электроремонтного цеха и спросил, не могут ли они узнать, не менялось ли что-то в технологии перемотки  сгоревших электродвигателей? Они узнали и позвонили мне. Оказывается,  недавно получили импортную эмалевую обмоточную проволоку. Я попросил прочитать на бирке, что за проволока и откуда. Они проверили и,  перезвонив,  сказали, что проволока немецкая, но перевода нет,  только можно разобрать сечение.  Я задумался и вспомнил, что Лариса мне рассказывала о переводчике их конструкторского бюро, что он у них полиглот. Я позвонил Ларисе и с радостью услышал её голос… Но голос  её был какой-то убитый. Я спросил,  не сможет ли она попросить их переводчика перевести товарную бирку с электрообмоточного провода? Она сказала, что может. Я сказал, что сейчас позвоню в Электроремонтный цех и ей «прожектористы» принесут бирку.
-Хорошо.  - сказала она, - Завтра утром за  переводом  пусть зайдут. Меня не будет, то я девчонкам оставлю перевод.
-Спасибо, Ларчик! – сказал я и хотел ещё чего-нибудь добавить, но она положила трубку.
  В конце рабочего дня ко мне подошёл наш энергетик и со змеиным взглядом спросил:
-Ну, что? Обосрался «комсомольский прожектор»? В чужом глазу соломинку вижу, а в своём и бревно незаметно?
-Вы о чём? –спросил я, догадываясь, что он имеет в виду.
-Почему двигатели горят только у вас? У «прожектористов»?
-Во-первых! Не у нас, а у вас! – ответил я, - Потому что участки распределили для надзора только две недели назад и мы себе взяли самое сложное оборудование – механические участки с агрегатными станками,  а стоять пастухами у станков и отслеживать, чтобы станочники не  «загрубляли» тепловую защиту, в надежде доработать смену по принципу - «после нас хоть потоп», мы не имеем возможности –у нас трёхсменная работа. А во-вторых, надо вешать серьёзные замки на электрощиты станков, чтобы не было доступа посторонним, а в-третьих, двигатели горят не только у нас, но и в других цехах и именно, поступившие из ремонта  электроцехом и именно последней перемотки. Вам, как энергетику было это легче выяснить, а приходится это делать мне!
-Следить надо за станками, как положено, а не общественными делами  заниматься в рабочее время! Тебя начальник цеха с парторгом ждут в кабинете начальника цеха. Иди!
   Меня переклинило в мозгах! Вот,  негодяи! Они меня собираются отчитывать за эти аварии! Как же сдержаться, чтобы не нахамить? А то ведь меня обвинят во всех грехах и смешают с навозом! Может быть позвонить сначала в Завком или в Партком? Нет! Надо их выслушать. Выслушать спокойно,  быть готовым к самым подлым высказываниям, иначе я разволнуюсь и не смогу им сказать так толково, как энергетику. Стоп! А почему я их  подлости должен выслушивать и оправдываться? Пусть они это в письменном виде мне предъявят, чтобы я мог это и в Завкоме и в Парткоме предъявить. А если будет надо и в заводском «Комсомольском прожекторе» опубликовать и в заводскую многотиражку дать материал.
       Я зашёл в приёмную. Секретарь вскочила с места, чтобы доложить начальнику, но он меня увидел в открытую дверь кабинета и крикнул:
-Заходите!
Я зашёл в кабинет и остановился перед т-образным столом с кожаными креслами. Руки с резиновыми перчатками и контрольной лампочкой я  сложил сзади за спиной. На одном из кресел, прямо перед начальником сидел вполоборота ко мне парторг и косо на меня смотрел.
-Ну, и…? – загадочно спросил у меня  начальник цеха.
-Что «и»? – переспросил я, - Чуть-чуть яснее можно?
 Начальник многозначительно вздохнул и глянул на парторга. Парторг понял и, развернувшись в кресле чуть-чуть ко мне, начал:
-Леонид Васильевич…  Как воспринимать нам ваше совмещение общественных обязанностей с профессиональными в ущерб последним? А я ведь хотел вам рекомендацию в партию дать!
    Я, как и задумал дорогой, не торопясь, вздохнул, посмотрел на одного, на другого с укоризной и усмешкой, отметил про себя, что мне не предложили сесть и я стоял перед ними, как школьник и, наконец, сказал:
-С меня конкретную работу спрашивает и проверяет энергетик. Ему и задайте этот вопрос. Если вас  интересует мой ответ, то задайте мне его в письменном виде, а я в письменном виде вам отвечу, чтобы можно было потом в «Комсомольском прожекторе» у Центральной проходной опубликовать и в заводской газете «Трактор». Сейчас мне срочно нужно отпроситься у энергетика на один час отлучиться в Завком и в Партком. Если не отпустит, я всё равно уйду, потому что это важно для цеха, а может быть и для завода. Можете зафиксировать этот момент, чтобы наказать, если сможете. А  рекомендацию в партию мне дадут люди, которые знают меня поближе в работе.
   При этом я повернулся и молча вышел. Кстати, я о вступлении в партию ещё и не думал, а парторг  вот так забежал вперёд, будто конфеткой хотел меня поманить и не дать. Как это низко! У тебя-то, алкаша,  как раз я и не стал бы просить рекомендацию. – думал я, спускаясь в цех.

12.
 ОТВЕТ ЗА ЛЮБОВЬ БЕЗОТВЕТНУЮ!   
      Я подошёл к энергетику и сказал… именно сказал, а не попросил разрешение:
-Павел Иванович! Мне срочно нужно по делам отлучиться в Завком и в Партком на час. Постараюсь управиться.
- Я вас не отпускаю! У нас аварийная ситуация, которая грозит серьёзным простоем!- ответил он.
-Я у вас не спрашиваю! Я вас извещаю и занимаюсь именно этим вопросом! – повернувшись, я положил в шкаф инструменты перчатки и фотоаппарат. Подумав, я взял фотоаппарат назад и опять повесил на шею. Чтобы сэкономить время, я вышел  из цеха и помчался по улице, дыша морозным воздухом, раздвигая ноги пошире, чтобы не поскользнуться на накатанной транспортом  межцеховой дороге. Зайдя в здание КБ, я поднялся на третий этаж, где работала Лариса, прошёл вдоль стеклянной стенки её участка бюро до стеклянной двери. Ещё проходя вдоль стеклянной стены, я отметил, что Ларисы на рабочем месте нет. Я заглянул в дверь, приветливо поздоровался с первой девушкой-конструктором, которая повернула ко мне лицо, внутренне удивился тому, как она на меня посмотрела, подошла к другой девушке, постарше её, кивком головы указала на меня. Та неторопливо отошла от чертёжной доски «кульман», взяла со своего  рабочего стола записку и медленно пошла в мою сторону, но смотрела на меня, как-то странно.
-Здравствуйте! А Ларисы нету? – улыбаясь, приветливо заговорил я.
Девушка, не отвечая,  всё так же странно глядя на меня протянула мне записку. Я схватил её, но девушка держала её крепко и не отпускала. Я непонимающе посмотрел на неё и вдруг увидел, что она смотрит на меня просто таки уничтожающе, как на врага народа. Я растерялся, а она спросила:
-А вы, молодой человек, не знаете, почему её нет?
-Нет! – растерянно ответил я, - Она не сказала вчера, где она будет. Сказала, что возможно её не будет…
 Девушка отпустила записку и я, завладев наконец-то ею, быстро развернул и стал вникать в содержание, а девушка выжидательно стояла. Текст записки был написан незнакомым почерком, а внизу была приписка  Ларискиным почерком. Я читал и у меня от возмущения и одновременно от восторга, что я нашёл причину, расширялись глаза и отвисала челюсть: «применяется для электрической обмотки электродвигателей с повторно-кратковременным режимом работы» Я готов был расцеловать эту девушку, но глянув на неё… осёкся.
-Читайте! Читайте до конца! – грубо сказала она.
 Я опустил глаза в записку и прочитал приписку почерком Ларисы. «Лёньчик! Прости, если можешь. Не поминай лихом! Лариса.»  У меня вторично стала опускаться челюсть, а глаза я поднял на девушку. Тут я увидел, что из стеклянной двери бюро вышли все девчонки – конструктора и чертёжницы. Все они смотрели на меня так же уничтожающе, как и стоящая передо мной. Я спросил:
-А что случилось?
-А мы хотели у вас спросить, что у вас случилось? Почему она уволилась  без отработки?
-Как… уволилась? А как же…. – я хотел сказать: «А как же театр?», но понял, что это совсем глупо и сказал: - Вы меня убили!
-Вы нас тоже! – сказала девушка.
-Я-то при чём? – спросил я.
-Точно ни при чём?- дотошно спросила она, - А беременность?
  До меня туго стало доходить, о чьей беременности идёт речь и мне стало очень плохо. Я потерял дар речи и, прижав руки к своей груди, открывали закрывал рот,  глядя в глаза оппонентки с надеждой, что я что-то недопонял.
-Так я не-е-е… - промямлил я.
Точно ни при чём? –переспросила девушка.
Я развёл руки в стороны и, глядя ей в глаза, молча помотал головой из стороны в сторону и грустно опустил голову на грудь, упёршись взглядом в приписку на записке.
-Вы, милая, вот это читали? – спросил я, указывая пальцем на приписку.
 Девушка кивнула.
-Ну, вот и всё! Чего ещё вам объяснять? – сказал я и пошёл, передвигая ноги, как робот. Спускаясь по лестнице я силился вспомнить, что я сейчас должен сделать? А-а-а! Срочно в Завком комсомола! Ой! Как мне не хотелось видеть Сергея Владимировича. Однако я оказался перед его дверью, а она открылась и передо мной стоял Сергей Владимирович. Он как-то странно посмотрел на меня и попятившись в свой кабинет, неприветливо сказал:
-Зайдите, зайдите…  признаюсь, не очень хотел вас видеть, но вопрос к вам есть.
  Я подумал про себя: Какая взаимность! Видимо уже нажаловались на меня из цеха.
-Присаживайтесь! – сказал он, указывая на рядом стоящие стулья.
-Извините! Нет времени сидеть. На заводе катастрофа! Горят электромоторы, которые перематывают  проводом с грубейшим нарушением технологии. – при этом я указал на записку и он протянув руку взял её.
Прочитав её всю, он спросил:
-Вообще-то я хотел у вас спросить об авторе последней приписки. Она из-за вас уволилась? Она меня так просила в содействии увольнению без отработки, что я не смог отказать и просил начальника отдела кадров. Что случилось?
-То, что случилось,  я узнал только что со слов девушек КБ. Они  сказали, что Лариса беременна.
-Мне тоже так показалось… но я не осмелился ей задать вопрос. Сразу же у меня возникло подозрение на вас, что вы к этому причастны. Вы больше всего с нею общались, но здесь, я смотрю,  в записке она вас просит простить её… Вы не скажете, за что? Или это очень личное?
    Я не могу простить себе, что при этих словах Сергея Владимировича, которого я не уважал… навернулись  у меня слёзы и я ответил:
-Ну, личное только в том плане, что я её действительно любил, а она любила другого, но это не самое главное… Она меня подставила с «Комсомольским прожектором». У меня теперь из-за этой общественной нагрузки большие неприятности с начальством. Меня вот и сейчас пасут по часам, потому что я пошёл к вам без разрешения. Вопрос-то аварийный! Двигатели горят по всему заводу! А причина никому не известна! Вот я её только что вскрыл и надо срочно это остановить!
- Я в этом ничего не понимаю, но вам, как специалисту,  верю. Остановить не в моей власти! Пойдёмте быстро в партком! Дай Бог, чтобы шеф был на месте!
  Я про себя отметил: Интересно! Дай Бог, чтобы Секретарь Парткома был на месте!
-То, что вас пасут по часам, - сказал Сергей Владимирович, идя рядом со мной по коридору, - Это совсем неважно! Пусть они снимают штаны и замачивают розги в рассоле! Вы сделали, то, что они должны были сделать! Сейчас подключим нашу редакцию, чтобы немедленно осветили ситуацию.
-Ситуация гораздо глубже! – сказал я, - Дело в том, что наши  «передовики-маяки»  самовольно включают на станках тепловую защиту или даже загрубляют её, чтобы не отключала станок при перегреве двигателя! А им будут премии вручать за перевыполнение плана и за первое место в соцсоревновании.
- Ну, это же не докажешь! – возразил секретарь.
-Я ради этого взял фотоаппарат с собой. Двоих я сфотографировал на месте преступления. Я хочу просить вас, чтобы мне сделали срочно фотографии, потому что мне в общежитии можно этим заниматься только после того как все уснут.
-Да вы что? Это всё будет делать заводской фотограф по первому вашему требованию.
  Мы зашли в приёмную, секретарь- Сергей Владимирович спросил разрешение у секретаря приёмной зайти по срочному вопросу к шефу. Она возразила:
-Через пять минут у него начинается заседание парткома и почти все члены парткома и секретари  уже сидят у него в кабинете .
-Вопрос неотложный!- сказал Сергей Владимирович, - Аварийный в масштабах завода!
-Ну, зайдите! – дрожащими губами проговорила та.
  Мы зашли. Все действительно сидели, а один стоял перед столом партийного шефа и что-то вполголоса объяснял ему, показывая какие-то бумаги.
   Сергей Владимирович подошёл и стал перед столом, не перебивая разговор. Секретарь Парткома мельком глянул на него, потом на меня и подняв голову, спросил:
-Что случилось?
-Аварийный вопрос, Фёдор Иванович!
-Слушаю! – сказал он, а Сергей Владимирович, обернувшись, пригласил меня к столу. Тот, который стоял перед ним к нам спиной, развернулся и я увидел нашего парторга – Василия Алексеевича.
-Фёдор Иванович! По заводу горят электродвигатели  поступившие из ремонта нашего электроцеха и я выяснил причину. Оказывается недавно поступила новая партия обмоточного эмалевого провода из Германии из г. Магдебурга. Поскольку и ранее получали оттуда эмалевую проволоку, то не удосужились сделать перевод сопроводительной документации, а руководствовались только данными о сечении провода. А провод оказывается предназначен для электрообмотки двигателей, работающих не постоянно, а в повторно-кратковременном режиме. Например, для взвода пружины на высоковольтных выключателях,  где двигатель работает на полной мощности в течение 15 секунд, а потом отдыхает. А наши горе – передовики даже самовольно включают тепловую защиту и даже загрубляют её спичкой, чтобы доработать до конца смены.
      В это время Василий Алексеевич, как-то паскудненько захихикал:
- Ну, надо же! Вы посмотрите! Готов  кого угодно обвинить, лишь бы себя выгородить! Третий двигатель сгорел из-за того, что он ушёл с рабочего места. В его отсутствие сгорел, а его нет! Его не отпускал энергетик!  Сегодня этому прожектористу будет  посвящено комсомольское собрание. И пора сделать выводы, куда светит этот прожектор!
   Я подошёл к столу Фёдора Ивановича и положил записку на стол:
-То, что там написано, можете проверить сами, а то, что самовольно включают  тепловую защиту, вот здесь зафиксировано! Я прошу дать разрешение срочно проявить, то, что я сфотографировал час назад.
     Фёдор Иванович внимательно посмотрел на записку и вернул её мне:
-Там, что-то личное… - он протянул мне ножницы и дополнил, - Отрежьте, а перевод оставьте мне.
  Вздохнув, он посмотрел на Василия Алексеевича и хлопнув по столу ладонью сказал:
-Заседание Парткома отменяется! Все свободны! Завтра будет заседание в это же время, но с дополненной повесткой! Василий Алексеевич, останьтесь!
  Он, нажав кнопку на селекторном телефоне,  сказал:
-Ольга Васильевна! Фотографа нашего ко мне срочно! Подождите, Леонид Васильевич, в приёмной и вместе с фотографом зайдите ко мне,  сразу, как только он придёт.
 Я отрезал приписку Ларисы, положил в карман, а с переводом подошёл к подоконнику, положил её, разгладив и  дважды сфотографировал и вернул Фёдору Ивановичу.
-Правильно! –сказал он, принимая назад записку.
 Минут через пять примчался запыхавшийся фотограф с вытаращенными глазами и кинулся к секретарю приёмной:
-Ольга Васильевна! Вы же не сказали, что мне с собой взять! Я звоню вам, а у вас всё время занято!
   Я ответил вместо неё:
-Ничего не надо! Пойдёмте!
   Мы зашли в кабинет. Василий Алексеевич сидел перед Фёдором Ивановичем, красный, как будто только выпил стопку спирта в  бендежке нашего энергетика.
  Фёдор Иванович разговаривал по телефону с начальником электроцеха, требуя немедленно прекратить перемотку импортным проводом последнего завоза. Он положил трубку и сказал нашему парторгу:
- А выяснил это простой электрик, комсомолец, который  за это деньги не получает, а по башке вот от таких руководителей – всегда пожалуйста!
    Фёдор Иванович сразу переключился на фотографа  и сказал:
-Срочно проявите  и отпечатайте то, что у Леонида Васильевича на плёнке и отнесите ему на рабочее место до конца рабочего дня. Сколько экземпляров он вам сам скажет. Впредь, он будет к вам обращаться с подобными просьбами, поэтому имейте в виду, что их нужно  исполнять срочно.
-Ясно! – без эмоций, но по военному ответил фотограф.
 Мы вышли в приёмную. Я сказал:
-Я только начал плёнку. Жалко. Всего пять кадров из тридцати шести израсходовал.
- Я вам новую принесу в кассете, раз вы такой важный человек! – сказал фотограф и стал выяснять, как меня найти.
    Когда мы разговаривали с фотографом, Сергей Владимирович стоял рядом не вмешиваясь. Когда мы закончили разговор, он попросил меня зайти к нему в кабинет. Я взмолился:
-Я же ушёл без разрешения! Там время засекли и ещё без меня там двигатель сгорел! Вы слышали, что говорил парторг?
-Сейчас он выйдет от Фёдора Ивановича и будет другое говорить! – сказал он
  Мы зашли в его кабинет. Он пригласил меня сесть.
- Я о Ларисе хотел поговорить! – сказал он вздохнув, - Я ведь тоже был в неё «по уши», но она меня не поняла и не приняла. Я думал, что вы мой конкурент и завидовал вам, что у вас нет машины и кабинета. Я думал, что это её отталкивало. Так и вы оказались не в её вкусе? А кто же, вы не знаете?
-Лично знаком! Её однокурсник по институту, из другого города.
-Вот как? Ну,  а зачем же ей увольняться при беременности? Что же тут такого? Не всё так просто?
-Да! – ответил я, - Он женат…
-Что?! – вскричал, как от боли Сергей Владимирович, - А она, что не знала?
- Знала…
-Ла-ри-са! – простонал Сергей Владимирович, схватившись за голову.
-Можно я пойду? Мне тоже очень плохо! И про беременность я только что узнал и про увольнение и в цеху мне подарки готовят!
-Идите! У вас всё будет нормально…
   Я шёл в цех, а  голова моя шла рядом со мной. Я даже останавливался от избытка информации, идя по длиннющему коридору второго этажа, который был общим на три цеха, в котором мой был последним. Больше всего меня занимала информация о Ларисе: как теперь театр, неужели она не придёт? Как теперь мне с зэками в общаге? Они же ждут её, а не меня? А если они узнают, что в этой затее с соревнованием за лучшую комнату, главное лицо я… реакция может быть очень отрицательной, мягко говоря.
  Проходя по коридору нашего цеха я услышал сзади оклик меня по фамилии и обернулся:
-Ко мне подходил наш комсомольский секретарь Виталий. Подходил он как-то вразвалочку, завалив свою голову набок, с какой-то ехидной усмешкой. Он ко мне стал относиться как-то напряжённо, когда узнал, что я стал Начальником Штаба «КП» всего завода без его ведома и рекомендации. И вот сейчас он шёл с ухмылочкой, мол, теперь я с тобой разберусь!
  -Ну, что? Допрыгался? Сейчас будем тушить твой прожектор! Ха-ха-ха! – захохотал он над своей мудростью.- Будь на собрании без опоздания! Приглашён и начальник цеха и энергетик! А вести собрание будет сам парторг, Василий Алексеевич! Понял? Ха-ха-ха! При Сталине таких как ты в тундру отправляли! Но мы свои люди!
- При Сталине таких как ты к стенке ставили и своим ты мне никогда не будешь! Понял, да? И Василию Алексеевичу это передай!
 Я зашёл в отдел, а навстречу мне  почти бежит энергетик, показывая на часы:
-Та-ак! Вот сейчас составим акт об отсутствии на рабочем месте в течение двух часов. За это время на вашем участке по вашей вине сгорел двигатель и меняют его в ваше отсутствие ваши друзья прожектористы!
- Немедленно отдайте распоряжение снять этот двигатель и отправить назад в электроцех, если он свежей перемотки. Запускать станок с этим двигателем нельзя! Немедленно позвоните  начальнику  электроцеха и убедитесь, что я прав!
   В это время кладовщица, исполнявшая роль секретаря у нашего энергетика, позвала его к телефону. Он пошел взял трубку и слушал округляя глаза и глядя на меня всё ласковее и ласковее, как на родного. Положив трубку он подошёл ко мне и разводя руками захихикал:
-Вот! Нас благодарят, что мы обнаружили ошибку! Вот как бывает!
-Вас благодарят? – переспросил я, - Где ваш акт? Давайте подпишу!
- Ой! Да ладно! Леонид  Васильевич! Ну, всякое бывает! Вас, конечно, надо благодарить! С завтрашнего дня заступайте на новое место! Я вас на постоянно перевожу на обслуживание автоматических линий! Ну, если где запарка будет, вы уж по возможности помогайте! Но автоматические линии это постоянно ваш участок.
-Понял!  - сказал я, - Но  ребят я пойду,  заберу с участка, так как нас ждут на собрание с участием вас, начальника цеха и парторга! Моё персональное  дело будут разбирать! Ясно?
-Какое дело? Какое дело? – мямлил энергетик, разводя руками.
  Мы пришли после душа и раздевалки в Красный уголок. Явка была стопроцентная!
- Крупатин! Сюда! – приказал мне комсомольский секретарь, указывая на первый ряд прямо перед столом. Мы переглянулись с Володей и Генкой. Я подмигнув им выполнил приказ. Секретарь выглянул в коридор:
-Ага! Вот и Василий Алексеевич идёт. А начальника цеха что-то нет и энергетика нет.
   Парторг зашёл в Красный уголок всё с таким же красным лицом.
-Вот, как хорошо! Явочка у нас сегодня замечательная! – с деланной весёлостью заговорил он, - Вот и Леонид Васильевич здесь! Замечательно! Вы должны не на первом ряду сидеть, а в президиуме, как почётное лицо! Вы наш герой! Вы выдержали такой бой и вышли победителем!
    При этом наш комсомольский секретарь, стоявший у трибуны, с тупым видом,  завертелся на месте волчком, ничего абсолютно не понимая.
- Леонид Васильевич! Я вас приглашаю! Ваше место в президиуме!
-Спасибо! – ответил я, - Меня и это место устраивает!
-Лёня! Иди в президиум! – крикнул с места Володя, - Хоть раз в президиуме будет достойный человек!
 Я встал, шутливо погрозил Володе пальцем и сел в президиум.
-Ну, вот! – сказал парторг, - Если вы не против, то расскажите всем, как вам удалось предотвратить большой заводской простой! Пусть все с вас пример берут!
    В это время приоткрылась  входная дверь Красного уголка и заглянул фотограф. Я ему махнул и он зашёл:
-Я не опоздал? – спросил он, протягивая фотографии и кассету с новой плёнкой.
-Очень вовремя! Толик! Сфотографируй наше собрание по поводу добросовестного отношения  рабочих к своим обязанностям и оборудованию. Для нашей многотиражной газеты.
-С удовольствием!
 Я вынул фотографии, развернул их веером в руке, фотограф прицелился и тут парторг подбегает и пристраивается рядом со мной. Я в последний момент сдвигаю руку в сторону и закрываю его лицо.
   Щёлкнул затвор, парторг  захихикал:
-Можно повторить, а то меня фотками закрыли! Хи-хи!
-Толя! Нормально! Спасибо! – сказал я и тот,  кивнув, убежал.
 Я рассказал о том, почему горели двигатели, рассказал, что первый из моих двигателей, всё-таки сгорел не по вине электроцеха, а по вине сидящего здесь «маяка» «передовика», претендующего на заводскую премию и втыкавшего спичку в тепловую защиту двигателя. Вот он на фото! Хотя мне врал и говорил, что он не открывал электрощит. Таким рвачам не место в комсомоле! После меня опять взял слово парторг и стал расхваливать мою принципиальность, сравнивая меня с теми, кто ведёт за собой в атаку. Говорил, что даже ему захотелось последовать  моему примеру и самому приложить руку к настоящему производству, а партийной работой он будет заниматься в нерабочее время. Он вспомнил, что у него есть третий разряд электрика и он с завтрашнего дня выходит работать в наш отдел электриком. Он даже сорвал аплодисменты у присутствующих. Вова Сергеев не аплодировал. Генка захлопал, но глянув на  Вову, спрятал свои ладоши между колен. Вдруг парторг обратился с вопросом прямо ко мне:
-Леонид Васильевич! Я преклоняюсь перед вашим профессионализмом и прошу меня взять к себе подшефным, поскольку у вас четвёртый разряд. Надеюсь, не откажете? Ведь это особый случай!
   Я, признаться, растерялся, но вовремя вспомнил, что мне сказал только что энергетик о переводе на автоматические линии.
- Извиняюсь! Но откажу! Дело в том, что меня перевели на участок автоматических линий, а там по инструкции по сложности оборудования допускается персонал не ниже четвёртого разряда.
- Ну, это мы с Павлом  Ивановичем поговорим, - начал рассуждать парторг, -  Может быть в порядке исключения…
   -Наши Правила кровью написаны! Так нас учили и переучивать нас никому не дано. –сказал я твёрдо, как отрезал.- Из того, что мы сейчас на собрании разобрали, вывод надо сделать не тот, который предлагаете вы. Я бы с вами в атаку не пошёл!
     Вова Сергеев показал мне большой палец.
Когда вышли из цеха  нашей боевой троицей, Вова сказал:
-Сегодня сам Бог повелел нам зайти отметиться в кафешке!
-Я согласен, - сказал я, - С меня причитается!
-Да нет! – сказал Вова, - Это с нас причитается! Ты теперь нашего Пашку к ноге поставил! Кстати! Очень кстати тебя приметила та красавица Лариса! У тебя как с нею дела? Нормально?
  Я, увлечённый событиями на собрании, как-то забыл о том, что случилось с Ларисой. Этот вопрос меня неожиданно ударил в солнечное сплетение и я, даже остановился, как будто треснулся в стеклянную стенку.
-Ты чего? – спросили мои друзья.
-Она уволилась… - подавленно ответил я. Всё моё боевое настроение улетучилось, а выпить захотелось ещё сильнее.
- Как уволилась? –переспросили хором Вова и Генка, тоже остановившись на месте.
-Вот так! Молча!
-Не-ет! Ты подожди, друг, дорогой! Мы тебе её доверили! С тебя спрос! Мы решили, что ты её достоин и были уверены, а ты лопухом оказался? Объясни! – сказал Вова.
-Точно! Ты что же так? Наше доверие не оправдал? Я бы может сам к ней клинья подбил!- сказал с издёвкой Генка.
-Заткнись! Не до шуток! – сказал Вова.
- У неё, к сожалению,  сердце было занято! И вы и я опоздали. Уволилась она по её личным причинам!
  -Тогда я понимаю, почему она так светилась изнутри! – сказал Вова.- Так не каждая баба сияет, а только влюблённая! Ну, а ты не пытался на себя её переключить?
-Пытался,…  было уже поздно…
-Даже так? – Вова искоса, с вопросом,  посмотрел на меня, а я ему кивнул.
 Мы пошли дальше и Вова вдруг сказал:
-Так ты понял или нет, почему парторг просится к нам в отдел? Турнули его с освобождённых! Чего тут непонятного? Освобождённым парторг может быть в цеху, где есть 150 коммунистов, а у нас только 120.Его в порядке исключения освободили, хотя и не положено.  Он числился у нас электриком и зарплату получал. А теперь его кинули на производство, а он делает вид, что в нём совесть проснулась,  и он решил с нами в атаку! Правильно Лёня сказал! С такими в атаку ходить нельзя!   
  Мы выпили бутылку водки с пивом. Я хотел взять ещё бутылку, но Вова не согласился:
-Я бы не против, но Генка закосел, его уже надо провожать, а если ещё одну… то я двоих вас не дотащу! Всё суши вёсла!
  Ведя с двух сторон под руки Генку, мы шли к нашим общежитиям и Вова мне в полголоса говорил:
-У тебя, я чувствую, есть вопрос ко мне, почему я к вашей партии отношусь… ну, скажем с недоверием? Да потому что из вышестоящих в партии я редко видел порядочных. Да и живётся этим порядочным в вашей партии не сладко. Они должны безропотно пахать на других вышестоящих, терпеть  рядом тех недоумков-лизожопов, которые имеют больше, но не пашут и молчать должны порядочные, когда ими дыры затыкают. Я насмотрелся на это ещё до армии на гражданке и в армии выше крыши и здесь ты видишь, что творится. Поэтому запомни, Лёня! Если пойдёшь в партию, то скурвишься! Если не скурвишься, тяжкая судьба у тебя будет!
  -А  ты знаешь, Вова! Ты сейчас повторил те слова, которые я запомнил с шести лет! Мне это сказал священник, который меня крестил.
-Это хорошо, что ты крещённый! Значит, освящённый! С Богом лучше, чем с партией! Я читал Моральный  кодекс строителя коммунизма! Красиво написано, но для дураков! Для тех, кто ниже стоит, но не для тех, кто над ними!
   Вова говорил это негромко, но твёрдо и выстраданно.
-То, что я тебе говорю! Никогда и нигде громко не говори! КГБ у нас не дремлет! И даже вот таких охламонов! – он кивнул на Генку, - Не гнушаются брать в стукачи! А вот тебя не возьмут! Почему? Да потому что у тебя в глазах всю твою душу насквозь до самого дна видно и даже до самого копчика! А вот этот прогнётся под кого хочешь! Правда, Генка? – засмеялся Вова.
-Угу! – кивнул Генка.
  В общежитие я пришёл в начале девятого вечера. Все «сокамерники» были дома. Ужинать  я  не стал. Предложил кому-нибудь доесть остатки супа, чтобы освободить кастрюлю, так как запланировал сварить новый суп. Эдик спросил, не составит ли кто-нибудь ему компанию и поскольку все промолчали, вылил суп в миску и пошёл на кухню разогревать. Я следом пошёл с кастрюлей, чтобы помыть, но Эдик сказал, что сам помоет.  Я сходил на первый этаж в  морозильник за супнабором, пошёл на кухню за водой, а Эдик отдавая мне помытую кастрюлю спросил:
-Что случилось? С горя или с радости  «вмазал»?
   Я, вздохнув, помедлил, не зная, что ответить и ответил:
-Лариска уволилась…
   Эдик выпрямился, как по стойке смирно, опустил руки и стоял как загипнотизированный:
- Це як же? – наконец вымолвил он.
-Суп закипает! – сказал я и пошёл в комнату с миской воды для картошки.
     Эдик зашёл в комнату следом за мной без разогретого супа, с полотенцем на шее.
-Почему  уволилась? – спросил он.
     Юра и Коля заинтересованно посмотрели на него, на меня и спросили:
-Кто уволился?
-Я спрашиваю, почему уволилась? – требовательно повторил Эдик, как бы обвиняя меня в этом и взглядом испепеляя меня. – Мия земэля? Уволилась? Як же ж?
-Лариска?! – вскочив со своих коек спросили Юра и Коля.
-Вы шо, поругалысь? – строго спросил Эдик.
-Нет! – ответил я, - Я вообще узнал об этом от посторонних. От её сотрудников узнал.
-Коммунист! Брэшешь! Колы б вы не поругалысь, она б молча не уволилась!
-Точно!- сказал Юра и ему поддакнул Коля.
  Я вынужден был достать из записной книжки отрезанный клочок от записки и предъявить им. Они каждый по несколько раз её перечитали,  пока  я   почистил картошку.
- У баб такие закидоны бывают… - сказал, вздохнув, Коля.
-Без причины ничего не бывает. – сказал Юра и, помолчав,  добавил, -  Если бы мне такая девка встретилась, я бы может быть и от мечты своей отказался. – и откинулся на койку, закрыв глаза.
  Я пошёл на кухню, поставил варить супнабор и вернулся с миской супа, которую оставил на кухне Эдик.
-Ты про суп забыл? – спросил я его, - Ешь, ещё не остыл!
-Не хочу! Мишка придёт со второй смены и съест. У меня пропал аппетит! Я ж земелю потерял!
-Да не только ты потерял! – сказал Юра, - Четыре общаги ложились спать вместе с нею, держась за свои мачты! Как ты теперь собираешься итоги подводить на лучшую комнату? – обратился он ко мне, - Да тебя же с говном смешают зэки! Это ж они перед Лариской такие смирные были!
   Я задумался. Мало того, что в театре у нас теперь без Ларисы неизвестно что будет в пятницу, так ещё в субботу итоги подводить… Без концерта не попрёт! Юра прав. Надо идти в «Пятьсотвесёлый» к девчонкам, просить помощи.

       На утро на работе пришлось менять три  электродвигателя, на новые, доставленные за ночь из мастерских Волгоградэнерго. С нами наравне, измазав новую спецовочку, «пахал» наш парторг. Показал он себя полным «неумехой». Третий разряд для него был слишком высоким. А он ещё и на автоматическую линию просился! Ха!
    В электроцехе нашего завода поменяли руководство. Ко мне прибежал корреспондент нашей многотиражки, брать интервью. Я сказал, что Секретарь Завкома комсомола в курсе всей ситуации и может с высоты своего полёта это обрисовать лучше, так как это касается и руководства Парткома. Мне, как-то не с руки отсюда кукарекать! Через полчаса меня позвали к телефону. Я догадался, что звонит Секретарь  ЗК комсомола Сергей Владимирович, так как он, конечно, не мог растолковать корреспонденту специфику случившегося. Так как я в это время менял двигатель, то сказал «гонцу»:
-Скажите, пусть позвонят позже! Я на вызове!
 Парторг при этом покосился на меня и сказал:
-Да,  пойдите расскажите о вашем подвиге! Мы тут пока управимся! Страна должна знать героев!
-А о вашем подвиге им рассказывать или не надо? – спросил я, тоже покосившись на него.
  Он  не ответил.
 
    Я мимоходом  подошёл к девушке  по имени Татьяна с автоматической линии, которая жила в «Пятьсотвесёлом» и спросил её, не сможет ли она организовать девчонок, группой не меньше трёх, к нам в гости, но с небольшим концертом, чтобы кто-то на чём-то играл и чтобы кто-то был со слухом, чтоб запевать и правильно вести. Она сказала, что подумает. Я сказал, что пусть не боятся «зэковского» контингента, обстановка у нас вполне нормальная. Она сказала, что у них девочки есть такие, что и нашим зэкам «фору» дадут - палец в рот не клади. Я попросил её, если можно, пусть девчонки споют «Несе Галя воду!» и «Маричку».С юмором сказал, что «Марш коммунистических бригад!» петь не надо, не поймут. Она засмеялась:
-Наши такие песни не поют! Не волнуйся!
     Вечером я зашёл в общагу, поужинал и пошёл в театр. Я зашёл в студию и сразу увидел режиссёра, сидящего за своим столом с понурой головой и,  через стол перед ним, так же сидящую с очень печальным видом Елену Николаевну. Увидев меня, режиссёр кивком поздоровался и рукой пригласил подойти. Я подошёл, он пригласил присесть на ближайший к нему стул. Он посмотрел на меня и тихо, убитым голосом спросил:
-Вы не объясните, что случилось с Ларисой? Вы очевидно с нею сошлись не только на театральной почве?
   Я почувствовал подковырку в его вопросе, хотя он её вуалировал.
 -Уволилась. – ответил я, - Мне не объясняла ничего и я узнал об этом случайно. Сегодня узнал, когда зашёл к ней на работу по комсомольскому делу. Вчера разговаривал с нею по телефону по делу и она ничего мне не сказала.
-Вы считаете, что она беспричинно вас не известила об этом многозначительном шаге в её жизни?
   Я опустил глаза, не зная,  что ответить,  и молчал.
Режиссёр вздохнул и сказал:
-Раз не хотите говорить, значит,  причина в вас и вы её скрываете. Когда вы пришли к нам в театр, у меня поначалу было какое-то беспокойство по поводу вашего появления, потому что вы слишком легко к нам вписались. Я чувствовал, что это не к добру. Ну, что ж? Так, значит так!
   У меня перехватило дыхание. В лицо мне бросилась кровь и я дрожащим голосом сказал:
-Спасибо за признание, Яков Захарыч! Я знаю причину увольнения Ларисы, но она не связана со мной. А говорить, то что я знаю, имеет право только Лариса. – резко поднявшись, я  добавил,-  Что причина не во мне, вам и Елена Николаевна  может подтвердить! - встал и  ушёл не прощаясь.
    Когда я подходил к общежитиям, мне встретились «зэка» - жильцы соседнего дома, поздоровались, я ответил, а один в спину мне спросил:
-Завтра итоги подводим?
-Конечно! – ответил я. За последнее время со мной стали здороваться поголовно все «зэка». Я  не успевал отвечать на приветствия. А Юра сказал, наверное,  правду, - подумал я. Моя известность очень сильно обязана Лариске. Как-то завтра у нас пройдёт? Мы уже вручали по итогам месяца переходящую радиолу – за первое место  в лучшую комнату каждого  дома, ковровую дорожку в постоянное пользование – за второе место, по одной на каждый дом  и за третье место на жильцов комнаты - бесплатные билеты в наш театр на наш с Лариской спектакль… Стоп! Я же билеты не взял на спектакль! Какие билеты? Какой спектакль? А что же теперь  вручать за третье  место? А ведь многие «зэка», узнав, что мы с Лариской… Да не мы с Лариской! А Лариска играет в нашем заводском драмтеатре, сами пошли в театр за свой счёт  и хлопали до одурения! Ей, конечно, хлопали!
     В десять утра в Красном уголке нашего дома стали собираться  «зэка». Я всё же  минут за пятнадцать до начала прошёл по  вахтёрам четырёх наших общежитий с просьбой напомнить по комнатам о нашем мероприятии. Звонил на вахту «Пятьсотвесёлого» - меня успокоили, что девчата к нам вышли всей компанией.
   Я зашёл в Красный уголок, обдумывая вопрос премирования третьего места. За мной зашли группой и шли следом ещё «зэка». Я обернулся через плечо и увидел сокамерников «блатного» и во главе с ним. Меня грубо подтолкнули в спину:
-Шкинделяй, коммунист! Базар есть! Пока не пускайте там никого!- крикнул блатной назад ко входу.
   Я вышел на середину к «президиуму», хотя стол под красной скатертью был убран в угол, спросил:
- В чём дело?
-А вот ты нам и растолкуй! – сказал блатной с наколками на всех пальцах, усаживаясь на первый ряд. Ему последовали его «сокамерники».
-Лариска, будет сегодня тута? – продолжил блатной.
-Нет. Не будет… - ответил я.
-А чё так? – переспросил блатной, а его сокамерники сидели  и смотрели на меня с угрожающими ухмылками.
-Она уволилась. – ответил я.
-Не-е-е!  Это не ответ! Ты тута  так не отделаисси! Говорят,  ты украл у нас Лариску! Мы четырьмя общагами на неё др…ли! А ты обрюхатил девку и в кусты? А мы из тебя Лариску сделаем! Ага?
-Га-га! Гы-гы! –  злобно заржали его сокамерники.
  У двери произошла какая-то заварушка и, оттолкнув кого-то,  в зал зашёл Эдик.
-Я кому сказал? Не пускать! – заорал блатной.
- А ну,  я побачу, хто тама сказал! – ответил Эдик, стремительно направляясь в нашу сторону. Двое из блатных,  охранявших вход, шли за Эдиком сзади.
-Взять его! – скомандовал блатной, - Базар не окончен!
  Один из блатных вскочил с места и встал с ножом на пути Эдика, двое подпёрли его ножами сзади.
- Об чём базар? Блатняга? – спросил Эдик.
-О том, что он у нас украл любовь! А мы из него сделаем замену! Он без нас обрюхатил нашу Лариску, а мы его! - грязно погигикивая говорил блатной.
-Разведка ваша брехню на хвосте припёрла! – сказал Эдик, - Он такой же потерпевший, як и мы!
 Обрюхатил другой, а нашему коммунисту от него даже фингал достался! Он доказать может! Она ему на прощанье маляву оставила и испарилась! Покажи, коммунист!
-Она не со мной! – соврал я.
-Лёня! Сгоняй за малявой! Надо! Ей богу, не пожалеешь! – обратился Эдик ко мне по имени.
  Я, вздохнув, полез в нагрудный карман, достал записную книжку, из неё достал кусочек Ларискиной записки и протянул Эдику, так как не считал возможным это читать при всех, тем более, что зашли  приглашённые девчонки и стояли в проходе позади Эдика и блатных, вникая в суть происходящего.
-Читай! – сказал Эдик.
  Я, помедлив, расправил записку и прочитал:
-  «Лёньчик! Прости, если можешь. Не поминай лихом! Лариса.»  - и тишина в зале…
  Блатной подошёл ко мне, взял у меня из рук записку, стал читать. Тот, что блокировал Эдика спереди, тоже подошёл и заглянул в записку. Эдик подошёл и спросил:
-Дак шо?
- Выходит так!
-Выходит так же как заходит! – сказал Эдик, - Но ты бабий секрет заставил обнародить! Дак ты хуже бабы! – и резко треснул блатного в лоб. Тот отлетел в угол и сидел, будто удивляясь скорости,  с какой он там оказался.
   Одна из девчонок с удовольствием сказала:
-Вот спасибочко! А то я хотела ему свою гитару на бошку одеть! Цел остался мамочкин подарок!
   Она чмокнула в бочок свою гитару и звонко ударила по струнам цыганским перебором, резко заглушив  аккорд на высокой ноте.
 Девки! Начали! – заиграла она  под песню Эдиты Пьехи «Возможно» и сама запела её:
-Возможно, что где-то на улочке тихой…
 Все «зэка» заскрипели креслами, рассаживаясь по местам, а блатной, поднявшись из угла, пошёл к свободным в первом ряду трём местам, рядом с усевшимся Эдиком. Тот слегка развернувшись, не глядя, положил на эти места  свою ногу и указал блатному большим пальцем правой руки за спину, назад. Блатной, молча пошёл…
   Девчонки пели очень душевно! Первые две строчки пела сама играющая на гитаре девушка, а потом подхватывали остальные  три девушки:

Возможно, что где-то на улочке тихой
Грустит вечерами, мечту затая,
Возможно, кассирша, возможно, ткачиха,
Возможно, студентка, возможно, швея!

Та-ра-ра, та-ра-ра!
Ра-ра-ра, ра-ра-ра!
Резкая перемена с нервного напряжения на милый душевный лад, на  меня подействовала очень чувствительно до самых слёз. Мне так пришлось напрячься, чтобы не опозориться перед девчонками, но  слеза всё же скатилась у меня по щеке, которую я смахнул, не поднимая голову.
Возможно, что есть замечательный парень,
Бродить одиноко он тоже не рад.
Возможно, механик, возможно, полярник,
Возможно, строитель, возможно, солдат!

Та-ра-ра, та-ра-ра!
Ра-ра-ра, ра-ра-ра!
Девушка, которая играла и запевала была внешне мне знакома, но где я её видел, я не мог вспомнить. Она была с виду несколько постарше других. Смелая! Сказала, что хотела блатному надеть гитару на голову или, как она сказала, «одеть»! А она, чувствуется – «одела бы»!
И очень возможно, пути их сойдутся, -
Что часто бывает на этой земле, -
Возможно, в Одессе, возможно, в Иркутске,
Возможно, в Тамбове, возможно, в Орле!

Та-ра-ра, та-ра-ра!
Ра-ра-ра, ра-ра-ра!

И сразу же сердце забьется тревожно,
И звезды подарят им ласковый свет…
Возможно, возможно, конечно, возможно, -
В любви ничего невозможного нет!

Та-ра-ра, та-ра-ра!
Ра-ра-ра, ра-ра-ра!

Ра-ра-ра, ра-ра-ра!
Как только заиграли «Несе Галя воду», Эдик хлопнул меня по коленке и, улыбаясь с удовольствием,  поднявшись  с  места вышел перед девчонками, пройдясь «гоголем» и они посторонились, понимая, что он будет плясать. Но он, вдруг,  пошёл между рядами назад и я, оглянувшись, с удивлением увидел, что он тащит блатного в наколках на площадку перед девчонками, танцевать. Тот неохотно, но шёл следом за ним, не споря с  силой и массой Эдика, так как был на треть меньше его. Девчонки ещё посторонились, понимая, что  «бой» будет не на шутку.
 Эдик, отпустив руку блатного, ещё рас прошёлся «гоголем» по кругу,   сделал лихое коленце в несколько приёмов и освободил место блатному, сам приплясывая. Блатной, тоже, хотя в иной манере, прошёлся по кругу и сделал красивую «зэковскую» чечётку с полной выкладкой примерно на минуту и тоже освободил место Эдику, а Эдик, как большой циркуль, медленно, размашисто, но невероятно красиво, прошёлся, лихо обхлопывая себя с  верху до низу и даже по полу! И так эти плясуны удивляли нас до конца этой ласковой песни, настроившей всех на мирный лад. В начале у меня было страшное желание уйти, но потом  это желание у меня пропало и вдруг созрела идея, чем заменить премию комнате, занявшей третье место. Приглашением в гости к девчонкам в  «Пятьсотвесёлый» на концерт художественной самодеятельности,  а так же и тех, кто заняли первое и второе места.
    После концерта мы пошли с девчонками по комнатам, осматривая состояние и порядок. К моему удивлению, даже у блатных был создан такой уют, что наша комната по сравнению с ними отставала. В прошлом месяце при подведении итогов можно было присвоить первое место нашей комнате, но я подал свой голос за другую и радиола досталась тем. Мои  «сокамерники» на меня обиделись, но я убедил их, что нам и так хорошо, так как у нас есть мой магнитофон и мой проигрыватель, а у других ничего  нет. И потом! Эта радиола переходящая, а  коврик половой дают насовсем. Они успокоились. Я устранился  от участия в комиссии по подведению итогов и предложил это делать нашим гостям, тем более, что их было нечётное число – пятеро. Радиола осталась в той комнате, которой её дали в прошлом месяце. Ребята постарались на славу, чтобы не упустить радиолу. Но за то, как преобразили свою комнату блатные, я бы тоже дал радиолу, если бы была вторая. А это говорило о том, что у них был свой «зэковский» порядок, в отличие от других, которые  - кто в лес, а кто по дрова. Когда зашли к ним в комнату, я остался за входом, а ко мне подошёл их «шишкарь» в наколках и спросил:
-Ну, а ты, коммунист, тому за фингал ответил?
   Эдик, стоявший рядом сказал за меня:
-Вин свой пятак оставил на стенке двенадцатого дома!
-А! Ну, тады годится! А откеда он?
-Приезжий!
-Ну, хрен с ним! А всё же? Откеда?
-Из Астрахани! Учится он с Лариской! Не трогайте его! Она любит его уже три года и тем более, ребёнка носит его! Не надо!
 «Зэка» переглянулись и с пониманием покачали  головами. Как мне показалось, это была их «игра». Во взглядах я заметил издёвку.
-А мы-то думали,  она так вся светится для тебя. А она оказывается вон для кого светилась!
-Светилась она для всех! А горела для него! Потому что открытая душа подлянки не  ожидала.
-А по соревнованию у нас вопрос есть! Выходит нам не видать  радиолы, как своих ушей? Ведь кадры из той комнаты из шкуры выскочат, но не отдадут первое место!
-У меня есть идея и, думаю,  меня поддержит Завком комсомола перед Парткомом, чтобы занявшие второе место в течение трёх месяцев, тоже получали, как переходящую, радиолу или что-нибудь ещё.
-Не надо, «что-нибудь ещё». Нам радиолу хочется получить! Лады, коммунист?
-Лады! – ответил я.   
  После подведения итогов девчонок пошли провожать такой толпой, что они от счастья просто выскакивали из себя. Не прошли мимо кафе «Темп» и зашли туда всей толпой. Опять пели песни, в том числе и блатные,  тюремные. По дороге к общежитию Татьяна с автоматической линии спросила у меня:
-А что нужно, чтобы у нас такое соревнование организовать?
-Ну, соберите комсомольцев, выберите три человечка, а лучше пять, которые будут у вас членами Поста «Комсомольского прожектора», соберём общее собрание жильцов, пригласите нас, мы расскажем, как у нас это проходит и какой результат. Я доложу в Завком комсомола, представим протокол  вашего собрания и к подведению итогов выделим вам призы.
   Возвращаясь в общежитие,  я опять пал духом. Ведь завтра надо идти к Вовке Карелину в больницу. А тот с меня спросит за Лариску по полной программе! Надо, кроме гостинцев,  бутылку портвейна взять с собой…


13.
РАССТАВАНЬЕ С ВОВКОЙ!
      Вовку я встретил в коридоре своего отделения,  стоящего на двух ногах, опираясь на спинки двух деревянных стульев. Я был в восторге!
-Лёха! Мне завтра костыли выдадут! Я в туалет сам хожу!
 С помощью одного ходячего больного  вывели его на улицу, на скамейку, подальше от окон.
Открыли бутылку, налили в бумажные стаканчики. Вовка стукнувшись со мной, сказал:
-За твой прошедший День рождения!
-Нет! За твои самостоятельные шаги!
-Не совсем самостоятельные, но согласен! Спасибо!
 Он выпил и, не закусывая, закурил.
-Вовка! Зачем тебе эта зараза? Брось курить! Ты, что? Не понимаешь, что тебе это вдвойне вредно!
-Понимаю! Вот сделаю одно большое дело и тогда брошу. Пока не могу.
-Что за дело? – переспросил я.
-Вот убью того гада, который мою Раечку в петлю загнал и тогда брошу!
-Ты с ума сошёл! В тюрьму сядешь!
-Постараюсь не сесть! А если что, то я за это сесть готов! Как там Лариска?
-Не знаю… - глухо ответил я.
-Почему не знаешь? Давно виделись?
-Она уволилась с завода.
-Как это? Почему?
-Со мной разговора не было. Ушла молча.  Оставила мне записку на прощанье. И всё!
-Где записка?
    Я достал из записной книжки записку, подал ему. Прочитав, он задумался, уставившись взглядом перед собой. А я дополнил:
-Она беременна…
      Вовку, как током ударило. Он, остекленев, развернулся ко мне и, вдруг, сказал:
- Это ты во всём виноват! Ты не сберёг её! – скомкав записку, он швырнул её и,  схватив начатую бутылку, емкостью 0,7 литра, разбил её об угол скамейки и, вскочив на ноги, держа за горлышко остаток бутылки,  заорал на меня:
-Это ты, с-сука, во всём виноват! Уйди! Изуродую!      
      Я отскочил от него и, ошарашенно, спросил:
-В чём я виноват? Ты совсем охренел?
-Уйди с-сука! – продолжал орать Вовка.
   От корпуса к нам уже бежали в белых халатах врач и медсестра. Вовка, вдруг, обмяк и, зарыдав, тихо сказал:
-Прости, Лёха! У меня мозги закипели! И Раечка и Лариска всё смешалось в одну кучу…
Врач, подбежав к нам, злобно сказала мне:
-Уходите немедленно! И чтобы я вас здесь без той девушки, без Ларисы, здесь не видела! Устроили тут пьянку!
   Они вдвоём подхватили Вовку  под руки и повели в здание. Вовка, по-волчьи здрав лицо в небо рыдал:
Лариска-а! А-а-ха-ха! Лариска-а! Раечка-а! Убью-у-у!
 Я, трясущимися руками, быстро собрал осколки бутылки, выбросил в мусорницу, схватил пакет с гостинцами, обогнал врача и медсестру,  медленно ведущих рыдающего Вовку и пошёл к дежурной, чтобы передать пакет. Вовка кричал, рыдая:
-Лёха! Прости! Мари Васильевна! Он не виноват! Мари Васильевна!
На выходе я опять столкнулся с этой процессией. Врач повторила:
-Без Ларисы не приходите!
-Ясно! – сказал я, - Не будет ни меня, ни Ларисы!
-С нею что-то случилось? – врач остановилась, а Вовка заорал, рыдая:
-Случилось? Случилась!!! Но не с ним!
 Я  отвернулся и пошёл, смахивая слёзы со щёк.
ОТСТУПЛЕНИЕ:
Потом мы с Вовкой не виделись несколько лет. Он, начав ходить с костылями, часто мне названивал из больницы в общежитие  в течение месяца. Потом его выписали,  и он продолжил учёбу в нашем ПТУ. Я продолжал раскручивать самостоятельность «прожектористов» по цехам, защищал их от нападок цеховых начальников, работая в 2 смены на автоматических линиях. У меня закрутился серьёзный роман с девушкой из заточного отделения нашего цеха. В декабре 1965 года я, работая во второй смене, сделал короткое замыкание и очень сильно обгорел. А я в это время уже учился по вечерам в Обкоме ДОСААФ на пилота. После лечения  я закончил обучение при  Обкоме ДОСААФ  на пилота-истребителя и пошёл летать. Отлетал на Як-18-У, потом отучился и отлетал на  реактивных Л-29 там же в Волгограде, потом  на боевых МИГ-17 в г.Грозном, расставшись с армией, вернулся на гражданку и  женился. Встретившись с Вовкой, я узнал, что он заканчивает обучение уже в Энерготехникуме и работает Главным Энергетиком  Хладокомбината. Я был очень рад за него, но он сообщил мне по-секрету, что...
Мужа своей возлюбленной- покойницы Раечки, он убил из его же пистолета, инсценировав самоубийство после очередной   пьянки его брата с этим вдовцом. Всё прошло гладко, только брата долго таскали менты в качестве подозреваемого, так как он последний был с ним в пьяном застольи. Всё бы хорошо, но однажды, он с братом и его женой,  поехали на кладбище помянуть Раечку, и он по пьянке проболтался, что это он убил её мужа. С тех пор жена брата « держит его на крючке» и забирает почти всю зарплату. Надо срочно жениться. Вскоре Вовка пригласил меня и мою жену познакомиться с его невестой, а потом я на свадьбе у него был свидетелем и тамадой. Несмотря на то, что я был первый  раз в такой роли, но всем понравилось  так, что мне отдали все деньги, которые я выудил у участников свадьбы. Однако я поделил пополам с «дружкой» - свидетельницей со стороны невесты. А потом, спустя несколько лет, я узнал,  что им дали от работы Вовки  двухкомнатную квартиру, но Вовка пил… и однажды по пьянке сгорел в своей
 квартире на диване.


14.
  ПОДЛОСТЬ!
     Новая неделя началась опять с огорчений. В нашей многотиражке расписали работу нашего «КП», как чуть ли не главного движителя всего нашего производства  и подчеркнули, что  «КП» даже навёл порядок в общежитиях с контингентом УДО, ну и, конечно, неоднократно в статье назвали мою фамилию.  Я был страшно расстроен. Меня на работе поздравляли, но с каким-то завуалированным душком. Даже Вова Сергеев и Генка!.. Я представил, что это вот сейчас читают все «зэка» и как это им «серпом по зайцам», то что над ними, кто-то «верховодит», какой-то  «Коммунист». Я позвонил Сергею Владимировичу в ЗК комсомола и сказал, что такие вещи надо бы со мной согласовывать, чтобы не навредить делу. Он, помолчав, сказал:
-Делу вредит не только и не столько это! Вы не можете зайти ко мне?
-После работы можно?
-Можно. Только надо будет подождать, потому что есть назначенные ко мне.
-Хорошо. – сказал я и, положив трубку, задумался. Что же он имеет в виду? «Не только это»!
   Парторг подошёл с ублюдочной улыбочкой, елейным голоском, поздравил меня:
-Вот так! Завоёвывается авторитет! Всё правильно, но про осмотрительность не надо забывать!
-Да-да! Спасибо! – ответил я  и опять задумался: -  Что же этот имеет в виду?
 Вечером, после работы я зашёл в приёмную ЗК комсомола. Сергей Владимирович был занят, но секретарь приёмной сказала, что я могу зайти к секретарю Парткома, так как он тоже хочет меня видеть. Я удивился,  и у меня появилось нехорошее предчувствие.
   Секретарь приёмной Парткома сразу предложила мне зайти в кабинет. Я открыл дверь, но увидел, что Фёдор Иванович не один и с кем-то, сидящим перед ним, беседует. Я хотел ретироваться, но Фёдор Иванович, увидев меня, указал мне на соседнее кресло. Я подошёл и увидел редактора нашей многотиражки. Фёдор Иванович,  привстав,  протянул мне руку через стол, я ответил рукопожатием и поздоровался за руку с редактором.  Я понял, что речь идёт о сегодняшней публикации. Фёдор Иванович говорил:
-Я не собираюсь диктаторствовать и вмешиваться в вашу работу, но я думаю, что нам с вами надо согласовывать наши действия, поскольку у нас единая задача: нашей работой помогать производству, поддерживать моральный  климат коллектива, нацеливать на перспективы развития производства и общества в целом. Но несогласованность наших действий может нанести вред, либо трудно поправимый, либо вообще непоправимый. Вот это вот хорошее начинание, - он указал рукой на меня,-  С  Комсомольским прожектором , оно первое в стране! И важно полезный опыт не погасить, а развить! Не всё у нас будет гладко! Но не ошибается тот, кто ничего не делает! А тут вклад реальный! Поэтому надо подходить не просто осторожно,  а  щепетильно осторожно! Он работает и живёт с таким контингентом, что может и не проснуться однажды.
    Я и не заметил, как зашёл Сергей Владимирович и молча присел рядом.
- Поэтому просил бы я вас, - продолжил Фёдор Иванович, - Согласовывать  содержание статей, касающихся  общезаводских проблем или членов коллектива, находящихся на переднем крае нашего коллектива, со мной или с Сергеем Владимировичем! – кивнул он на место рядом со мной и я увидел, что за мной сидит Сергей Владимирович. Я поздоровался.
  Редактор в ответ, извиняющимся тоном, выразил согласие с тем, что было сказано, а Сергей Владимирович сказал:
- И не вредно было бы прежде, чем печатать статью, показать её и начальнику Штаба «КП», поскольку о его органе идёт речь, а потом его возражения обсудить с нами.
-Совершенно верно! – сказал Фёдор Иванович, - Поскольку он, - и опять указал на меня рукой, в настоящий момент  тоже представляет лицо завода!
-Я всё понял! – сказал редактор, -  Я учту всё вами сказанное! Можно я побегу, а то у меня всё горит?
-Да! Конечно!
    Редактор убежал вприпрыжку, а  Фёдор Иванович, опустив глаза, тяжело вздохнул и помолчав сказал:
-Вы слышали, Леонид Васильевич? Вы представляете лицо завода!
-Слышал. – ответил я .
-Тогда почитайте вот это. – и протянул мне отпечатанный на листочке текст.
  Я читаю и у меня внутри, наверное там, где у человека находится душа, что-то переворачивается с ног на голову. Потому что я только что слышал такое о себе: На переднем крае! Лицо завода! С ним согласовывать! А тут, вдруг, в распахнутую душу  мне – ведро помоев:
   « Уважаемая редакция!
- Прошу вас опубликовать для обсуждения мою заметку на очень животрепещущую тему, не терпящую отлагательства. Мы знаем, что у нас на заводе появилось такое полезное начинание, как «Комсомольский прожектор», который должен освещать все недостатки, чтобы по ним принимались меры. Очень плохо, когда полезным  начинанием кто-то начинает спекулировать и использовать его в своих личных низменных целях для утверждения своего авторитета в сомнительных кругах, не смотря на то, что это вредит и ущемляет интересы  членов нашего общества. Лицо, которое оказалось во главе  нашего «Комсомольского прожектора» электрик цеха Сварных Рам, по сути восемнадцатилетний подросток, проживающий среди контингента УДО «условно-досрочно освобождённых» в нашем заводском общежитии, использует  свою общественную должность для утверждения себя вожачком этого контингента. Дико было наблюдать  такую картину в нашем кафе «Темп» на  центральной улице нашего района Дзержинской! Обратите внимание, товарищи! Дзержинской! Группа УДО количеством около пятидесяти человек, во главе с электриком Крупатиным Л.В. и девицами сомнительного поведения врываются в кафе, прогоняют со столиков отдыхающих граждан, несогласных выкидывают на улицу и устраивают там гульбище под гитару с блатными и тюремными песнями.
Это в какое время мы живём и в какой стране? В стране строящей  Коммунизм или НЭП со всеми его «прелестями». Надо вовремя остановить зарвавшихся на их опасном, антиобщественном пути. Думаю товарищи, заводчане меня поддержат! Предлагаю на обсуждение этот не терпящий отлагательства вопрос, поскольку мы знаем из зарубежного опыта, что происходит, когда полезные движения, особенно среди молодёжи, попадает в нечистоплотные руки! С  глубокой партийной озабоченностью, электромонтёр ВГТЗ Близунов Василий  Алексеевич.»
   Прочитав, я поднял голову, посмотрел на Фёдора Ивановича и Сергея Владимировича. Я не знаю, покраснело моё лицо или побледнело   после прочитанного, но они оба чуть не отшатнулись от моего взгляда. Во всяком случае,  я заметил, что у них что-то дрогнуло.
  Я тяжело вздохнул, не зная,  что говорить. Да и говорить не хотелось. Хотелось встать и уйти, забыв это всё, как страшный сон. Но в конце этого сна, пока он не закончился, мне хотелось дать в морду  нашему парторгу Василию Алексеевичу.
-Вы не можете рассказать, о чём идёт речь? – спросил Фёдор Иванович.
-Могу. – сказал я и вздохнув рассказал ему, что это был  итог нашего мероприятия по подведению итогов на лучшую комнату в четырёх общежитиях наших  «зэков». Что было не пятьдесят человек, а от силы двадцать вместе с девчонками из нашего общежития. Да, мы попросили присутствующих сдвинуться в один уголок. Один пьяный возмутился и ребята из нашей компании с ним поступили грубовато. Я тоже извинялся перед теми, кого мы сдвигали и объяснял, к сожалению, что это у нас комсомольское мероприятие. Об этом я очень сожалею, потому что контингент был явно не комсомольский. Песни сначала пели нормальные, а потом,   «остограмившись»  «зэка» взяли у девчат гитару в свои руки и стали петь блатные и тюремные. Я не уходил, опасаясь, что ситуация может выйти из-под контроля. Я забирал изо рта  сигареты у тех,  кто пытался закурить. Вы не знаете, что такое  значит – забрать у «зэка» сигарету изо рта. Но ни один не оскорбился, хотя я это повторял  трижды. Я не «вожачок»  у них. Я просто лицо, с которым они считаются.  Потом я, правда,   понял, что это добром может не кончиться, и попросил девчонок забрать у  «зэка» гитару и направляться домой.  Я был уверен, что большинство пойдут опять их провожать. Так  и получилось, но, тем не менее, доля правды есть в этой заметке. А девушки «лёгкого поведения» просили меня помочь им организовать в их общежитии Пост «Комсомольского прожектора» и  начать соревнование за лучшую комнату с присуждением премии, как и у нас. Если я в чём-то не прав, то выдвигайте на начальника штаба другую кандидатуру, а я уже устал отмываться от плевков и помоев и отбиваться  от желающих укусить меня за мягкое место.
- Леонид Васильевич! Не слишком ли рано вы устали?  – спросил Фёдор Иванович,  - Ведь у вас жизнь только начинается, а надо быть готовым к более серьёзным испытаниям! Готовым! Понимаете? Вот на этом надо учиться жить и бороться с негодяями. В этой ситуации, я считаю, вы сделали всё, что могли, но есть моменты, которые вы и сами заметили, из которых надо извлечь урок и не  повторять их впредь. Кроме того я считаю, что несмотря на ваш возраст, вы по вашим убеждениям вполне созрели для кандидата в  КПСС. Я не агитирую вас и не убеждаю, но вы в этом качестве были бы очень полезны нашей  заводской партийной организации и вы бы твёрже чувствовали себя на ногах перед вот такими выпадами! – он кивнул на заметку моего парторга.
-Спасибо! – сказал я, -   Я поговорю кое с кем насчёт рекомендаций.
-Я дам! – сказал Сергей Владимирович.
-И я бы дал! – сказал Фёдор Иванович, - Но с моей стороны это будет выглядеть, как давление на комиссию, которая будет принимать решение – принять или нет.
-Спасибо! Я всё учту! – я встал, собираясь уходить.
-Насчёт  Поста «КП» в женском общежитии, это было всерьёз или по пьянке»?  - спросил Фёдор Иванович.
- Это было ещё до кафе! И это всерьёз. Девчонки участвовали у нас в подведении итогов и им понравилось!
-Замечательно! – сказал Фёдор Иванович, - Сергей Владимирович, окажите всемерную помощь!
-Несомненно! – ответил тот.
- В добрый путь!
ЭПИЛОГ:
   На Областной Отчётно- выборной конференции ВЛКСМ меня наградили Почётной Грамотой Обкома ВЛКСМ. Как потом я узнал, меня собирались наградить чем-то более серьёзным, но наш парторг и начальник  Сталелитейного цеха были против и Правительственная награда меня обошла. Потом я заработал  три Правительственные награды – одну военную и две трудовые. А вот Секретаря Областного Комитета ВЛКСМ, вручавшего мне Почётную Грамоту, я потом в годы перестройки свергал с партийного «престола»,  потому что он уже стал  первым Секретарём Обкома КПСС. Свергнув его, я был в течение месяца Членом Временного Правительства Волгоградской Области до выбора нового Совета Народных Депутатов. Того Совета, который разогнал потом Ельцин. Вот так я из убеждённого коммуниста, стал убеждённым антикоммунистом. И такое перевоспитание произошло в виду дикого падения  душевного человеческого качества нашей партийной элиты. Они противопоставили себя народу, производя естественный отбор в свою элиту под знаком минус. Брали в свою «номенклатуру» только «управляемых», которые умеют сами «кушать всласть, употребляя власть», но,  не забывая «кормить» вышестоящего. «Лизожопство» приняло открытый, общепринятый характер. «Белых ворон», не желающих  «лизать», туда не пропускали. А народ  для них стал докучливым быдлом!

  Л.КРУПАТИН, МОСКВА, декабрь 2012 г.

15.
РОМОВАЯ БАБА!

 Работая на Волгоградском Тракторном заводе и проживая в молодёжном общежитии, я как минимум два раза в год ездил домой к маме, бабушке и сестрёнке. 
 Со станции, где я делал пересадку, поезд в мой город ходил только раз в день. И так же раз в день из моего города. Когда я ехал из дому, то поезд приходил на эту станцию вечером, а на Волгоград я садился в поезд рано утром. Я сдавал свои вещи в камеру хранения и выходил погулять. Однажды поздней осенью я ехал домой и на пересадке в этом городке, гуляя вечером от безделья,   зашёл в местный ДК на музыку и попал на дискотеку. Поплясал быстрые танцы в кругу с местной молодёжью, а я был в них большой мастер. Выделилась в группе танцующих одна стройная девчонка с хорошим бюстом и круглой попкой и мы с нею неоднократно оказывались в кругу. От нечего делать мы познакомились и оказалось, что её зовут Оксана и так же от нечего делать я предложил её проводить, а она с удовольствием согласилась и даже сказала, что есть в этом необходимость, так как ей обещали за что-то отомстить. Мелькнула у меня мысль сожаления о возможных приключениях, но… была не была! Было время поздне-осеннее, погода была очень слякотная. Мы шли, осторожно выбирая, куда поставить ногу на разбитом тротуаре, но Оксана тараторила нежным, душевным, воркующим хохлацким говорком, местами употребляя понятные украинские слова. Я спросил у неё за что с нею хотят свести счёты. Она рассказала, что посещала секцию бальных танцев и у неё был партнёр, парень с которым она танцевала уже несколько месяцев. Но к ним в секцию пришла толстушка, дочка большого начальника, якобы по рекомендации врачей, и у неё забрали партнёра, а парни в секции «на вес золота». Оксане сказали, чтобы искала себе другого партнёра. А потом эту толстушку кто-то подкараулил в тёмном месте и пытались с нею что-то сделать, или сделали и их задержали и идёт следствие. Её тоже вызывали в «ментовку» на допрос и очные ставки проводили, но она сказала, что никого не подговаривала, а просто пожаловалась знакомым парням. Что просила что-то сделать, это ложь! Она не могла такого сделать и вообще уже давно забыла про эту толстушку. Я не очень поверил Оксане, потому что звучали её доводы не очень убедительно. Но меня это не касалось, а касалось то, что она со мной и я должен её защитить.  Как только мы отошли от центра в тёмные улицы, Оксана сказала:
-Ну, точно! Ждут!
  Когда нам заступили дорогу около пяти человек, я предупредил:
-Дорогу! Камрады! Кто приближается ко мне на метр, спереди, сзади, сбоку – будет труп! Я предупредил! Дальше дело ваше! Меня не интересует в чём она виновата. Я Оксану должен проводить домой, а через полчаса буду возвращаться, если хотите, соберите толпу больше, но условия будут те же.
  Перед нами расступились, но я шёл с Оксаной, вертя головой вправо, влево. Назад я шёл  очень внимательно, но меня никто не ждал. На вокзале я нашёл место в углу, чтобы не шлёпнули меня по затылку спящего. Но я не спал, а в три часа ночи я уехал. Когда прощались с Оксаной, она попросила у меня адрес в Волгограде и я дал. Вскоре получил письмо, и мы изредка переписывались. Фамилия у неё была с «хохлацким» юмором: Пересягныплытень (чуть я изменил).   Однажды летом я шёл с работы и подходил уже к своему общежитию. На лавочке сидела неприметная ничем – ни по  одежде, ни внешне девчонка лет 17-ти и исподлобья (из под тёмно-рыжей чёлки) с интересом смотрела на меня. У меня мелькнул вопрос в сознании: В чём дело? Вроде незнакомая… Я уже хотел пройти, как она сказала:
-Лёнь! Что совсем не узнаёшь?
   Я остановился, оглянулся и в моих мозгах заработал калейдоскоп памяти… Но безрезультатно! А девчонка с укоризной улыбаясь сказала:
- Ну я, конечно, с дороги и без макияжа, но уж Оксану ты мог бы угадать? Пере-сягны-плытэнь!
 И я узнал… Как же я мог забыть этот воркующий говорок!
- Оксаночка! Ничего себе!
     При этих словах она вскочила с лавочки и бросившись мне на шею, обняла, а я ошарашенный, запинаясь продолжил,  - Я же видел тебя в зимней одежде, а… сейчас ты как… бабочка в полёте! Как ты оказалась в Волгограде, да ещё здесь?
- А что? Я не могла в гости приехать? -  спросила она, не отпуская и плотно прижавшись ко мне упругим бюстом.
- Ну надо было предупредить… - сказал я.
- Я сама не ожидала. Обстоятельства… - и она заплакала, не отпуская меня, - Ну, присядем, я всё объясню… - грустно сказала она, вытирая слёзы, которых я вообще-то не видел.
   Я  сел рядом с нею на лавочке.
   Помолчав и повздыхав, посмотрев вправо, влево, она повернулась ко мне и глядя в глаза, спросила:
- Ты не можешь выручить? У меня неприятность произошла в дороге. Я ехала к сестре, которая живёт здесь в Волгограде и везла ей деньги от родителей, а у меня украли сумочку ночью… Ты не мог бы мне занять пятьдесят рублей месяца на три. Я соберу и вышлю. Или сама привезу…
   У меня при этом мурашки пробежали по спине и замерли, растерявшись…
- Где же я возьму такие деньги?... -  Мы даже в столовую не всегда ходим, сами готовим…
- Так может быть угостишь блюдами своего приготовления? Я голодная как собака. Целый день тебя искала, еле нашла.
- Как ты себе это представляешь? Мне сюда вынести тарелку супа? Я же тебе рассказывал, что живу с УДО – с «зэка» условно досрочно освобождёнными…
- Так что, даже в гости нельзя зайти? – настойчиво спросила она.
- Нельзя. Я сейчас зайду в общагу, скажу  сокамерникам… ну это мы так друг друга называем, скажу, чтобы ужинали без меня и пойдём в столовую.
- Хорошо, Лёнь, но ты попроси у ребят деньги, может у кого есть?
- Я знаю у кого, сколько есть. Точнее, что ни у кого нет… У нас только завтра зарплата.
-Ой! Ну, я подожду до завтра! – как-то обрадованно сказала она. – Может ты договоришься, по-свойски, чтобы я переночевала у тебя?
- Ты не поняла, что это мужское общежитие, да ещё «зэки»?
-Ну,  и что? Я ж с тобой буду?..
  Я посмотрел на неё,  сокрушённо помотал головой и пошёл.
   Мне надо было предупредить своих  «зэков»  с которыми я жил в своей комнате в общежитии о том, что я ужинать не буду. Дело в том, что был такой  «зигзаг» Партии и Правительства – условно освобождать осужденных с направлением «на стройки народного хозяйства». Потом, наученные  горьким опытом , наши руководители стали делать «Спецкомендатуры» для проживания такого  контингента, а сначала было вот так: расселяли их по молодёжным общежитиям и для надзора и воспитания поселяли в каждую комнату по коммунисту. На нашу комнату коммуниста не хватило и поселили меня – 17-летнего  «кандидата в члены КПСС» -комсомольца. Мои «зэки» восприняли это с сарказмом, сказали,  что дают мне кличку, т.е. «погоняло»  - « Коммунист» и тем самым исправят дискриминацию населения нашей комнаты. Они ко мне относились с уважением, потому что за время проживания в общаге я кое-что научился готовить, а мы решили кормиться  «общаком». Я говорил, что нужно купить и сколько, а они шли и закупали. В виду того, что я взялся готовить, меня освободили от финансирования закупок продуктов и предоставили мне  право  привлекать их для помощи в кухонных делах, а особенно в мытье посуды. Мытьё посуды было дело дежурного по графику.
    Очень их подкупало то,  что у меня был мощный  фотоаппарат «Киев-4» с фотоэкспонометром, все фотопринадлежности и фотограф я был с большим стажем с девятилетнего возраста. Ну, и ещё очень важный элемент добавлял уважение ко мне, это то, что у меня был классный магнитофон «Астра-2» и проигрыватель для пластинок. А среди пластинок у меня было много «на костях», т.е. самопального производства роки и джазы, а ещё  на плёнках у меня уже тогда был Владимир Высоцкий с блатными и тюремными песнями его первой поры.
   Пока я  шёл на второй этаж, думал: Вообще-то у меня в гардеробе в замкнутом чемодане есть отложенные деньги, так как я собираю на демисезонное пальто или плащ с подкладкой, но вот так – взять и отдать… практически безвозвратно… А почему эту неприятность ей  не переложить на душу более близкого человека, на сестру? Неужели она не поймёт младшую сестричку? Непонятная ситуация… Я зашёл в комнату, озабоченный.
- Братцы, ешьте без меня. Я пойду в столовую. Ко мне неожиданно приехала знакомая из Ростовской области и просит пятьдесят рублей взаймы, потому что у неё украли сумочку с деньгами в поезде…
- Ха! Нашла у кого просить! – сказал один.
-А что за знакомая? Ты не рассказывал. Трахались? – спросил другой.
- Да нет! В дороге познакомились и пару писем написали друг другу. Я сказал, ей что денег перед зарплатой даже занять не у кого, а она согласна подождать и просится у нас переночевать…
- Ой-ёй-ёй….- заголосили ребята, - Да это развод капитальный! Молодая кошёлка, или старая лярва?
- Да лет восемнадцать…
- Значит – молодая из ранних! Гони! Не вздумай давать! Разве что на обратную дорогу рублей пять.
- Она говорит, что к сестре приехала…
- К сестре? А у тебя денег просит? Непонятки! Гони!
- Ну, ладно! Ешьте, я пошёл…
- Я даже выйду побачу! Що це воно таке? – сказал кубанец Эдик.
  Я вышел, присел на лавочку к Оксане, спросил:
-А ты в милицию обращалась? Это же кто-то из спутников, кто был рядом? К проводнице, обращалась?
  Оксана растерялась, не готовая к ответу…
 В это время вышел Эдик, глядя в сторону от нас, потом скользящим взглядом «сфотографировал»  Оксану, чуть задержав на ней взгляд и глянув на меня, прищурив один глаз и скривив рот набок, помотал головой отрицательно. Медленно повернулся и ушёл назад.
-Обращалась… Никто ничего не видел…
- А в милицию?
-Да-а… Это бесполезно…
- Ладно! Пошли в столовую!
 Оксана резво вскочила со скамьи,  и мы пошли. Я хожу быстро но, Оксана была резвее меня. Её низкие каблучки старых стоптанных  босоножек, стучали по асфальту как копытца газели. Однако я подумал, что в таких босоножках и в  затёртом сарафане, к соседям за спичками неприлично ходить, а не то чтобы ехать к сестре в гости  в Город-Герой! Она в пути всё время вырывалась вперёд и, оглядываясь на меня, сбавляла ход. Походка у неё была летящая, как у гепарда, которого я видел в программе «В мире животных», а фигурка… была просто – картинка, хотя её скрывал короткий, простенький (очень простенький) ситцевый сарафан с большими карманами ниже пояса. Особенно мне нравился её изгиб спины в районе талии – от позвоночника к попке, от чего попка торчала яблочком, а спереди так же выпирал приподнятый бюст третьего размера! Лицо было симпатичным, но слегка с заметными расплывчатыми «конопушками», которые она не попыталась скрыть макияжем. Волос у неё видимо был тёмно-рыжеватым от природы.  Бабушка моя таких называла – «луданая», а   Пётр Первый таких очень не любил за природное «прохиндейство».  О прохиндействе это я сейчас рассуждаю, а тогда я, просто,   «балдел» от её фигурки и отсутствие макияжа меня не смущало, а даже подкупало.
    В столовой я поставил её в очередь  перед собою и сказал, чтобы брала то, что ей нравится. Она заставила разнос блюдами и блюдцами до предела.
     Когда мы ели, Оксана успевала «тарахтеть» и просила меня придумать,  где ей переночевать, всё-таки надеясь, как я понял, что я завтра найду ей деньги. А я уже тогда решил, что… не найду! Мои сокамерники подтвердили мои сомнения, которые у меня у самого возникли ещё до них.

    В столовой на меня пялили глаза, как бараны на новые ворота, потому что это были в основном «кадры» из наших общаг и мне постоянно приходилось здороваться. Оксана стала перехватывать взгляды в нашу сторону. Заканчивая есть,  она опять провела взглядом по столам ужинающих и по очереди на раздаче, потом спросила:
- А ты кто здесь? Светило или «шишку держишь» ? Все на тебя лупают глазами…
- Просто давно работаю. – ответил я, - Все меня знают.
- Как-то странно смотрят. Как будто осуждают!
- Потому что ты незнакомая… - попытался объяснить я.
-Так вы что? В хуторе живёте что ли?
- Завод - это одна семья! -  сказал я, как с передовицы газеты «Трактор».
- Ха! – иронично оценила это Оксана, - А может у тебя тут есть жена и дети? То есть, семья?
    А у меня на любовном фронте как раз ситуация была «патовая». Я   недавно потерял девушку, которую любил, а она, оказывается уже года три любила другого, женатого и от него «залетела»! Она уволилась из-за позора с работы,  и я её больше не видел, но в душе моей она осталась, как заноза. Эта «заноза» осталась в душе не только у меня.  Эта девушка, Лариса, была очень не простой, а достойной большой любви. Её душу сумел «растопить» её сокурсник, с которым она училась в Политехе на заочном. Тот оказался просто негодяем, воспользовавшимся её доверчивостью. Она забеременела, а он разводиться не собирался. Лариса была видным человеком и в своём коллективе на работе и в заводском народном драматическом театре, куда она и меня завлекла и в наших молодёжных общежитиях, заселённых условно-досрочно освобождёнными, где мы с нею давали небольшие концерты от заводского «Комсомольского прожектора».  Четыре общаги зэков были в неё влюблены. А когда она уволилась, все подумали, что это я её… И чуть не убили меня. И секретарь Заводского Комитета комсомола был в неё влюблён и тоже ревновал ко мне … А я страдал напрасно. С концертами меня выручили наши заводские девчонки из общежития  «Пятьсотвесёлый». Дело в том, что с помощью этих концертов при подведении итогов  в соревновании за звание «Комната лучшего быта» мне удавалось держать в человеческой «узде» этот не простой контингент условно-досрочно освобождённых. Я же ещё был начальником «Комсомольского прожектора» завода, который освещал все недостатки и разгильдяев. Лариса мне помогала своей душевной красотой и аккордеоном, держать наших сокамерников в нормальном русле. После исчезновения Ларисы и выяснения того, что я в этом не виновен, меня выручили девочки «Пятьсотвесёлого». Но я знал, что многие из них ко мне не равнодушны, а выделить из них одну я не мог, потому что на этом их поддержка кончится.
   И вот в таком моём неуютном душевном состоянии, вдруг… Как снег на голову свалилась эта Оксана…  Я подумал, а не попросить ли девчонок из «Пятьсотвесёлого» приютить на ночь Оксану. И понял, что нельзя этого делать. Девчонки от ревности меня не простят и концерты на этом кончатся. А кроме того… Оксана собирается дожидаться нашей зарплаты, а я уже решил, что она обратилась не по адресу, если у неё есть здесь родная сестра.
- Нет у меня в Волгограде ни семьи ни родственников, кроме моих «зэков»… - ответил я на её вопрос.
      После нашего ужина Оксана несколько раз тяжело вздыхала и жаловалась, что объелась, первый раз поев за целый день. Я спросил её, почему ей не пойти к сестре, объяснить всё происшедшее, и может быть она даст совет как поступить. Что зря она не обратилась в милицию и ещё с сестрой это не поздно сделать.
- Да-а! Ты не знаешь мою сестру!.. – как-то странно сказала Оксана. А я подумал, так почему я должен жертвовать такой сестре? Хорошо, что я её не знаю.
- Знаешь что? – сказал я, - Пошли в кино, а потом я провожу тебя к сестре!
- В кино пойдём, а к сестре я не пойду без денег! – категорично сказала Оксана.
     У меня возникло внутреннее возмущение. Получалось, что она требует с меня деньги!  В кинотеатре у кассы у меня возникла мысль попросить у кассира билеты на заднем ряду, чтобы интимно «пообжиматься» и поцеловаться, но я сообразил, что буду ей за это должен… А я уже решил, что девочка просто наглеет и ничего от меня не получит. Разве только на дорогу домой… Я посмотрел на план зала и хотел взять места в середине, но Оксана, перехватив мой взгляд,  сказала, чтобы я взял билеты на последний ряд. Я хмыкнул внутренне и, почему-то, подчинился.
    Только погас в зале свет, я сразу одной рукой обнял её, закинув руку за спину и прижав её к себе, а другой рукой взялся за её упругий бюст. Она покорно  склонила голову ко мне на плечо, глядя на экран. Тогда я  попытался залезть рукой в декольте её сарафана. Сарафан был так туго натянут, что я смог только до половины пальцев проникнуть под сарафан, а она шепнула:
-Не надо! Порвёшь сарафан…
  Я повернул её голову к себе и поцеловал. Она с удовольствием ответила на поцелуй и тоже обняла меня. В общем, кино посмотреть нам не удалось, а я к концу сеанса уже добрался до трусиков.
    Когда мы вышли из кино было уже темно, но ещё не поздно, примерно после девяти вечера. У меня во взбудораженном сексом сознании возникла в общем-то бредовая идея. Провести с Оксаной ночь в «Комсомольском» парке на лавочке с магнитофоном. Мой магнитофон «Астра-2» не транзисторный, а сетевой. Но я же электрик… В парке я смогу подключить магнитофон к сети освещения.
     Мы с Оксаной вернулись к общежитию  и  я  взял магнитофон с кассетами. Мои «сокамерники» внимательно на меня посматривали и переглядывались. Когда я уходил, Эдик сказал:
- Зачепыла вона тоби! Бэрэгысь!  -  а я на это усмехнулся.
  Возле столика вахтёра я остановился, спросил разрешение позвонить и взял трубку. Я просил разрешение у энергетика взять назавтра отгул, так как понял, что ночь будет бессонная. Он разрешил с условием, что в выходной выйду на помощь ремонтной бригаде.
   По пути в парк мы зашли в гастроном, я купил бутылку вина, колбасы, сырки плавленые, конфеты шоколадные, коржики пару бутылок лимонада, батон белого хлеба. Стакан у меня был складной, походный.
  Пока мы шли в парк я спросил у неё, чем закончилась та история в её городе, где её обвиняли в том, что она подговорила знакомых пацанов трахнуть девчонку. Она, резко изменившись в лице с беззаботного на растерянное, сказала, путаясь в выражениях:
- Ну,.. посадили тех пацанов… А я-то причём? Я никого не просила… Это ей показалось… Всё получилось из-за бальных танцев… парни на вес золота. Не хватает парней. Девочкам ставят условие, чтобы приходили записываться сразу с партнёром. Я пришла с моим парнем, с которым встречалась, а у меня его забрали и отдали толстушке, которую все дразнят «ромовая баба».  Он не хотел с нею танцевать, а отказаться не мог. Ему было приказано танцевать с нею потому,  что она дочка большого начальника у нас в городе. Она толстая и ей для похудания врач посоветовал танцами заниматься. Она танцами занимается, а сама булочки и ромовые бабы жрёт. Мой парень  замучился таскать эту «ромовую бабу» в танцах. Он сказал преподавательнице, что она жрёт сладкие  булки, а та ему пригрозила отчислением. Ну,  я рассказала знакомым пацанам про эту «ромовую бабу» просто так, и попросила   её попугать, а они втроём её трахнули, а их поймали. Все решили, что это я их подговорила… Меня даже в милицию не вызывали!
    Я отметил, что она врёт. Тогда, когда я её провожал после танцев, она сказала, что даже очные ставки были, а теперь говорит, что её даже не вызывали…
   В парке мы расположились на скамейке в аллее параллельной центральной, где поменьше народа. Я размотал два гибких изолированных провода, подключил к магнитофону. Нулевой провод я подсоединил к заземлению опоры. У фазного длинного провода на конце был привязан небольшой груз и изоляция сантиметров на тридцать была снята. У проводов между столбами паркового освещения всегда фазный провод, как положено, был верхним. Я забросил конец своего фазного провода на верхний провод освещения и подтянул до контакта с оголённым местом. Мой магнитофон ожил. Я спрятал свои провода в кустах за спинкой нашей скамейки, а там – спрятал за столбом, чтобы визуально не усматривалось моё нарушение техники безопасности. Оксана внимательно наблюдала за моими действиями. Я включил музыку, а записи у меня были очень душевные: современная эстрада, блатные, цыганские, рок-н-роллы. Возле нас стали останавливаться прогуливающиеся парочки и остановились знакомые УДО из наших четырёх трёхэтажных общежитий с ул. Днепродзержинской. Они поздоровались, я ответил. Они с интересом и вопросом в глазах стали рассматривать Оксану. Я увидел живой вопрос в их взглядах на меня и вынужден был ответить:
- Моя землячка! Проездом ко мне в гости забежала.
   Оксана меня живо и весело поддержала:
- Да, да!  Между прочим в Волгограде первый раз! – и,  неожиданно для меня, предложила этим парням, - А давайте в картишки сыграем? – достала из своего кармана колоду карт маленького размера.
- Ну, давай… - несколько удивлённо, но с удовольствием ответили парни УДО, - А как? Под интерес, что ли?
- Ну, я бы не против не только под интерес, но денег у меня нет! – ответила Оксана,  с вопросом нагло уставившись на меня и при этом ловко тасуя карты. Моё лицо выражало явное неудовольствие и я сказал:
-Братцы! Вообще-то тут менты ходят и дружинники…
- Нормально, Коммунист, мы секём! – успокоили меня, зыркнув вправо-влево. Они употребили моё погоняло, присвоенное мне моими «сокамерниками», но оно было известно всем, кто меня знал, а знали меня все, проживающие в наших «общагах». Оксана живо перехватила на слух моё погоняло и с сарказмом спросила:
- А ты правда коммунист?
  Я с усмешкой ответил:
- Почти!..
- А ещё народный артист! – сказал другой парень
- Ой! С тобой страшно общаться… - хихикнув сказала Оксана, сидя на скамейке,  и  быстро раздавая карты трём стоящим перед нею парням.
- Да что-то никто не боится меня. – сказал я с усмешкой, глянув на парней.
- Это свой Коммунист! И наш артист! – сказал один из УДО, остальные кивнули.
   Вдруг, один из УДО резко изменил выражение лица и злобно глядя, то на Оксану, то на меня, сказал:
- Э! Подруга Коммуниста, а тебе надо бояться не только его, но и нас! Карты-то у тебя краплёные!
 При этом другие УДО стали щупать свои карты, округляя свои глаза на Оксану.
- Да вы что? – воскликнула она, - Это не мои! Мы в поезде играли с соседями по купэ и они ушли, забыли карты! Вот почему я проиграла! – заплакала она.
  Один из УДО вынул из кармана зажигалку, раздвинув карты веером, поджёг крайнюю и подождав, пока загорятся все, кинул их в урну. Другие парни просто бросили их в урну и отвернувшись, не прощаясь пошли. Один сказал, уходя:
- Землячка достойная у Коммуниста! Лариска бы её оценила как надо!
        Вдруг один из «зэка» остановился и махнул мне рукой. Я встал, подошёл к нему, а он почти шёпотом спросил:
- Ты хорошо знаешь землячку?
- Да не землячка она, - ответил я, - На пересадке на узловой станции познакомился. Второй раз вижу.
- С узлово-о-о-й? Да на узловой живёт народ особого сорта. Там все живут железной дорогой, даже те, кто на ней не работает! Держи атас! Шуллера никогда свои карты не забудут! Брешет она! - сказал он с горькой усмешкой и пошёл.
    Оксана, продолжая плакать, села на скамейку и бормотала:
- Откуда же я знала…
 Стоявшие  три пары, слушая музыку, иронично переглядывались, так как поняли ситуацию с картами Оксаны. Я видел, что переглядываясь, они оценивают и её внешний вид, мягко сказать, не прогулочный… Мне было страшно стыдно! Хотелось взять магнитофон с кассетами, оставить Оксане пакет с харчами и уйти. Но, глядя на неё, жалкую, плачущую, я не смог этого сделать. Я понял куда делись те деньги, которые, якобы, родители передали сестре Оксаны. Хотя странно, что родители её в таком виде, без гостинцев отправили к старшей дочери, наверное,  к семейной. Одна ложь прояснилась, но видимо она не одна.
- А где у тебя сумочка? – спросил я, - У тебя деньги в кармане что ли лежали?
- Они сумочку украли… Я сначала выигрывала, а потом стала проигрывать. Когда проиграла тридцать рублей, то остановилась. Они сказали, что я утром могу ещё отыграться: Утро вечера мудренее, сказали. А утром их не оказалось… И сумочки с оставшимися деньгами и свидетельством о рождении.
- Так ты ещё несовершеннолетняя? – спросил я.
- Ну да… - ответила она, размазывая слёзы рукой без платочка. Я достал из кармана чистый платочек и отдал ей.
- Ой! Спасибо! – благодарно глянула она на меня.
    Слушающие музыку не убавлялись, а добавлялись. У меня стояла кассета, которую я купил в аэропорту с рук за десять рублей. Пел цыганский эмигрант Теодор Бикль. Запись была чистейшая прямо с концерта. Мне, год назад,  в аэропорту предложил эту кассету за десять рублей парень небольшого роста с тяжёлым подбородком и тяжёлым басом. (Позже, через несколько лет, когда я увидел Высоцкого в кино, я понял, что это был он. Он встречал в Волгограде девушку, которая летела из Италии и у него не хватало денег на билет в Москву). Один парень, из стоящих перед нами, подошёл ко мне и, поскольку музыка мешала разговору, нагнулся ко мне и спросил:
- Так это на батарейках магнитофон, что ли?
  Я, смутившись, сказал:
- Нет! Это собственная реконструкция. Аккумулятор воткнул…
- Вот это да! – удивился парень и только он отошёл, как появились два милиционера. Они приостановились, с интересом посмотрели на меня, на Оксану. Она уже вытерла слёзы, но при виде милиционеров, как-то задёргалась, видимо боясь вопросов. Но они отвернулись и пошли дальше, не заинтересовавшись, от чего работает магнитофон. Они были не молодые и видимо с такой музыкальной техникой не встречались. Оксана, да и я, облегчённо вздохнули и переглянулись. Я сказал, нагнувшись к Оксане:
- Если бы они спросили документы, то тебе было бы трудно им объяснить их отсутствие! Ты должна была написать заявление в милиции и тебе бы, наверное,  дали какую-то справку, что ты обращалась.
     Оксана ничего не ответила и покосилась на сумку с нашими харчами, притянула её и заглянула.
- Да! Пора бы нам накрыть поляну, но как-то неудобно перед людьми…
  Оксана, нагнувшись ко мне сказала:
- Меня другой вопрос интересует. Ты не купил салфетки? Мне в туалет надо…
- Забыл. Используй мой платочек, у меня в сумочке ещё есть. Туалет за танцплощадкой.
- Спасибо! – сказала она и ушла.
   Я поставил на магнитофон другую кассету с танцевальной подборкой,  и публика стала танцевать. Я понял, что на лавочке выпить и закусить не получится. Осмотревшись, я увидел в двадцати метрах старую заброшенную эстраду с не большой сценой. Там стоял один фонарь с лампочкой, остальные не горели. Можно отойти и там выпить, и поесть, потому что уже желудок начал требовать. Но как быть с магнитофоном? Я не мог раскрывать секрет моего нарушения, да и забирать музыку у танцующих, как-то было неудобно. Оксана уже возвращалась. Я подошёл к одной парочке, которая внушала мне доверие и попросил, если будут уходить, то нас чтобы предупредили, потому что мы отойдём к эстраде. Они с удовольствием согласились и сказали, что пока не уйдут и поблагодарили за музыку, потому что на танцплощадке играла какая-то неудачная самодеятельная группа местного «разлива».
  Оксане я объяснил,  и мы пошли к сцене эстрады. Я открыл вино, выпили по очереди из моего стаканчика и стали закусывать, поглядывая на скамейку с магнитофоном. Там танцевали  пар пять, а время было уже часов десять вечера. Здесь, вдали от центральной аллеи комаров было значительно больше и мы стояли почёсываясь и отмахиваясь.
 Оксана спросила, уплетая консервы:
- А тебе восемнадцать стукнуло?
- Стукнуло… - ответил я, накладывая консервы на кусок.
- А в армию не идёшь?
- Нет. Летать буду учиться.
- В училище!?
- Нет. По системе ДОСААФ.
- Да-а-а? А что там не только на шоферов учат?
- Нет. И радисты, и танкисты и водолазы и ещё много чего. А на лётчика и Юра Гагарин так начинал учиться.
- Да-а-а? И ты можешь космонавтом стать?
- Я так и планирую. Я ещё пацаном в Москве хотел проситься, чтобы меня отправили в космос вместо собачек!
- Ты чё! Сдурел?
- Почему сдурел? Я был уверен, что вернусь и пользу принесу стране!
- Ну ты, бля, герой!- захохотала она.
  Мне так захотелось сказать ей: Сама ты бля! – но еле сдержался.
Она заметила моё состояние и спохватилась:
- Ой! Извини, я же просто трусиха и мне это не понятно. Я высоты боюсь. А ты и с парашютом прыгать будешь?
- Буду. Но я уже прыгал ещё в пятнадцать лет и чуть не сел на высоковольтную линию. Перелетел через неё…
- Ё-ё-ма, Ё! Ужас! Зачем ты прыгал?
 Я налил  вина, выпил сам, налил ещё и дал ей вино, начиная рассказывать:
- В 1962 году я поступил в ПТУ в Кировском районе и только неделю проучился. А у нас был второкурсник парашютист и пригласил меня посмотреть на парашютные прыжки команд парашютистов со всей области. Даже ночь переночевал в парке в октябре месяце, ради того, чтобы попасть на машину с парашютистами. На аэродроме оказалось, что в команде нашего района не явился парашютист и команде будет незачёт. Мне предложили прыгнуть, и я не смог отказаться, чтобы не подумали, что я трус. А так как я прыгал в последнем взлёте, а к этому времени поднялся ветер, а у меня был вес меньше всех и меня унесло за пределы аэродрома, да ещё и через высоковольтную линию перелетел. Меня тащило с парашютом ветром по пашне, где были глыбы свежей вспашки и я летел как глиссер по волнам, аж протёр чехол запасного парашюта на груди.
     Оксана хохотала, сгибаясь пополам. А я сказал:
- В этом ничего смешного нет. А вот недавно у нас на врачебно-лётной медкомиссии действительно был юмор. Среди нас был парень деревенский, стеснительный. Мы стоим перед кабинетом хирурга в одних трусах, а нам рассказывают, что хоть врач мужик пожилой, но сидят в кабинете за столом две девчонки студентки в белых халатах. Врач при них всё рассматривает, спереди и сзади, говорит, а они записывают. Нам всем было не по себе, а этот парень, Витя, он деревенский, вообще от стыда заранее с ума сходил. Подходит его очередь, втолкнули его в кабинет… Дальше потом нам уже рассказывали после медкомиссии. Он вошёл, врач спросил имя, отчество, фамилию. Он так стеснялся, что даже невпопад отвечал. Врач говорит:
- Достаньте пол руками!
Витя спускает трусы и достаёт свой предмет, откормленный на сельских харчах…
Врач растерялся, говорит:
- Молодой человек! Я просил достать пол руками!
Витя тоже возмутился и говорит:
- А я что? Не руками, что ли? – зажав его в два кулака.
Когда девочки со смеху упали под стол, он понял, что он сотворил и выскочил из кабинета, как ошпаренный, треснув по лбу подглядывающего…
Оксана со смеху уже готова была сама ползать по асфальту, но нам крикнули с аллеи, что кассета кончилась и я побежал к магнитофону.  Поставил я новую кассету, включил, а люди, между прочим, стали расходиться, говоря спасибо на прощанье. Подошла Оксана с сумкой оставшихся харчей и не допитым вином, спросила:
- Меня там комары съели! А нам не скучно будет до утра? Сумка почти пустая…
Я глянул на часы, и понял, что магазин закроется через полчаса. Я глянул и увидел, что на скамейке на противоположной стороне, но по диагонали сидели парень с девушкой, а значит я Оксану могу оставить одну с магнитофоном ненадолго.
-Посиди пока, я сейчас вернусь быстро!- сказал я и помчался вприпрыжку  в гастроном. Я взял ещё вина и закуски с учётом, чтобы утром  позавтракать и быстро пошёл назад. Возвращаясь, я шёл через тёмный двор и уже подходя к парку увидел освещённую аллею, на которой оставил Оксану. Мне показалось, что скамья, на которой я оставил Оксану, пуста. Я подбежал к проезжей части улицы Дегтярёва, пересекающей мне путь и убедился, что на лавочке Оксаны нет. Куда она могла отойти? Но и магнитофона нет! Я поводил взглядом по парку. На той скамье, напротив, так и сидели парень с девушкой. Я мельком глянул по улице вправо к площади Дзержинского и увидел мелькнувшую за поворот фигурку Оксаны…  с магнитофоном. Я помчался вслед за нею, но остановился и сунул в кусты свою сумку, чтобы не мешала бежать. Я через 30 секунд достиг угла дома и увидел, что Оксана подходит к троллейбусной остановке и крикнул:
- Оксана! –  и увидел, что она вдруг побежала от меня, но оглянувшись и убедившись, что троллейбуса на подходе нет… остановилась. Я подбежал к ней. Она была бледная и тряслась как в лихорадке… и тяжело дыша залепетала:
- Ты так неожиданно меня бросил одну, а там такие пришли и я… я решила догнать тебя… - вдруг она зарыдала. Я взял у неё из руки магнитофон, не очень лёгкий по весу и сказал:
-Ну, пошли, посмотрим какие там пришли. А почему ты пошла в сторону площади, а не к магазину, как мы шли?
-Я от страха всё перепутала! Ой! Я боюсь туда возвращаться! – рыдала она.
- Ничего! Пошли! Не бойся! – я взял её за руку и почти насильно повёл назад. Проходя кусты, где я бросил сумку, я нагнулся, вынул её и пошли назад. Я вдруг вспомнил один важный момент:
-Слушай! А как ты отключила магнитофон от сети? Ты же могла короткое замыкание сделать и без глаз остаться?
-Да я сама не помню от страха, как я отключала!- говорила она, размазывая слёзы одной рукой, так как в другой у неё была сумка с остатками наших харчей.
  Мы подошли к скамейке,  и я увидел, что концы проводов с изолентой торчат сквозь спинку сиденья, но фазный провод грамотно сдёрнут с провода освещения для безопасности… Это так с перепугу?- подумал я и достал недопитую бутылку из сумки с остатками харчей. Посмотрел на свет, там было граммов 150 вина, допил его из горлышка и бросил в урну рядом, где ещё слегка дымились сожжённые карты. Я очень пожалел, что не купил курить. Я решил окончательно бросить курить ещё перед врачебно-лётной комиссией, а вот сейчас… закурил бы. Пойти спросить у парня, что сидит метрах в пятнадцати с девушкой… Но, если начну, а ночью спросить будет не у кого. Ладно! Перебьюсь, хотя происшествие с загадочной  Оксаной мне сильно перевернуло душу. Врёт в наглую! Уйти?
- Лёнь, ну включи музыку, пожалуйста! Хоть душу успокоить! Просто трясётся всё внутри… - сказала Оксана своим воркующим хохлацким говорком, прижалась ко мне правой грудью и,  взяв мою руку, приложила мою ладонь к левой груди.
- Чувствуешь, как сердце стучит? – проскулила она, - Налей мне тоже вина.
   Я достал из кармана свой раскладной стаканчик, взмахом, лихо открыл его и сунул ей в руку. Достал из сумки бутылку, складным ножом поддел пластмассовую пробку, сорвал и налил вино Оксане по самые края. Встал, нашёл в траве длинный фазный провод, проверил конец, подошёл к магнитофону, подключил концы проводов к вилке, забросил провод на верхний провод освещения аллеи, включил магнитофон и поставил цыганские романсы в исполнении Николая Сличенко: «Ми-ла-я! Ты услышь меня-а-а! Под окном стою я-а-а с гита-а-ро-ю!...
Оксана выпила полстаканчика вина, поставила его на скамью и… сорвавшись с места,  плавно закружилась, красиво жестикулируя руками, изгибая чудесную фигурку. Острые вопросы, которые я хотел задать сейчас Оксане… вспорхнули как воробьи с тротуара. Да, она не зря ходила в бальные танцы! Я встал, схватил её на руки и закружился сам с нею под душещипательную песню. У меня в руках была круглая попка и тонкая осиная талия. Оксана одной рукой обнимала меня за шею,  и я так мог кружиться с нею на руках хоть до утра, но она, от избытка чувств, наверное, распахнула обе руки и откинулась назад. Мне стало очень тяжело от нарушения центровки на левую руку. А у меня перед носом возникли два красивых бугорка… Кажется это четвёртый размер, подумал я и опустил её ноги на асфальт.
- Ой, как здорово! – воскликнула она.
- А где же те, от которых ты убегала?
- Да, х-х-рен их знает! – не бросай больше меня, сказала она и допила свой стаканчик.
- Налей мне ещё! – сказала она, и её лицо, вдруг, стало совсем пьяным, - Меня просто развезло! Я хочу выпить!
- В вытрезвитель заберут! – сказал я.
- Ну ты же не сдашь меня, Лёнечка?
- Сдам! Ты не говоришь ни слова правды. Про сестру врёшь, про деньги врёшь, про уголовное дело врёшь…
- Лёнечка! Ничего я не вру! Налей вина! У меня всё в голове перемешалось! Ну помоги мне! – прильнула к моим губам крепким поцелуем. Даже слишком крепким…
Я оторвался от её поцелуя, чувствуя, что верхняя губа увеличилась в размере. Взял бутылку налил вина, выпил сам, налил ей и дал. Она отпила половинку, поставила на скамейку и стала закусывать, глядя мне в глаза, своими вроде бы пьяными глазами.
А ты когда начнёшь учиться на лётчика? – спросила она.
- С первого сентября. – ответил я.
- А девчат туда  к вам принимают?
- Нет!
- А почему?
- Потому что в самолёте  под попой парашют, а на него писить нельзя! Он не раскроется, если что!
  Оксана захохотала и допила вино.
-Слушай, Лёньчик, а я уже спать хочу… - пьяно заявила она, закусывая.
- Я тоже! – ответил я, глянув на пустую скамейку, где сидела пара, - Давай я отвезу тебя к сестре. Не можем же мы ночевать на лавочке? Менты заберут.
- Ну придумай что-нибудь. Ты же говорил, что ты с девочками концерты устраиваешь. Можно же к ним на одну ночь?
- А потом, что? – спросил я.
- Ну, ты же говорил, что завтра получка у вас, ты же поможешь мне?
- Я ради тебя попросил на завтра отгул и моя получка будет только после завтра. Но я не собираюсь отдать тебе получку, а потом просить взаймы. Я никогда не прошу взаймы и не даю взаймы – мой принцип!
- Ну ради меня ты можешь занять у своих ребят?
- А почему я ради тебя должен поступаться своими принципами и нарушать свои планы?
- Ну мне же больше не на кого надеяться… - ворковала она, обнимая меня.
- Я тебе кто? Ты моя девушка, мы с тобой собираемся пожениться? Ты говорила, что у тебя там парень, а его заставили танцевать с другой!
- Ну так его… - и запнувшись, Оксана хотела опять меня целовать.
   Я отклонился и переспросил:
- Что его? Посадили за ту девчонку?
- Ну… Ну с чего ты взял?
- Да с того, что ты ни слова правды мне не говоришь! По уголовному делу ты мне говорила, что тебя на очных ставках допрашивали, а потом забыла и сказала, что тебя не вызывали. Деньги ты проиграла, а не украли их. Шуллера свои карты никогда не бросают. Воры никогда не воруют деньги с сумочкой, потому что это вещественное доказательство. Ты не собиралась ехать к сестре в гости, а сбежала, как с пожара, или чтобы тебя не арестовали. Магнитофон ты не с перепугу отключила, а совершенно разумно, как я объяснял – сняла провод с фазы и безопасно отключила магнитофон. Если бы подошёл троллейбус, то я бы больше тебя не видел с магнитофоном!
- Ты что? – вскочила со скамейки Оксана и совершенно трезво и злобно смотрела на меня., но опомнившись, закрыла лицо руками и изобразила рыдания,  - Как ты можешь так? Я с открытой душой…
- У тебя есть родной человек в этом городе, если ты не врёшь! Только он может тебе помочь! Я тебе ничем не обязан, тем более, что ты меня опозорила перед моими знакомыми!
- Чем? – отняла она руки от сухих глаз.
- Мечеными картами!
- Да не мои же это! – заорала она, - Перед зэками опозорила? Да?
- Да! И они оказались порядочнее тебя!
- Так? Да? – злобно спросила она, испепеляя меня взглядом.
- Да! Так! Тебе дать нож? Ты же хочешь меня убить сейчас?
 Она отвела взгляд и резко села на скамейку.
  Помолчав, она с судорожным вздохом тихо сказала:
- За что же ты меня с говном смешал ? Я так на тебя надеялась…
  Это было сказано так выстраданно, что у меня сердце в груди перевернулось.
- Что ты выдала, с тем и смешал. – ответил я, и сняв мою модную  «стиляжную» куртку, накинул ей на плечи, - Будем дремать здесь и к девчатам я тебя не поведу. Я не хочу, чтобы ты меня ещё перед девчатами опозорила. Оксана дёрнулась при этом, но ничего не сказала. Я притянул её к себе и обнял, левой рукой за спину, а правой, под бюст, поддерживая его на весу. Оксана, как будто опомнилась:
- Я ведь думала, что у нас с тобой будет навсегда… А ты так меня встречаешь…
- А мы с тобой про любовь говорили? Ты мне говорила, что любишь, или я тебе говорил? И что ты думала на всегда? Письма писать?
- Я думала, что я буду твоею навсегда! Я же девушка! Я хотела только с тобой и больше ни с кем…
- Да? Ловлю на слове! Я готов! Тогда поверю! Честное слово!- сказал я.
  Оксана повернула ко мне лицо, вспыхнувшее румянцем, и направила на меня сверлящий взгляд:
- Что? Прямо здесь? – проворковала она, испытующе заглядывая мне в глаза.
- А зачем откладывать наше счастье, если оно рядом? Тогда я поверю, что ты моя!
- Ну почему я должна тебе верить, а ты мне не веришь?
- Верю, верю всякому зверю, а вот тебе, ежу, погожу… - ответил я.
- Так получается я проститутка? Не по любви, а за деньги должна отдаться?
- А я, по-твоему,  кто? Лох, который первой встречной должен отдать месячный минимум, а потом побираться, чтобы не сдохнуть с голоду. За ту лапшу, которую ты мне накручиваешь на уши. Так?
- Ну я согласна подтвердить, что я с тобой  хочу серьёзно, но не в таких же условиях… Ты завтра придумаешь что-нибудь насчёт уюта?
- Завтра у нас не будет. Утром едем на вокзал и пишем заявление в ментовку или я покупаю тебе билет домой.- ответил я, как отрезал. Оксана вздохнула и легла ко мне на колени, забросив ноги на скамью. Стало прохладнее, а через час начнёт светать, будет ещё свежее. Ладно! Переживём! – подумал я, подставляя под правый локоть магнитофон. Из моей сумочки, похожей на полевую офицерскую, но из чёрной кожи, я достал блокнот и автокарандаш. В голову лезли ядовитые рифмы. Примерно за час я написал Оксане прощальный стих. Несколько раз редактировал, стараясь смягчить, чтобы она сразу не выбросила. Получилось вот что:
Я так старался всем светить,
Но, вдруг, неведомая тучка
Закрыла путь моим лучам –
С фигуркой, шустрая летучка!

И не пойму, зачем она
Передо мной хитрО клубится?
Чтобы согреться, а потом
На весь народ дождём пролиться?

А обижаться на меня
Конечно, будет наш народ!
Светить я людям обещал,
А ливнем смоет огород!..

Хочу я в космос полететь!
Я космонавтом хочу стать!
Меня ты, тучка, непогодой
Лишишь возможности летать!

Не порти, тучка, нам погоду!
Лети – откуда прилетела!
А у меня тут без тебя
Есть план ответственного дела!
    Глаза у меня стали закрываться сами собой. Небо уже светлело, и я позволил себе заснуть. Через час я проснулся от холода и от того, что дворник ширкал по аллее сухой метлой, приближаясь к нам. Он поднимал клубы пыли, сам работая без респиратора или марлевой повязки. Я почувствовал, что ноги у меня задубели под тяжестью Оксаны, а спина задубела от утренней прохлады. Осторожно я стал поднимать Оксану. Она очнулась, села, встряхнула головой.
- У тебя нет расчёски? -  спросила она. Я взял у неё куртку, достал из кармана расчёску, дал ей, а сам надел куртку, сообщив, -  Не знаю, чем мне обойдётся этот ночлег. Спина от холода ледяная.
- Ты собираешься меня отправить домой, так поехали на вокзал. Троллейбусы уже ходят?- спросила она холодно, с обидой, нервно расчёсываясь.
- Пожалуй да. Пошли, а то сейчас пылью нас накроет этот дикарь.
  На троллейбусной остановке мы присели, чтобы дождаться троллейбуса. Я достал из сумки с продуктами две ромовые бабы, которые специально покупал для завтрака.
- Держи ромовую бабу! – сказал я, протягивая Оксане. Она вздрогнула, изменившись в лице и отодвинулась от меня.
- Нет уж! Спасибо! Я не ем ромовые бабы… Наелась!
  Вместо троллейбуса первым подошёл автобус №1 ГЭС – ВОКЗАЛ. Мы сели и поехали. В автобусе сидели несколько человек. Я сел специально на заднее сиденье, поближе к двигателю, чтобы согреть заледеневшую  спину. Кондуктора почему-то не было. На остановке напротив завода «Баррикады»,   зашла в автобус… кондукторша со знакомым лицом… Она поздоровалась с водителем, взяла у него сумку с мелочью и пошла по автобусу «обилечивая» пассажиров. Подойдя к нам, она протянула руку, не глядя на меня взяла у меня мелочь, протягивая билеты, она мельком глянула на меня, а я, улыбаясь, смотрел на неё восторженно распахнутыми глазами. Она секунды две смотрела на меня, а потом вспыхнула улыбкой, но мельком глянув на Оксану, она отвернулась и пошла. Оксана перехватила наши взгляды и почему-то тоже покраснев лицом, прошипела:
- Нич-чё себе! Знакомая или любовница? Хотя у тебя, наверное, полгорода здесь любовниц. Холостой, вольный казак! А я должна тебе верить?
- Ничего ты мне не должна! И я тебе не должен! – ответил я и отдал ей листок со стихотворением. Она прочитала и  отвернулась к окну.
  Я думал над неразрешимым вопросом. Подойти или нет? Неудобно перед Оксаной. Да кто она мне эта Оксана? Ну, а эта… кажется Лариса. Ну очень яркие воспоминания… А встретились полгода назад мы  вот как:

  ВОСПОМИНАНИЕ: ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ В ТЕАТРЕ! И НЕ ТОЛЬКО...
Сегодня наш Народный драматический театр Волгоградского тракторного завода ставил очередной спектакль, а после спектакля хотели с коллегами отметить сразу два дня рождения. Мои 18 лет и Ларискины 21…
К вечеру на моём лбу уже не было  шишки. А ссадину мне легко замазала наша  гримёрша - Маша. Шишку я набил с помощью Ларискиного несостоявшегося жениха сегодня утром, так как я бросился на него, а он… всего-навсего отклонился и подставил мне ногу…
Зал был полон. Были и наши «зэка». По тому, как Лариска была «зажата»  в своих действиях  даже  в той мизансцене, на которую дал «добро» режиссёр, я понял, что этот гад  - в зале. Она только сделала то, что мы делали на репетиции, но того, ради чего режиссёр на это пошёл… не было! Она была для меня… как бревно! Того чувства взаимности, как было на репетиции, в первый раз и в дубле, я не ощутил…  Но зал рукоплескал, ничего не поняв, потому что я  своей влюблённой душой откровенно пытался растопить душу Лариски. Она сделала вид, что это случилось! Но наши артисты поняли, что это не естественно. После спектакля нас три минуты не отпускали зрители аплодисментами. Но когда я попытался увидеть Лариску после занавеса…. То я её не увидел,  и меня  артисты поздравляли с Днём рождения  одного. Оказывается, к нашему дню рождения очень готовились…  Артисты создали целый сценарий к нашему Дню рождения!  Но всё было рассчитано именно на двоих и в поздравительных стишках,  и в тостах наши артисты постоянно заикались по готовому тексту, потому что второго адресата не было. Много хороших слов было сказано в адрес  меня,  и моего совершеннолетия. После короткой официальной части и распития  одной бутылки шампанского на двенадцать человек, включили магнитофон с  бодрым рок-эн-ролом Елвиса Пресли. Я вышел  и с горечью в душе хотел выдать «соло», но вышла Жанна и поддержала меня. Я  попробовал её использовать «вручную», а она оказалась к тому готовой,  и у нас это получилось без всякой репетиции, весьма не плохо.  Она всех ослепила своими красивыми , ажурными трусиками, когда я её кидал через своё плечо. Я это тоже видел в наше большое  зеркало студии.  Даже последний раз я её пропустил между моих ног,  и она оказалась у меня на спине. Она удивительно чувствовала меня и была очень лёгкой.  Яков Захарыч  хлопал в ладоши, чуть не отбив их, а артисты вообще чуть не упали со стульев. Но Лариски очень не хватало…  После уборки посуды Жанна не торопилась домой и всё время, как-то «тёрлась» возле меня. Я вынужден был предложить ей проводить её домой,  и она с готовностью согласилась. Выйдя из ДК,  я подумал и решил, что неудобно будет провожать такую «мамзель» на троллейбусе и взял такси. В машине мы сидели рядом и  Жанна, положив мне горячую руку на колено, заглядывая в глаза, спросила:
-Страдаешь по Лариске? Напрасно! Хорошо, что ты не видел, как она увивалась вокруг того мужчины на Новый год! Даже жалко её было за её унижение! Ты бы не пережил этого!
     Я мельком глянул на лицо Жанны и увидел как её губы, превратились в две тонкие «змеючки», да и щёлочка рта её, в общем-то симпатичного, сейчас была, похожа на кривую прорезь. Я подумал, что ей суждено играть всю жизнь только отрицательные роли… и ничего ей не ответил.
   Никак я не ожидал, что она может меня пригласить домой на чай. Однако,  она  пригласила и я вынужден был отказаться, потому что своими выпадами в адрес  наших отношений с Лариской, она меня окончательно отвернула от себя.  Она не ожидала, что я откажусь, но  до уговоров она не опустилась. Она резко отвернулась и побежала по ступенькам к двери подъезда, споткнувшись на самом верху, так как, наверное,  слёзы застлали ей глаза. Судорожно вздохнув, я пошёл на троллейбус. В троллейбусе, стоя в толпе пассажиров в тяжёлой задумчивости, я вдруг уловил какой-то испытующий взгляд, направленный на меня. Это был  светловолосый, почти рыжий,  худощавый  парень, который приняв, какую-то неудобную позу, даже присев,  над чем-то старательно трудился, прильнув к женщине в шубе. И, вдруг, я понял, что он лезет к ней во внутренний карман. Он, видимо, достигнув желаемого, отклонился от неё, выпрямился  и направился сквозь толпу к двери на выход. Я резко его схватил за воротник, одной рукой и, за  правую руку,  другой рукой.
-А, ну стой! – сказал я, - Женщина! Посмотрите! У вас всё в кармане на месте?
 Она быстро полезла в карман и заверещала:
-Кошелёк! Ой! Деньги!
    В это время троллейбус остановился возле Дома офицеров на площади Ленина  и мы вышли втроём на остановку. Парень с готовностью демонстрировал пустые свои ладони, удивлённо тараща на  нас  невинные глаза. Я быстро полез в карманы его демисезонного пальто, но там ничего не было. Вдруг мне показалось, что пола его пальто, коснувшись моей ноги, продемонстрировала массу бОльшую, чем нормальная. Я понял, что в кармане есть дырка и, сунув руку, обнаружил её. Тут же из кармана я достал кошелёк и показал его женщине.
-Мой! Мой!- закричала она, выхватив его  из моих рук.
-Пойдёмте в милицию. Тут рядом за Домом офицеров! –сказал я.
-Не надо милицию! –сказал женщина и запрыгнула  в троллейбус. Дверь закрылась и мы остались с вором вдвоём. Он захохотал:
-Ну, что, герой? Получил? А от меня не хочешь получить за оскорбление? Ты же меня вором  представил! А я чист, как стёклышко! За что же ты меня так?
 Я был зол от того, что вор смеётся надо мной, а я, как оплёванный,  в его глазах. Я сделал шаг в его сторону, но он отпрыгнул от меня и махнул перед моим лицом рукой,  зажатой в кулак.
-Хочешь без глаз остаться? Запросто! Попишу! Лезвие! – сказал вор, - А я бы мог и не предупреждать! Не суй свой нос, куда не просят! Я не знаю,  почему я тебя пожалел! Морда у тебя, как с иконы снятая! Молись своим ангелам –хранителям!
  Я опустил голову и сказал:
-Было бы здорово в свой день рождения стать слепым  калекой  на всю жизнь…
-Ха! Так у тебя День рождения? Ну, ладно! Хрен с тобой! Пошли в кафешку! Я угощаю и заодно поговорим с тобой – кто из нас прав!
   Мне было так плохо, что от предложения выпить я не отказался. Мы зашли в кафе, сели за столик и вор пригласил официантку.   Только она ушла за заказом, вор воззрился на меня испытующим взглядом.
-Ну, ты кто? Студент? Папин, мамин сынок? Одет-то ты прилично!
-Электрик я с Тракторного! В общаге живу с зэками…
-Ох! Ничо себе! – воскликнул вор,  - А по тебе и не сказал бы! Рубашечка беленькая, галстук… А! Ну, День рожденья же! Понятно! А почему трезвый? Не отмечал ещё?
-Отмечал. Девчонку проводил домой на Аллею Героев и ехал в общагу.
-А где отмечал-то? В ресторане, что ли?
-В театре!
-Во! – захлебнулся воздухом вор.
-В нашем театре Тракторного завода!-пояснил я.
-Ещё и такой есть? И как же ты такой с зэками живёшь? Как они тебя терпят? Может у тебя и погоняло есть?
-Есть. Коммунист!
-Ха-ха-ха! – заржал вор,- Ничо не понимаю!
 На нас обратили внимание,  и вор стал говорить потише, пригнув голову к столу и воровато  зыркая по сторонам. Нам принесли по стопке коньяка и по шоколадке – батончик.
-Тебя-то как кликать?- спросил я.
-Тощак! – хмыкнул он.
-От слова «тощий»? – спросил я.
-От слова «тащить»! – поправил он меня.
Мы, стукнувшись, собирались выпить, но вор, задержавшись, спросил:
-Ну, и сколько же тебе, Коммунист,  треснуло?
-Восемнадцать!
-Да-а! Я вижу – усики ещё ни разу не брил! А ресницы у тебя – девки позавидуют! Как я их лезвием не подбрил? Крепкие у тебя ангелы-хранители! Девки, наверное, штабелями перед тобой валятся? Да?
-Не те, перед которыми я валюсь?
-Ну, это уж так повелось!.. Ну, давай, Коммунист! Ха! С Коммунистом пью! Ты и правда что ли коммунист?
   Мы выпили и я ответил, закусывая шоколадкой:
-Вступать буду! Зэка сказали – надо!
-Ничо себе! Гребанутые какие-то у вас зэка! – сказал он матом, - Ну, значит, ты у них в деле! Чтоб выглядеть перед вертухаями! Понятно!
-Да,  ни в каком я не в деле! Раз, правда, ходил с ними на, гоп-стоп, вернее сам их водил…
-Ну, ни хрена, себе! Вот это коммунист!
-Мы не людей грабили, а грабителей! Экспроприация экспроприаторов! Узнали случайно, что соседи идут на гоп-стоп, а я то место хорошо знал. Сделали засаду. Операция прошла удачно!
-А вот это не дело! Если бы узнали, вас бы замочили! Не суй своё рыло в чужое дело!
-Так меня хотели повесить! Не получилось…
-Я же говорю – у тебя ангелы-хранители серьёзные! Слушай! Давай ещё по сто?
-Нет! Я есть хочу! Всё время закусываю, а жрать-то надо? – повернулся и пригласил официантку.
-Я беру поллитра коньяка и второе! Эскалопа будешь? Я угощаю! У меня вопросы к тебе!
-И у меня вопросы к тебе! Но поллитра, не много будет? Мне много нельзя! Я на работе! И другие ещё обстоятельства есть…
-Ничего! Справимся! Не часто бывает 18 лет! Не так я думал отметить! Совсем не так! – сказал я, расхрабрившись и «распустив хвост» как павлин, - Ты вот всё время про ангелов-хранителей вспоминаешь! Ты-то что и кто? Неужели верующий?
-А как же! Все под Богом ходим!- сказал   и вынув с шеи нательный православный  крест, он показал мне.
- И как же понимать? Ты у людей кровные, воруешь! Душу им рвёшь! Как это с Богом совмещается?
-Ты потише ори!-  вполголоса, пригнувшись к столу сказал он, - А насчёт трудовых… Не у всех они трудовые. С трудовыми вот такие мадамы, которую ты,  рискуя собственным здоровьем, сегодня спас… Извини! Не ездят! Я по полёту определяю, у кого можно взять. Трудовые попадают редко! Но, в конце-то концов, я не волк и глотку не рву! А откусил кусочек – больно, но поправимо! И опять же наука! Не зевай!
-Но ты же против  общества поставил себя! Общество ведь к чему-то светлому движется, а ты  не просто в стороне! Ты против!
-Знаешь что, Коммунист? Ты обществом называешь стадо баранов! И ты не видишь, куда оно движется и кто это стадо погоняет! У кого кнут? У тех, кто смеётся над этим стадом и живёт припиваючи и припеваючи! Но они поют не «Смело, товарищи, вногу!»  Эту песню мой отец пел, шкандыляя на деревянной ноге – инвалид войны! Царство ему небесное! Он говорил, что его этой песне научил его отец большевик-подпольщик, которого расстреляли в 36-м году! А я с братишкой и матерью алкашкой живу в бекетовских бараках, которые нигде уже не значатся! Знаешь, что такое Бекетовка?
-Знаю! Я окончил ГПТУ-14, бывшее ТУ-3!
-Во! Земляк! Так это мы вас пи… молотили?
-И мы вас пи… молотили!
-Да, уж куда там! Вы Старую Отраду на всю жизнь запомните! Как только мы приходили на танцы в Спутник, так вы через забор прыгали в кусты! Ладно! Не о том речь, как растопить печь, а как в ней самому  не поджариться! И я тебе говорю! Что я тоже под Богом хожу, потому что у меня мать – алкашка и брат младший! И я за них перед Богом в ответе! Больше я ничего делать не умею и учиться у меня нет времени, потому что надо их кормить  и себя. А ещё братишку на ноги надо поставить. И вот тут у меня большая заковыка! Поставить его в ваше дурацкое стадо? Не хочу! Я стою в стороне и мне виднее, куда  и кто гонит это стадо! Сделать братишку   вором? Тоже не хочу!
-Ты сидел в тюряге?
-Пока Бог миловал! – он перекрестился.
-Давай я тебя устрою на завод в наш цех!
- Ой! Ты за меня поручиться хочешь? Ха! Воспитатель нашёлся! Да я в первый же день всю раздевалку вашу обчищу и смотаюсь! Никогда не бери на себя ответственность за вора! Вор – он всегда вор! Он не случайно оступился! Он встал на эти рельсы и будет по ним катиться до конца!
   Мы к тому времени уже выпили полбутылки коньяка и съели  по порции эскалопа. Вор заметно «закосел» и разоткровенничался.
- И ты хочешь, чтобы твой братишка катился по этой дорожке? Ты сам жизнь видел? Нет! И не увидишь! Что ты о мире знаешь? Ничего! И братишка твой не узнает! Ты книжки читал?
-Не ссы! Читал!
-Да! Я в кино видел – одна девушка сказала: Я много книжек прочла! Штук пять или шесть! Ты хочешь мир повидать? Ты хочешь, чтобы братишка твой вот этот мир переделал, если он не справедлив?
-Этот мир не переделаешь! Всегда говно будет плавать сверху! Запомни! И если хоть один чистюля,  вроде тебя, вынырнет случайно, как увидит, чем там пахнет и назад нырнёт, если сам не пожелает скурвиться и вонять как все! Были большевики-мечтатели, вроде моего деда, шли  «смело товарищи в ногу!», но сволочи переломали им ноги и взяли вожжи в свои руки. И с тех пор так и идёт! Наверх выбивается только говно!
  Я подумал: А Вова Сергеев тоже о том же говорил!  - и налил ещё по полной стопке…
      Я очнулся от  нервного испуганного шёпота мне на ухо. Одновременно мне кто-то зажимал рот:
-Тихо! Молчи, ради бога! Лежи не шевелись! Муж пришёл! Неделю козла не было! В этой комнате света  нету, он заснёт,  потом ты встанешь!
     Я оцепенел от ужаса! Где я? Кто эта женщина, которая лежит рядом со мной под одеялом и всем телом загораживает меня собою, вдавив меня в стенку квартиры. Я с ужасом ощутил, что я совершенно голый. А-а-а! Вспомнил!..
Я спал в автобусе №1 в сторону Тракторного,  меня тормошили и я очнувшись увидел, что меня тормошит симпатичная  кондукторша и смеясь говорит:
-Сосед! Вставай -  мы приехали! Нам выходить! С Днём рождения!
-Спасибо! Откуда вы знаете, что у меня День рождения?
-Ну,  друг твой рыжий сказал, который тебя посадил! И сказал, что  доверяет тебя мне!
    В это время она меня подвела, почти  подтащила к кабине водителя через весь салон пустого автобуса и сказала:
-Петя! На тебе сумку! Деньги я посчитала, сумма там на бумажке! Я с соседом выхожу! Пассажиров больше нет! Всё пока!
   Я ничего не понимал и не понимал, где мы выходим. Лишь когда захлопнулась дверь автобуса,  и мы остались с этой симпатичной мадам вдвоём на тротуаре, я понял, что это главная улица на всю северную  часть Волгограда – проспект Ленина. Но это не там, где мне надо было выходить. Это не Тракторный район, а кажется «Баррикады»! И куда она меня ведёт?
-И куда мы идём? –спросил я милую женщину, ведущую меня под руку.
-У меня переночуешь! Раз друг тебя мне доверил – я не могу его подвести! Ну, и я за твой день рождения чуть- чуть пригублю! У меня есть кое-что в заначке! Тебе во сколько завтра вставать? Я выходная!
- Я тоже выходной!
-Ну, тем более! Торопиться некуда!
   Помню, что её звать… кажется Лариса! Или это я её так назвал? Вкусную картошку с тушёнкой она пожарила! По стопке мы выпили, а потом… я полез к ней целоваться, а она… так мои губы засосала! Ох! Верхняя губа с одной стороны  у меня в два раза больше!   Ух, ты ! Не симметрично! Ой! Что мы творили с нею на диван-кровати! Вернее  она со мной творила! А однажды… потеряв  силы она упала своей полной грудью мне на лицо и чуть не задушила! Она всё выясняла у меня – первая она у меня или нет? Я сказал, что первая! Как она обрадовалась! Вот дурища! Какая ей разница?
    Она опять зашептала мне на ухо:
-Всё! Захрапел козёл! Тихо вставай в ту сторону, через подлокотник, сейчас я тебя выведу в коридор, а потом одежду принесу. Осторожно! Посередине стол стоит! Свет в коридоре включать  не будем!
    Она меня одевала судорожно. Труднее всего мне дались носки и я чуть не упал в темноте. Она меня вытолкнула за дверь и я выскочил пулей из подъезда двухэтажного кирпичного дома. Сначала я забежал за угол, а потом стал пытаться ориентироваться, в какую сторону мне идти на проспект. Посмотрел на часы… Слава Богу! Часы на месте. Часы отца – «Победа!» - мой талисман, оберег!  Полпятого утра. Трамваи, троллейбусы, автобусы ещё не ходят! Такси? А деньги есть? Пощупал в кармане – есть, как ни странно! Но спустил, конечно, я вчера копеечку хорошо! Спасибо, что вор поступил со мной честно. Вполне мог обчистить карманы и часы снять.  Надо до получки дожить без долгов… Побегу трусцой по шпалам  трамвая. За этим ритмичным занятием я задумался и погрузился в воспоминания. Вот это я отпраздновал своё совершеннолетие!
   Вспомнились горячие судорожные объятья Ларисы! Ох, как жаль, что это была не та Лариса! Но в темноте для меня она была ТА! Я удивился сейчас, уже вспоминая, как женщина может откровенно, до самого дна выплеснуть свою наболевшую тоску! Какая прелесть! То что было у меня с Таечкой – где-то,  как-то, украдкой и с оглядкой – было совсем не то! Но это!... У меня от воспоминания закружилась голова и я остановился… меня пронзил как стрелой звон трамвая и я спрыгнул с рельсов. Трамвай неожиданно остановился и открыл дверь.
-Садись! Ночной спортсмен! – сказала с усмешкой кондуктор и я запрыгнул на подножку.  Я полез в карман, но она сказала:
-Да не надо! Хорошо прошла ночка? Чего так рано закончил? – испытующе с ухмылкой глядя на меня, спросила пожилая кондукторша. Водитель тоже женщина, но помоложе, тоже участливо скосила  на меня глаза в открытую дверь. Я, поколебавшись, ответил:
-Муж пришёл неожиданно!
-Во как! - захохотала кондукторша, -  Это он тебе губу так разукрасил?
-Нет! Она перестаралась!
- Нехорошо к замужним-то ходить! У нас незамужних, хоть пруд пруди! – сказал кондукторша.
-Я не знал – это во-первых! А во вторых, его неделю дома не было и она уже  не ждала его!
-А-а-а! Ну,  тогда простительно! А то я хотела тебя выгнать из трамвая, кобеля молодого! Как же муж отнёсся?  Ты убежал, а он ей звездюлей навешает наверное?
- Он не пришёл,  а приполз! «На ушах», как говорится и не заметил…
-На рогах, а не на ушах! Так точнее будет!- сказала кондукторша и трамвай остановился на конечной у завода.
В общежитии я прошёл мимо вахтёрши, поджав отсосанную губу. В комнату зашёл тихо, все ещё спали и я, не включая свет, при открытой двери стал раздеваться, чтобы лечь спать. Эдик, мой сосед по спаренной кровати поднял голову и едва приоткрыв глаза спросил:
-Ты где был? Мы уже думали, что тебя опять блатные подловили…
-Всё нормально! – ответил я, - Задержался в пути. – в это время я снимаю брюки и, вдруг, понимаю, что у меня нет трусов. Это с удивлением видит Эдик и начинает хохотать, а ребята  сонно поднимают головы с подушек и включаются во всеобщую «ржачку». Я натянул назад брюки и бросился закрывать дверь комнаты.
   Пришлось рассказать  моим сокамерникам всё по порядку. Эдик сказал:
-Да, коммунист! Тебя отпускать без поводка нельзя! Карманник свободно мог тебя калекой оставить - ни за хрен собачий! Он был прав! На то и щука, чтоб карась не дремал! И муж мог тебе башку проломить и был бы прав! Но отметил ты совершеннолетие классно, а главное с Лариской! – закончил он,  вытирая слёзы от смеха, - За трусами не вернёшься к Лариске?
- Пора твоим перевоспитанием заняться… - сказал Юра Москвич.
    Часа через два Эдик меня разбудил, прикоснувшись  к моей голове бутылкой холодного пива:
-Вставай! Мы тоже хотим тебя поздравить! Всё уже на столе!
  Да-а-а. Не думал я, что встречу эту горячую кондукторшу, с которой нечаянно отметил своё совершеннолетие… Но меня просто влекло к ней сейчас! Навязалась эта Оксана! Я положил магнитофон на сиденье и встал.
- Я сейчас! – сказал я Оксане и пошёл к кондукторше, которая вернулась опять к кабине водителя и стала с ним разговаривать, мельком поглядывая на меня. Я подошёл,  улыбаясь,  и спросил:
- Мне кажется я не случайно встретил вас сегодня, мадемуазель! И я рад.
- Ну я тоже не ожидала, но тоже рада.. – сказала она отходя от кабины водителя.
- Я правильно запомнил имя Лариса или нет? – спросил я.
- Хорошая у вас память! – смущённо сказала она, - И у меня на память что-то осталось.
- Неужели не выбросила?
- Нет! Храню! – засмеялась она, - Может потому и встретились! А ваша подруга без вас выходит?
  Я оглянулся назад и увидел, что Оксана выходит на остановке  в заднюю дверь с магнитофоном и пакетом… Дверь закрылась и автобус тронулся.
- Стойте! – заорал я, - Откройте переднюю!
Водитель резко остановил автобус, открыл дверь и гавкнул на меня:
-  Хотите, чтоб меня оштрафовали?
 Я выскочил в диком бешенстве… Оксана стояла, глядя на меня из под рыжей чёлки. Я подбежал к ней.
- А не пора ли тебе по роже дать? – тихо спросил я вибрирующим голосом.
- А я при чём? Ты совсем голову потерял! Я тебе махнула, что выходим! Я думала, что ты видишь!
- Зачем ты здесь вышла? Это что? Вокзал?
- Это Мамаев курган! Я не была здесь и хочу посмотреть! Я имею право? – вдруг заплакала она. В виду раннего времени людей на остановке не было, но всё равно мне было неудобно, что передо мной плачет эта странная подруга.
- Хорошо. Пойдём… - сказал я, забирая у неё магнитофон и пакет.
 Пока поднимались по ступням, она размазывала слёзы ладошкой и я отдал ей второй свой платочек, на что она даже спасибо не сказала.
- Ну ты можешь мне что-нибудь рассказать, как тут происходило? – спросила она.
- Я не экскурсовод. Одно могу сказать, что тут отец мой воевал и ему в бою исполнилось 18 лет 14-го января 1943 года, а через две недели они закончили окружение армии Паулюса.
- Какого Паулюса? – спросила она.
   Меня так возмутил её вопрос, что я еле сдержался, чтобы не ответить ей нецензурно. В какой же школе она училась и кто её преподаватели, если она такая тёмная в истории? А она продолжила:
- Ты тоже в бою отмечал совершеннолетие?
- А то-о-о-о! – ответил я и вдруг вспомнил, что я в день рождения чуть не лишился глаз, задерживая вора, а потом… Эх! Опять потерял Ларису!.. – Слушай! Вот здесь звуковым оформлением воссоздаётся та обстановка. Дальше мы прошли в траурном молчании. Лишь в Пантеоне славы у факела вечного огня она сказала, что жалко, что мы без цветов. У подножья Матери-Родины она задрала голову вверх и упала бы, если бы я её не подхватил. Оказывается у неё закружилась голова… У меня тоже от бессонной ночи  и нервов ощущалось, будто это всё во сне со мной происходит и пора бы проснуться.
- Так! Всё! Экскурсия окончена! Поехали на вокзал, иначе я прямо тут сейчас усну.
- Ложись на лавочку, поспи, людей нет, а я покараулю…
- Ха! – сказал я, - Это тебя надо караулить! Поехали!
  На вокзале я сказал:
- Пошли, прикинем, на какой поезд тебе лучше взять билет.
- Не надо! Я сама возьму! Дай мне денег. Я пойду в туалет схожу, а потом пойду в кассу.
  Я вынул и дал ей пять рублей.
- И это всё? – обескураженно спросила она.
- Да! Шесть рублей стоит билет на самолёт до Цимлянска, а это поезд. Здесь на два билета! Пока! Счастливо добраться без карт.
- Ну ты мне хоть сумку с харчами дай на дорогу.
- Там бутылка вина начатая! Тебе что ли на дорогу дать? Вот тебе Ромовая баба, если хочешь!
- Подавись ты своей Ромовой бабой! – злобно сказала она и резко пошла от меня. Она пошла в сторону туалета вниз, и я почему-то тоже пошёл за нею. Я увидел, что она свернула не к туалету,  а к автоматическим камерам хранения. Я пошёл за нею, слегка замешкался в дверях и увидел, что Оксана уже идёт назад с дамской сумочкой подмышкой. Увидев меня, она вспыхнула взглядом, резко развернулась и пошла назад к другому выходу, убрав сумочку из подмышки.
  Я остановился. Мне так хотелось плюнуть ей в глаза… Да пошла она! Рад, что развязался…
  Но мне предстояла ещё одна встреча с этой Оксаной при очень особых обстоятельствах.

ГЛАВА 3.
1.Заводская любовь.                130.
2.Наши откровения с Татьяной.                140.
3.   «Народный артист»                142.
4. Сестрёнки!                145.
5.Встреча со счастьем! Рассказ и стих.                146.
6.Посещения с наливанием и Оксана.                149.
7. Хиросима с Нагасакаю!                151.
8. Возвращение к жизни!                155.
9.Очко!                156.
10.Сладкий момент!.. Рассказ и стих.                157.
11.Начало полётов. Кондрат и шинель!                158.
12.Кондрат опять идёт в наряд!                160.
13.Кондрат первый после маршала!                161.
14.Кондрат в самоволке!                162.
15.Кондрат полёты отменил!                165.
16.Татьяна на аэродроме!                168.
17.Есть люди… Стих.                173.
18.Первый полёт!                175.
19.День рождения Леночки!                178.
20. Свадьба и стих.                194.
21, Кондрат конокрад.                194.
22.Кровная месть!                195.
23.Пожар – сон вещий?                207.
24. Казнь самолётов.                209.   
1.
ЗАВОДСКАЯ ЛЮБОВЬ! ТАТЬЯНА!               
        Меня, совершенно неожиданно,  даже не дав осмотреться  в самостоятельной трудовой деятельности,  очень сильно задействовали в общественной, комсомольской жизни и даже так, что я стал Начальником штаба Комсомольского прожектора завода. Заманила меня в это дело замечательная девушка Лариса, в которую я влюбился «по уши»!.. А она любила другого… Она же меня познакомила с Народным  Драматическим театром нашего завода, а сама неожиданно исчезла с моего горизонта!.. С моей школьной подружкой Нинкой у меня были чисто платонические школьные отношения. Я даже с нею ни разу не целовался.
 Тоже самое было с Ларисой… Она устроила мне «стеклянную стенку», через которую мои чувства никак не пробивались к её душе. Я же не знал, что она любит другого! После исчезновения  Ларисы я старался забить пустоту работой в «Комсомольском прожекторе». Однако воспоминания о ней постоянно всплывали, тем более, что знакомые и даже незнакомые спрашивали у меня — куда делась Лариса… Мне было очень трудно врать, а правду я не мог рассказывать всем подряд.
      Остался я со страшной пустотой в душе и вспомнил, что у нас в цеху есть заточное отделение  и   я вспомнил про  девушку из «заточки».  С   удовлетворением  я убедился, что она в моей смене. Она , как мне показалось, была  старше меня лет на пять, а мне – только исполнилось 18 лет.  Ну, в общем , я ни на что и не надеялся, но всякий раз я старался, как бы случайно,  взглянуть на неё. А взглянуть было на что. У неё была сбитая, крепкая фигурка, точёные выделяющиеся формы, но без излишеств , затянутые в «ушитый»  по фигуре спецовочный комбинезон. Рыжие под косынкой волосы, серые, но очень выразительные глаза, которыми она владела в совершенстве,  несмотря на стёкла  защитных очков, а ещё у неё были пухленькие губы, которые постоянно излучали улыбку, но всё время разную. Она глазами и губами, не размыкая губ, могла сказать такое!...
  И мне сказала,  случайно поймав мой взгляд на себе! Что сказала? А вот что:
- Ну? И что? Запал на меня, что ли? Не ты один такой! Только смелых нет! Все вот такие! Только поглазеть! В лучшем случае язык почесать, а чувствуют, что орешек не по зубам! Надоело! Некогда мне с тобой глазки строить! Вон сколько работы!
  Я тогда был от неё метрах в пяти. Я понял всё, что она сказала. Я опустил глаза в пол, подумал, вздохнул и повернулся уходить, но резко развернулся назад  и увидел, что она растерянно смотрит на меня и испугалась, что я это заметил. Я чуть улыбнулся и бодро, с улыбкой  ей подмигнув,  стал опять разворачиваться к уходу… Она,  тоже нагнув голову, искоса смотрела на меня с улыбкой, поняв моё обещание вернуться. Мне её глаза сказали, что она не против сближения, несмотря на разницу в возрасте, которую она сознавала, хотя я был закалённый  ломом и лопатой в ночных разгрузках на вагонах и у меня были усики, которые я умышленно ни разу не брил. Я решил найти повод и, не привлекая внимания предложить ей  сходить в кино. Повод не надо было изобретать. Через часик  у нас в отделе энергетика появился мастер смены Литвинов и записал вызов в журнал вызовов. Я только пришёл с вызова и на этот вызов хотел идти другой электрик,  в силу существующей у нас очерёдности , но я сказал, что  схожу сам и пошёл. Оказалось, что вызвала она. Я на неё смотрел сияющими глазами, но она, стрельнув глазами в сторону мастера и других работниц, сделала такое озабоченное лицо, что я понял её требование о разумной конспирации и тоже погасил свой «прожектор» и принял деловой вид. Она сказала, что заедает кнопка  «Пуск» и приходится по несколько раз нажимать. При чём, если мастер нажимает, то кнопка срабатывает, а если она, то – нет! Я улыбнулся ей и сказал:
-Так может быть причина в вас? Может быть душевное равновесие у вас нарушено?
-Нарушено! - без улыбки ответила она, - Может электрик душу отремонтировать?
  Я чуть не подпрыгнул от счастья и, едва сдерживаясь,  сказал:
- Ремонт будет в семь часов вечера  в субботу возле  «Ударника»!
- Нет! – ответила она не глядя на меня, а с серьёзным видом,   перебирая свёрла на своём станке, -  Сегодня в восемь  часов после обеда в курилке за воротами! Я задержусь, пока доминошники уйдут в цех!
- Понял! - ответил я и, едва сдерживая свои чувства,  хотел уходить, но она, так же не глядя на меня раздражённо воскликнула:
   -Ты забыл, зачем приходил? Кнопки-то разбери, посмотри и закрой! А,  то от баб разговоров не оберёшься! И мастер глаз не спускает! Мне это ни к чему!
  Без пятнадцати восемь я уже был в курилке и сидел рядом с хлопающими и орущими доминошниками, которых  я терпеть не мог и сам не играл, кроме шахмат, ни во что. В восемь часов, поднявшись с мест,  с эмоциями разошлись по рабочим местам  мужики. Я оглянулся по сторонам и, вдруг,  увидел, из-за желтеющего   клёна, выглянула с  сигаретой  Она и махнула мне рукой. Я  пошёл к ней,  с сожалением констатируя факт: Курящая! Ну,  вообще-то, это давало  повод к определению её внутренней незакомплексованности и это хорошо, но я сам в этот период бросал курить и уже неделю не курил. Я подошёл к ней, сказал:
-Привет! Ты от кого прячешься?
-Да я не хочу, чтобы наши девки на работе знали, что я курю.
-Ну, скажи, как тебя звать-то?
  Вздохнув,   подчёркнуто протяжно  она с усмешкой ,сказала:
-И так… она  звалась Татьяна! Была не трезва и не пьяна! А тебя я знаю, как звать! Я же была у вас в общежитии на подведении итогов соревнования на лучшую комнату! С гитарой! Помнишь? - с усмешкой поглядывая на меня,  сказала она. И я вспомнил и понял,  почему она мне показалась знакомой. Здесь-то она в спецовке и в защитных очках, в косынке, поэтому я её в общежитии не узнал и пообщаться там не пришлось.  При этом она тревожно оглядывалась по сторонам, и я спросил:
-Теперь я вспомнил! Если ты так стесняешься, зачем же ты куришь?
-Бросить я пока не готова, но я не  из-за этого беспокоюсь. Я у мастера  на час отпросилась к подруге сходить в соседний цех и,  если он меня увидит, то поймёт, к какой подруге я пошла.
-Есть очень уютное место, где нас никто не увидит! – сказал я, - Пойдём!
   Мы подошли к цеховым воротам над  которыми работал  калорифер, я нажал кнопку «Стоп» и калорифер перестал шуметь. Лестница на площадку с его оборудованием была,  как раз,  прикрыта  от посторонних глаз створкой  открытых ворот. Я полез и сказал ей:
-Давай за мной!
   Я забрался на площадку и повернулся, встречать  Татьяну. Она поднялась по лестнице по грудь выше площадки и задержалась с тревогой оглядывая место, куда я её приглашаю. Я протянул руку и включил маленький светильник на гибкой ножке, укреплённый на стене. Она увидела два стоящих  прямо на полу   дивана без  ножек,   книжки на спинке дивана у которого  был светильник и пепельницу на полу сделанную из  высоковольтного изолятора. Она засмеялась:
-Слушай! А, тут классно! Даже культурно развиваться можно!
  Я плюхнулся на сиденье дивана и хлопнул по месту рядом с собой. Она села рядом, но не слишком рядом. Я, с шутливым видом ёрзая,  подвинулся к ней, но она локтем меня остановила и,  глядя на меня,  с улыбкой искоса стала расспрашивать обо мне. Узнав,  что у меня родимый дом далеко,  она  сказала шутливо:
-Э-э-э! Милай! Да мы с тобой два сапога – пара!  Да! Видно у нас с тобой может кой- чего получиться.
   Я ей рассказал о том, что живу в комнате с  условно-освобождёнными «зэками», что они мне дали «погоняло»  «Коммунист». Она хохотала, поглядывая на меня искоса и испытующе:
-Так ты воспитатель? Ба-а-а! Тогда я спасена! И в комсомол мне рекомендацию дашь?
  Я не понимал, серьёзно она говорит, или издевается.
-Ну, вот если мы с тобой организуем у вас в Заточке пост «Комсомольского прожектора», то точно дам рекомендацию!
-А, что! Давай! Вот тогда мастер у меня попляшет! А,  то сырые абразивы подсовывает, а потом работу спрашивает!
    Я успокоился -  вроде всерьёз говорит.
- Так как насчёт свидания у «Ударника»?  - спросил я, опять придвигаясь к ней и заведя левую руку ей за талию.
-Будет тебе свидание! Только не там, где ты хочешь! В субботу на Центральном вокзале можешь меня вечером встретить с грузом? В Восемь часов вечера! Сможешь? Я с завтрашнего дня беру отгул на три  дня и поеду домой, привезу харчишек. Но не в общагу! Осточертело! За три дня сожрут всё. Хочу квартиру снять!
-Абсолютно, железно! – ответил  я и стал приближать своё лицо к ней. Она покосилась на меня с сомнением и сказала:
-Ну, не лезь! От меня же табаком воняет! Я только что курила!
-Ничего! – сказал я, - Я бросаю, но не бросил!
     Она улыбнулась и медленно   пошла на сближение…  Губы наши уже коснулись и между ними, как электрический разряд пробежал…
   Страшный гул с визгом потряс площадку калорифера! Глаза Татьяны чуть не выпрыгнули из орбит! Я тоже был ошарашен! Какой-то идиот включил калорифер, проходя мимо и десятикиловаттный   двигатель набирал обороты. Ну, кому он нужен? Бабье лето! Ещё тепло! Я обнял поникшую Татьяну, а она, дёргаясь от хохота, прокричала мне в ухо:
-Я чуть не уписилась! – а я поймал её губы своими и поцелуй у нас, по-моему длился с полчаса, пока она вздрогнув не глянула на часы.
  - Так! Всё! – прокричала  она, -В восемь вечера  в субботу прибывает мой поезд, а я буду в последнем вагоне, потому что он прицепной! Спустись, посмотри, нет ли кого поблизости, потом я спущусь!
     Я спросил:
-Ну, ты точно будешь? Ничего не сорвётся?
-Разве, что в ментовку загребут? – хохотнула она.
  Однако тут же поправилась:
-Да, шучу я! Всё будет в ажуре!
    Когда мы кричали друг другу в ухо, мы тесно прижимались друг к другу и меня просто накрывала какая-то горячая волна от этих прикосновений и мне опять хотелось её целовать.   
     Однако, я спустился, осмотрелся, махнул ей рукой, но она махнула мне,  чтобы я уходил совсем.
    В субботу, как договаривались,   я встретил её  на вокзале  с четырьмя сумками и мы  приехали с нею в наш район. Прошли на улицу, проходящую вдоль Комсомольского парка, остановились у калитки  частного сектора, уходящего с крутым спуском  в  Мечёткинскую балку. Я понял, что это двор моих знакомых, через который я выводил своих «сокамерников» после «акции экспроприации». Но уточнять я ничего не стал.
   -Ну, всё! -  сказала она, - Дальше я сама! Если хочешь, то завтра к девяти возле «Ударника» встретимся.
-Замётано! – ответил я  и, схватив  её,  чмокнул в щёчку, но сильно прижав к себе в обхват.
      
      В девять часов, а точнее, ещё без пятнадцати, я её уже ждал. Было тепло, стояло буйная золотая осень!
   Она пришла в ситцевом тоненьком платьице с приличным декольте, открывающим чуть ли не весь её четвёртый размер,  с кокеткой, обтягивающей красивый животик спереди и подчёркивающей её прелести сзади. У неё был красивый, подчёркнутый изгиб в талии от спины к нижним округлым формам, что я заметил ещё на работе. Я взял её за руку,  и мы пошли от фонтана к кинотеатру.
-Ты мне скажи, пожалуйста! Как ты оказалась у нас в общежитии?
- Скажу! У вас на автоматической линии тоже есть Таня, тёзка моя! Так вот мы с нею в одной комнате в «Пятьсотвесёлом» живём. Она говорила про тебя, нравишься ты ей, только жалко, что молодой слишком. А хотелось бы, говорит, захомутать такого насовсем! Не скажешь , что я проболталась? Она права! Ты же в армии ещё не служил!  А вот ты мне скажи, пожалуйста, что там за ситуация была, что тебе «зэка» предъявляли претензии за какую-то «мамзель»? - с хитринкой глядя на меня, спросила она.
    Меня очень больно дёрнуло за душу её выражение «мамзель» и я,  вздохнув, даже не знал, что ей ответить. После некоторого молчания я ответил:
- Была замечательная девушка - Лариса, которая всем светила своим присутствием, но неожиданно испарилась в неизвестном направлении. «Зэка», да и не только «зэка», решили, что я в этом виноват… А у неё просто есть другой объект для возлияния своих чувств.
-Ладно! Извини, что затронула твои расстроенные чувства! Ничего! Клин клином вышибают! - с юмором, обнадёживающе, сказала она.
     Только я хотел спросить, не видела ли она этот фильм, который идёт сейчас в  «Ударнике» уже не первый день,  но из  « кодлы»  развязно себя ведущих парней, сидящих на лавочке, кто-то вызывающе высказался, глядя на фигурку  Татьяны:
- Ну и станок!
   Татьяна повернула голову  через плечо  и , иронически глянув на него,  ответила:
-Не с твоим разрядом работать!
    Эта «кодла» от хохота чуть не опрокинула лавочку, а  я подумал:
-Сильна! Надо посмелее с нею, а то не оценит и разочаруется.
  А она тоже слегка хохотнула и сильно сжала мой бицепс, взяв меня под руку. Мне было приятно сознавать, что там было, что сжимать.   
Мы подошли к ступенькам кинотеатра, но Татьяна меня  задержала:
-Ты, правда,  сильно хочешь в кино?
Я глядя ей в глаза, с улыбкой приближаясь к её лицу,  шёпотом сказал:
-Я тебя хочу!
Она хохотнула и, покраснев,  сказала:
-Вот чёрт! Бывает же такое! Наши желания совпадают! Тогда вот что: идём в гастроном, кое что возьмём и пойдём в гости. Тут рядом, возле Комсомольского парка. Место  красивое и люди там путёвые!
-Отлично! – сказал я и почувствовал, как у меня куда-то делась напряжённость от незнания как себя с нею вести. Оказалось всё так просто. Ничего не надо стесняться и надо  быть самим собой!
      После гастронома мы пришли  в  Комсомольский парк, к воздушной карусели, которая была на самом краю  глубокой  Мечёткинской балки . У этой воздушной карусели в стороне этой балки сиденья летали над  балкой, усиливая впечатление, которого не все выдерживали, тем более, что в балке были ещё  дикие заросли деревьев и кустов. У карусели начиналась тропинка спускающаяся на дно этой балки и Татьяна, держась за мою руку,  стала по тропинке  спускаться бочком, так как была на высоких каблуках.  Мы,  спустившись на самое дно, где нас сразу охватила прохлада и запахи нецивилизованной растительности,  пошли по тропинке дальше, как  в  тоннеле из деревьев с желтеющей и краснеющей листвой терновника и вишняка,  чуть на подъём,  свернули влево на другую тропинку и  оказались перед  сплошной деревянной калиткой. Татьяна постучала в неё и послышался приближающийся лай собаки, волокущей за собой по проволоке цепь. Собака мощными лапами ударила в калитку, так что  она дрогнула  и Татьяна,  отшатнувшись, закричала:
-Полёт! Полёт! Свои! Свои! - но собака не успокоилась, пока кто-то её взял и утащил, закрывая куда-то, наверное в будку. Калитка открылась и, мы увидели  хозяина дома, моего знакомого дядю Сашу, который увидев меня и Татьяну, кивнул:
-Здрассте! Заходите! - при этом мельком  глянул на  нашу сумку с гастрономией, со мной он поздоровался за руку.
-Девчата дома, дядя Саша? - спросила Татьяна.
-Дома! Все дома! А ты,  насовсем к нам или в гости!
-Да вот сейчас и решим! - ответила Татьяна, - Где присядем,  поговорим? На улице комаров не много?
-Пойдём на  верхнюю веранду! Там сеткой затянуто всё!
  Я поднял голову вверх и с удовольствием посмотрел на дом! Этот дом был построен на крутом склоне балки и в несколько ярусов с цоколем и тремя этажами над ним.
-Какой красивый теремок, дядя Саша! – воскликнул я.
-Да-а! – довольно засмеялся хозяин, - Я использовал, то, что природа дала!
Татьяна  оглянулась и удивлённо  спросила:
-Так вы знакомы?
-Конечно! –ответил дядя Саша, - Я же у вас в цеху работал зимой и познакомились. Леонид заходит ко мне в гости.
    Когда я  Татьяну с сумками вчера привёз именно сюда, но к другой калитке, которая с проезжей  улицы, то тоже очень удивился и промолчал, о том, что мне знакомы хозяева дома. Просто она подошла  к той калитке, чтобы не тащить сумки через балку.
     К столу пришли две дочки хозяина: одна лет двадцати -Леночка, другая лет пятнадцати -Катюша. Я познакомился с ними, раньше, но почти не разговаривал, так  как в гости меня дядя Саша приглашал, как электрика. И я, сделав дополнительную  проводку, уходил, после небольшого ужина с небольшим наливанием, потому что тогда  жил не в этом районе и был связан с электричкой.   Позже пришла ещё девушка постарше, лет под  тридцать - тоже квартирантка  и, тоже обрадованно,  встретила Татьяну и спросила, решилась ли она переходить на квартиру. Татьяна ответила утвердительно.
    Накрывали на  стол  деревенские харчи Татьяны, которые она привезла вчера. Присели, выпили, хозяин спросил у Татьяны, какую комнату она собирается снимать двухместную на первом этаже, или  «светёлку» в мансарде. На первом этаже, если жить, то можно по-семейному, потому что  она с печкой и плитка газовая в пристройке, а в светёлке, там тепло от проходящей трубы, но готовить там не  на чем,  ежели только на электроплитке и там платить уже по счётчику. Татьяна,  посмеиваясь,  ответила:
-Я женщина свободная, цену свободе я знаю и поэтому не посмею с кем-то спариваться на добровольной основе! Если уж кто-то захомутает так, что  не отвертеться! Буду пока  у вас в светёлке проживать! И дешевле,  и  нравится она мне!
    Хозяин выпил пару стопок, поблагодарил и ушёл к себе в комнату. Татьяна сходила к нему и вернулась за стол:
-Всё! С сегодняшнего дня я живу с вами и отмечаем моё новоселье! Тащи гитару Леночка! – сказала она старшей дочке хозяина.
   Татьяна взяла в руки гитару, заиграла и запела , а девчата поддержали:
Виновата ли я? Виновата ли я? Виновата ли я,  что люблю?
Виновата ли я что мой голос дрожал, когда пела я песню ему?...
  Я тоже пел с ними, а потом пришёл молодой человек, оказалось, муж последней  тридцатилетней дамы, которую звали Ольга,  и,  не присаживаясь, увёл её в свою комнату, которую они так же снимали у хозяина, а раньше, оказывается, они тоже жили в общежитии. То есть  Ольга  жила с Татьяной в Пятьсотвесёлом ,  и сманила её перейти на квартиру, как она в комнату в этом живописном месте,  в живописном  теремке. Я почувствовал, что её мужу не понравилось то, что его жена выпивает без него в чужой компании с участием чужого, незнакомого  парня. Он только  кивком  поздоровался со мной, не познакомившись. Вообще-то, у него не было причин со мной знакомиться, а у меня не было прав пригласить его к столу… Вот такая  получилась неувязка.
       Через полчаса младшая дочка  хозяина,  Катя,  ушла спать, так как ей  надо было  утром на занятия, да она и не пила с нами, а Леночка предложила помочь  Татьяне перенести остатки нашей закуски в  «светёлку». Поднявшись в «светёлку», я был  удивлён  аккуратностью и непритязательностью обстановки комнатки. Диван-кровать, столик перед окном типа письменного,   стол кухонный с посудой и две табуретки. Но над окном был необыкновенный светильник типа витража: на плафоне был нарисован  очень весёлый  Дед Мороз с добродушной  тёплой   улыбкой  и,  выглядывающая из-за его плеча,  Снегурочка с наивными глазами. Я был в  восторге от картинки и спросил у Леночки, кто её рисовал. Она ответила, что рисовал её  старший брат, который сейчас служит в армии, что он лётчик офицер дальней стратегической авиации, как и их отец.
-Теперь я понял, почему вашего кобеля звать Полёт! – сказал я.
-Да! Это папка назвал! – ласково сказала Леночка.
  - У меня такое ощущение, что на улице уже зима и вот,  вот мне кто-то принесёт подарок! – сказал я.
-  Как знать! Может и обломится подарок! - сказала шутливо Леночка, подмигнув Татьяне, но на меня при этом глянула  странно! С ревностью, что ли? Но это я понял лишь гораздо позже!
Я вынужден был признаться, что тоже хочу попробовать полетать, если получится. Для этого  зиму нужно учиться при Обкоме ДОСААФ от военкомата, а летом  заберут на сборы. Я  рассказал девчонкам как я проходил первую врачебно-лётную комиссию и они чуть не умерли со смеху:
     Я не думал, не гадал, что  такое возможно, что я буду летать! На истребителе! Чудеса начались с того, что мне один парень из нашего общежития  Волгоградского Тракторного завода (ВГТЗ) рассказал, что он лётчик, пилот запаса. Я ему не поверил, и он мне показал красный военный билет, где было написано то, что было им сказано. Он мне рассказал, как найти Областной Комитет ДОСААФ(для тех кто не знает Добровольного Общества Содействия Армии Авиации и Флоту), я его нашёл и мне объяснили, какие документы я должен предоставить для поступления на курс обучения по специальности «Пилот-Истребитель». И нужно было пройти ВЛК(Врачебно-лётную комиссию). Это была моя первая ВЛК- мне было 17 лет. Там я познакомился с парнем – Витей Шейкиным, который тоже работал на ВГТЗ и жил в одном из наших общежитий. Он недавно приехал из села и был весьма скромным, стеснительным. На медкомиссии перед дверью кабинета хирурга рассказывали малоприятные вещи. Оказывается  врач-то  пожилой  мужик, но в кабинете сидят за столом две девчонки в белых халатах- практикантки из мединститута и он при них рассматривает мужские принадлежности и спереди  и сзади заставив спустить трусы. Всё что он видит,  говорит вслух, а девочки записывают. Вот ещё чего не хватало! Вот бы с ними местами поменяться! Как бы они себя чувствовали? Мы невесело хихикали перед дверью и заходили в кабинет, как бараны на убой, а вот Витя Шейкин, сельский парень, вообще дошёл до состояния ужаса. Чувствовалось, что для него это вообще непосильно! И вот его очередь… Что там произошло мы узнали в подробностях чуть позже и это стало нашей легендой на много лет!
Витя зашёл, вернее его втолкнули и захлопнули дверь.  Зашёл он, естественно, в одних трусах. Врач задал ему вопросы о фамилии, имени отчестве, дате рождения, ну и так далее… Витя так был расстроен, что отвечал невпопад, и врач даже стал посматривать на него с подозрением на дефективность. Наконец врач сказал ему:
-Пройдите вперёд! - Витя прошёл.
-Станьте прямо! Достаньте пол руками! – Витя решил, что наступило то самое страшное, о чём только что говорили за дверью и он, негнущимися руками, спустил резинку трусов одной рукой, а другой достал свой мужской предмет… Врач от изумления вытаращил на него глаза и повторил:
-Я просил достать пол ру-ка-ми! - Витя бросил резинку трусов, взял и второй рукой свой предмет. Врач растерялся, опять повторил:
-Молодой человек! Да, пол руками!
Витя тоже возмутился:
-А я не руками, что ли?- потряхивая предметом, как черенком от лопаты, но увидел, что девочки,  со смеху,  полезли под стол и до него дошло, что он сотворил. Он вылетел пулей из кабинета, забился в дальний угол,  скорчившись и закрыв лицо руками. Вышел из кабинета хохочущий врач сказал:
-А ну, давайте этого клоуна назад!
Витя закричал:
-Не пойду!!! – и его занесли на руках в кабинет, когда  хохочущие девочки ещё валялись под столом .
Да, порой наши комплексы управляют нами и направляют не в лучшую сторону. А девочки долго не могли настроиться и продолжить писать, срываясь на хохот, доставляя Вите страшные муки.
     Отдышавшись от хохота,
Татьяна предложила выпить за «крылатых» мужчин, чтобы они не улетали совсем, а всегда возвращались. Мы выпили и я запел старинную ещё довоенную   лётную песню, а Татьяна стала подыгрывать :
Они любили друг друга очень,
Хотя и были ещё детьми
И часто, часто порой встречались
И говорили о любви
И часто, часто порой встречались
И говорили о любви!

В семнадцать лет, ещё мальчишкой
Служить он в лётчики пошёл,
Летать всех выше, под звёздной крышей
Себе забаву он нашёл…
   Леночка остановила меня, положив на мою руку свою, горячую руку:
-Не пой,  пожалуйста,  эту песню! Отец её знает и очень страдает, когда слышит её, потому что  она напоминает  ему о его погибшем друге. Леночка,  извинившись, почему-то не поднимая глаза на меня,  ушла и мы остались вдвоём с Татьяной.  Она,  глядя на меня   с напряжённо-испытующей улыбкой  спросила:
-Ну, что нальём ещё для снятия барьера?
Я встал,  подошёл к   ней, обнял и сказал:
-У меня барьера нет,  потому что ты прелесть! - обняв  её, поцеловал долгим нежным поцелуем, опустил руки по её  фигурке ниже пояса и, возвращая их вверх, как само собой разумеющееся стал поднимать  её платье  к  верху…
- Не надо, солдат!  У тебя руки холодные! Я сама! – сказала она со смехом.
    Она достала из сумки постельное бельё, натянула на хозяйскую подушку наволочку с вышитым петухом , застелила, выключила свет потолочный, оставив только приветливый новогодний  витраж . Всё было,  как в сказке… Предо мной была  Татьяна в этом  сказочном потустороннем мирочке и она,  делая вид, что не стесняется, не  глядя на меня,  сняв бюстгалтер,  сунула его под подушку  и, качнув передо мной красивой грудью,  судорожно вздохнув, легла  под байковое одеяло…
-Выключи тот свет тоже…- попросила она
-Нет! Возразил я! С ним просто сказочно! Пусть будет!
- Я Деда Мороза стесняюсь! –  неловко хихикнув, сказала она.
-Мы ничего плохого делать не будем! А ты просто прелесть! Тебя нельзя прятать в темноту!...
Татьяна чуть отодвинулась  к  спинке дивана и я лёг, но страшно был удивлён, ощутив насколько у неё были холодные груди. Я обнял её,  прижал её груди к себе, со смехом спросил:
-Ты свои титечки  в холодильнике держала? Почему такие холодные?
Она ещё больше напряглась и ответила шёпотом:
-Извини! Я очень волнуюсь! Давно с мужиком не была! У меня сердце чуть из горла не выскочит!
Я понял, что сам должен проявить инициативу и всё взял в свои руки. Первая напряжённость  прошла не сразу, но постепенно Татьяна стала ,  как бы оттаивать и я почувствовал настоящую взаимность.
   -Не стесняйся. – прошептал я ей на ушко, - Представь себе, что мы совсем ничего не собираемся делать. Будем спать, как братик с сестричкой.
  - Братик! - прошептала  Татьяна, - А, что у тебя там мешается?
  - Вот возьми и проверь, он не кусается…
    Описать наши эмоции невозможно, да и ненужно. Мы были,  как безумные, а потом на некоторое время потеряли сознание… и задремали.  Очнувшись, я вдруг ощутил рядом с собой чудное тело и, вспомнив, какое счастье на меня свалилось, я обнял  Татьяну и прильнул к её губам. Она спросонья тоже счастливо схватила меня в обьятья и горячо прошептала:
-Боренька! Милый! Как я тебя люблю!..- но тут же вздрогнув, она убрала руки и, отворачиваясь, прошептала, - Какой ужас! Извини !
      У меня наступила  дикая пустота в душе… Сердце у меня,  сначала встрепенувшееся от счастья,  сбавляло и сбавляло частоту ударов и мне казалось, что скоро  совсем остановится.
    Я сел на краю дивана, опустив ноги на половичок и слушал,  как продолжает   « сбавлять обороты» моё сердце.
     Татьяна вздохнув, чужим, ледяным голосом, спросила:
-Ты хочешь уйти?
Тон, которым она спросила, был неестественно  грубым и вызывающим, но в нём слышалось жуткое отчаяние и сдерживаемое рыданье.
-Да! – ответил я.
Помолчав и тяжело дыша, она сказала:
-Я понимаю тебя, но не мог бы ты подождать до утра. Собака хозяев разбудит.
Я молчал и сидел, не зная, что ответить. Татьяна сказала:
-Ты извини, я закурю? Просто сил нет!
-Я сам об этом же хотел тебя просить! – ответил я.
-Закрой глаза! - сказала она.
    Я не закрыл, но смотрел в пол, когда она быстро встала и, накинув халатик,  достала из сумочки сигареты. Мы закурили, и я спросил:
-И кто он?
Татьяна села на край дивана и, вздохнув,  сказала:
-Слишком много тебе придётся рассказать про меня, но это совсем, наверное,  ненужно! Я просто скажу, что этого человека я не видела три года… - по лицу её хлынули слёзы.
     Усмехнувшись я спросил :
-И чего же ты вспомнила  сейчас про него ?
Татьяна,  вдруг зарыдав, облокотилась к себе на колени и, склонив голову,  ответила:
- Потому что я все эти три года с ним спала!
Я посмотрел на  Татьяну, как на помешанную!
Она поняла несуразицу и поправилась:
-Я с его именем  в тюрьме три года спала, пока он в армии служил! Он мне каждую ночь снился! Я из-за него в тюрьму попала! Подружка моя подкралась к нему перед уходом в армию и  последнюю ночь с ним провела, а я уже была беременная и простить ей этого не могла! Я ей сделала  «козью морду». Меня моя беременность могла спасти, я бы получила условно, но сделала аборт  и пошла в тюрьму…  А он вернулся до моего освобождения и они поженились! Но не будет им добра! На  чужом несчастье  счастье не построишь! Вот всё! Суди меня,  как хочешь! Хотя, говорят, за одно и тоже,  дважды не судят!- рыдала Татьяна.
-Это верно! – вздохнув,  сказал я, - Ты отбыла сполна и за своё и за чужое!- задавив окурок, я  нежно, нежно поцеловал Татьяну в губы, а потом в мокрые от слёз щёки.
- Я тебе честно скажу! – продолжила Татьяна, - Я  с тобой связалась, хотя и старше  тебя  я намного, только потому,  что решила, что ту любовь я могу погасить  только с таким,  как ты.  Я понимаю,  что не будет у нас с тобой будущего, но я решилась на такое испытание, чтобы развязаться с той моей любовью. Она уничтожает меня! Прости ещё раз!
      Утром мы шли на работу, как молодожёны, по сияющей, мокрой после поливалок  осенней   улице,  но,  подходя ближе к заводской площади, Татьяна  стала беспокоиться:
-Ну, давай пойдём по разным  сторонам улицы! Не хочу, чтобы обо мне судачили девки!
-Да ты что? В деревне что ли? – возмутился я, - Мне  бы лично было приятно, чтобы меня увидели мои  «сокамерники» из общежития с такой  точёной фигуркой!
-А мне стыдно! Я не знала, что ты несовершеннолетний!
-Я уже совершеннолетний! В январе стукнуло!
-Хорошо отметил? – искоса, с улыбкой спросила Татьяна.
-Хорошо! – с усмешкой ответил я.
-Со своей Ларисой?
-С Ларисой! Но не со своей! – ответил я уклончиво с загадкой.
-Когда-нибудь расскажу… - вздохнув, дополнил я,  и перешёл на другую сторону улицы.
   На работе я делал вид, что мы с нею не знакомы, если приходилось бывать в Заточном отделении. А  домой  в гости я к ней приходил, как она сказала, «через день и каждый день». Мои «сокамерники»  пытали меня изо всех сил, где это я пропадаю без их ведома, потому что у нас был организован  в комнате «общак», то есть питались на  «складчину», а я на «харч» деньги не кидал, потому что готовил для  комнаты и,  так сказать, вёл хозяйственный расчёт: чего и сколько надо подкупить, чтобы в любое время что-то быстро и сытно сварить, привлекая любого на помощь. Несмотря на то, что я их ни разу не подвёл, но сам  часто приходил от Татьяны сытым и не ел  то, что сам готовил.
    Я Татьяне рассказывал о своих «сокамерниках»:

2.
НАШИ ОТКРОВЕНИЯ С ТАТЬЯНОЙ!

 Татьяна была от меня в восторге, а я  просто  перед нею таял. Мне было очень трудно от неё уходить и пока я был у неё, я ей не разрешал одеваться, любуясь на её прелести. Она же  очень стеснялась  Деда Мороза… и всё время хотела одеться. Она тоже откровенно любуясь мной, зацеловывала меня до головокружения. Она  любовалась моими бровями, а на ресницы  мне укладывала по шесть спичек, зализывала языком мои ни разу не бритые усики…  Однажды она спросила у меня, откуда я, только достигший совершеннолетия, знаю все  чувствительные точки у женщины и умею их ласкать и я тоже ей рассказал о своей нечаянной любви: Через дорогу от нашего училища было другое такое же училище Связи и там были поголовно одни девчата. Нам разрешали ходить к ним на танцы, а им разрешали ходить к нам на спортивные соревнования, потому что они хорошо визжали. Я познакомился с одной девчонкой и дело дошло до близости, хотя условия у нас были только на природе. Кое- чему она меня научила, хотя сама была моя ровесница. А вот её научил в детдоме физрук…, который был  неравнодушен к половой зрелости своих воспитанниц, но женатый.
-И как же вы расстались? – спросила  ревниво Татьяна.
-Сначала нам руководители училища  Связи  запретили ходить в гости, потому что один наш урод додумался обокрасть их столовую. Его поймали судили, посадили, но девочкам с нами общаться запретили. Мы с нею встречались, но очень редко, потому что с нею связаться было не просто, а потом она сдала экзамены и их распределили. Она уехала, когда я был на практике уже здесь на Тракторном заводе.
Татьяна, вздохнув стеснительно пожаловалась, что ей в тюрьме душу отводить можно было только воспоминаниями и пальчиком…
        Стыдливо краснея, рассказывала она,
- А,  вот некоторые сокамерницы отводили душу с  «золотой ручкой», а точнее с  «золотой  культёй», как звали одну заключённую, у которой была культя по запястье. Желающие сбрасывались денежными суммами для контролёра, который приведёт её в камеру на ночь,  и для неё отдельно собирали деньги  за работу, чтобы культёй удовлетворить желающих. Иногда были бои и за «культю» и против  неё, так как эти сеансы отрицательно действовали на психику воздерживающихся от сексуальных посягательств сокамерниц. Дело в том, что не все могли в экстазе воздерживаться от сексуальных возгласов и вздохов, на что в общей камере реагировали все по-разному: от хамских комплиментов до сексуальных страданий.
      Татьяна сказала, что она тоже воевала против посещений «культи» и её хотели сторонницы «культи» изнасиловать с её помощью, после чего можно остаться калекой или вообще «в ящик сыграть»,  а она физически победила,  потому что  её   поддержала одна лесбиянка из чувства ревности, так как её сексуальная партнёрша завидовала на  «культю». Вот тогда только она и закурила в тюрьме и до сих пор не может остановиться!
   Всё у нас с Татьяной было хорошо! Мы открыли в заточке Пост «Комсомольского прожектора»! Из двух девчонок – комсомолок и Татьяны, так сказать, кандидатки в комсомол. Она это  стала воспринимать совершенно всерьёз, без иронии. В виду того, что  меня назначили Начальником штаба «Комсомольского  прожектора завода»,  крутился я  «как белка в колесе»  бегая со своими  «прожектористами» и в рабочее время  с ведома начальства и в личное(у меня был свободный пропуск) и пропуск на мой красивый фотоаппарат «Киев-4» с фотоэкспонометром. А фотографом я был с девятилетнего возраста и у меня не плохо получалось  рисовать карикатуры  с сопровождением  хлёсткими четверостишьями на прогульщиков, пьяниц и нерадивых начальников, на что я был уполномочен Парткомом завода, а не только Завкомом комсомола. Мой «свободный» пропуск давал мне возможность ходить на разгрузки вагонов на территории завода, где платили гораздо выше, чем за пределами завода. Иногда я приходил с разгрузки прямо к Татьяне, потому что  к ней было гораздо ближе, чем до общежития. Она удивлялась, что после вагона я был не менее активным в любви, а даже более. Может быть это объяснялось  нерастраченным адреналином, который продолжал выделяться после окончания разгрузки, а скорее всего чувством, которое,  наверное,  называется любовь. Она, лаская меня, называла:  «Мой котёнок!», но мне это не нравилось. Когда я говорил, что отращиваю усы казачьи, то она меня поправляла и говорила: «Кошачьи!»  и говорила в шутку, что из меня получится  хороший котяра!
         Большим удивлением было для Татьяны моё сообщение о том,  что я ещё участвую в репетициях Народного театра нашего Тракторного завода и что у меня там две роли и уже был мой дебют на сцене. Она смотрела на меня с  искренним удивлением, задавая неоднократно вопрос:
-Да кто-же ты? Электрик, фотограф, художник, поэт,  артист, грузчик, комсомольский вожак, воспитатель  «зэков», а ещё будущий лётчик ?
-Ещё добавь, что я неплохой кашевар  и  неплохой любовник!
-Не умрёшь ты от скромности! Но ты прав!
  Татьяна допытывалась, как я попал в Народный театр и я ей рассказал:

3.
«НАРОДНЫЙ АРТИСТ»
       Оказалась у нас в Штабе «прожектористов» девушка одна - Лариса, которая участвовала в Народном Драматическом Театре Тракторного завода при нашем ДК. Ну, и сагитировала меня туда зайти, и представила меня режиссёру: Якову Захаровичу Миркину. Он побеседовал со мной, предложил мне что-нибудь исполнить по памяти и я, не долго думая,  рассказал то, что помнил с раннего детства  с четырёх-пяти лет с пластинки, которую мы крутили не только на патефоне, но и на радиоле. Радиолу   мы имели в хуторе единственные,  потому что в  нашем хуторе,  дворов на триста,  электричества тогда ещё не было. Радиола была на батареях (сухих элементах), которые стояли под столом и занимали места столько же, сколько и радиола…  Так вот с этой самой радиолы у меня кое-что в детской памяти отпечаталось.  Это был юмористический, сатирический рассказ неизвестного мне автора начала  50-х годов – «Гипнотизёр»:
«Гипнотизёр –Фердинанд Д, Жокюлью, человек с длинным лошадиным лицом, на котором многие пороки и наклонность к запою оставили свои печальные следы,  гастролировал в городе «Энн» уже вторую неделю. Вся эта задержка объяснялась тем, что в этом городке ему жилось довольно уютно и неприхотливая публика охотно посещала его представления, которые он устраивал  в городском саду. Вот на одном таком представлении и встретились директор конторы треста «Домашняя птица» товарищ Велепетуев и заведующий по индюкам товарищ Дражжинский. Места их «случайно» оказались рядом. Усевшись поудобнее они приготовились созерцать представление.  Для начала гипнотизёр проткнул свой язык тремя шляпными дамскими булавками образца 19…   затёртого года и обошёл ряды демонстрируя бескровность. Затем гипнотизёр прошёл на сцену, а из первого ряда поднялась  на сцену бледная девица,  с которой гипнотизёр всегда сиживал после представлений в пивной «Дружба». Девица деловито осмотрела его язык, а гипнотизёр объявил, что это для контроля медицины. Затем девица ушла на место, а гипнотизёр вышел на авансцену и громогласно объявил:
-Желающих подвергнуться гипнозу прошу на сцену!
И вот из первого ряда поднялся низенький старичок  в байковой куртке и рыжих валяных сапогах.
-Мы жалаем подвергнуться! Действуй на нас! Валяй!-  сказал он и поднялся на сцену.
-Вы знаете, кто это? - забеспокоился Дражжинский, - Это же сторож с нашей птицефермы! Как бы он под гипнозом чего не ляпнул про нас!
-Да, ну! Он про нас и думать забыл!-успокоил его Велепетуев.   
Гипнотизёр усадил старичка в кресло, спросил его имя, фамилию и занимаемую должность.
-Сторожем я служу на птицеферме! А зовут мене Никита Борщёв! Так и пиши!
Гипнотизёр записал  и приступил к сеансу. Магическим голосом он стал отдавать Никите команды:
- Вы-ы  должны- ы  мне-е подчиняться!!!  Вы-ы  должны-ы   меня-а-а-а    слушаться!!!  Вы-ы должны-ы спа-а-ать!!!  Вы уже-е спи-ите! Вы спи-и-те! Спите! Вы уже не сторож вашей птицефермы, а директор всей вашей конторы! Вот вы приходите на работу…. Что вы видите? Говорите! Я вам приказываю! Говорите!
И Никита проникновенно заговорил:
-Десять часов, а в конторе никого нету! Эх, и распустил же службу товарищ Велепетуев! А ему бы что? Только по кабинетах штаны просиживать, да по командировках раскатывать! – Велепетуева передёрнуло, Дражжинский, не выдержав хихикнул.
-А заместитель его по индюкам – Дражжинский! - продолжал Никита, - Да он же, слободное дело, вутку с вороной перепутает! Ведь он же корму-то индюкам не запас – они и подохли!
Дражжинский испуганно вскочил с места и обратился к гипнотизёру:
-Товарищ гипнотизёр!  Товарищ гипнотизёр! Это не правильно! Я писал в трест! У меня есть бумажка! Разбудите же его!
   Вокруг закричали:
-Не будить! Не будить! Пусть выскажется-а-а!
А Никита продолжал:
-Не надо меня будить! Когда надо будет,  я и сам проснусь! А кому, намедни, двух пекинских уток упёрли? Велепетуеву! А почему сторожам до сих пор полушубки не выдают? Зима на носу!
Велепетуев и Дражжинский красные, растерянные торопливо пробирались к выходу,  а вслед им нёсся голос Никиты Борщова! Какая-то женщина в цветистом платке из заднего ряда тянула руку:(дальше я уже пропарадировал голосом  под женщину)
-Товарищ гипнотизёр! Товарищ гипнотизёр! Как Никита выспится, дай мне поспать! Я как засну – я за курей! За курей! Я всё скажу, что у меня на душе накипело! Всё!
Цирк бушевал!»
Я своим выступлением прямо-таки сорвал аплодисменты с овациями… Все хохотали, а режиссёр – до слёз,
-Хорошо!   - отдышавшись сказал он, - Без сомнения вы  нам подходите!
Он предложил мне попробовать роль в спектакле, который был на подходе. Взял я роль, но задача моя заключалась не только выучить слова и отрепетировать мизансцены, то есть согласованные действия с другими действующими лицами, но даже отдельно расписать своё отношение к этим действующим лицам, то есть,  как я их ощущаю, как будто бы знал их давно, чуть ли ни с детства, и это описание представить ему – режиссеру. Если он будет не согласен с моим восприятием того или иного лица, то он меня поправит и готов поспорить! А,  если  я буду не согласен, то  я должен иметь в виду, что последнее слово за ним! Я согласился, написал, примерно за неделю всё, что о ком я думаю. Я думал, что все артисты так же описывали, как и я, а,  оказывается,  у других с этим были проблемы. Могли рассказать на словах, что они думают о других ролях действующих лиц, но описать не могли, либо описывали очень скудно, неверно выражая даже собственное ощущение этой роли. Режиссёр собрал нас и попросил меня зачитать при всех.
Я  очень волновался, стеснялся, ещё не зная коллектив, думал, что меня сейчас будут критиковать, но режиссёр меня ставил в пример и мне было неудобно перед  артистами, которые уже знали, что такое сцена и по возрасту я был пожалуй самый молодой. Мне казалось, что я выгляжу выскочкой, но режиссёр так активно приводил в пример моё восприятие, что я бы даже сказал – агрессивно, диктаторски настаивал, что бы было именно так, потому что он сам имел в виду именно это, что, вроде бы как, я изложил то, что он мне поручил для всех, хотя таких подробностей он со мной не обсуждал. Я только зачитал ему наедине свою писанину, а он собрал весь коллектив и заставил читать для всех.  Мне эта позиция понравилась, потому что на самом деле меня могли посчитать выскочкой и соответствующе ко мне отнестись. А так – вроде бы я выполнил его поручение. Чуть попозже режиссёр дал мне ещё одну роль для страховки ненадёжного артиста, который иногда уезжал в командировки.  Наконец-то , премьера! Как я волновался! Я не был прирождённым артистом. На меня зал действовал очень отрицательно.  Мне приходилось  включать даже мужество  и голос у меня почему-то звенел совершенно не естественно,  и лицо было напряжённым, хотя говорил и делал всё правильно. Это было заметно только тем, кто знал меня раньше. А мне пришлось пригласить на спектакль своих  «зэков»  с которыми я жил в своей комнате в общежитии.

    Так вот,  я пригласил их на мой дебют в новом  спектакле. Они аплодировали стоя! Аплодировали мне! А вообще-то они были первый раз в театре, за исключением одного ленинградца – неоконченного студента, который сел в тюрьму за то, что с другом студентом пытались продать иностранцам  атомные секреты из своего  физико-технического института. Он судил обо мне менторски и сказал, что у меня есть большое будущее! И даже посматривал на меня как-то с недоверием, что  это был на сцене тот самый «коммунист» с которым они на кухне варят супы и жарят картошку с мойвой! А потом за ужином «расчехляют»  поллитровочку «по-братски»….
            Они тоже были в восторге от моего дебюта, хотя сам я никак не мог оценить свою «игру» положительно! А ещё… На спектакле была моя… Да нет! Не моя! Школьная моя любовь -  Нинка из Цимлянска, которая приехала в Волгоград поступать в Политехнический институт на химический факультет и, поступив, осталась учиться. Я, когда был в отпуске дома, она была в Волгограде, сдавала экзамены, а я оставил адрес своего общежития её родителям. Она прислала открытку и сообщила, что поступила в «Политех». Я на её адрес послал пригласительный на мой спектакль,  и она приехала с сестрой. Мне с нею не дали пообщаться  мои «сокамерники» и девочки из «Пятьсотвесёлого» . Поблагодарил я их за то, что приехали на мой дебют, видя их восторженные взгляды, я тут же извинился, потому  что меня обнимали перед ними другие.
   А вот Эдик Золотарёв после этого стал меня называть «народным артистом» и я его никак не мог переубедить, что  это звание, которое присваивается Правительством! А я просто артист народного театра ВГТЗ, каких много.
-У нас ты такой один!-сказал Эдик. Этому было продолжение такое: Когда я ушёл на полёты, то Эдик сделал на заводе красивую мемориальную титановую плиту  с надписью:  «ЗДЕСЬ ЖИВЁТ НАРОДНЫЙ АРТИСТ КРУПАТИН ЛЕОНИД» и пытался повесить её  на стене у входа в общежитие. Ему это не позволила комендантша и он договорился, что эта плита будет стоять у вахтёров на столе при  входе в общежитие. Я потом об этом узнал случайно, когда  стал летать на аэродроме ДОСААФ в Средней Ахтубе.

4.
СЕСТРЁНКИ!      
Я стал приглашать на наши спектакли Татьяну и сестрёнок – дочек хозяина. После этого они  меня боготворили.
В общем, у меня дела шли с восторгом! Я был на пике своего счастья! Меня приняли кандидатом в члены КПСС, хотя мне было всего 18 лет . Мне присвоили четвёртый разряд и я стал соответствовать сложности оборудования, которое уже обслуживал! У меня самая, как я считал, красивая девушка, которую не назовёшь девчонкой. У меня друзья, которые со мной в огонь и в воду! А ещё…
  А ещё, ко мне в отсутствие Татьяны, вдруг исподволь, не нагло, но всё настойчивее стала уделять внимание Леночка- старшая дочь дяди Саши. Однажды даже сказала:
-И надолго тебя хватит с этой старухой? - таким тоном сказала, как будто ждёт своей очереди с нетерпением.
  В общем-то, она меня оскорбила и Татьяну, но я сдержался, хотя хотелось ей сказать, что,  несмотря на то, что Татьяна старше её на пять лет, но есть,  на что посмотреть, в отличие от тебя, у которой, кроме молодости ничего нет! Понятно, что ей всего двадцать лет, ну есть какая-то миловидность, она такого же роста,  как и Татьяна, но она была бесформенная. Формы у неё были везде, где положено, но всё как-то  «недокачано». Не худая, но  не аппетитная, хотя глазки стреляли чувствами, но с примесью зависти и какой-то стервозности…   Ко мне и сестрёнка её Катерина, пятнадцати лет всё время приставала, но по-детски, рассказывая мне стишки, упражняясь, так сказать в сценическом искусстве, хотя я сам в этом был не «дуб, дубом», но знаком поверхностно. Но после того, как она меня увидела на сцене, я для неё стал непререкаемым авторитетом, и она стала называть меня «маэстро». А вот Леночке эти приставания сестрёнки не нравились и она её даже прогоняла на правах старшей. Катерина была фигурой видимо в мать, крепкая, как бы «накачаная»,   и чувствовалось, что сестра завидует её формам. Мать у них была довольно больная, полная женщина и Леночка чувствовала себя ответственной за всё семейное хозяйство и командовала Катериной вместо матери, а та, проявляя подростковую независимость, отвечала ей грубо, и они из-за меня ругались. Но это было в отсутствие Татьяны и я старался без Татьяны у неё на квартире не бывать.
   Меня  как-то тоже подзадоривало, то, что я пользуюсь таким успехом, но голову не терял, хотя элемент тщеславия присутствовал. Но за всё надо платить…
     Беда караулила зарвавшегося птенца в том месте, где её не должно было быть! И беда была страшная.
ВСТРЕЧА СО «СЧАСТЬЕМ»!

         В декабре мы были во второй смене и меня перед обедом увезла скорая помощь, так как я  совершил аварию и был сильно обожжён вольтовой дугой… Это было в декабре  в шесть часов  вечера перед обедом который во второй смене бывает с семи до восьми часов вечера. Там сгорели  мои брови и ресницы, но не любовь Татьяны.
      Это случилось в первый год моей самостоятельной работы  электромонтёром автоматических линий в цехе Сварных Рам Волгоградского Тракторного Завода. Я закончил училище с присвоением третьего разряда. Быстро освоился на работе, показал себя и меня перевели на работу особой сложности - по обслуживанию трёх автоматических линий с присвоением 4-го разряда. Ну, конечно в таком возрасте элемент самоуверенности вплоть до зазнайства присутствовал. Работая во второй смене, вечером перед обедом, где-то в 18.30 часов я сделал по неосторожности  «короткое замыкание» на линии 380 вольт, в том месте, где нагрузка была очень большая и замыкание перехлестнуло на три фазы, так что выбило защиту на подстанции не только нашего цеха, но и соседних: цеха Шасси, Трансмиссии -1, Трансмиссии-2, которые находились с нашим цехом под одной очень длинной крышей. Помню невероятную тишину от того, что остановилось оборудование,  из- за грохота которого в рабочее время не было слышно собственного голоса. Полная темнота и в глазах стоит вспышка. Вспышка  «вольтовой дуги» фактически длится доли секунды, но температура её тысячи градусов – металл горит брызгая в стороны  раскалённой слюной!.. Сразу я забеспокоился о глазах. Схватился за глаза… Их нету! Ресниц, бровей, самих глаз я не ощутил, только впалые глазницы и всё это очень, очень сухое… Мелькнула жуткая мысль, что это мои глаза стали такими!   Я рванул ногтями по щекам, что-то треснуло и один глаз открылся, я рванул сильнее по второй щеке и так же треснув, открылся второй глаз. То есть, веки были спёкшимися от температуры. В центре продолжала стоять вспышка, а боковым зрением  я видел, что валяется на полу и горит трёхфазный аппарат, который  сорвало со стены страшным взрывом от короткого замыкания, благодаря «моим стараниям». Ко мне бежали люди со спичками,  с зажигалками. Подбежал энергетик:
-Ты как!? Глаза целые?
-Целые… - и я почувствовал, что у меня начинают гореть болью мои губы и  кожа на поверхности кистей стала сокращаться и  кисти стали пытаться загибаться в обратную сторону. Воздух был наполнен каким-то палёно-сладковатым запахом и я сообразил, что  это «моё жареное мясо» так воняет…
-Сам дойдёшь до медпункта?- спросил энергетик.
-Дойду! – ответил я и пошёл, натыкаясь в темноте на людей, потом  адская боль стала «накрывать» меня, как будто меня опускали в кипяток, а я ничего не мог сделать и я бежал, сшибая в темноте людей.  Не помню, как я поднялся на второй этаж  длиннющего коридора, где примерно в середине его был медпункт. Помню, что у меня по  пути разгорелись тлевшие рукава и я их тушил разминая руками с потрескивающей от сухости кожей.  Пролетев этот коридор весь,  я  упёрся в его конец и заорал:
-Где медпункт!?
Мне сказали, что я его проскочил и я рванулся  назад и, наверное,  опять бы проскочил мимо, но открылась дверь сбоку и вышла бабулька  в белом халате с керосиновой лампой.  Я подбежал к ней и засунул её назад в кабинет, а она, увидев мою страшную рожу, чуть не упала вместе с лампой.  Она пыталась меня усадить на стул, но я лез к зеркалу. На моей черной роже были белые  царапины от моих ногтей, когда я открывал запёкшиеся глаза и содранная чёрная шкура  бескровно висела лентами у меня на щеках.  От бровей и ресниц не было даже намёка. Меня колотила какая-то беспокойная мысль, что я должен что-то быстро делать, чтобы уйти от этой жуткой боли! Бежать!!! Но куда? Я же прибежал! И я заорал на бабку:
-Ну, делай же что-нибудь !
-Сейчас, сейчас… трясущимися руками она поднесла ко мне ванночку с розовой марганцовкой и стала протирать мне лицо. От тёплой воды мне стало ещё больнее! Я заорал:
-Спирт есть?
-Есть только для инъекций, для ожогов нельзя…
-Можно, вовнутрь!!!,- орал я.
Бабка взяла со стола флакончик со стеклянной пробкой, но я выхватил его, вытряхнул в стакан, выпил и  кажется запил из под крана, а потом стал мочить лицо из под крана, потом руки  по самые локти, потому что  злое пламя  «вольтовой дуги»   залезло и в рукава. Горело лицо, шея, руки, сильнее всего горели губы… И я полоскал и полоскал холодной водой сгоревшие места, а бабка за моей спиной лепетала, что нужно марганцем обеззаразить. Послышался за окном вой скорой помощи и в кабинет зашёл врач с медсестрой. Они пытались у меня выяснить,  где моя раздевалка и где мой пропуск. Я орал на них, что там света нет, а без света там делать нечего.
Они возражали, говорили, что в рабочей одежде и без пропуска меня нельзя везти в больницу. Я сказал:
-Давайте  подъедем к цеху на вашей машине, потому что по коридору полкилометра в темноте это невозможно!!!-это я всё орал, потому что объяснять им эти глупости было выше моих сил…
Меня повели на улицу… У меня колотились друг о друга колени ног, сводило от боли судорогой, мы вышли на улицу и….Что это!!!??? Что случилось??? Боль …. Пропала!!! Её нет вообще!!! Какое это СЧАСТЬЕ!!! Вам простым смертным такое счастье испытать не дано! Мороз на улице забрал всю боль!!! Это было шестое декабря 1965 года. Я испытал НАИВЫСШЕЕ СЧАСТЬЕ КАКОЕ ТОЛЬКО ВОЗМОЖНО ИСПЫТАТЬ ЧЕЛОВЕКУ! У меня были ожоги всех степеней. От моей отвёртки, которой я сделал короткое замыкание нашли только ручку. Отцовские часы «Победа» на моей руке тоже пострадали – стекло сплавилось со стрелками. Но я их до сих пор ношу после замены стекла и стрелок. А в больнице меня звали Поль Робсон. Был такой американский певец – негр  с круглым широким  очень чёрным лицом и очень пухлыми губами. Таким был и я в течение полутора месяцев. Но это всё мелочи по сравнению с тем Счастьем , которое мне пришлось испытать  6-го декабря 1965 г. в 19 часов вечера на Волгоградском Тракторном заводе.(На фотографии опубликованной перед прозаической миниатюрой "Мой первый полёт" я поднял в самолёте руку и на ней видно то место, где сгорели часы).Когда меня посадили в Скорую помощь, у меня опять стала подниматься волной адская боль, а к машине снаружи  кто-то подбежал и стал стучать в дверцу. Врач выглянула и, увидев за окном Татьяну, спросила у меня:
-Это жена?
-Нет!!!- заорал я, - Поехали!- я не мог допустить, чтобы она видела меня таким.
  На проходной тоже бдительная вахтёрша попыталась сличить мою обгоревшую «морду»  с фото на пропуске, но я так заорал на неё:
-Что!? Угадала!? Похож!?  - что вахтёрша  мгновенно отдала пропуск врачу,  и мы поехали. Я дорогой клялся, что буду ночевать в сугробе возле больницы, но пока доехали,  повышенная доза обезболивающего стала действовать и даже, когда меня поместили в палату, я вспомнил, что не попал на обед, так как случилось это перед обедом второй смены в шесть часов вечера. Дежурная  сестра сходила в столовую и принесла мне тарелку каши залитой молоком. Меня попытались кормить, так как руки были забинтованы бинтом пропитанным жутко вонючей мазью Вишневского. Я попытался разинуть рот, но он открывался с треском лопающейся на щеках обугленной кожи и по щекам потекла лимфа с сукровицей. Я взял ложку сам и, роняя её многократно, всё-таки съел кашу сам. Ночью ко  мне  «пришли петухи»! Не знаете, что это такое? Это ещё одно жуткое испытание для того, кто поймал глазами вспышку вольтовой дуги от сварки или от вспышки короткого замыкания, как я. Ещё это называют «пауки в глазах ползают»!  Да какая разница? Но на это не действует  обезболивающее, а только альбуцид и только вовремя закапанный. А я отвлёкся жуткой болью, перевязками, ужином и началась у меня «свистопляска» с глазами на всю ночь, а потом  стал обезболивающий отходить и «накатила» боль от ожога… К утру успокоились мои «петухи», уползли  «пауки», дали мне ещё обезболивающий. Только я заснул, как начался обход и его начали с меня, так как я был очень «тяжёлый». Ожоги были всех степеней тяжести.
Я на встрече с Высшим Счастьем
Испытал его предел!
А за что сия награда?
-Знал Несчастия  удел!..

Не познает Счастье тот,
Кто несчастье не узнал!
Не оценит полный штиль,
Кто не знал «девятый вал»!

Относительно всё в жизни!
Помнить  нам всегда полезно:
Кто забрался на вершину,
Знай, что рядом где-то бездна…

Коль тебе, взбираясь в гору,
Время было озираться,
То назад, скорей всего
Быстро будешь кувыркаться!

Не грешу я фатализмом,
Только наша жизнь – тельняшка!
Ведь  за беленькой полоской
Сразу следует «черняшка».

Острожен будь взобравшись
На вершину пика Счастья!
Знай внизу тебя «пасут»
Катаклизмы и ненастья!

Часто  головокруженье
Возникает наверху!
Коль забыл земные беды,
Значит помни – быть греху!

     Однако, скажу, что из моего выпуска я был пятым по счёту "поджаренным", но самым страшным!
    Я тогда жил в общежитии Тракторного завода на ул.Днепродзержинской, потому что дом мой родной был в г.Цимлянске Ростовской области, где жили мои мама, бабушка и сестрёнка младше меня на 14 лет. Она появилась, когда я её уже перестал ждать, а когда ей исполнился годик, утонул наш отец в Цимлянском море на рыбалке и пришлось мне в 15 лет после восьмого класса идти на «свои хлеба», приобретать специальность. Естественно, я им не сообщал о том, что со мною случилось и полтора месяца отлежал в бинтах с новой кликухой –«Поль Робсон». Молодые могут не знать этого популярного послевоенного американского певца негра с круглым чёрным лицом друга Советского Союза. Вот таким  был и я, но только я с трудом держал ложку в руках забинтованных и пропитанных мазью Вишневского и, если открывал рот, чтобы засунуть ложку, то кожа на щеках трескалась и текла лимфа...

6.
   ПОСЕЩЕНИЯ И ЛЕЧЕНИЕ С НАЛИВАНИЕМ! ОКСАНА.

    Больным носили из дому харчи, а мне носить было некому, потому что я передал Татьяне, чтобы она не ходила ко мне. Я не мог показаться ей в таком виде. В виду того что больным носили своё домашнее, они плохо ели в столовой и отдавали мне, а я плохим аппетитом не страдал несмотря на мучительные боли и перевязки. Ещё мне лечащая врач сказала, что мне не мешает попить пива для повышения гемоглобина и даже можно красного вина, но если будут мне приносить вино, то, чтобы я отдавал медсестре, а она мне будет наливать перед столовой. Потому что, говорит, мы одному разрешили, так он допивался до того, что бинты срывал и дебоши устраивал.
          Ко мне приходили мои «сожители» по общаге,  по одному, по два, а в выходные иногда и по несколько человек и приносили с собой винцо, которое мы с ними во время встречи и «оприходовали». У меня в общежитии оставались небольшие деньги (36 рублей) и я попросил своих «сожителей», а они называли себя «сокамерниками» чтобы они взяли у меня в тумбочке деньги и по возможности приносили мне пиво в бутылках. Они немедленно это исполнили за свой счёт и я  после свидания с ними  шёл в палату с сеткой бутылочного пива. Признаюсь, я тогда пиво не очень уважал. Иногда, когда от неравномерного питания в общежитии у меня острой болью схватывал желудок, то почему-то у меня возникала потребность выпить пива. Я выпивал кружку пива и боль проходила. Как это объяснить я не знаю. А мне тогда было 17-18 лет, а   своё девятнадцатилетие  я встретил и отметил в больнице со своими «сокамерниками», Татьяной  и девчонками из женского общежития –«Пятьсотвесёлый» , потому что обгорел я 6-го декабря 1965 года, а в больнице лежал полтора месяца. Я сначала запрещал моим друзьям брать с собой ко мне в гости девчонок из общежития «Пятьсотвесёлый», потому что стеснялся своего вида, но они всё-таки привели их ко мне и девчонки тоже взяли надо мной шефство. Татьяна пришла ко мне сама, не дожидаясь моего согласия на другой же день после аварии. А потом  привезла из дома гусиный жир для ускорения восстановления моей кожи. А однажды она пришла с сестрёнками - дочками хозяина квартиры Катюшей и Леночкой… Они, увидев меня прослезились, а мне перед ними было очень неудобно. На мой упрёк Татьяна сказала, что не смогла  им отказать. Девчонки очень сокрушались, что сгорели мои усики, так и не узнавшие бритвы и мои ресницы, на которые они  укладывали по шесть спичек… А я уже смирился с мыслью, думая, что моё лицо после ожогов будет со шрамами. Но видимо пиво моих друзей-«сокамерников»  и гусиный жир с любовью Татьяны имели чудодейственную силу. Только на левой руке, где сгорели часы отца «Победа», было несколько лет незагорающее  на солнце пятно. На фотографии, где я сижу в самолёте «Як-18», подняв левую руку, запрашивая разрешение «Вырулить на взлётную!» видно этот шрам.
     Однако было ещё одно посещение, которое я запомнил на всю жизнь…  Был в нашей комнате УДО Коля Питерский (погоняло). Он не жил с нами, а только числился. Где-то он проживал с сожительницей. Даже такая «вольница» была в то время у УДО, пока не сделали для них Комендатуры, типа гетто.
   Однажды вечером, перед Новым годом мне передали в мою ожоговую палату, что ко мне пришли, хотя время для посещений уже заканчивалось. Я спустился и увидел Колю Питерского, который у меня ни разу не был, а с ним была какая-то девушка в зимнем пальто с воротником из чернобурки. Из под шапки, тоже из чернобурки, выглядывала тёмно-рыжая чёлка, а из-под неё любопытные глаза. Очень любопытные и знакомые!
Я подошёл, поздоровался словами, так как руки у меня были все в бинтах, пропитанных мазью «Вишневского», а лицо распухшее и чёрное с трещинами, с глазами как у Будды.
- Да вот, Оксана, попросила меня проводить к тебе… - сказал Коля, как-бы оправдываясь.
   Я, присмотревшись, узнал эту самую Оксану с хорошим макияжем, который делал её просто красавицей.
Мне было очень неприятно, что она меня видит таким, а она ещё, отступив от меня сказала:
-Фу! От тебя какой-то тухлой рыбой воняет! Ну, что? Отлетался? Космос прощай?  Это был сказано с  почти злорадной ухмылкой.
Да не почти! А со злорадной!
- А ты для чего пришла? Позлорадствовать? – спросил грозно я и злобно глянул на Колю.
- Я тут ни при чём. Я вообще не знаю какие у вас отношения. Меня попросила девушка и я не смог отказать… - мямлил Коля.
- Молодец! – сказал я, - Валите на свежий воздух!
  Я ушёл с очень тяжёлым чувством.
Где-то в марте я встретился с Колей на лестнице общежития. Он уходил, а я пришёл. Мы мельком поздоровались,  и я хотел идти дальше, а Коля меня окликнул:
- Лёнь! Ну у тебя и подружка! – и, помотав сокрушённо головой, он пошёл дальше. Больше я его не видел, но слышал, что его опять отправили реально в колонию, за то, что он избил сожительницу. Вот и всё! Да нет! Не всё... Мы с Оксаной встретились через пятьдесят лет в Интернете, но она хотела приехать ко мне в гости в Москву, когда узнала, что я работаю адвокатом! Я отказал и сказал, что если она приедет, то угощу её "ромовой бабой"!

7.
ХИРОСИМА С НАГАСАКАЮ ВМЕСТЕ! сексъюмор.

   В 1964-м-1967-м годах я работал на Волгоградском Тракторном заводе и жил в молодёжном общежитии. .Дело в том, что тогда наша Партия и Правительство решили выпускать из тюрем УДО (условно досрочно освобождённых) желающих работать на стройках народного хозяйства. Естественно, как всегда до конца это не было продумано и этих УДО стали расселять по молодёжным общежитиям. Например, в комнату на шесть человек селили пять зэков и одного коммуниста для надзора и воспитания. На нашу комнату не хватило коммуниста и поселили меня-комсомольца семнадцати лет, не думая о том, что меня самого могут перевоспитать эти пятеро уголовников. Мои «сокамерники» отреагировали на этот факт положительно и сказали, что,  несмотря на то, что я комсомолец, они мне дают «погоняло»: «Коммунист!», чтоб не было дискриминации.   
   Коля «Питерский» и Лёша «Шило» почти постоянно проживали у сожительниц и два места у нас  пустовали.
    Вернулся я из больницы, а  в нашу комнату на временно свободное место поселили «дедушку»- ветерана четырёх войн: Первой  Мировой, Гражданской, Финской и Великой Отечественной. Полный Георгиевский Кавалер за Первую Мировую войну, Герой Советского Союза за Великую Отечественную, Именное Оружие за Гражданскую войну и море других наград.  По рождению и душе своей – казак Донской, но с очередной женой у него «нескладушки»  получились. Он всё хозяйство  бросил в селе и вспомнил о том, что у  него родное Государство ещё ходит в должниках. Поселили его временно в нашу комнату и месяца два он у нас прожил, много кое-чего интересного порассказав про жизнь и видных командиров, с которыми пришлось ему отстаивать советскую власть. Спрашивали мы у него за бутылкой, пока был трезвый, доволен ли он тем, что завоевал. И он отвечал:
-Ребяты! Хрен редьки не слаще! Тогда были одни буржуи, теперь другие! Но те понятие о чести имели, культурные, благородные  были, умные! А сейчас умных боятся! А вдруг как обойдёт на дистанции! Подножку ему и в кювет!
После третьей стопки он поднимал руку кверху и кричал:
-Пики к бою! Шашки вон! Вперёд по бабам! Это единственное наше счастье! Только баба хорошая может сделать тебя счастливым, а остальное   …ня! Ребяты! Ешьтя лучок! Лук лекарь от сорока недуг! Девок любить будете до гробовой доски!
Он был 189… какого-то года рождения. В 1914 году он несовершеннолетним пошёл на войну За Веру,  Царя и Отечество, приписав себе лишних два года.  В общем, в 1966-м году ему было за семьдесят, но он ходил стройно, выпятив грудь. Он брал с кровати байковое казённое одеяло, ему разрешали вахтёрши выносить его, чего не позволено было нам. У нашей общаги ждала его  «девушка»  возрастом лет за сорок, с сумкой пригруженной разными вкусностями и они ехали с нею отдыхать на «Алюминьку»- наше старое районное кладбище вблизи Алюминиевого завода, где  на старых участках  дед  знал красивые заповедные  безлюдные места. Мы замечали, что девушки были даже разные, с которыми он устраивал такие рандеву. Как он их находил, или они его находили – «секрет военный», как он отшучивался на наши вопросы. Со мной дед был более разговорчивым. То ли потому что я был тоже казак и тоже с  Нижнего Дона и знал факт «расказачивания» не понаслышке и факт переселения нас при затоплении водами Цимлянского моря. Или   потому,  что я был в комнате единственный не судимый.
     Однажды мы с этим дедом-Героем выпили на двоих и он разоткровенничался  о женщинах, чего раньше с ним никогда не было!
  -Спрашиваешь, где я таких бабёнок нахожу? А я их не таких нахожу. Я их такими делаю. Гляну на иную – из  себя ничего, а глаза потухшие! Вижу, что ни себе,  ни жизни не рада! Вот  к  такой, которой скорая душевная помощь нужна,  я и начинаю подход и зажигаю в ней искорку. А зачем я буду под ногами мешаться той, с которой от счастья искры сыплются. Я ей не нужен! Ещё и посмеётся! А вот из  угасшей от передряг,  сделать опять женщину, да такую, что аж сам удивишься это не каждый может! Напомнить бабёнке, что она цветок, а не веник для мусора – святое дело! Как раскочегаришь ей душу и сам удивишься! Это ж не баба и не женщина! Это Хиросима с Нагасакаю вместе! Убежит она конечно со временем к тому, кто помоложе! Потому что такую, что изнутри сияет, любой поднимет! Ну, что ж - не жалко! Пусть мой костёр кого-то согреет! Я не в обиде! Всё равно она меня  с добром вспоминать будет, да и я согрелся у того костра! К этому надо быть готовым… Лишь бы не погасил тот  костёр какой хмырь поганый! А я не последний день живу! Разожгу новый! Я не жадный! Меня ещё на многих хватит! Пики к бою! Шашки вон!
    Подолгу мы засиживались с дедом-казаком и я ему тоже много рассказал о своём детстве, да и о настоящем. Объединяла нас с дедом любовь к Дону и донскому раздолью! Дед знал те пароходы, которые приставали к нашей пристани «Нижне-Курмоярской». Знал дед и те красивейшие и богатейшие места, которые оказались на дне Цимлянского казачьего моря. Дед однозначно этот факт считал продолжением «расказачивания».  Ещё нас объединяла любовь к луку! Я рассказывал:
- Мне было девять лет. Я был в третьем классе. Зимой мы строили снежные крепости и воевали улица на улицу. Пришёл я однажды домой до нитки мокрый. Бабушка устроила мне «концерт», но я уже был с температурой. Тем, что я намок, меня не свалишь – не впервой! Но у меня была высокая температура. Вызвали врача и он определил у меня скарлатину с  изоляцией в инфекционное отделение. Я лежал больше недели ничего не ел, только пил. Родители плакали за окном, даже отец, но я только пил и ничего не ел! Это было первое моё заболевание в моей жизни. Больше я ничем не болел и про грипп мы тогда не слышали. Однажды ночью я проснулся от того, что мне смертельно захотелось есть! Но именно лук с чёрным хлебом и с солью!
Может быть,  это сработало завещание моего земляка фельдшера, который принимал меня во время родов. А рожала мама меня очень тяжело и на свет меня вынули в конце третьих суток альтернативно: спасать мать или меня! Но после хорошего шлепка фельдшера Фёдора Ивановича (Царство ему Небесное  и Светлая Память), я заорал и сказал, что жить буду вместе с мамой! Он был тоже, как и мы выселен из нашей станицы Нижне-Курмоярской добровольно-принудительно в виду затопления Цимлянским рукотворным морем нашей золотоносной донской поймы. Он при встрече мне часто говорил:
-Лёник! Ты кушай лучок с чёрным хлебушком и болеть не будешь!
Я очень сильно не увлекался, но кушал лук. Конфет после войны было мало и бабушка для меня пекла в духовке лук и тыкву. Это было очень вкусно. Какие они были сладкие!
  И вот  ночью в палате инфекционного отделения я захотел лук с чёрным хлебом смертельно!. Я поднялся среди ночи с постели и,  шлёпая босыми ногами по полу, пошатываясь от слабости, вышел в коридор и очень напугал дремавшую татарку няню, которая часто ругалась страшным ругательством: «Ёкарный бабай!». Я попросил чёрный хлеб и лук с солью!
-Ах, ты, ёкарный бабай!- запричитала она.
  Она заставила меня лечь в постель, побежала в столовую и принесла мне хлеб с солью и лук, но я заплакал и попросил чёрный хлеб, а не белый! Плакал, наверное,  от слабости, потому что раньше этого не было. Нашла она с большим трудом чёрный хлеб и я, успокоившись, дрожа всем телом, съел лук с хлебом. Это было первое моё спасение луком! Няня «ёкарный бабай» каждый день мне давала свежий репчатый лук.
   Рассказал я деду-казаку о работе «Комсомольского прожектора». Пожаловался, как тяжело выруливать между Парткомом, Завкомом и начальством! А он сказал:
-Это всё белыми нитками шито! Они чужими руками хотят  жар загребать! Они вам поручают то, за что сами зарплату получают! Они же не могут друг с другом кусаться, потому что им из одной кормушки питаться. И потом! Сегодня он над ним, а завтра наоборот! И подставляют вас! Потому что так, как пишется  в газетах и всяких постановлениях, никогда в натуре не решается! Это пишется для нас, а для них – между строк! Вот я бы тебе этого трезвый не сказал, а сейчас я тебе скажу! Вот возьми и представь себе порнографическую картинку. Мужик и баба в соитии! Представил? А теперь возьми любую газету, кроме «Спорт», хотя тоже подойдёт! И читая любой заголовок статьи из газеты, приставляй его к этой порнографии! Вот давай! Читай заголовки!
  Я беру газету и читаю:
-«Съезду партии – ударные темпы!», «Ускорение – значит качество!», «План будет перевыполнен!», «Образец трудолюбия!», «Моя мечта сбылась», «Чувство напряжённой работы!»  « Заботясь о будущих поколениях!», «Даёшь сверх нормы!»…
  Я хохотал и продолжал читать:
- … «Качество обслуживания гарантируем!», «Долг отдаём сполна!», «Радушный приём!» - читал я, а дед тоже, хохоча, мне говорит:
-А ведь этот секрет они мне, сами однажды в партийной  пьянке открыли и сами хохотали, потому что это всё для дураков! Посмеялись бы они при Сталине! И каждый дома трясущейся рукой написал бы друг на друга донос, стараясь опередить другого! Думаешь,  меня не таскали в НКВД? Ещё как! Особенно за то, что  я своих «Георгиев» ношу не стесняясь! Ведь Сталин с Берией весь народ опустил до «стукачества» и в этом соревновании выживали те, кто подлее! Мне рассказывал один «политический»,  вернувшийся из ГУЛАГа по амнистии после смерти Сталина, как они потешались всей зоной над двумя московскими  « чинушами», которые однажды  вдвоём пили водку и друг друга провоцировали на политические  анекдоты, каждый про себя мечтая, донести на напарника. Вернувшись домой,  сразу оба кинулись писать доносы. Написав, побежали к почтовому ящику, отправлять письма, да там и встретились. Они догадались, что у каждого в  письме донос. Поскольку были пьяные, они передрались у почтового ящика, их  забрала оттуда милиция, а когда разобрались, то обоих судили и в ГУЛАГ. Ехали они по этапу вместе и при каждом удобном случае дрались и в лагерь их определили в один и тот же. Там они друг друга добили, о чём никто не сожалел, потому что большинство   осужденных были порядочными людьми, а пострадали от таких вот негодяев. Мы гестаповцев осуждаем  за их подлость и жестокость! Так они у наших НКВДэшников опыт перед войной перенимали! Мы Гитлера осуждаем ?   Так Гитлер хотел  благо сделать для своего народа, за счёт чужих народов! Всю Европу на нас поднял! А Сталин создавал могущество государства за счёт своего народа и при чём, превращая в рабов лучших, руками подонков. А считал ли он этот народ своим, если так безжалостно уничтожал лучших? Он знал, что судьбу российской  науки, культуры, медицины, он отдал в руки безграмотных негодяев, которые топтали ногами цвет Российской империи. Вот с тех пор и стали бояться показывать свой ум, силу, воспитанность, благородство! Высокие руководители матом поливают принародно, чтобы показать, что они тоже из народа! Сталин сам умных боялся! Ему нужны были умные только на цепи и в намордниках! Почему он поголовно священников уничтожал? Потому что они были душою народа, который мог с ними объединиться против произвола! Однако вспомнил он о священниках, когда фриц встал у ворот Москвы… Обратился за помощью к тем, которым посчастливилось уцелеть! А в беде все о Боге вспоминают! И Бог простил и помог!   
       Дед, если разойдётся, то его трудно было остановить, и разговор продолжался,  даже если приходили мои сокамерники. Они слушали, затаив дыханье и не перебивали наш спор.
- Но, ведь как бы не брехали наши партийные и другие руководители, но ведь мы на самом деле сильнейшие в мире! Мы ведь подобрались к Америке вплотную! На Кубе наши ракеты!
-Наши - только на Кубе, а Американские стоят вокруг всего  Советского Союза! А наши республики, ты думаешь, тоже строят коммунизм? Ага! До хрена и больше! Они только вид делают и ждут подачек из центра! Они живут по своим феодальным законам! Только отчитываются по нашим законам! Нет у них социализма! Только плакаты! Вот только Украина с Белоруссией живут, примерно,  так же как и мы, но тоже на дотациях.
- Но ведь была же война! Они же тоже воевали,  как и русские!
-Благодаря сталинской системе НКВД! – отвечал дед, - А то бы мы с этими братиками навоевали! Многие  фрицев  ждали с подарками и Сталин им этого не простил.  Они жили за счёт России, а считали, что мы их держим в рабстве! Да ! Они были и есть в рабстве, но не у нас! У них были  и есть так же беи, беки, ханы, которые имеют своих рабов, свои личные дворцы, свои личные стада, свои личные поля! Только называются они: Секретарь райкома, Горкома, Обкома… Я это всё сам прошёл и руками прощупал, но говорить об этом в открытую нельзя, потому что вся партийная элита это знает и потихоньку их копирует. Я ещё до войны был в ревизионной комиссии. И после войны выполнял поручения  Государственного Контрольно-Ревизионного   Управления. Всё это знаю не понаслышке, а говорить об этом не могу. То, что я привозил, клали в сейф, а с меня брали о неразглашении  расписку и всё …
- Юра «Москвич», однажды сказал: Правильно я решил идти в мафию! Там есть законы и они действуют!
   А я рассказывал деду-казаку о делах нашего заводского «Комсомольского прожектора». Я приводил пример, как изменились «прожектористы» с первой нашей встречи, которую проводила Лариска и по настоящее время. Ребята почувствовали себя хозяевами на заводе! Как это здорово, ощущать своё право перед руководителем! От этого и сам становишься чище, обязательнее, требовательнее к самому себе! Да что же далеко ходить? Вот за стенкой в соседней комнате  «блатота» тюремная, а они соблюдают порядок в комнате и рассчитывают  заслужить первое место за лучшую комнату и получить премию в виде радиолы! Вот эти ребята из моей комнаты по собственной воле разгромили  разбойную шайку и   меня защитили, когда меня  хотели повесить. А я для них не  « шишкарь», не «смотрящий» как в тюрьме! Они знают, что я делаю добро не из корысти, а для того, чтобы была польза  всем!  Поэтому они прислушиваются ко мне и поддерживают меня, если я нуждаюсь в помощи или защите.
-Да! Это наш народный артист, Коммунист! – сказал Эдик.   
    Хороший был дед ! Царство ему Небесное и Светлая Память Герою- Казаку! Его рассказ и мнение о поручениях Парткома и Завкома я принял к сведению, хотя это не охладило мою веру в то, что я делаю нужное дело. Я был убеждённым коммунистом, начитавшись  книжек, хоть и художественных, но, прошедших партийную цензуру. Я читать научился в четыре года. Да не мать «Заслуженный учитель» меня научила! Мать учила чужих детей! Меня учила бабушка, которая закончила три класса церковно-приходской школы! Когда жили в хуторе Рябичи-Задонские, я перечитал все книжки в нашей «Избе-читальне», которая  была   в родном доме писателя Серафимовича, родившегося в моей станице Нижне-Курмоярской,   переселённой вниз по Дону, в виду затопления нашей родной земли водами Цимлянского моря. Потом, с шести лет я уже читал  книжки в районной детской библиотеке рабочего посёлка Цимлянский. А поскольку мать и отец мне поручали брать книжки для них во взрослой библиотеке, то я брал там и для себя. Разумеется, меня интересовали в ту пору в основном героические, а они все были сильно обработаны партийной пропагандой!   Мозги мои были заточены по партийному правильно и я считал, что доля правды есть в высказываниях деда-казака, Вовы Сергеева,  того же вора карманника, которого я встретил в день моего совершеннолетия,  но это же частные случаи, так думал я. Ведь мы же движемся к Светлому Будущему! А иначе куда? И я должен делать всё от меня зависящее! И я делаю и буду делать!

Л.КРУПАТИН, МОСКВА,2010 г.
8.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ!

   Я торопил своих врачей  с выпиской, так как начались занятия будущих лётчиков. Я надеялся выйти из  больницы до Нового года, но пришлось Новый год отмечать в больнице, хотя и с весёлой компанией моих «сокамерников» и девчонок из Пятьсотвесёлого, а так же  двух сестричек Леночки и Катюши во главе с Татьяной. Больные из моей … да и не только из моей палаты мне завидовали дикой завистью моей компании, а дежурная медсестра устала выглядывать в вестибюль подвала для встреч, чтобы у меня не было  передозировки «целебным» портвейном, как назвал его Эдик.
   Приходя ко мне после Нового года, Татьяна как-то невзначай упоминала, что к ней «подбивает клинья» мастер её Литвинов. Я поинтересовался, женат ли он и она подтвердила, что в том-то и дело, что женат и ребёнок есть… Я усмехнулся на это, а Татьяна… нет, потупив взгляд и опустив  со вздохом голову. У меня что-то шевельнулось в душе больно, больно! Это было первое осознанное и осязаемое чувство ревности. Татьяна была на шесть лет старше меня, хотя возраст скрадывала её  точёная, как игрушка фигурка. Мастер Литвинов был где-то её возраста, а может быть и постарше – под тридцать лет. Чего же ему не хватает? Решил налево? Так он ещё в комсомоле и можно с ним поговорить серьёзно! Из больницы меня выписали по моим просьбам досрочно, но я ещё должен был месяц лечиться  амбулаторно. Однако я взял все справки и вышел на занятия в Обком ДОСААФ, догонять упущенное, так как стоял вопрос о моём отчислении. В начале апреля нас уже выводили в лагеря на спортивный аэродром в  рабочий посёлок Среднюю Ахтубу, где я по превратности судьбы уже прыгал однажды   в пятнадцатилетнем возрасте с парашютом, впервые его увидев вблизи. Никак я не мог предполагать, что через три года буду на этом аэродроме  сам летать. Но,  чего мне это стоило? Другой вопрос!
Пока я учился, находясь на больничном,  переписывая  пропущенные лекции у Вити Шейкина, жизнь в общаге шла своим чередом и чудеса происходили, чуть ли не каждый день. Соревнование за лучшую комнату без меня заглохло и в общежитии пошёл такой же «бардак»!

9.
ОЧКО!!! ПРАВДА,  ХОТЬ И ПЕРВОГО АПРЕЛЯ!-горький юмор.

       В нашу комнату попали нормальные ребята, а в соседней подобралась «блатота» от которой начальники колоний видимо  просто избавились, чтобы они не портили атмосферу в их учреждениях. Пили они беспробудно, играли в карты по трое суток без перерыва и при этом дрались ужасно – до полусмерти, но к врачам, а тем более к милиции не обращались.
Один из них добыл где-то травлёный спирт с химзавода, «ужрался» и сдох. Родственников его никто не знал, сообщать было некому и   хоронить его тоже никто не собирался… Утром сообщили, что он в морге.  Двое из комнаты были очень сильно расстроены известием, потому что он им был должен: одному – карточный долг,  у другого  неоднократно брал - на бутылку…
Поскольку причина была, послали одного за бутылкой, сели, помянули при чём у нас «сердобольных», то есть из нашей комнаты попросили  «взаймы без отдачи»  яиц  на закуску – мол «другана» помянуть. Ну, мы нехотя дали им десяток  яиц, вроде как в счёт поминок и забыли о них – о яйцах и соседях. Когда давали яйца,  кто-то из наших поинтересовался:
-Не туфту вы гоните в честь первого апреля?
-Да-ну! Кто ж такими вещами шутит? Крест на пузе химическим карандашом!
Прошло может быть час или меньше и вдруг слышим за стенкой бешенный рёв в несколько глоток. Мы открываем дверь своей комнаты и слышим рёв ещё сильнее, потому что дверь соседней комнаты открыта в коридор. Мы подходим к этой двери и видим, что кто-то стоит в ней спиной к нам,  войдя в комнату, а находящиеся в комнате за столом и на кроватях, вытаращив глаза орут. Когда  стоящий  спиной обернулся к нам… нам тоже захотелось заорать, но сдержались, удивлённо переглядываясь. Это был «покойник», которого только что поминали…
Он стоял на полусогнутых ногах и весь трясся. Глаза его были не совсем нормальными, но больше удивлёнными от такого приёма «сокамерников», как они называли друг друга. Наконец-то они успокоились и один осмелился промолвить:
-А..а…а мы тебя только что помянули…
-А мне оставили  с-с- суки?- стуча зубами прорычал он.
-Так мы же не думали…
- Ну, сгоняйте! Я задубел среди жмуриков в моргушке!
-Да мы  в долг заняли чтоб тебя помянуть… по- человечески!
-А меня по -человечески встретить  с того света вам за падло? Я воскрес! Ну… ну… ну хоть одеклон у кого есть?
-Ну, раз воскрес, ладно! Я жертвую! -  сказал один, доставая флакон  одеколона из  тумбочки.
«Покойник» вытряс содержимое в стакан и выпил не разбавляя, запил из чайника и сел, часто дыша, откинувшись к стенке, с облегчением закурил. «Сокамерники», да и мы стали его осматривать. Несмотря на лёгкий морозец на улице, наш «покойник» был одет в какую-то «бомжовую»  одежду на голое тело и даже войлочные ботинки были на босу ногу.
-Ты где так приоделся?- спросили его свои.
-Да я как очнулся, как поднял там хай! А моргушники пьяные, но  перепугались. Я говорю,  где одежда? Они говорят в топке сожгли. Дали  мне какие-то лохмотья со свеженького жмурика, а я и тому рад, лишь бы копыта утащить оттэда… А вот очнулся я… как?. Лежу… сначала я почувствовал, что замёрз…. Нет! Сначала я почувствовал, что мне подошву левой ноги страшно печёт. По улице шёл, вроде холодно было не пекло. А теперь вот опять,  как тогда печёт!..
«Покойник» скинул с ноги бомжовый  войлочный ботинок и задрал к себе на колено левую ногу, подошвой к себе.
-Во! - воскликнул он, - Глядите! Номер! Ого-го-го! Двадцать один! Очко-о-о-о! - заорал он. – Гляньте! Ляписом номер выжгли на подошве! Вот с-суки!
-Так что ж ты ругаешь их? Если б не номер, может и не проснулся бы! - сказал один «сокамерник».
-Да! - поддержал «покойник», - День рождения у меня сегодня! Какое число сегодня?
-Первое апреля! - подсказали ему.
-О! Так что? Может это всё шутка? Да, нет! Вот же номер! Двадцать один! Очко!!!
-Была бы тебе шутка, если б ты под нож в анатомичку попал! - сказал один «сокамерник».
-Ага! – поддержал «покойник», - Повезло! Они так паскудно зашивают! Прямо через край! Я бы им руки поотрывал… потом…
«Сокамерники» хохотали  сгибаясь в три погибели, а наши,  вздохнув,  пошли  назад в нашу комнату. Жалко - яйца напрасно пропали. Нам ещё неделю жить до получки…      

10.
СЛАДКИЙ МОМЕНТ ОПЬЯНЕНЬЯ ЛЮБОВЬЮ!

     А вот теперь меня в начале апреля забирали в лагеря. Начинали всё с парашютной подготовки и с наземной лётной. Домой отпускали только на воскресенье. Лицо моё и руки постепенно приходили в норму и все удивлялись, что у меня не осталось на лице и руках рубцов после страшных ожогов от вспышки короткого замыкания. Я был настолько в растрёпанных чувствах, что в пору было хоть разорвись. И в общежитие надо, где без бутылки не обойдёшься. И к Татьяне надо…В субботу к вечеру я приезжал к Татьяне, ночь и день посвящал ей, а в воскресенье к вечеру приезжал в общежитие, ужинали с «сокамерниками», рассказывал им про плёты, делал фотографии допоздна, а утром рано уезжал на аэродром. Были обиды на меня у сестрёнок: Лены и Кати и у девчонок из Пятьсотвесёлого за то что им не уделял внимание - мол, зазнался! Татьяна была против того, чтобы идти в гости в Пятьсотвесёлый вместе со мной. Там только её тёзка – Татьяна с моей автоматической линии, знала о нашей связи. Но,  если появиться в Пятьсотвесёлом вместе, то все будут знать в цеху, а особенно в «Заточке». А там, я так понял, Татьяна стеснялась своего неравнодушного мастера. А может быть того, что я намного моложе её… А скорее всего – и того и другого! Так думал я.
    Однажды Татьяна предложила мне на майские праздники выбраться на природу. А чего нам выбираться? Прямо выйдя из двора, пройдя по склону Мечёткинской  балки, руслу Мокрой Мечётки,  в сторону Волги, подальше от людей, поближе к воде и всё! Перед нами Волга, бушующая стоками из шандор Волжской ГЭС, вокруг весенняя, ещё не опалённая волгоградским солнцем трава, покрытая лимонно-жёлтыми вспышками цветов одуванчиков, над ними возвышаются, как стражи, нежно-голубые ирисы с острыми пиками фиолетовых бутонов, а над нами нависли лозы цветущего шиповника с жужжащими пчёлами и шмелями! В голубом небе насмешницы чайки, подглядывая за нами, бессовестно хохочут, а мы…
Розовым цветом облит куст шиповника!
Пчёлы, шмели монотонно жужжат!
В травке зелёной в объятьях сплетённые
Наши тела под цветами лежат!

Это тела на траве под шиповником!
Души витают сейчас в облаках!
Будто бы чайки  порхают не ведая
Сколько минут и часов на часах!

Сладкий момент опьяненья любовью!
Души покинули вдруг телеса
И устремились в таких же объятьях
К солнцу, в зенит, в облака, в небеса…

Л.КРУПАТИН, МОСКВА, 2010 г.

НАЧАЛО ПОЛЁТОВ!

    Начинались полёты с наземной подготовки, ну и пытались из нас сделать военных людей, хотя это было не на первом плане у наших командиров. Был у нас курсант Кондратьев у которого всегда всё получалось не так как положено и всё это кончалось для нас большой «хохмой», для комадиров  «головной болью», а для него постоянными нарядами вне очереди. Но мы от него тоже далеко не ушли, так что на его примере расскажу про нашу жизнь на аэродроме.
 
11.
КОНДРАТ И ЗЛОПОЛУЧНАЯ ШИНЕЛЬ! Юмор
      Был среди нас курсант Кондратьев- «хохмач» по жизни, но всё это он делал не специально- так получалось. Прибыли в лагерь, получили постель, получили обмундирование. Кому досталась слишком  длинная шинель разрешено было подрезать на четверть ниже колена. Кондратьев, которого мы звали «брат Кондрат» или просто  «Кондрат», одел шинель, она ему была до самых каблуков. Он нагнулся, отмерил пальцами четверть ниже колена, отметил, положил на кровать и отрезал. Кто-то позарился  на  большой кусок сукна:
-» Можно отрезать на «суконку» - сапоги чистить, блеск наводить?».
Кондрат подумал, сказал:
»Пять сигарет за суконку!»- и тут же кусок растащили.
Кондрат одел шинель, подпоясался ремнём… в казарме наступила тишина, а потом хохот, похожий на грохот чуть не обрушил крышу. Кондрат сначала улыбался, но подошёл  к старенькому трюмо возле дневального и улыбка неловко сползла с его лица. Шинель была почему-то на четверть выше колен, а ремень перетягивая талию оттопыривал короткие её концы в стороны, как юбка  балерины(пачка, говорят, называется).
Подготовились, команда строиться. Построились. Фотограф Обкома ДОСААФ  снимает для фотогазеты. Командир  эскадрильи идёт перед строем осматривает скользящим взглядом, говоря: «Обмундирование это казённое, т.е. государственное имущество,  за сохранность и состояние которого вы несёте ответственность… - и вдруг осёкся, дойдя до Кондрата!
   -Это что за мини-юбка? Курсант Кондратьев! Выйти из строя!
Кондратьев вышел. Командир подошёл, даже на одно колено опустился… Да не перед Кондратом, а   перед изуродованной шинелью, взял даже в руку её обрезанный край, вроде не веря глазам своим. Мигнула вспышка фотографа, запечатлев «исторический момент»…
-Я спрашиваю! Это что за мини-юбка? Вы что,  танец «маленьких лебедей» нам танцевать будете? Отрезанное подшить и так носить! Ясно?
-Нет…- отвечает Кондрат.
-Отвечать-есть! Ясно?
-Нет…
-Почему?
-Тот кусок на «суконки» порезали…
-Собрать, пришить и так носить! Ясно?
-Нет!
-Отвечать – есть!
-Никак нет, товарищ командир, ими уже сапоги почистили!
-Вот какие есть, такие пришить и носить, чтоб другим неповадно было!
Из строя кто-то говорит: «Тогда пусть сигареты вернёт!»
    Командир вдруг понял смысл сказанного:
-Так  вы за сигареты государственное имущество разбазарили...? Это же уголовная статья! Дисциплинарный батальон! Мой приказ выполнить, шинель восстановить и завтра после завтрака я везу вас лично в город на гауптвахту на 15 суток! Тем,  кто брал «суконки» за сигареты – по пять нарядов вне очереди на самые штрафные работы, площадки под самолёты бетонировать!»
Кондрат всю ночь сшивал грязные, со следами солдатского гуталина суконки через край чёрными нитками, т.к. других не было.
Утром после завтрака построение. Кондрат вышел последним. Он даже на завтрак не ходил,
дошивая последние лоскутки. Он вышел из казармы, наступая на концы своей изуродованной шинели - лоскутки  со следами гуталина подшиты через край чёрными нитками…
Командир остановил его перед строем, посмотрел сокрушённо и сказал,  качая головой:
-Как Феликс Эдмундыч Дзержинский…-имея в виду длину шинели, а из строя кто-то подсказал:
- …после проведения раскулачивания! - и строй закачался от хохота.
  В город командир повёз Кондрата на «губу» в шинели выданной каптенармусом во временное пользование.  После обеда они оба вернулись,  и Кондрат под всеобщий хохот рассказывал в курилке:
- Комендант чуть со стула не упал! Какой ещё Обком ДОСААФ? Может вы ещё юных натуралистов привезёте на гауптвахту?
А комэска ему говорит:
-Каких натуралистов? Этот оболтус  на самолёте летает над  вашей головой!
-Да пусть хоть в ступе на метле летает, а у меня нет такой воинской части-ОБКОМ ДОСААФ!
ВОТ ТАКИЕ МЫ «ЗАСЕКРЕЧЕННЫЕ» БЫЛИ! И ЮРА ГАГАРИН ИЗ НАШИХ РЯДОВ БЫЛ!
ПОСТСКРИПТУМ: Кондрат по-секрету мне рассказал чуть больше. Думаю за давностью лет можно и рассекретить.
 "Выйдя из двери комендатуры,  комэска и Кондрат, стоят на высоких ступеньках. Меня, говорит Кондрат, смех разбирает, а комэска дрожащими руками достаёт пачку сигарет из кармана. Смотрит, а там последняя сигарета. Достаёт он её из пачки дрожащими пальцами и роняет на ступеньки. Он нагибается, чтобы поднять её, а она скатывается на следующую. Он переступает ниже, нагибается, а сигарета скатывается ещё ниже. Комэска ещё переступает, но нога у него соскальзывает и он падает, кувыркаясь по ступенькам. - Эх, Фантомас! - говорит мне Кондрат, - Знал бы ты, каких мне сил стоило, чтоб не рассмеяться! Но тут,  комэска вскрикнул и встал на одну ногу. Я испугался, подбежал к нему, хотел взять его под руку, а он отшатнулся от меня и послал меня... сам знаешь куда! Пошли мы по тротуару. Он идёт хромает, а я следом. Он достаёт кошелёк, видимо сигареты хочет купить, а там пусто. Идём дальше к остановке автобуса. Проходим кафе. Стукнула мне в голову шальная мысль и говорю: "Товарищ подполковник. А у нас есть серьёзный повод - по сто пятьдесят коньячку! И сигарет заодно купить...У меня деньги есть! Я угощаю!
-А что за повод? - спрашивает комэска.
-За счастливое окончание нашей с вами эпопеи.
-За какое счастливое?! - орёт он, а в голосе слёзы.
-За то, что вы ногу не сломали! - ору я в ответ, - Ведь могло быть хуже!
Вздохнул он... посмотрел на кафе, переспросил:
-Угощаешь? Конечно,  с тебя причитается. Только курсантам не трепи языком...
-Клянусь! - сказал Кондрат и первый направился в кафе.
 12.
КОНДРАТ ОПЯТЬ ИДЁТ В НАРЯД! -юмореска

    Мы учились летать на  истребителях по системе ДОСААФ(Добровольное общество содействия Армии, Авиации и Флоту). Зимой мы учились в городе, а ранней весной нас выводили   в лагеря на полёты.Был среди нас курсант Кондратьев- «хохмач» по жизни, но всё это он делал не специально- так получалось. Коротко мы  его звали –Кондрат.
Весна у нас начиналась с предполётной подготовки:строевой, парашютной и, будь они неладны, - зачёты, экзамены... Курсант Кондратьев, по-кличке Кондрат "отличался" в обратную сторону, подводя зачастую и нас.   
Кондрату заменили гауптвахту нарядами вне очереди. Стоит он возле тумбочки по стойке смирно. Если начальства нет, он приседает на краешек тумбочки. Учебные классы были тоже в казарме справа и слева от входа.
Вдруг заходит в казарму сам начальник ВУАЦ (Учебно-авиационного Центра) полковник Тишин. Кондрат вскочил, отдаёт честь правой рукой, представился, пытается докладывать…,но полковник перебивает:
-Где преподаватели?
Кондрат правой рукой показывает вправо, при этом левую руку подносит к виску отдавая честь:
-Иван Мироныч  в Двигательном классе… Аркадий Анатольевич в Самолётном  классе.- указывая уже влево левой рукой, правую поднося к виску.
Полковник даже рот приоткрыл от удивления:
-М..да! Здорово получается у вас! Как регулировщик на улице!
После этого нас гоняли строевой подготовкой неделю вместо личного времени до самого отбоя. Были предложения устроить Кондрату «тёмную», но пожалели. Безобидный он был. И жизнь нашу разнообразил своими «хохмами», которые с ним случались часто и не нарочно.

Л.КРУПАТИН, МОСКВА, 2009 г.

13.
КОНДРАТ ПЕРВЫЙ ПОСЛЕ МАРШАЛА! армейский юмор

Мы учились летать на  истребителях по системе ДОСААФ(Добровольное общество содействия Армии, Авиации и Флоту). Зимой мы учились в городе, а ранней весной нас выводили   в лагеря на полёты.Был среди нас курсант Кондратьев- «хохмач» по жизни, но всё это он делал не специально- так получалось.      
После полётов у нас обед. После обеда два часа отдыха – «тихий час». Кажется спустя час раздался нарастающий  рокот  мощного мотора с небес. Все курсанты, проснувшись высыпали из палаток . Недалеко от нашего туалета «типа сортир» на двадцать очков, находящегося метрах в  тридцати от нашего  палаточного городка приземляется большой зелёный вертолёт с красной звездой во весь борт. Такой тип мы тогда ещё не видели. Видимо он пролётом с ракетного полигона Капустин Яр( Капъяр) на гражданский аэродром в наш город. Не успели остановиться винты, из него  выскочил пилот, сбросив удобный трап и встал  на вытяжку, а по трапу плавно, осанисто вышли один за другим пять или шесть командиров с очень большими звёздами на погонах, а один из них был с погонами отливавшими издали золотым шитьём и козырёк его фуражки был с золотым  венчиком. Вот он и пошёл в туалет, а остальные закурили, подождали, когда он выйдет.Он вышел, плавно вразвалочку пошёл к вертолёту, а в туалет торопливо забежали ещё двое из этой «компании». Они подбежали к трапу, когда возле него оставался один пилот и быстро скрылись в  салоне. Пилот зашёл, поднял трап, захлопнул дверцу. Машина взревела  на максимальных оборотах и взмыла, сорвав шквалом несколько палаток, так как у них были  для прохлады подняты края  и подвязаны за растяжки. Наш полковник  - Начальник Центра бежал перепуганный неожиданным визитом, видимо хотел представиться, но не успел… С его головы сорвало фуражку и он её получил только из рук курсантов, стоявших голопузой  толпой, плохо соображая  после бурного пробуждения.
Кондрат не утерпел:
-Товарищ полковник! Есть предложение- повесить мемориальную доску на наш туалет с надписью: 3-го августа 1968 года наш туалет имел честь посетить маршал Советского Союза…
Полковник его перебил:
-Предложение принимается с поправкой: «После посещения нашего туалета маршалом Советского Союза имел честь его первым помыть курсант… ваша фамилия Кондратьев, если я не ошибаюсь?
-Так точно!
-Задание ясно? Выполняйте! Старшина! Проверить качество и доложить комэска!
-Есть!
Полковник пошёл с довольной улыбкой, заложив руки за спину.
-А за что? - спросил Кондрат ни у кого – сам у себя и сам ответил: Унижение за унижение?
- За твой язык! - сказал подошедший инструктор- Лётная осмотрительность тебя подвела ! Ну, и нашёл же ты момент, когда шутить! Дошло?
-Дошло…

Л.КРУПАТИН, МОСКВА, 2009 г.

14.
КОНДРАТ В САМОВОЛКЕ! армейский юмор

        Кондрат собрался в самоволку на последний сеанс фильма «Анжелика и король»  с Наташей. Ну, в кинотеатр, хоть и в поселковый, но в лётной куртке идти некрасиво. Пошёл Кондрат в парадной форме при золотых курсантских погонах, соорудив на постели из шинели подобие спящего. Жили мы в палаточном городке – эл. освещения в палатках не было. Наличие старшина проверял с фонариком через полчаса после отбоя, а Кондрат убежал после вечерней поверки.
Короче,   потом спустя некоторое время он рассказывал так:
-билеты специально брал на последнем ряду, чтобы можно было без посторонних глаз поцеловаться, «пообжиматься». Фильм очень понравился, да душу интимом всколыхнул. Пошли после кино не домой, а к речке. Постояли на мосту, там фонари, светло. Предложил спуститься к воде в тень под мостом. Увязался какой-то приблудный подросток-щенок. Погладили его, угостили  лётной шоколадкой, он и увязался следом. Спустились, а у воды комары бешеные – кинулись, как  голодные- за речкой лес, пойма. Кондрат быстро придумал – раздеться и спрятаться от комаров в воду. Наташа возразила, мол как же мы потом мокрые пойдём?
-А мы совсем разденемся. Кто нас увидит-то – сказал Кондрат и стал быстро раздеваться. Наташа поколебалась, но лучше ничего не придумала, а комары просто «бешеные»! Она тоже стала быстро раздеваться. Кондрат разделся, поставил сапоги на  свёрнутую форму, сказал:
-А то «Бобик» может на запах шоколада карманы обшарить…
Наташа хихикнула положила свою одежду рядышком, завернув бельё в платье и они бегом кинулись в воду. О-о-о! Как хорошо в воде искусанному телу, особенно, когда держишь на руках другое нежное, податливое, отзывчивое тело. Правда, только стоит приложиться долгим поцелуем –комары тут, как тут – облепляют целым облаком, но можно не прекращая поцелуй опуститься с  головой под воду и показать комарам дулю, но нечем – руки заняты друг другом. Просто прелесть! Вынырнули из воды, чтобы отдышаться. Наташа посмотрела на берег и чем-то заинтересовалась, освободилась от объятий Кондрата, опустила ноги на дно, сказала испуганно:
-Саш! По-моему «кабыздох»  таскает мою одежду…
Кондрат присмотрелся – точно! Щенок  игриво носился по берегу держа в зубах белый свёрток, а  там, где Наташа оставляла одежду, ничего белого не было!
Кондрат хотел было крикнуть щенку, так сказать, призвать к порядку, но Наташа опередила:
-Стой, мерзавец! Дай сюда ! Я кому сказала? - пронзительно с испугом закричала она.
Пёс на миг остановился на возглас и вдруг рванул с места на высокий берег в сторону проезжей части дороги. Кондрат выскочил из воды и тоже как пёс рванул за ним крича:
-Бобик, Бобик, Дружок, Дружок! На! На! … Шоколадку , на!- но  выскочив наверх под свет фонарей он опомнился. Ведь совсем голый… Пошёл назад,  оглядываясь и покрикивая безнадёжно:
-Бобик! Жучка!...
Вернувшись, упрекнул Наташу:
-Собаке надо кричать –«На», а не   «Дай»! Даже человек не любит слово  «Дай!».Одевай мою  гимнастёрку – она тебе почти по колена будет. Пойдём сейчас мы его по пути найдём или он по дороге бросит – он же не фетишист…
Поднялись наверх и пошли по тротуару вдоль дороги. Машины проходили редко – можно просто задержаться в тени дерева, пока не пройдёт, людей на этой стороне улицы было не видно,  но и щенка не было видно. Наташа простонала:
-Ужас! А если бабка не спит и увидит меня в таком виде? Хотя я окно специально на шпингалет не закрыла. Подсадишь меня и я тихонько без света залезу. Сзади послышался звук мотора машины. Кондрат дёрнулся, но как раз не было рядом никакого дерева… «Да, ладно,  проедет»-подумал Кондрат. Машина и правда проехала, военный УАЗик, но вдруг затормозила и резко сдала назад. Открылась дверца и высунулся майор в форме ракетчиков…. Челюсть у него отвисла от увиденного! Кондрат дёрнул Наташу за руку и они с места, как стометровку рванули за первый угол в переулок. Догонять их никто не стал и они окольными путями подошли к месту Наташиного жительства. Бесшумно, чтобы не спугнуть соседских собак зашли в калитку. Подкрались к окну. Наташа тихо его открыла, Кондрат подсадил её на подоконник. Только она встала на подоконник коленями, зажигается свет, чья-то рука хватает Наташу за шиворот и рывком стаскивает её с подоконника – только голая попа мелькнула в окне: « Ах ты шалава! Это где ж ты шляешься и в чьей же одежде? А где твоя? Завтра поеду в город – всё матери расскажу!»-кричала бабка.
Кондрат выскочил  в калитку на улицу. Постоял, поколебался, собираясь вернуться за гимнастёркой, но слыша, что за окном «концерт» продолжается, решил не усугублять. Наверное, Наташа завтра принесёт… и он обходя центральную улицу помчался трусцой  в  наш лагерь Учебно-авиационного Центра.
Утром на построение Кондрат одел гимнастёрку от «повседневной» формы, стал во второй ряд. Подошёл комэска. Старшина доложил. Вместо: «Здравия желаю, товарищи курсанты!»-комэска почему-то произнёс казачье приветствие:
-Здорова ночевали, товарищи курсанты!
Курсанты растерялись, не зная,  что ответить на неуставное приветствие, лишь Кондрат не растерялся:
-Слава Богу, товарищ командир!
-Все так ночевали, как сказал Кондратьев? -переспросил комэска.
-Так точно…-уже не так уверенно подтвердил Кондрат.
Командир повернулся к какой-то подозрительной бабульке, стоявшей в стороне и пригласил её:
-Подойдите, пожалуйста!
Та подошла с каким-то свёртком, развернула его и показала парадную  курсантскую гимнастёрку.
-А это чья?- спросил комэска.
-Моя… - после короткого молчания сказал Кондрат и вышел из строя.
-Говоришь, хорошо ночевал? Ну, ну… - покачал головой комэска,- Пойдём со мной в штаб. Расскажешь – какие сны видел.
ПОСТСКРИПТУМ: В штабе, только вошли, подполковник разразился тем, что у него накипело в душе, пока шли:
-Как может курсант явиться в лагерь без формы? Это без головы надо быть? Объясните!
- Товарищ подполковник! Мы купались,  а собака у неё всю одежду украла. Ну, не голой же идти. Я ей гимнастёрку дал, а её бабка подкараулила со скандалом и пришлось мне уйти без гимнастёрки…
-А если бы собака украла не её одежду, а вашу? Вы же одежду ремнём связывали? Вполне подручно! Вы бы пришли  в её сарафанчике в лагерь? Или в одних сапогах? Прекрасно! Вот так бы я вас и поставил перед строем!Вы соображаете что-нибудь? Какое там течение! Вы знаете, что ямы в песке неожиданно образуются! Шаг в сторону и поминай,  как звали! А если она плавать не умеет!
-Так я же её на руках держал!
-Какая глупость! А если вы  бы оступились в яму – пошли  бы с нею на дно? Чем вы  грести собирались, если руки заняты? Хреном, как веслом? А я бы пошёл на пенсию без пенсии или в тюрьму! Курсант ночью утонул! Как это звучит? За какую-то жопу!
-Товарищ подполковник! Не «какую-то»! А хорошую!
-Да-а? – переспросил  комэска, - Ну, за хорошую не жалко пять нарядов вне очереди! Иди и пусть старшина ко мне явится! Ему тоже не поздоровится! Пусть он с вами спит и за ногу вас  держит или за другую конечность!

Л.КРУПАТИН, МОСКВА, 2009 г

15.
КОНДРАТ ПОЛЁТЫ ОТМЕНИЛ!
КТО В АРМИИ СЛУЖИЛ, ТОТ В ЦИРКЕ НЕ СМЕЁТСЯ!
   Мы учились летать на  реактивных истребителях по системе ДОСААФ(Добровольное общество содействия Армии, Авиации и Флоту). Зимой мы учились в городе, а ранней весной нас выводили   в лагеря на полёты.Был среди нас курсант Кондратьев- «хохмач» по жизни, но всё это он делал не специально- так получалось. Коротко его звали –Кондрат.У него были с прищуром хитроватые глаза, передние два резца у него были в золотых коронках и он держал рот приоткрытым, а губы бантиком, чтобы сверкало золото при разговоре.
 Утром объявили построение в парадной форме. Из штаба вышел комэска. Команда старшины: Равняйсь! Смирно!
Командир подошёл, осмотрел строй, нашёл взглядом Кондрата:
-Курсант Кондратьев, выйти из строя!
     Он вышел, развернулся  лицом к строю не очень чётко. Командир обошёл его полукругом глядя строго и пренебрежительно.
-Курсант Кондратьев, чем вы в настоящее время занимаетесь,- когда ваши товарищи летают?
-Я лечусь после травмы… С лошади упал!
  Дело в том, что неделю назад произошёл случай, после которого Кондрата стали звать "Кондрат-конокрад".
   Волею судьбы или от любопытства к полётам наших самолётов  метрах в двухстах у лесопосадки расположился с шатрами настоящий цыганский табор.
  Нам  было интересно посмотреть чем они там занимаются  и мы смотрели на них с стационарную подзорную трубу. Смотрел и  наш «брат-Кондрат». Кроме цыган и симпатичных цыганок он заметил ещё кое-что!..
У нас по распорядку после полётов душ, столовая и два часа – тихий час. Подходит время пробуждения. Кого-то, что-то привлекло за окном и все прилипли к своим окнам…
Это надо видеть! Вообразить трудно! Но попытайтесь…
Кондрат едет к казарме на цыганской лошади, вместо седла на лошади матрас.На Кондрате- солдатские брюки, сапоги, на голове ковбойское сомбреро из стружки и с голым торсом. Вместо хлыста он слегка подстёгивает лошадь  солдатским ремнём с бляхой.  Лучше бы он этого не делал…
Кондрат подъехал к входу в казарму. Высыпавшие из казармы  курсанты от любопытства окружили лошадь плотным кольцом и Кондрат красовался на лошади перед ступеньками казармы. Кто-то из курсантов,  изподтишка,   сильно хлестнул лошадь по заднице бляхой своего ремня. Лошадь от неожиданности рванулась вперёд, а перед нею была только открытая дверь казармы. Она пригнула голову и скаканула внутрь казармы,  как в конюшню… Кондрат в этом случае оказался на спине лошади, как бы – лишним … поскольку ему пригибаться ниже лошадиной спины было не с руки, он смачно с треском врезался лбом в стену и остался на ступеньках, сильно грохнувшись  и проломив копчиком доску. Лошадь промчалась в дверь  сквозь казарму,  мимо смертельно напуганного дневального,   выскочила на улицу в открытое окно и  скакала бешенным аллюром до самого табора. Смеялись недолго. Кондрата пришлось проводить к врачу. С неделю он был похож на китайского «мандарина», как называли китайских князей в древние времена. Лицо опухло, глаза как щёлочки и ходил отставив задницу, как на выставку. Кто хлестнул лошадь комэска выяснял, но безрезультатно. Главным виновником оказался,  как всегда Кондрат, так он же  сам  и пострадал …
- Так вы у нас летать учитесь или на лошади скакать? -угрожающе спросил комэска,-
-И сколько ещё вам лечиться? -уточняет он.
-Начальник медслужбы сказал с понедельника допустит к полётам.
-К полётам допускаю я!- сказал командир- Врачи дают заключение о состоянии здоровья,
а  вот допускать ли  вас к полётам я ещё не решил. Вчера, когда курсанты отдыхали после полётов я пошёл в посёлок на почту и вижу по центральной улице по тротуару движется мне навстречу нечто похожее на курсанта, но с закрытыми глазами и  нетвёрдой походкой. В руках держит транзисторный приёмник из которого слышны позывные нашей приводной радиостанции. Сближаемся я задаю вопрос: Куда направляемся, товарищ курсант! Оно мне отвечает: Тише! Иду на привод! Слышите? Ти-та-та-ти! Ти- та-та-ти! Не вы ли это были, курсант Кондратьев?
-Наверно, я…
-Вы ходили к врачу?
-Нет, тоже на почту…
-Там что? Наливают?
-Я мимо пивной проходил – мужики угостили…
-Ах! Вот оно что? Я тоже проходил мимо этой пивной и слышал, как мужики обсуждали героический поступок курсанта, который рискуя жизнью, отвернул самолёт от их посёлка при отказе двигателя и посадил на пустырь. Поэтому набил шишку на лбу!
  Строй курсантов закачался от хохота...
-Оказывается среди нас герой прозябает, а мы и не знаем! - продолжил комэска, - А что за блямба у вас на ширинке, герой?
-Мороженое ел…
-Когда ешь мороженое, снимай  штаны!
  Кондрат перенёс кисти рук на  то место, прикрыв пятно.
-Смирно!- Кондрат вытянул руки по швам.-Это касается всех! Прекратить смех! Юмористов ждёт туалет на двадцать очков. Сегодня ещё не убирали, старшина? Запиши кандидатов. А для Кондратьева у меня особое задание. Будете  Кондратьев вставать в четыре утра и поливать цветы на центральной аллее и грядки за домиками инструкторов и техников. Ясно?
-Так точно! Можно уточнить?
-Да!
-А грядки командиров поливать тоже?
Командир подумал, ответил:
-Тоже…
-Есть! - с энтузиазмом ответил Кондрат.
-Старшина!- командир строго сдвинул брови,- Больше на почту Кондратьева не отпускать, а то там оказывается наливают!
-Товарищ подполковник! Ну так угостили же! Откажешься - обидятся!- стал оправдываться Кондрат,-Вы же тоже не отказались, когда я предложил по сто пятьдесят коньячка за мой счёт! Помните, когда вы меня в город на "губу" возили! За обрезанную шинель! А меня не приняли. Сказали: Нет такой воинской части - Обком ДОСААФ! Вы ещё юных натуралистов привезите к нам! Помните?
   Комэска от неожиданности захлопал глазами и, покраснев,  поправил фуражку на голове:
-Так что ж ты равняешь! Ты ж вроде свой и мы, вроде как,  с расстройства, что так неуважительно к нам отнеслись!
-Это к вам отнеслись! - ухмыляясь ответил Кондрат, - А, ко мне ничо - нормально! А, мужики у пивного киоска нам не чужие! Вон у нас плакат над входом: "Народ и Армия - едины!"
  Наш строй качался от хохота. Комэска, спохватившись, скомандовал:
-Равняйсь! Смирно! Курсант Кондратьев, станьте в строй! Старшина! На почту не пускать! А то у него родня у пивного киоска образовалась.
   На следующее утро после завтрака инструктора  провели предполётный инструктаж, ждут Командира Центра, получить добро на полёты. Командир задерживается. У первой и второй эскадрильи-у каждой отдельный домик- штаб. У каждого домика при входе большая веранда со столами, за которыми сидят инструктора. Между домиками небольшая площадка, где комэски получают последний инструктаж  от Командира Центра на виду и на слуху стоящих по стойке смирно инструкторов и даёт последнюю команду: «Государственный Флаг поднять! По самолётам!». Комэски поднимают флаг.  Инструктора быстро идут к нашим экипажам, ожидающим в беседках учебного городка,  краткий предполётный инструктаж и к самолётам…
Сегодня Командир задерживался. Один командир эскадрильи обращается к другому:
-Не приболел ли шеф?
-Да нет! Я шёл сюда – от стоял курил у окна, я поздоровался. Может сходить спросить в чём дело?
-Да нет. Подождём. Значит  «сверху»  добро на полёты ещё не получил.
Сидят ждут. А Командир Учебно-авиационного Центра действительно получал по личной радиостанции инструктаж об условиях полётов, о погоде,  о прохождении коридоров и эшелонов больших самолётов, а потом уже давал   « Добро» нам. Посидели ещё полчаса. Домик Командира видно с крылечек штабов. Окно у Командира открыто настежь. Вдруг Командир появился в окне с папиросой в руке. Поверх майки у него подтяжки от брюк. Расстояние до него метров пятьдесят. Видно, что он «не в духе», но спокоен, как скала. Затянулся дымом папиросы, посмотрел на небо, постоял… Две эскадрильи инструкторов и командиры сидели не шевелясь смотрели на него   «во все глаза». Он докурил, задавил папиросу в пепельнице на окне, спокойно повернулся и ушёл в комнату. Командиры молча переглянулись, разрешили курящим закурить. Прошло ещё полчаса…
-Ну, что может сходим на разведку?
-Ну сходи ты. У меня тут целое море у крыльца. Какой дурак сегодня цветы поливал?
-Это мой драгоценный курсант Кондратьев поливал…
-Ага! Вот ты и  иди, хоть вплавь!
Наш комэска пошёл, обходя лужи. Зашёл на крылечко, постучал в дверь. Командир открыл, спросил:
-Ну, чего?
-Товарищ  полковник, а что насчёт полётов?-не смело спросил комэска.
-Ты чего Григорьич? - не по уставу хмыкнул полковник- Какие полёты? Ты видишь,  что тут творится, какие лужи, а на ВПП дай бог, чтобы до завтра просохло после такого ливня- у нас-то грунтовка или ты забыл?
У  комэска полезли глаза на лоб. Он,  с ужасом,  стал понимать, что произошло…
-Товарищ полковник… Это не дождь… Это курсант Кондратьев цветочки поливал…
У полковника тоже глаза полезли на лоб от того, что до него тоже стало доходить происшедшее, он оторопело, заикаясь переспросил:
-Ка- какой  ку- курсант Кондратьев? Какие цветочки? - и скрылся в дверном проёме.
Комэска,  схватившись за голову,  пошёл назад, как пьяный. Оглянувшись,  увидел, что его догоняет полковник, на ходу застёгивая пуговицы кителя. Быстро провели предполётную вводную, услышав команду : «По самолётам!» бросились было врассыпную по экипажам, но услышали вдруг:
- Стоп! – полковник перевёл дыхание,  вздохнул полной грудью и внятно сказал:
-Всем успокоиться! Проводить полёты в штатном режиме! Окончание по распорядку! Курсанта, который поливал цветочки, ко мне!
Возвращаясь с полётов в 13 часов мы увидели такую картину: Кондрат в одних плавках ползал в грядках на четвереньках, делал в грязи пальцем дырки и втыкал туда рассаду  «старательно» вымытую струёй воды из шланга. Он грязными руками вытирал с лица то ли пот, то ли слёзы или всё вместе… Услышав   хохот курсантов,   он  не обернулся, продолжая выполнять «особое задание».
Л.КРУПАТИН, МОСКВА, 2009 г.


ТАТЬЯНА НА АЭРОДРОМЕ!.
         Татьяна  неоднократно заводила разговор о том, чтобы приехать ко мне в гости и посмотреть, как я летаю. Я категорически был против, потому что я там не смогу ей уделить внимания, это во-первых, а во вторых… дела лётные у меня шли  очень плохо.
      Я прошёл Врачебно-лётную комиссию без заминок. Даже впервые услышал о том, что у меня телосложение атлетическое. Особенно спортом заниматься не приходилось, но разгрузка железнодорожных вагонов – это была моя неотъемлемая часть жизни с 15 лет, когда я поступил в ПТУ и постоянно в праздники, выходные и так в ночное время, поскольку я знал такие «злачные» места на железной дороге и  имел связь с работниками разгрузки-погрузки.
Занятия начались, без отрыва от производства, а после окончания экзамены и с первого апреля с отрывом от производства на парашютную подготовку, прыжки и начало полётов. При распределении по экипажам мне здорово не повезло: мне инструктор достался- женщина. Она лётчица из спортсменок и командир звена тоже женщина из спортсменок-её подруга.
Звать нашу инструкторшу было Валя. Длинная, худая, злая часто допускавшая матерные выражения. Меня она сразу выделила из всех, потому что, если она что-то говорила, особенно что-то плохое из разряда нравоучений, то смотрела на меня, как на источник всех бед, хотя я в общем-то повода не давал. Может быть её зае…ло то, что я был тогда коммунистом уже с апреля этого года, потому что был на заводе Начальником Штаба  «Комсомольского прожектора», и мы бичевали  на заводе все недостатки невзирая на ранги и чины.
    Едва мы с Валькой садились в самолёт, сразу в задней кабине слышался её визгливый голос и был такой визг, что было слышно без наушников при работающем двигателе. Разговаривала она  со мной по радио только матом. Если допускал ошибки в воздухе, она била ручкой управления по коленям, поскольку управление передней и задней кабины спаренное. Мои ребята и в шутку и всерьёз мне говорили, что Валька от меня чего-то хочет. Она была старше меня лет на пять шесть и не думаю, что она что-то имела ко мне в том плане, хотя была разведённая. Да кто же такую стерву выдержит! Она однажды даже сказала, что в доску разобьётся, но я летать не буду. К этому времени я уже тоже дошёл до того, что отвечал ей матом, тем более, что большинство ребят уже вылетели  самостоятельно и я в нашем экипаже остался последним не вылетевшим. В эскадрильи остались единицы не вылетевших, самых тупых, никчёмных и я среди них. От унижения я уже начинал звереть.
  И вот тут вечерком принесла «нелёгкая» ко мне в гости Татьяну… Меня вызвал на КПП наш дежурный, хотя к нам на аэродром можно было пройти беспрепятственно со всех сторон, кроме лицевой, со стороны посёлка.  Она уже знала с моих слов, что у меня новая кличка появилась на аэродроме: Фантомас, потому что постригся наголо и был похож на героя тогдашнего бестселлера Фантомаса.
    У нас был один наглец в эскадрильи по имени Валера по кличке "бегемот" потому что он был толстый, как бегемот, домашнего откорма и хамил за столом выхватывая из общей  тарелки по три котлеты и те кому не хватило не связывались с наглецом, опасаясь его массы. А я связался и так его кинул в палатке, что он пробил спиной настил, на котором были постели и так плотно улёгся на землю, уплотнённый с двух сторон постелью с матрацем, что не мог оттуда выбраться. Ребята хохотали и никто не пытался ему помочь, а он лежал и кричал:
-Грёбаный Фантомас! Помоги! Клянусь больше не буду!
-Извиняйся за слово «грёбаный»!
-Извиняюсь! При всех извиняюсь, Фантомас!- и я вытащил его. С тех пор меня ещё больше зауважали ребята и закрепилась кличка –Фантомас.
Дежурный ошарашенный, прямо сказать, невозможно сексуальным видом Татьяны, из дежурки заорал:
-Фантомас! На выход!
  Я удивился, хотя немного обрадовался, увидев Татьяну. Она выглядела так, что ребята из палаток повылазили, как суслики из норок и «лупали» на неё глазами, не соблюдая никакого приличия. У неё была белая миниюбка с гипюровой кофточкой при невозможном декольте, а показать-то было чего! Валера – бегемот заорал:
-Фантомас! Это не мадам, а гитара итальянская! Приглашай! Мадам! У нас самолёты есть и ещё кой-чо!
  Я вскипел и хотел,  вернувшись дать Валере в морду, но Татьяна враз погасила мою вспышку. Она повернувшись к Валере и прищурив презрительно один глаз, с приблатнённым жаргончиком ответила:
-А ты уверен, что я клюну на «кой  чо», несчастный! Ты поговори с  Фантомасом! У него с запасом!
  Наши курсанты от хохота попадали в палатки,  и даже я засмеялся, обняв прилюдно и чмокнув Татьяну в щёчку.
Дело было перед ужином и я  попросил её погулять пока в посёлке, а через часика два подойти в конец лесопосадки. Татьяна выглядела как-то загадочно, как будто чего-то хотела сказать, но не могла.
     До захода солнца мы успели с Татьяной отвести душу на моём солдатском одеяле и даже нарвать в пилотку чёрной смородины, но комары начинали звереть. Я предусмотрительно брал с собой мазь от комаров и она немного помогла, а потом я предложил Татьяне идти на реку и купаться, спасаясь от комаров. Татьяна возразила, потому что не взяла с собой купальник. Я брал с собой из лагеря гитару, потому что Татьяна неплохо играла, в отличие от меня. Я очень завидовал Вите Шейкину, который как и я, совершенно не имел слуха, но по нотам, с  великим трудом выучил на гитаре Полонез Огинского и Танец Маленьких Лебедей. Больше он ничего не играл! Но это он играл классно, и никому из наших курсантов не надоедало слушать! Царство ему небесное! И светлая Память! Погиб по вине врачей, а не в результате аварии.
    Я предложил пойти на мост, может быть там ветерок разогнал комаров, а мы поиграем на гитаре. Татьяна согласилась. Пока шли на мост к реке, она как-то искоса на меня поглядывала, но я подумал, что это потому, что соскучилась. На мосту комаров было меньше, но всё же были и я предложил выход:
- Давай заберёмся в воду и комары  нам нипочём!
-Да ты что?  У меня же нет купальника! Потом буду с мокрой задницей!
-Да мы будем без ничего купаться! Кто нас ночью увидит? Только одежду на дерево повесим, а то у нас один курсант купался с девчонкой ночью без ничего, а приблудный щенок утащил её одежду полностью…
   Татьяна засмеялась:
-И как же она домой шла?
-В его гимнастёрке с золотыми погонами! Но если бы домой! Она на квартире жила у бабки, а та её «застукала» при возвращении и подняла скандал. Пришлось курсанту без гимнастёрки бежать в расположение  аэродрома, а бабка утром принесла гимнастёрку командиру!
-Ну и дела у вас! - смеялась Татьяна, - Ладно уговорил! Но не будем повторять чужих ошибок! Спрячем одежду и гитару на дереве.
  Мы  купались, ласкались, целовались! Её податливое, красивое тело было почти невесомо в тёплой, как парное молоко воде. Груди её, нежно дразнили мою грудь и лицо… Я блаженствовал! Татьяна тоже. Но меня не оставляло чувство, что она хочет что-то мне сказать, но не знает, как это сделать…
   Сколько времени мы купались я не знаю. Выходили из воды в тень моста, куда не достаёт свет уличных фонарей, обнимались там и опять прыгали в воду, спасаясь от комаров, но комары уже были не так активны,  как  вечером и мы стали собираться  идти назад к аэродрому. Я вспомнил, что в кустах лесопосадки спрятано моё одеяло и его надо не забыть забрать, проводив на автобус Татьяну.   
  Мы шли домой по центральной улице. Небо уже светлело на востоке. Кукарекали первые петухи, изредка взлаивали собаки.
. Татьяна тихо заиграла на гитаре мою в то время «коронную»: «Они любили друг друга очень …»,  а я, естественно запел. Когда песня закончилась тем, что молодой пилот со словами: «Ах, что ж не любишь, ну и не надо!- Он перед смертью прошептал!»  – Татьяна спросила: А если бы я тебе изменила? Ты бы, наверное,  сам бы меня убил? Да?  – и смотрела на меня с искренним не шуточным любопытством.
  А я с шуточным «выдрёпом» сказал:
-И тебя и себя!
    Однако у меня что-то дрогнуло внутри и я,  развернувшись к Татьяне,  и глядя  ей в глаза,  всерьёз задал вопрос:
- А почему ты спрашиваешь? Наперёд зондируешь, или уже сумела с кем-то изменить?
-Да уж нет, мой котёнок! – ответила она серьёзно, - Я вот думаю, а к чему нас это приведёт? Ведь нет у нас с тобой будущего. Восемь лет  разница в возрасте – это много!.. Тебе нужно семью создавать, детей клепать, а у меня детей не будет. Я после аборта почти сразу в тюрьму пошла и там сильное воспаление перенесла…
     И вдруг меня осенило! Вот о чём хотела со мной поговорить Татьяна! Вот что значили её вопросительные взгляды! Видимо речь идёт о «взвешивании на её весах» меня и того мастера… Лавренюк, что ли его фамилия…
-Я тебя понял! – сказал я, - Мастер поставил вопрос ребром? И ты не знаешь,  как отвязаться от меня?
-Да ты что? Котёнок! – бросилась ко мне на грудь Татьяна,  но тут же обмякла и заплакала.
-Не котёнок я!- сказал я грубо и отстранился.
-Ну, Фантомас, мой миленький! – рыдая промолвила она,  - Но я правда не знаю как мне быть! Он уже развёлся  с женой и ходит за мной по пятам.   
-Ты же сама говорила, что на чужом несчастье счастье не построишь!
-Да он тоже не от добра бежит! Там всё не так просто! Тёща заколебала его, а жена поддерживает! Совсем кислород перекрыли! Он-то мужик не испорченный!
   Меня покоробило от того, что она его защищает, а главное, она уже всё про него знает! Значит встречаются! Уж не знаю до какой степени, но встречаются, беседуют! Сердце у меня колотилось в  грудную клетку, как молот!
   Мы подошли к автобусной остановке, присели на скамейке. Я совсем забыл об осторожности. За лесопосадкой был наш лагерь аэродрома, а по оживлённой автотрассе мог проехать и патруль. Но я взял гитару и с остервенением заиграл испанской восьмёркой перебирая лады на трёх аккордах запел:
-Они любили друг друга очень! Хотя и были ещё детьми!- я пел с издёвкой, сарказмом, цинично, -
-И часто, часто порой встречались! И го-во-ри-ли о любви!
Семнадцать лет ему минуло, служить он в лётчики пошёл!
Летать всех выше! Под звёздной крышей себе забаву он нашёл!
Вот год прошёл! За ним полгода! Прислал письмо ей в ту весну!
Писал он ей, что я приеду, приеду крепко обниму!
Ему в ответ друзья писали! Его товарищи – друзья!
Они писали, со злобной шуткой, что она бросила тебя!
Ах, что ж не любишь? Так и не надо! Я всё равно тебя люблю!
Но что ж мне стоит подняться выше и сделать мёртвую петлю!
На высоте трёх тысяч метров пропеллер жалобно стонал:
Ах, что ж не любишь? Так и не надо! И на петлю штурвал нажал!
А самолёт всё ниже, ниже! Раздался взрыв, пропеллер стал!
Ах, что ж не любишь? Так и н надо! Он перед смертью прошептал!
  У меня по  щеке скатилась неожиданная слеза. Татьяна, сидя рядом, со страхом смотрела на моё искажённое злой иронией лицо, смахнула мою слезу ладошкой, схватила меня двумя руками за голову, развернув моё лицо к себе и прокричала:
-Как я люблю эти злые губы! Как я люблю, когда они улыбаются! Котёнок! Милый! Фантома-а-с…– и прильнула к моим губам своими горячими губами, но я вырвался и продолжил, так же со злобой петь дальше:
-Друзья узнав, похоронили! Пропеллер стал ему крестом!
И часто, часто на той могиле девчонка плакала о нём!
Она лежит  и горько плачет! И слёзы режут ей глаза!
Проснись, проснись ты, мой милый мальчик! Всё это сделали друзья!
Раз ты погиб! И я погибну! Сказала девушка любя!
И в тот же вечер в поток могучий с обрыва бросилась она!..
   Я услышал визг тормозов, останавливающейся машины. Увидел, что проехав остановку, затормозил военный ГАЗ-69.  Из него с любопытством выглядывал какой-то офицер, звание было мне не видно. Он включил заднюю скорость и сдал назад. Я увидел, что это майор ракетчик. Татьяна что-то сообразила и быстро подбежала к машине вплотную и радостно спросила:
-Извините, пожалуйста, а вы назад не скоро поедете, а то автобус долго ждать, а срочно надо в  Волжский?
  Майор расплылся в улыбке и сказал, глядя прямо в её декольте и зардевшись румянцем:
-Ну,  мне в общем-то нетрудно такую даму быстренько доставить и вернуться!
-Ой! Большое вам спасибо!- воскликнула она и побежала назад ко мне.
-Всё пока! Я жду тебя в субботу вечером! У Ленки День рождения! Она приглашала отметить! Не расстраивайся ! Всё будет хорошо! – и  чмокнув меня в щёку побежала к машине.
  Я глянул на часы и понял, что сейчас в лагере будет подъём. Мне ещё надо забрать одеяло из лесопосадки. А у меня сегодня последний полёт с Валькой, которая хочет меня списать с авиации в солдаты. Голова у меня шумела от бессонной, активно с нервными потрясениями,  проведённой ночи.


17.
ПЕРВЫЙ ПОЛЁТ!
 ЕСТЬ  ЛЮДИ, КОТОРЫМ ВСЮ ЖИЗНЬ БЛАГОДАРЕН!

Есть люди, которым всю жизнь благодарен
За давний какой-то душевный поступок!
Хоть годы десятками в жизни  проходят,
В душе тот поступок пожизненно чуток!

А есть и такие, что хочется плюнуть,
Или срыгнуть из души его прочь!
Но невозможно забыть негодяя…
В этом никто мне не может помочь!

Способных добро сотворить бескорыстно,
Спаси, сохрани ты, О! Господи Боже!
Храню я их в памяти, этих людей!
Стараюсь добро, как они, делать тоже!

Добро сотворил – бумеранг запустил!
По кругу пошёл он, добро сотворяя!
Скорее всего не к тебе он вернётся,
Но к ближним твоим, их добром одаряя!

Л.Крупатин, Москва,2010 г.
      

   Сегодня, когда мы с Валькой взлетели, я после третьего разворота запросил у РП «Зону», то есть где я буду пилотировать. Мне дали четвёртую зону над кладбищем у Рабочего посёлка. У меня при этом что-то дёрнулось в душе, как от предчувствия чего-то плохого. И не напрасно! Предчувствие меня не обмануло!
   В зоне  над кладбищем она меня так довела, что  «белый свет» в моих глазах померк и я сказал ей:
-Всё, Валя, моё терпение кончилось! Вот на этом кладбище и будет наша с тобой могилка! Ты говорила, что в доску разобьёшься, лишь бы я не летал! Сейчас ты , грёбаная доска, вместе со мной разобьёшься!– и я двумя руками отдал ручку управления от себя. У меня мелькнуло в памяти моё утреннее прощание с Татьяной… Вот как раз! Пропеллер стал ему крестом!
     Валька попробовала осилить, но поняла, что я не шучу, а самолёт пикировал в центр кладбища. Она открыла фонарь кабины, судорожно, впопыхах отстегнула привязные ремни, встала с парашютом на заднице в кабине, собираясь шагнуть на крыло. Поясню для несведущих, что сиденье пилота это чаша в которую пилот укладывает парашют пристёгнутый ещё на земле, висящий у него под задницей, и сидит на  парашюте всё время полёта. Я понял, что она сейчас выпрыгнет, а я шлёпнусь один!..  И  резко рванул ручку на себя, переводя самолёт в набор высоты. Она от перегрузки грохнулась задницей прямо в чашу сиденья, поскольку парашют оказался у неё  на шее и тем самым загнул ей голову между её длинными коленями, что я увидел в зеркало заднего вида и почувствовал, что лицо её мешает ручке управления и   я уж тут шевельнул ею, как потом убедился – успешно!
Я направил самолёт  ко второму развороту. Валька  пыталась сесть в кабине,  как положено на парашют, но я дёргал ручку на себя и она опять падала в чашу. Она подключила колодку связи, которую отключила перед попыткой спрыгнуть и заорала на  меня  с угрозами, что как только мы прилетим, то мне будет «конец» в нецензурной форме, конечно. Потом она сказала, что я без неё не смогу посадить самолёт, если я не дам ей сесть как положено, но я опять дал ей ручкой по морде и она успокоилась. Ещё я ей сказал, что как посажу, так и будет, но я постараюсь не долбануться, потому что не желаю лежать с нею в братской могиле. Я нормально посадил самолёт, заруливая на заправочную стоянку.  Я заранее отстегнул привязные ремни и парашют, чтобы встать с места не позже неё,  потому что чувствовал, что Валька может сразу на самолёте кинуться драться.  Я угадал. Только винт остановился, она  торопливо выскочила из кабины на крыло, но я уже встал ей навстречу. Она, сорвав со своей головы шлемофон размахнулась, чтобы влепить мне оплеуху, но я легко поймал её руку, закрутил за спину и держа её в нагнутом состоянии лицом пред краем плоскости сказал:
- Извиняйся, тварь! Извиняйся, говори, что ты была неправа, что я хорошо летаю, что я сейчас хорошо самостоятельно посадил самолёт!
   Валька в ответ визжала матом, что сотрёт меня с лица земли. Я попустил её вперёд, будто собираюсь бросить и сказал:
-Если я сейчас тебя брошу, ни один врач не соберёт твои кости! Обещаешь, тварь, что выпустишь меня летать?
-Обещаю! –закричала она. К самолёту бежали ребята нашего экипажа и видя происходящее кричали: Лёха! Фантомас! Не надо! Лёха! Опомнись, дурак! За это дерьмо пострадаешь!- даже так кто-то выразился. А я сказал ей ещё раз:
-Скажи при пацанах, что ты меня выпускаешь летать! Что я сам посадил самолёт! Скажи!
Но она заорала:
-Вызовите комэска! Я приказываю!- и ребята полезли на плоскость разнимать нас.

       Спустившись с крыла  самолёта на землю она, обернувшись взвизгнула:
-Всё! Ты отлетался! – и я увидел, что лицо у неё в кровоподтёках. Ребята переглянувшись опустили головы. Я спрыгнул с крыла и пошёл в лагерь.
      После полётов ребята сказали, что они идут к командиру эскадрильи и заявят, что отказываются летать с  Валей потому, что им надоело её хамство и что в отношении меня она не права. Один из нашего экипажа-Женя, который всегда без стеснения после выходных привозил Вале в плетёной корзинке с полведра  домашних куриных яиц и вылетел первым в нашем экипаже, сказал писклявым голосом кастрата:
-Не надо за всех говорить ! Кто хочет летать, тот летает! На меня она не ругается!
Ребята сказали ему всё, что о нём думают, а Витя Шейкин хотел дать ему в морду, но я поймал его на лету. Женя у нас один был «домашний» и как-то свысока относился к нам бездомным  из «общаги» и не смущался своих «личных» отношений с Валей. Кстати, она тоже не стеснялась принимать «гостинцы» от Жени. Ребята предложили и мне идти с ними к комэске, но я, подумав, отказался:
-Нет, братцы. У меня с вами разный уровень. Вы вылетевшие самостоятельно, а я нет. Доказывать надо в полёте, а не на земле и выхода я не вижу. Перед отчислением после инструктора даёт заключение командир звена, а она подруга нашей Вальки. Потом  последний полёт с замкомэска или с комэска и всё.
-Ну.постарайся! Лёха, ты же наш Фантомас! Слышишь?- стал трепать меня за грудки Витя Шейкин.
-Слышу! Постараюсь.-ответил я.


МОЙ ПЕРВЫЙ ПОЛЁТ!

    Утром со мной полетела командир звена. Перед вылетом она сказала мне:
-Первый полёт я показываю!
Я внутренне удивился, мол чего мне можно показать нового, чего я не видел, но ответил:
-Ясно!
   В полёте она ручку держала твёрдо, не позволяя ничуть вмешаться, посадку совершила совершенно без моего участия, почему-то срулили со взлётной полосы и сразу порулила на заправочную стоянку. Я  терялся в догадках, но ничего не спрашивал. На стоянку она зарулила сама, стала выходить из кабины и я тоже. Вышел из кабины, спрашиваю:
-Не понял. В чём дело?
-В чём дело? Летать не умеешь! Инструктор права! – и спрыгнув с крыла пошла прочь.
Это была откровенная бабья подлость. Ребята подошли ко мне, спрашивают:
-Ну, что? Лёха, Фантомас? Что?
-Ничего…-скрипнув зубами,  ответил я и пошёл в лагерь .
   Я  шёл к лагерю.  От злобы и бессилия сводила челюсти судорога. Созрела мысль – собраться сейчас и уехать  в Волгоград, да напиться с моими «сокамерниками» в общаге с горя. Я услышал звук приближающегося мотоцикла. Оглянулся, на мотоцикле командира ехал Витя Шейкин. Он подъехал сделал круг вокруг меня, затормозил и сказал:
-Садись! Командир вызывает!
Я сел, поехали назад на Командный пункт. Остановились возле «квадрата», где сидели под брезентовым тентом курсанты, ожидающие своего вылета, в том числе и мой экипаж, который Валька  на целый день отстранила от полётов за то, что ходили к комэске с жалобой на неё. Из экипажа летал за всех «любимчик» Женя. Я подошёл к комэска, поднял руку, отдавая честь, но он не отвечая мне тем же, сложив руки на груди, просто сказал:
-Слетай с Палычем на моём самолёте.-кивнув на замкомэска Невзорова Юрия Павловича.
Я криво усмехнувшись, отдал честь и сказал:
-Есть!
Он посмотрел на меня и сказал как-то назидательно:
-Не лыбься! Хорошо слетай! Понял?
-Так точно! -  растерянно  ответил я.
-Вперёд!-махнув рукой на меня и Невзорова сказал комэска и мы пошли к самолёту.
   Когда шли я ничего не мог понять, что происходит. Я запомнил непонимающие глаза курсантов, но большинство смотрели на меня как, на умирающего или прокажённого.
  Сели в самолёт. Я  пристегнулся, подождал, понял, что Невзоров пристегнулся  и включив  рацию спросил у Невзорова  разрешение запустить двигатель. Он отвечает:
-Запускай.
  Я запустил, жду дальнейшей команды, смотрю на него в зеркало заднего вида. Он сидит в кабине не закрывая фонарь, свесив руки за борт кабины. Я хотел спросить, что дальше делать, но он сказал:
-Давай, давай! Запрашивай, выруливай, взлетай! Действуй! Я не верю, что ты не умеешь летать! Я знаю эту воблу астраханскую! Брешет она!
    Я был ошарашен. Я заподозрил, что ещё не всё потеряно. Он мне верит. Руки его за бортом, он смотрит на летящие по кругу самолёты. Это я его сейчас повезу. Он мне себя доверил!
  В полёте он не промолвил ни слова, как и в предыдущем полёте командир, вернее «командирша» звена, но в этот раз  управлял я. Совершил посадку неплохо, лишь чуть с перелётом за «Т», хотел спросить разрешение на «конвейер», то есть на следующий полёт  без остановки, но Невзоров сказал:
-Убери обороты,  тормози  и  сруливай с ВПП!
Я  сразу упал духом. Ведь можно же было мне дать ещё хоть один круг, чтобы я мог показать получше свои способности, но видимо всё… Я срулил с ВПП, хотел рулить на заправочную, но Невзоров  сказал:
-Убери газ! Зажми тормоз! Возьми РУД(ручку управления двигателем) на себя и держи!
Я выполнил и смотрел в зеркало, что он делает. А делал он что-то непонятное: отстегнул привязные ремни, отстегнул парашют, вынул парашют из кабины на плоскость, зафиксировал привязные ремни на сиденьи, подошёл к моей кабине и перекрикивая  двигатель спросил:
-Ну, вот так сам слетаешь?
У меня в душе что-то перевернулось и я,  как автомат сказал, ещё не сообразив, что произошло:
-Слетаю!
-Сейчас я отойду, запрашивай вырулить и взлёт, но проверяй помеху слева, несмотря на разрешение! Понял? Если всё нормально, проси "конвейер" и летай пока не остановят! Вперёд!-он спрыгнул с крыла, забрал парашют на спину, как мешок и пошёл в сторону КП- маленький как пацан. Я уже упоминал, что он был в два раза ниже нашей Вальки.
Я быстро запросил, вырулил, взлетел. Я действовал тяжело дыша. Меня не покидало какое-то чувство голодного человека, у которого могут отобрать случайно оказавшийся в руках кусок. Лишь после второго разворота я понял, что лечу сам! Что это произошло и состоялось!  Я приоткрыл фонарь на второе положение фиксатора, высунул  кисть руки навстречу упругому потоку и заорал, как тогда на парашюте при первом прыжке : Ура-а-а!,- но приближался третий разворот, надо выпускать шасси и докладывать РП(руководителю полётов).  Я  доложил, он, мне в ответ, разрешил посадку. Планирую к четвёртому развороту, разворачиваю самолёт по ВПП(по взлётно-посадочной полосе) нормально планирую значительно ниже «Т», сел правильно, на основные,  с приподнятым носовым колесом, только оно опустилось я запросил «конвейер», мне РП ответил:
-Конвейер разрешаю! - голос его был весёлым.
  Я дал газ и пошёл на следующий круг. Пролетая после второго разворота  по траверсе мимо точки  РП, я поискал глазами фигуру Невзорова и еле рассмотрел эту «махонькую букашку» с  парашютом на спине, которая  спасла мне… ну, не жизнь, а меня для меня самого! Иначе пробОй  в душе моей был бы на всю жизнь. Когда я летел уже третий круг, РП вдруг спросил удивлённо:
-Сто шестьдесят четвёртый! (это мой позывной) Ты сам что ли? - видимо увидев идущего с ВПП Невзорова.
Я ответил:
-Так точно!
-Мо-ло-дец! -сказал РП и повторил- Молодец!!!- так сказал, что у меня слёзы навернулись на глазах. А в квадрате, оказывается в это время ребята сидевшие и следившие за моим самолётом затаив дыхание заорали: «Ура!» , которое подкосило ноги Вальке - астраханской вобле! РП  мне ещё раза три дал «конвейер», а потом сказал :
-Ну, хватит! Хватит! Совесть имей Крупатин! - сказал без позывного, открытым текстом и пошутил: -Может быть командир тоже полетать хочет! - и я вспомнил, что я на самолёте командира эскадрильи с номером "01".
Только зарулил на стоянку,   меня ребята стащили с крыла на землю. При чём меня встречали не только мой экипаж. Вздумали качать, несколько раз подбросили, несмотря на мои возражения, а потом чуть не задушили в объятьях. Мы шли к «квадрату» гурьбой, и я видел, сидевшую к нам спиной Вальку, а перед нею стоял Невзоров и что-то говорил, указывая на меня, а она не поднимая голову мотнула головой. Невзоров покачал головой, глядя на неё, и что-то сказал, погрозив пальцем. Обойдя её Невзоров пошёл мне навстречу строгим шагом и, строго глядя на меня. Чуть не доходя до меня остановился, поднял руку отдавая честь, как и я.  Ребята остановились тоже по стойке смирно. Я, как положено,  сказал:
-Товарищ командир! Задание выполнил, разрешите получить замечания!
-Получите! Поздравляю с самостоятельным вылетом!
-Служу Советскому Со..ю..зу..-губы у меня задрожали и голос пропал. Ребята,  как шальные заорали :Ура! , но Невзоров напомнил мне:
-Пойди доложи командиру эскадрильи. К Вальке не подходи. Я ей всё сказал, что ей положено. Понял?
- Так точно! - ответил я.
Значительно позже я понял, что Невзоров сказал «вобле» погрозив пальцем – на будущий год её и подругу летать  с нами  на реактивных Л-29 – не взяли. А я вылетел самостоятельно на Л-29 в числе первых.


19.
      ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЛЕНОЧКИ!
   
   Можете себе представить с каким восторгом я ехал на выходной в Волгоград! Я ехал к Татьяне похвалиться своей Победой! Я настоящий пилот! Я представлял, как Татьяна меня расцелует…
   Я приехал к Татьяне, когда именинный стол был уже накрыт. Но Татьяна меня не встретила… Меня радостно встретила именинница Леночка и её сестрёнка Катюша. Мне сказали, что Татьяна срочно по телеграмме уехала домой, а мне оставила записку в её комнате. Мне дали ключ и,  я  поднялся в «светёлку». На столе лежал вчетверо свёрнутый тетрадный листок. Я развернул, прочитал:
«Котёнок! Прости, мама заболела, срочно надо съездить. Подарок для именинницы перед тобой! Поздравь её нежно! Она тебя любит! Можешь ночевать у меня. Харчи в холодильнике. Татьяна.» Слова: «Она тебя любит!» были дописаны между строчек и кажется другим почерком.
     Я сел на табуретку с упавшим настроением, задумался… Что это всё значит? Она меня хочет передать с рук на руки Леночке, чтобы я не обижался на неё, если она всерьёз свяжется со своим мастером? Видимо так.
    В комнату зашла Леночка, подошла ко мне, стала, прижавшись к моему плечу и обняв одной рукой, спросила ласково, участливо:
-Сильно расстроился? Ну,  пойдём к столу. Мы тебе скучать не дадим. - и вдруг,  нагнувшись, она поцеловала меня в щёку, а потом в губы, заломив руками мне голову навзничь. У меня голова закружилась от неожиданности и поцелуя с горячим, нахальным языком Леночки. Она неожиданно, отпустив меня ушла, а я сидел ошарашенный. В голове у меня вертелось: Где же она успела так научиться целовать?
   Я опять задумался: Вот это ситуация! Если я останусь ночевать, она может ко мне прийти, и я не смогу её прогнать. Прогнать, значит обидеть! А не прогнать?..
    Вдруг я услышал топот бегущих наверх по лестнице ног. Забежала Катерина и с маху,  по-детски, прыгнула мне на колени, обняв за шею, уперевшись острой грудкой мне в щёку. У меня страшная волна прошла в груди, чуть не опрокинув сердце, а она затараторила:
-Я так соскучилась за тобой, мой маэстро! У меня столько много нового! Мне столько тебе рассказать надо! Ты завтра будешь у нас?
-Милая Катюша! Мне же надо в общагу к ребятам сходить! Я обещал своим курсантам фотки сделать, а принадлежности у меня все там!
-А можно я с тобой  пойду фотки делать?
-В мужскую общагу? Я же с зэками живу!
-Ну, я же с тобой буду!
-Нет! Вахтёры под страхом смерти тебя не пропустят!
-А давай я пацаном переоденусь! Я в школьном театре пацана играю!
-Да ты с ума сошла! Куда же ты сиськи денешь?
-Да я затянусь! Незаметно будет!
-Это вот эту красоту ты собираешься затягивать? – при этом я невольно взялся за правую грудь, - Не смей нарушать форму! Береги их!
   Открылась дверь и заглянула Леночка. Вытаращив глаза на меня и сестру,  она грубо спросила:
-Это что такое?
- Я говорю, что ей нельзя пацанячьи роли играть и перетягивать грудь!
-Слезь с коленей! Дура!- сказала Леночка.
   Катерина спрыгнув с моих коленей надувшись пошла к двери, а Леночка звонко щёлкнула её по попе ладонью. Я вздохнул и под осуждающим взглядом Леночки пошёл вниз. Я вручил от нас с Татьяной подарок, от себя персонально вручил три лётные шоколадки Леночке, хотя собирался их вручить Катерине. Плясали мы до упада, но Леночка часто ставила танго и объявив белый танец, сама приглашала меня. С начала торжества недолго посидели квартиранты: Ольга со своим нелюдимым мужем, но, когда мы начали танцевать, они ушли и остался я с двумя сестрёнками. Отец девчонок тоже в самом начале приседал с нами, но после двух стопок он ушёл. Хотя я ему успел похвалиться самостоятельным вылетом, на что он крепко пожал мне руку, даже встав со стула и предложив за это тост.
     За этот вечер я узнал, что Леночка пошла работать на завод в заточное отделение к моей Татьяне ученицей. Вдруг я обнаружил, что она тоже стала курить. Я спросил:
-Это вредное влияние Татьяны?
-Нет! – ответила Леночка, - Душевные переживания вынудили закурить!
-Это какие же такие переживания? – спросил я с иронией, - Войну пережила что ли?
  Леночка, покачав головой, сказала:
-У каждого в душе своя война!
   Часов в одиннадцать Леночка показала Катерине на часы, и она ушла насупившись. Мы  с Леночкой закурили и она спросила у меня прямо в лоб:
-Ну, ты согласен Татьяну выдать замуж?
   Я понял о чём речь и спросил в свою очередь:
-А что? Вопрос в принципе уже решённый?
-Ну, в общем-то да! Татьяна поехала со  своим мастером к матери. Познакомить и за благословением . – сказала Леночка, испытующе глядя на меня.
-Ну, коли так? Значит пусть будет так! – дыхание у меня перехватило, я встал и взял свой портфель.
Леночка испуганно вскочила со стула, выхватила у меня из руки портфель и сказала твёрдо:
-Ты здесь будешь ночевать!
-Почему ты мной командуешь? Это мне решать, где ночевать!
-Тебе что непонятно, что я люблю тебя? - со слезами в голосе спросила она.
-А я ещё люблю Татьяну! Ясно?
-Клин клином вышибают! Ты полюбишь меня!
-Татьяна тоже меня использовала в качестве клина!- сказал я зло и горько.
- Останься! Я приду к тебе!
-Куда придёшь? В светёлку? Там  живёт моя  любовь к Татьяне? Грешно!
-На первом этаже тоже постель застелена! Оставайся!- прерывисто дыша и с мольбой  заглядывая мне в глаза.
-А как я утром буду отцу в глаза смотреть? – спросил я, - Ведь он меня настоящим мужиком считает, а я окажусь паршивым котом! Нельзя так!
   Леночка бросилась мне на шею присосалась к моим губам, зло кусая их. Я оторвался от неё на миг и сказал:
-Отец может выйти! Совесть имей! – и взяв со стула портфель быстро ушёл.
  По пути я купил в ресторане две бутылки водки и приличную закуску, чтобы удивить моих «сокамерников». Они  будут  в восторге от моего появления! –  думал я.
    Вахтёрша действительно выразила радость моему появлению. Я спросил, между прочим, мол, как там, всё нормально? Вахтёрша отрицательно мотнула головой:
-Нет! Без «коммуниста» толку нету! Живут, как последний день! В комнате, как у хороших ….дей! Стёкла побиты! Бутылки под ногами валяются! Скорей бы Спецкомендатуру открывали! Нет уже терпения!
   Вздохнув, я пошёл на второй этаж. Поднимаясь по ступенькам, я почувствовал нарастающую вонь чего-то знакомого, но определить не мог. Дверь была не замкнута. Я открыл дверь и замер перед чем-то невообразимым… Во-первых, я не мог понять, включён ли в комнате свет или нет, а в лицо мне пошла стеной какая-то копоть, плавающая в воздухе кисеёй. Я отшатнулся, отмахнулся рукой от копоти и заглянул в комнату, пытаясь определить источник сего явления. Электрическая лампочка под потолком горела, но она не светила, а была как луна. Сквозь мрак и копоть,  в каком-то колеблющемся свете, я рассмотрел одного «сокамерника» лежащего на кровати поперёк, а другой лежал на подоконнике, настежь распахнутого окна, свесив голову на улицу. Колеблющийся свет исходил из эмалированной суповой миски, в которой горела со страшной копотью какая-то жидкость и я сообразил, что это горит ацетон… Миска стояла на другой, опрокинутой миске. Я взял с этажерки  свою книжку и накрыл миску с горящим ацетоном. Огонь  не просто погас, а недовольно пыхнул, шмоткАми копоти во все стороны, а потом погас. Я осмотрелся… Стены были чёрными от копоти и не отражали свет закопчённой лампочки. Это было подобие лунной ночи… Я понял, что здесь ночевать нельзя.
       Как я узнал у соседей, что в общежитии вечером отключался свет, а Эдик с Мишей сидели пили водку и ничего лучшего не придумали, как устроить освещение из миски с ацетоном, потому что мероприятие у них было ответственное и прерываться было нельзя!
     Стащил я Эдика Золотарёва с подоконника на кровать и ушёл, прихватив из шифоньера чемоданчик портативного фотоувеличителя и сумку с фото принадлежностями, замкнув дверь своим ключом.
     Я направился обратно в теремок на квартиру Людмилы. Тихо зашёл, ещё сквозь забор наладив контакт с кобелём Полётом и открыв потайной запор. Не стал подниматься в Татьянину «светёлку», чтобы не скрипеть ступеньками лестницы, и лёг, не разбирая постель, не включая свет на первом этаже. Я был уверен, что прошёл незаметно, хотя Полёт мне выразил повизгиванием  свои приветствия. Только я начал засыпать, как почувствовал у своего лица чьё-то  дыхание и на лицо мне упали женские волосы, а моими губами завладели чьи-то горячие, подрагивающие от возбуждения губы. Сердце моё встрепенулось: Татьяна! – и я схватил опустившееся мне на грудь тело…но понял по хрупкости его, что это не Татьяна, а Леночка! Подкараулила!
     Халат на ней был растёгнут,  рука моя машинально скользнула под него и ощутила, что  больше на Леночке не было ничего! Рука прошла по круглой маленькой попке, не такой откровенно сексуальной, как у Татьяны…но красивой!  Голова моя закружилась! А Леночка поступала со мной по-хозяйски! Ничего не спрашивая, она стащила с меня остатки одежды и сбросив на пол халат,  легла на меня, извиваясь по мне,  как змея! Вдруг она спустила свою руку вниз и ловко распорядилась моей  «пятой конечностью»… Ух, ты! Я, не владея собой, обнял её, ответил взаимностью! Леночка возила по моим губам своими маленькими, аккуратными «титечками» и я готов был их целовать до бесконечности… Вдруг я понял, что бесконечности не будет! Меня накрывала шальная волна и я понял, что сейчас будет!.. Я резко вывернулся из под Леночки и положил её на кровать, сам сев на край. Она бросилась ко мне:
-Ну, ты что? Ты что делаешь? - чуть не рыдая спросила она. Тяжело дыша,  я спросил:
-Ты-то что делаешь? Хочешь безотцовщину растить? Подожди. Я сейчас. Дай отдышаться. Я сделаю тебе хорошо, но без последствий!
-Ты не отвечаешь за последствия!  Это мои дела! Понял?
-Я понял, что мне не всё равно, кто будет воспитывать или издеваться над моим ребёнком, который меня будет проклинать! Я иду к тебе! Но командовать парадом буду я!
   Я Леночке доставил много «улётных» моментов! Она стонала:
-Ну! Давай! Давай! Я хочу этого! – и била по моей спине кулачком. Я себе запретил даже думать об удовольствии! Хотя нет! Всё равно мне было очень приятно чувствовать её беспомощно- счастливую, страдающую в блаженстве и то, что я полностью владею ею…Когда меня стала  опять  накрывать волна оргазма, я не дал совершиться Леночкиному желанию. Она, скорчившись в эмбрион, отвернулась к стенке и заплакала.
   Тяжело и судорожно дыша, я встал, одной рукой натянул брюки и в тапочках хотел выйти. Ещё плача, Леночка вполголоса сказала:
-Не выходи! Отец услышит! Полёт будет к тебе ласкаться!
-Мне нужно помыть хотя бы одну руку! И в туалет надо!- так же, прерывающимся  шёпотом, тяжело дыша, ответил я ей.
-Вон, за дверью рукомойник! Мойся и в таз в туалет  сходи! Я утром вынесу! – по голосу чувствовалось, что она успокаивается.

  У рукомойника я вспомнил, что у меня в портфеле литр водки и классная закуска из ресторана. Вернувшись, я вытерся Леночкиным халатом и выставил из портфеля на стол у окошка всё содержимое моего портфеля. При свете уличного фонаря это всё смотрелось как сказка. Леночка совсем голая, тоже освещённая с улицы фонарём, встала перед столом, сложив ладони на груди, как в молитве, восторженно, не веря своим глазам, воскликнула:
-Так ты готовился к нашему празднику! Ты решил поздравить меня по-настоящему и специально вернулся? Спасибо! Люблю! - воскликнула она и взвизгнув, голая прыгнула на меня обхватив руками за шею, ногами за талию и вцепилась губами в мои губы! У меня опять прошла в груди горячая волна и мысль: Да, ладно! Не всегда же  «залетают»! Может быть развернуться без тормозов? Ой! Нельзя! Хотя и сбросил самый опасный заряд! Нет! Рассудок нельзя терять!
-Да! Золотко! Да! - ответил я. - Готовился! Специально!
  Мы выпили, закусили. Я изо всех сил старался не вспоминать про курево, хотя хотелось! Она первая попросила:
-А, давай закурим, а? У тебя есть?
-Есть! – ответил я и достал из портфеля  свой «Джебел» тогда ещё чисто болгарского производства. Эти сигареты пахли свежеиспечённым хлебом и, наверное, настоящей Болгарией! Леночка сидела у меня на коленях совсем голая и я чувствовал, что ещё стопку и не выдержу,  и сломаю свои принципы!..
     Так оно и получилось! После выдающихся зрелых форм Татьяны, тело двадцатилетней хрупкой Леночки интриговало. Когда  опять накатила волна оргазма, у меня хватило сил прерваться и я скатился  с постели на жёсткий шерстяной коврик на полу, между столом и кроватью. Леночка скатилась на меня, прошептав со всхлипом:
-Ты куда, Одисей? – и попыталась овладеть мною сверху. Я вывернулся из под неё и напомнил:
-Я же сказал! Командовать парадом буду я! - и тут я отпустил тормоза. Сколько мы были на полу я не могу вспомнить, но помню её причитания, как на бегу в марафоне! Да нет, в стометровке! :
-Как я люблю! Ты меня любишь?
-Люблю!- так же загнанно отвечал я и кажется в самом деле любил… кого не знаю! Я даже забыл, что мы на полу! Я чувствовал, что Леночка в экстазе царапает мне спину, но мне было не до этого!
Вот это была «половая жизнь»!
  Утром мы с Леночкой были, как две выжатые мочалки…Но! Ей-то оказывается сегодня утром надо в смену! Хотя,  она со мной выпила одну стопку полную и одну за два раза и спала она часа два от силы! Не спала, а просто теряла сознание! Я проводил её, убрал со стола в портфель остатки  ночного пиршества и лёг спать… Очнулся от того, что меня кто-то целует в щёку, потом возле губ, потом  в губы нежным прикосновением, без засоса! Спросонья  мелькнула мысль: Татьяна! Но открыв глаза увидел смущённую, покрасневшую Катерину.
  -Доброе утро! Я всю ночь душой чувствовала, что ты здесь, Маэстро! Даже хотелось пойти проверить! Значит будем делать фотки? Ты из-за меня всё притащил сюда?- спросила она, сияя необыкновенно и загадочно.
-Ну, конечно! – кивнул я,  улыбнувшись,  и садясь на кровати. При этом  мелькнуло у меня какое-то сомнение в причине её такого поведения. Будто говорит о фотографиях, а цель у неё гораздо больше.
-Ура! - вскрикнула Катерина и обняв меня, прижав при этом к своей пухленькой упругой грудке, - А, где?  Здесь будем?
-Ну, а что? Одеялом окно завесим и всё! Только мне нужно в магазин сходить за химикатами.
-А можно я с тобой?
- Пойдём! Сейчас, я умоюсь, побреюсь и пойдём! - хотя сам подумал, - Мне бы позавтракать с пивком! Ну, ладно! Что-нибудь придумаем!
  Умывшись, почистив сапоги, я  одел форму и вниз со второго  этажа сбежала Катерина с сияющими по-детски глазами, в коротеньком, по-детски, сарафанчике, но с красивыми крепкими ляжками и едва помещающимся в сарафане крепким бюстом. У меня захватило дыхание и зашевелилось какое-то сомнение: А как мы будем выглядеть на улице? Что подумают знакомые, если встретят нас? И я вспомнил, как стеснялась меня Татьяна, когда мы вышли на улицу после первой ночи. Кстати, сегодня была тоже «первая ночь», но не с Катюшей, смущённо подумал я, и тут же застеснялся своей мысли – вот дурак! Разве можно подумать, чтобы с этим несмыслёнышем - ребёнком что-то сотворить!
   Мы вышли на улицу через верхнюю калитку, Катерина схватила меня по-детски,   за руку и мы пошли в Универмаг. Закупив бумагу, химикаты, плёнки на будущее, мы зашли в кафе «Дружба». Катерина есть отказалась,  и я взял ей три вида пирожных и какао по её желанию. Себе взял комплексный обед и кружку пива. Сели в уголочек, но я видел краем глаза, что на нас обращают внимание. Привлекали внимание мои золотые курсантские погоны, а потом уже моя соседка с сияющим детским взглядом и пышными формами. Она просто съедала меня взглядом и,  мне казалось, что она сгорала от нетерпения что-то мне сообщить, но не знала, как это сделать. Вдруг Катерина, отведя взгляд в окно и жуя пирожное, вроде между делом спросила:
-А ты у нас в светёлке останешься жить после полётов?
Я перестал жевать и растерянно спросил:
-А что, Татьяна там не будет жить?
-Ну, она же с мужем своим будет на первом этаже жить, где сегодня ты ночевал.
  У меня остановилось дыхание, а Катерина мельком глянув на меня, продолжила:
-У них же что-то типа свадьбы будет через неделю. Сейчас Татьяна повезла своего мастера к матери знакомиться.
-Ах! Вот что значила эта записка с предложением заняться Леночкой! А фактически Леночка занялась мной! - подумал я, сидя без движения. А Катерина продолжала:
-Да Татьяна может и не решилась бы! Это всё Ленкина инициатива! Она этого мастера  к нам в гости привела, а в прошлый раз даже он ночевать оставался, потому что Ленка не отпустила! Он на первом этаже спал. Татьяна не согласилась с ним спать. Ленка настояла, чтобы Татьяна поехала домой с мастером, познакомить его с матерью.
-Ха! - усмехнулся я про себя, - Татьяна ни при чём! А Леночка прёт, как танк и своего добивается! Ей бы ещё забеременеть от меня и всё! Она будет в  «дамках»! Господи! Пронеси, Господи! - думал я над остывающей тарелкой. Я не мог представить мою Татьяну в чужих руках! Я сидел не шевелясь, а Катерина, чувствуя моё состояние, смотрела в окно и мельком поглядывала на меня.  Кто-то, проходя мимо меня с разносом,  сказал милым женским голосом:
-Здравствуй, дорогой лётчик-Лёньчик!
  Я вздрогнул и посмотрел  в сторону приветствия. Прошли мимо две девушки из «Пятьсотвесёлого» с разносами полными тарелок и стаканов. Одна из них была Татьяна с моей автоматической линии – подруга моей Татьяны.
-Ну, всё! Засветился! И с кем? С малолеткой! -мелькнула мысль.
  Я, радостно улыбаясь,  ответил и помахал рукой, но видимо всё-таки покраснел и девушки это видели, судя по их взглядам. Я, кое-как, доел свой обед,  и мы с Катериной пошли из-за стола с разносами пустой посуды. Проходя мимо девушек, я услышал ехидный вопрос:
-Татьяне сам передашь привет? Или нам передать?
  Я остановился от неожиданности и ответил:
-Если поручаете, то передам и за одно поздравление с законным браком! Хорошо?
-Как? Когда? С кем? - растерянно забормотали девушки обе разом.
-С кем я не скажу пока! Но не со мной! А будет свадьба в следующий выходной! А вы, как я вижу, объявили бойкот диете? - натужно шутил я, указывая на множество тарелок, -  Вы на верном пути! Я сочненьких люблю!  - и пошёл, оставив их с разинутыми ртами и распахнутыми от удивления глазами. Катерина-дурёха ещё в зале, счастливо улыбаясь схватила меня под руку и в двери не утерпела оглянуться на остекленевших девушек и звонко заржала, как только мы вышли на улицу.
     Мне было не до смеха… Мне захотелось выпить водки, и она у меня была, но это было совсем не в тему! Ведь я с ребёнком буду делать «фотки», а значит вовсе не до водки!
    Возвратившись в «теремок», то есть, домой к Катерине, я проявил плёнки, повесил сушить и закрыв дверь и завесив окошко одеялом, мы стали с Катериной печать фотографии с ранее отснятых плёнок по заказу моих курсантов. Катерина крутилась у меня за спиной, то справа, то слева, то наклоняясь у меня за спиной, прикасаясь своей щекой к моей и горячо дыша мне в ухо. Мне нестерпимо захотелось выпить! Я встал, взял свой портфель, вынул недопитую бутылку с закуской и извинившись перед Катериной, налил и выпил. Закусывая, почувствовал, как разливается по телу какой-то покой и вроде бы стало легче дышать. Катерина, в упор глядя на меня, не спросила, а утвердительно сказала:
-А мне тоже немножко можно!
-Извини, Катюша! Отец может нас не понять, а Леночка с работы скоро придёт и сделает нам «харакири»!
-Ничего она не учует! Я закушу! Ну, одну стопку! Ну, должно быть равноправие!
-За это равноправие могут быть большие неприятности! Понимаешь? Тебе 15 лет!
-Мне 16 лет! Без тебя отмечали! Всё будет в ажуре, в розовом абажуре! Наливай!
   Я налил полстопки и хотел остановиться, но она придержала пальцем горлышко бутылки и налила до краёв.
Наливай себе! – скомандовала она.
   Я налил, она подошла вплотную и сказала:
-Пьём на брудершафт!
-С детьми не пью на брудершафт! Ясно? - ответил я с улыбкой.
- На Кавказе меня бы давно уже замуж выдали! – сказала она с сожалением.
- А ты хочешь? - спросил я.
-За тебя – да! Но,  не сейчас! - сказала она и понизив голос до шёпота сказала:- А без замужества – делай со мной что хочешь! Хотя я ещё девчонка…Только детей не надо. Понял? – при этом махом выпив стопку, она присосалась ко мне смертельным поцелуем, уперевшись в мою грудь своими упругими выпуклостями.
       У меня комната, освещённая красным фонарём пошла по кругу и вдруг я почувствовал, что Катерина валится на  постель, увлекая на себя меня. Ужас! Я наощупь поставил на край стола невыпитую стопку,  вовремя подхватил довольно тяжёленькое тело и уперевшись одной рукой, не дал нам обоим грохнуться об стенку головами. В красном свете заголились Катеринины красивые ляжки, мелькнули маленькие трусики … Она легла, не отпуская  мою шею. Я не противился,  лёг рядом, обняв её, и пытаясь заглянуть ей в глаза сказал:
-Милая! Золотая! Остановись!
- Не хочу! Понял? Это должно случиться! Но пусть это будет с тобой!
-Подожди! -сказал я, - Я тебе сейчас скажу и ты всё передумешь наоборот! Я сегодня ночью был с Ленкой! Я с твоей сестрой спал!
  Катерина вздоргнула, безвольно обмякла, закрыла глаза и лежала некоторое время недвижимо и кажется не дышала, но вдруг тихо,  выстраданно, по-взрослому,  прошептала:
- Опередила ссучка! Сноровка! Она в прошлом году работала в магазине, так самого директора хотела у жены увести! Не получилось! Ну и тут не получится! Не отдам я тебя ей, хоть ты и не будешь моим! Понял? Не дитё я! Будь мужчиной!
   Во мне, вдруг,  что-то круто созрело, будто я понял то, что она сказала: Пусть это будет со мной и по настоящему!  И я сказал:
-Ладно! Будет так, но не наспех,  сгоряча, а осознанно, потому что я действительно к тебе очень не равнодушен, но …  я считал, что рано тебе ещё!
- Да не поэтому! А потому что эти кошёлки тебя окружили,  и ты перед ними стеснялся! - сказала Катерина.
   И я понял, что это не дитё! Я полностью раздел её, полностью разделся сам, глядя на  это изумительное произведение природы и искусственного освещения в красных тонах! А она смотрела на меня, протягивая руки. И как смотрела! Я этот сияющий взгляд помню всю жизнь! Несмотря на то, что сердце у меня продолжало колотиться,  я был совершенно спокоен и уверен в том, что поступаю правильно и достойно! Я приблизился к Катерине, стоя на коленях на полу и стал целовать это чудо природы и света, начиная сверху и до самого низа.
   Я помню, что я говорил ей, что  люблю, и она говорила, что любит… Я помню, что она говорила, что не боится, но просит быть осторожнее… Я говорил, что я буду осторожно… А она тут же наоборот говорила:
- Не бойся! Мне не больно! Мне хорошо, только не шевелись, пожалуйста, мой Маэстро! Мне кажется, что ты весь во мне! – и целовала, и целовала, и тёрлась своими красивыми «титечками» о мою грудь.  Не помню сколько мы пролежали на постели в нежном, осторожном конвульсивном движении… и мы задремали. Очнувшись, я  глянул на фото-часы,  и увидел, что пошёл пятый час дня, а Леночка работает до четырёх, потом идёт в душ и домой! Скоро она будет здесь! Вставая, я увидел у себя кровь Катерины. Я приподнял её ноги и увидел кровь на постели.
-Золотко! Что будем делать?
-Я сейчас быстро застираю!- сказала она вскакивая с кровати.
- Пожуй укроп, петрушку, мяту! Прошу тебя! Я скажу, что я сам похмелялся!
  Катерина собрала простыню и увидела, что на матрасе тоже пятнышко крови…но при красном свете лабораторного фонаря,  оно выглядело  желтоватым. Я пощупал – пятно было влажным. Катерина  застелила постель одеялом и вышла. Я сидел, опустив голову, и тупо глядя в ванночки с фотографиями… Я был опустошён всем свалившимся на меня, но я не знал, что ещё сегодня свалится на меня!
   Леночка пришла домой, как раз, когда Катерина вывешивала на верёвку  постиранную простыню… Она спросила у Катерины, в чём дело, что за срочность в индивидуальной стирке. Она не придумала, что сказать, и сказала, что простыня была несвежая. Леночка  возразила, что, мол,  я-то завтра уезжаю утром, тогда бы и постирали. А она говорит, мол,  что же человек будет спать на несвежей постели. Прозвучало это неубедительно и у Леночки закралось подозрение. Когда она зашла в комнату, где я уже начал делать фотографии, то почувствовала запах алкоголя. Я, насколько смог, сделал радостную встречу, сидя у фотоувеличителя,  обнял её за попку   и предложил со мной выпить. Она же, хитрая змеюка, сказала:
- А, вот Катьке не надо было и грамм наливать!
-Ну! - сказал я, - В шестнадцать лет чуть- чуть уже можно!
  И тут зашла Катерина в комнату к нам, и Леночка сразу у неё спросила:
-Ты зачем пила водку?
  Катерина,  глянув на меня,  и  несколько помедлив, осознавая обстановку ответила ей:
- Тебя не спросилась! Ты кто такая? - и вышла из комнаты.
Леночка подошла к постели, посмотрела на идеально заправленное одеяло, сдёрнула его и увидев незнакомое пятнышко  на матрасе, пощупала его, но оно было при красном свете просто желтоватым, но влажным… Леночка  конечно помнила, что раньше на их матрасе пятна не было.
-Ну, наливай! - сказала она, присев на стул, напротив меня, в уголок, спиной к окну.
   Я открыл рыбные консервы и кабачковую икру, стал резать хлеб, но Леночка встала и сказала:
-Я сейчас овощи принесу! - и вышла.
  Я сидел, курил и думал:
-Ну, что? Допрыгался, козёл? Красный свет вырубим и будет ясно, что за пятно на матрасе!
  Леночки долго не было, но пришла с тарелкой салата, села на старое место с каким-то жестоко-загадочным лицом. Я налил, подняли стопки. Леночка сказала:
- Давай выпьем знаешь за что? – посмотрела куда-то вдаль мимо меня и продолжила, - За наш с тобою законный брак, или его альтернативу – тюрьму! Знаешь, что за несовершеннолетних девочек бывает? За всё надо платить, дорогой!
Завтра тебя самолётики твои подождут, а мы с тобою идём в ЗАГС, подаём заявление и просим, как военнослужащего, зарегистрировать в сокращённый срок! Или я говорю отцу про изнасилование Катьки и подаём заявление в милицию! Тогда самолётики тебя не дождутся! Ну, давай! - она стукнулась с моей стопкой и выпила.
   Я тоже выпил,  тут же налил в обе стопки, не закусывая и сказал:
-А теперь, дорогая, мой тост! Давай выпьем за то, чтобы наши желания чаще совпадали с возможностями! Опять у тебя облом, как и с директором магазина!
С Катюшей у нас любовь и мы с нею поженимся, если она захочет!
   Леночка криво усмехнулась куда-то в сторону,  выпила и стала с улыбкой закусывать. Прожевав она  по- деловому потёрла  друг о друга ладошки и сказала, назидательно заглядывая мне в глаза:
-Я сказала и повторять не буду! Если уедешь завтра на полёты, то за тобой приедет милиция! До утра думай! И не вздумай из матраса пятно вырезать! Я с Катерины трусы сняла – они тоже в крови! Она подтвердит то,  что я скажу! Ясно?
-Где Катерина? Позови её сюда!
-В надёжном месте Катерина! Нет её! - сказала Леночка с усмешкой и вышла.
  Я сидел с кривой усмешкой над самим собой и думал:
-Надо же так вляпаться? А что с Катериной? Ведь нельзя поверить, что она была «подстава»! Я не могу не верить ей! Ведь я кажется её люблю на самом деле! И вспомнив, как это всё произошло, я даже застонал! Так! Фотографии надо доделать однозначно и, может быть,  появится Катерина. Я же не могу искать её в чужом доме.
Я взялся активно печатать фотографии, промывать, промокать газетами, лежащими в углу кипой, и раскладывать их на злополучном матрасе. Воздух был сухой и фотографии сохли быстро. Я неоднократно выходил курить во двор и последний раз я вдруг услышал шаги на лестнице хозяйской половины. Спускался в туалет отец девчонок. Я поздоровался и спросил:
-Что-то вас целый день не видно было?
-Я же у жены в больнице дежурил! Плохая она. Пусть ночь с нею Катюша посидит, а утром я опять пойду. Ленке на работу надо.
-Ясно! Примите мои сочувствия! Жалко Наталью Ивановну!
-Спасибо! Но уже скоро конец,  и ей лучше не будет.
   Да! Вот это информация про Катерину! - думал я и вдруг смекнул. На обратном пути я спросил у отца девчонок:
-А больница далеко?
-Вот на горе! Четвёртая!
-Ясно! - сказал я и подумал: -За несколько месяцев там меня ещё не забыли, когда я лежал в ожоговой палате.
Я посмотрел время – девять часов вечера.  Я закрыл комнату и пошёл в больницу.
    На мой стук в закрытую дверь мне грубо ответили, что приём окончен. Я попросил ещё раз просто открыть дверь, чтобы спросить что-то. Девушка открыла с очень недовольным видом. Я вспомнил её имя:
-Людочка! Золотко! Это я – Поль Робсон!
-Чего-о-о? – удивлённо глядя на мою курсантскую форму, не соответствующую с услышанной глупостью, которую я произнёс.
-Людочка! Неужели ты забыла Поль Робсона, который лежал у вас в ожоговой до середины января.
   Девушка захлопала глазами, постепенно округляя их.
-Да, неужели!?- воскликнула она, - Какой красивый стал! И никаких следов! Вот везунчик! Чего пришёл-то?
-Извини, Людочка! Срочный разговор у меня с девчонкой, которая в хирургии у постели матери дежурит. Можно её вызвать на минутку?
-Ну, сейчас! Только для тебя, лётчик!
  Катерина не пришла, а прилетела с какого-то этажа! Видимо Людмила сказала ей, кто пришёл. Катерина просто прыгнула мне на шею и у меня сразу стало легче на душе, потому что Леночка заставила очень засомневаться в ней.
-Как ты нашёл меня? Молодец! А Ленка не дала мне с тобой попрощаться…
-Это не самое плохое, что она сделала! – сказал я, - Она сказала, что я тебя изнасиловал и что утром будет заявление в милиции, если я не соглашусь утром идти с нею в ЗАГС и подавать заявление!
-С нею в ЗАГС!? - захохотала Катерина, - Она совсем головой «поплохела»!
-А я сказал, что с тобой пойду в ЗАГС!
-Какая жертва! А у меня ты спросил? Ленке я могу в глаз дать! А тебе что сделать? Я что хотела, то получила! И это было так,  как я хотела! Это было красиво и с красивым мужчиной! С лётчиком! А дальше видно будет! Я может быть сама в лётчики подамся! Вся жизнь впереди! Ещё всё успеем, а замуж пока рано! Можно так и остаться с клеёнками – пелёнками жизни не узнав. Ленку это устраивает! Меня нет! Хотя ей не всё равно, на кого навеситься!
    Катерина ещё раз кинулась мне на шею, нежно, долго поцеловала и хотела освободиться от меня, но я перехватил инициативу и сам её долго и нежно поцеловал, так что у меня кружилась голова, как на вращающемся стуле!
-Кгэ! Кгэ! - услышали мы шутливое напоминание, - Ребята! Я устала вас ждать! Аж самой так захотелось! - смеялась медсестричка Люда.
   Я поблагодарил её,  сказал, что с меня причитается,  она ответила шутливо-игривым взглядом и я помчался назад.
   Зайдя во двор, я увидел на первом этаже, где я печатал фотографии, свет в окне, а я не снимал одеяло с окна. Я захожу в комнату и вижу…Татьяну. Она сидела рассматривая подсохшие фотографии, но увидев меня вскочила с места, вспыхнув лицом и глазищами навстречу мне. Я сделал шаг к ней, а она бросилась мне на шею. Скрипнула сзади дверь и , Татьяна  отпустив меня, как и я посмотрела на вошедшую Леночку. Как-то   искоса, с подленькой ухмылочкой, поглядывая на нас она присела на стул к окну и спросила:
-Прощаетесь?
-А может и нет! - сказала Татьяна, грубова-то, - Тебе-то чего?
-А мне его! - сказала она ухмыляясь и указывая пальцем на меня,  - Вот этого кота мартовского ! Пока тебя не было, он перетрахал тут  всех подряд и теперь с  тобой обнимается! Так что завтра судьба его решается, но без тебя, Танюша! Или он со мною в ЗАГС, или без меня в тюрягу, за  изнасилование сначала меня а потом моей сестры несовершеннолетней! Посмотри! – она рванула на груди халат и повернувшись спиной к нам  спустила халат с плеч, показывая нам свою спину со свезённой на позвоночнике и лопатках кожей о  грубый шерстяной половик, где  у нас был затянувшийся финал «половой жизни».
   - Я как стала на работе под горячий душ, чуть не заорала! Видишь, как он ночью измывался надо мной? - спросила она у Татьяны.
     Татьяна побледнев смотрела то на меня, то на Леночку, а та, наслаждаясь эффектом, продолжала:
-Да ты не на нас смотри, Танюша! На вон то пятно на матрасе посмотри! Это Катькина кровь! Пришёл ко мне с выпивоном закусоном на всю ночь! Я думала, ну всё – Лёньчик-лётчик мой! Ушла на работу, а он сестрёнку малолетнюю изнасиловал. Вот щас, Лёньчик,  напишешь расписку, что ты действительно трахнул её и отдашь мне! Если не в ЗАГС, то в тюрьму! А я скажу, что и меня силой взял! Моя спина доказательство!
-А моя спина?- спросил я, задрав гимнастёрку и демонстрируя свою ободранную ногтями Леночки спину.
-Вот!- хихикнула Леночка, - Ещё доказательство! Я сопротивлялась!
    Татьяна стояла, уставившись на пятнышко крови на матрасе, и не шевелилась…   
В комнате была такая тишина, что было, по-моему, слышно, как колотится моё сердце, готовое выскочить наружу и бежать отсюда,  куда глаза глядят… У моего сердца глаза сейчас смотрели на Татьяну и видели, как она бледнеет сильнее и сильнее. Я повернулся к Леночке и спросил:
-Когда я уходил после дня рождения, ты меня не отпускала, за руку держала?
-Ну, и что? –ухмыльнувшись сказала она, - Ведь ты уходил в магазин, чтобы вернуться?
-Я  же тебе сказал, что иду в общагу ночевать?- опять спросил я.
-Ну, и что? А вернулся ко мне с гостинцами и литром водки, загрузившись в гастрономе!
-Не в гастрономе! Уже поздно было! В ресторане, Леночка! - продолжал я развивать информацию в свою пользу, - Для «сокамерников» моих, чтоб достойно отметить мой самостоятельный вылет! А пришёл и понял, что там ночевать нельзя! Они перепились и чуть не угорели, закоптив всю комнату! Я взял фотопринадлежности, и тихо вернулся, никого не беспокоя! Ведь я уже спал, когда ты пришла ко мне! Не устоял я! Да! А потому, что ты мне всю душу разворотила тем, что Татьяна замуж выходит и повезла своего нового жениха с матерью знакомить!
-Ну, ты же ночью говорил, что любишь меня!..- со слезами в голосе произнесла Леночка.
-Да! Говорил! А любил её! – указал я на Татьяну.
-Сестричку мою ты как уделал? Вот за неё ты точно теперь сядешь! Я тебе этого не прощу!
-С сестричкой у нас был уговор! Ты забыла , что ей 16 лет и она  имеет право на любовь! И мы договорились сделать так, чтобы эта наша встреча нас с нею ни к чему не обязывала, но была незабываемой! Она мне себя отдала откровенно вместо тебя и Татьяны, которая тоже меня предала! Ты нашу встречу с Катериной не испортишь! - сказал я, грустно улыбаясь.
-Я не испорчу? Садись и пиши, что я скажу! И то,  что ты напишешь, будет у меня храниться! Иначе в тюрьму сядешь! – она взяла с подоконника тетрадку с ручкой и бросила на стол.
-Стой! Леночка! - сказала Татьяна, сурово и внятно, - Ты вовремя сообразила, что пора писать! Но маляву катать будешь ты! Иначе в тюрьму сядешь! Садись и пиши:
- Я, такая-то, такого-то числа, месяца и года рождения работая в Заточном отделении цеха сварных тракторных рам, украла такого-то числа золотые часы у своей сотрудницы Беловой Надежды, что признаю и раскаиваюсь, возвращаю украденное и обещаю больше подобного не повторять! Ясно?
   У Леночки лицо в это время было неузнаваемым! Её распахнутые глаза, как-будто несимметрично ползали по красному лицу. Она вдруг вскочила и бросилась в дверь…
-Стой! С-сучара! - сказала Татьяна, бросившись ей вслед и,  схватив её за волосы, - Садись и пиши, как я сказала! Я даже отцу об этом не скажу, иначе его это убьёт! Ты это с-сука понимаешь?
   -Я!.. Я!..  Я сейчас! Только отцу не надо! - бормотала она
    Меня ноги стали плохо держать, и я присел на кровать, невольно прикрыв рукой пятнышко крови на голом матрасе. Татьяна диктовала, стоя над Леночкой,  как учитель начальных классов, потому что Леночка была неспособна что-то соображать. Я достал свой охотничий нож из сапога, который был всегда очень острым и спокойно вырезал кусок материи с кровью Катерины, положив его в нагрудный карман.
-Пошли с нами изымать ворованное имущество! - сказала Татьяна, махнув мне рукой, и они вышли. Я поколебался и пошёл, тихо ступая по лестнице на второй, хозяйский этаж.
   Татьяна стояла  перед насупившейся Леночкой, держа в целофановом мешочке золотые часы с браслетом и спрашивала у Леночки:
-И чем ты закончишь, дорогая? Хотела украсть директора универмага у жены – не получилось! Хотела украсть золотые часы – не получилось! Хотела Лёньчика-лётчика у меня украсть! И тоже не получилось! Тюряга по тебе плачет! Жалко твоих родных! Ты им очень навредишь, если сядешь! Имей в виду!
-Пошли! - сказала она мне и пожала мне руку в бицепсе.
-Подожди! - сказала она, остановившись в двери, и обратилась к Леночке, - Литвиненко сегодня работал?
-Работал…- тупо  глядя в пол, кивнула Леночка.
-А ты говорила, что он к моей матери свататься ездил! Брешешь, как с-собака! Направо и налево! Это тебе так хотелось! А мне вот так не хотелось! Наши желания не совпали! А вот сестрёнку свою ты подвела! Она пошла на такой шаг, потому что ты её убедила, что у Лёньчика со мной всё кончено! А ты её обманула! Ты всех обманула и меня тоже!

Прости меня ты, ангел мой!
Я не честна перед тобой!
Ведь я, шутя с тобой встречалась!
Но ты, вдруг, стал моей судьбой!

Не состоявшейся любви
В моей душе зияла рана…
И у ворот души моей
Была распущена охрана…

Другой любовью заживить
Хотела я на сердце боль,
Но вместо этого пришлось
Мне уронить на рану соль!

Любовь сидела в сердце клином
Хотела клином выбить клин,
Но опрометчивость виной-
В огонь плеснула я бензин!

Горю в огне, а клин твой в сердце!
Ну, пожалей! Прости меня!
Мой голос вслед тебе несётся,
Но в пустоте летит звеня! – это я отразил переживания Татьяны…

   Мы с Татьяной спустились на первый этаж в комнату, где я провёл последние сутки. Фотографии лежали скорчившись на расстеленных по полу газетах. Татьяна сказала:
-Собирай всё здесь и поднимайся ко мне в светёлку. А вот это…- она указала пальцем на матрас и запнулась, увидев вместо пятнышка крови вырезанный клочок и торчащую чистую вату.
-Это кто сделал? Ты? - она смотрела на меня испуганно.
-Я!.. – ответил я растерянно.
-Нормально! – сказала она,  усмехнувшись, - Я завтра залатаю.
-Спасибо…- прошептал я,  и Татьяна  пошла в дверь, но остановилась в двери.
-У тебя выпить осталось? - спросила она.
-Начатая бутылка!
- Нам хватит! Завтра  на работу!- сказала она вздохнув, - У вас в понедельник нет полётов?
-Нет!
-Нормально! - сказала она и пошла.
  Собрав свои вещи, я пришёл в светёлку. Дед Мороз встретил меня добродушной улыбкой, а Татьяна,  приготовив закуску и стопки сидела курила, наклонив голову.
  Я налил в стопки, мы молча стукнулись и выпили. Молча закусили и я опять налил. Подняли стопки,  и Татьяна, глянув мне в глаза,  спросила:
-Ну, ты как? Погасил пожар души двумя сестричками?
-Ты знаешь, нет! - сказал я сокрушённо, - Хотя пытался! А пожар-то был ложный! Ленка это выдумала умышленно, а Катерина с её слов. Она решила, что с тобой вопрос решён, поскольку ты выходишь замуж, а сестричка просто меня не достойна.
-Решительное дитё! Ладно,  не осуждаю! Но я-то не решила ничего без тебя! Ты понимаешь? Клин клином хотела вышибить… а твой клин… - Татьяна зарыдала и бросилась мне на шею, - Если ты скажешь нет!...
   Я обнял её, поймал её дрожащие губы своими…Волна привычного и родного всколыхнулась с самой глубины души, и я начал её плачущую и безвольную раздевать…Как мы буйствовали с Татьяной! Сколько это продолжалось – не знаю!
Но это было буйство смешанной любви,  обиды на каких-то посторонних лиц, покушающихся на эту нашу любовь и мести им… А вот, мол, Вам! А мы вот так, несмотря  на вашу подлость! Завидуйте! - думал я обнимая и вращая в своих руках красивое, безвольное тело Татьяны, выдающей взаимность невольными, несдержанными,   всплесками эмоций. Мелькнуло в голове: а может быть Леночка слышит? Ну, и пусть!
    Короче… Мы проспали! То есть,  я проспал. Вторую буйную ночь я не выдержал. Татьяна успевала на работу, а я опоздал на наш спецавтобус, и Татьяна дала мне деньги на такси до аэродрома.
  Прощаясь у калитки, я сказал:
-Ты мне сказала вчера, точнее, сегодня ночью: «Если ты скажешь…» А я вот думал, а какое я имею право кромсать чужую жизнь? Надо же трезво расценивать возможности и ситуацию! Вот Катерина, хоть ты и говоришь, что она дитё, а она сказала: Не став женщиной и стать бабой, обложившись пелёнками – не хочу! Я хочу стать кем-то и не вешаться на кого-то, а иметь себе равного. Что у меня впереди? Одному Богу известно! И когда будет ясность – неизвестно! У тебя есть возможность внести стабильность и ясность в свою жизнь? Надо это сделать! Я приеду на свадьбу в следующий выходной!
-И ты выдержишь? Добровольно отдашь меня в чужие руки?
-Выдержу! Только буду трезвым! И ты выдержишь, но только обещай, что будешь трезвой! Договорились?
-Я подумаю! - сказала она.
Я издали увидел, что к нам по ступенькам к калитке поднимается Леночка. Я чмокнул Татьяну в щёчку и сказал:
-Я пошёл! Леночка, наверное,  к тебе идёт. Пока! - повернулся к калитке.
-Подождите, пожалуйста! Я к вам! - сказала Леночка.
Она подошла к нам с опущенной головой и сказала:
-Я хочу у вас прощения попросить… Простите! Я очень виновата! Иногда чёрт в меня вселяется! Я сама его боюсь! Простите!
Татьяна глубоко вздохнула и сказала:
-Мы прощаем! Но ты, прежде чем что-то сделать, подойди к материной иконе и подумай! Это поможет! Я вот тоже от матери икону привезла и мать сказала: Захочешь получить мой совет, посоветуйся с иконой и не оступишься!
-Спасибо! - кивнула Леночка, подняв к нам глаза полные слёз, -Я всегда буду так делать…- и пошла назад по ступенькам.
  У меня в душе шевельнулась жалость к ней, и Татьяна это почувствовала:
-Жалко? – спросила она, испытующе,  с улыбкой заглядывая мне в глаза.
-Да есть! - сказал я со вздохом.
-Это хорошо, когда есть жалость! - сказала Татьяна, -Лишь бы не было жестокости в душе! Смотри! Можешь и пожалеть её, если я выйду замуж… И мне может быть легче будет, если ты будешь занят!
-Да, уж точно нет! Не стану я клином между сёстрами!
-Тоже верно! Иди!
  Я ехал в такси, вспоминая пережитый кошмар. Это было непосильно осознать. Это было как сон со страшными зигзагами сладострастия и ужасов падения! Сон! И вдруг я вспомнил, полез в нагрудный карман гимнастёрки и достал клочок вырезанного матраса и кровью Катерины… Я прижал его к губам и поцеловал! Честное слово! И прошептал:
- Это не сон! Спасибо, Катюша!

20.
СВАДЬБА!
    В следующий выходной я приехал и попал вместо свадьбы на похороны матери сестрёнок, и мы с моими «сокамерниками» оказали главную помощь в похоронах. Помогала и Татьяна… со своим мастером. На следующий выходной была назначена их свадьба в Красном уголке «Пятьсот весёлого» общежития. Мне очень хотелось где-то украдкой поцеловать Катюшу, но мои «сокамерники» утащили меня в общагу обмыть мой первый полёт, что не смог я сделать прошлый раз и к чему привело моё возвращение к сестрёнкам. Комнату Эдик и Миша побелили собственноручно. Брачующимся я написал стихи, а поехать не смог, отправил стихи по почте.

Я отправил им стихи  почтой и они пришли вовремя:

ГОРЬКО!!! 
Судьба даёт кому-то автостраду,
Шоссе даёт и автомагистрали!
А Вам дала горбатую дорогу!
С колдобинами, чтоб Вы не дремали!

Но Вы должны держаться друг за друга!
Судьба свела Вас вовсе не случайно!
Идите только рядышком Вы чтобы
В болото не свалиться бы нечайно!

Совет Вам да любовь на весь Ваш век!
Тепла и солнца Вам на небе ясном!
Чтоб думалось, хотелось и мечталось
Вам в Вашей жизни только о прекрасном!

Пусть  месяц Вас хранит в тиши ночной!
А утром поднимает в небе зорька!
И в Вашу честь бокалы поднимая
Кричать мы не устанем наше: Горько!!!
ЛЕОНИД КРУПАТИН

  Я  не приехал  из-за  выполнения особого поручения на аэродроме.(Кровная месть Кондрата!" Говорят там было всё нормально и проводили  подружки из «Пятьсотвесёлого» «молодых»  в комнату на первом этаже, где я с сестрёнками печатал фотографии. А я  в том доме на косогоре больше не появился, так как был там для всех лишним. Между сёстрами вставать клином было нельзя! Хотя,  о Катерине вспоминал часто, но гнал от себя мысль! Ещё и потому, что стеснялся отца этих сестричек. Что бы он обо мне подумал, коль он знал, что я с Татьяной жил, Леночке нравился, а встречаться бы стал с Катериной…
В казарме после отбоя я спать ложился с Катериной, ночью мне снилась Татьяна, а Леночку вспоминал иногда между делом.
ПОСТСКРИПТУМ: Встретил я Татьяну спустя пятнадцать лет на «толкучке» (вещевом рынке), когда я работал на заводе, был внештатным инспектором ОБХСС(отдела борьбы с хищениями и спекуляцией) и заочно учился в юридическом институте. Она очень смутилась при нашей встрече, так как понимала, что очень постарела. Поскольку она торговала на рынке в зимнее время пуховыми платками, то одета была очень тепло и в валенках, курила дешёвые сигареты. Коротко рассказала, что живёт со своим «мастером» нормально, недавно он закончил выплачивать алименты. Платят за однокомнатную кооперативную квартиру и мать её помогает им вязанием пуховых платков. Рассказала, что Катерина стала лётчицей и состоит в отряде космонавтов. Леночка вышла замуж за лётчика - друга своего брата, который на 10 лет старше её. А я рассказал, что с авиацией простился и работаю на заводе, что у меня два сына и сам заканчиваю заочный юридический институт. Она,  с брезгливой подозрительностью,  спросила:
-В менты что ли пойдёшь?
-Неужели на меня это похоже?
-По этой жизни всё может быть…- сказала она, глядя на меня, как будто с трудом узнавала во мне того Лёньчика –лётчика, Коммуниста, Народного артиста, Фантомаса и Поль Робсона с обугленной физиономией. А я, тоже с трудом узнавал «итальянскую гитару»- мою Татьяну… прокуренную и оплывшую телом.
Л.КРУПАТИН, Волгоград – 1966 г. Москва-2011 г.
21.
КОНДРАТ-КОНОКРАД  .
       Мы учились летать на  реактивных истребителях по системе ДОСААФ(Добровольное общество содействия Армии, Авиации и Флоту). Зимой мы учились в городе, а ранней весной нас выводили   в лагеря на полёты.
      Был среди нас курсант Кондратьев- «хохмач» по жизни, но всё это он делал не специально, а  так получалось.
Волею судьбы или от любопытства к полётам наших самолётов за лесопосадкой от населённого пункта в нашу сторону метрах в двухстах расположился настоящий цыганский табор.
Нам тоже было интересно посмотреть чем они там занимаются  и мы смотрели на них с стационарную подзорную трубу. Смотрел и  наш «брат-Кондрат». Кроме цыган и симпатичных цыганок он заметил ещё кое-что!
У нас по распорядку после полётов душ, столовая и два часа – тихий час. Подходит время пробуждения. Кого-то, что-то привлекло за окном и все прилипли к своим окнам…
Это надо видеть! Вообразить трудно! Но попытайтесь…
Кондрат едет к казарме на цыганской лошади, вместо седла на лошади матрас.На Кондрате- солдатские брюки, сапоги, на голове ковбойское сомбреро из стружки и с голым торсом. Вместо хлыста он слегка подстёгивает лошадь  солдатским ремнём с бляхой.  Лучше бы он этого не делал…
Кондрат подъехал к входу в казарму. Высыпавшие из казармы  курсанты от любопытства окружили лошадь плотным кольцом и Кондрат красовался на лошади перед ступеньками казармы. Кто-то из курсантов  из-подтишка   сильно хлестнул лошадь по заднице бляхой своего ремня. Лошадь от неожиданности рванулась вперёд, а перед нею была только открытая дверь казармы. Она пригнула голову и скаканула внутрь казармы,  как в конюшню… Кондрат в этом случае оказался на спине лошади, как бы – лишним … поскольку ему пригибаться ниже лошадиной спины было не с руки, он смачно с треском врезался лбом в стену и остался на ступеньках, сильно грохнувшись  и проломив копчиком доску. Лошадь промчалась в дверь  сквозь казарму,  мимо смертельно напуганного дневального,   выскочила на улицу в открытое окно и  скакала бешеным аллюром до самого табора.Матрас, упав с лошади вместе с Кодратом, накрыл его сверху, как крыша домика. Смеялись недолго. Кондрата пришлось проводить к врачу. С неделю он был похож на китайского «мандарина», как называли китайских князей в древние времена. Лицо опухло, глаза как щёлочки и ходил отставив задницу, как на выставку. Кто хлестнул лошадь комэска выяснял, но безрезультатно. Главным виновником оказался,  как всегда Кондрат, так он же  сам  и пострадал …
ПОСТСКРИПТУМ: Потом ребята долго ухохатывались в курилке и вспоминали, как лошадь бежала к табору и оглядывалась, не догоняет ли её Кондрат?
Л.КРУПАТИН, г.МОСКВА, 2009 г.


22.
КОНДРАТ: КРОВНАЯ МЕСТЬ!!! ИЛИ «ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ!»

    Мы учились летать на истребителях по системе ДОСААФ (Добровольное общество содействия Армии, Авиации и Флоту). Зимой мы учились в городе, а ранней весной нас выводили   в лагеря на полёты. Был среди нас курсант Кондратьев- «хохмач» по жизни, но всё это он делал не специально- так получалось. Коротко мы  его звали –Кондрат.
После того, как я вылетел самостоятельно (см.Мой первый полёт) в нашем экипаже произошли чудесные перемены.   «Астраханская вобла» стала , как говорится – тише воды и ниже травы. Человеком стала. Если бы не знать,  как она себя вела раньше и не только по отношению ко мне, то можно бы даже сказать, что она не плохая женщина. На «предполётной подготовке» она говорила вполголоса, без всякого энтузиазма и не смотрела никому в глаза… Вообще никому, даже любимчику Жене. И Женя как-то притих, испуганно смотрел на эту переменившуюся «воблу»   и  на меня. В воздухе она себя вела так же, можно сказать даже апатично. Равнодушно показывала новые фигуры пилотажа и смотрела из кабины на землю. Ещё такая перемена произошла- со мной по одному полёту почти каждый день стал летать замкомэска Невзоров. Он ничего не показывал нового, видимо считая не вправе вмешиваться в чужой процесс обучения, а только проверял, что нового мне дала «вобла». А ведь раньше он со мной ни разу не летал. Где-то примерно через неделю или побольше после «предполётной», когда нам до ужина остаётся около часа свободного времени, меня прямо из беседки в присутствии «воблы» вызвал дневальный к замкомэска. При чём он прибежал запыхавшись и сказал, что я должен явиться в лётной форме, готовым к полёту на основную стоянку. Это был шок для всех! У «воблы» челюсть отвисла, да и у меня, короче,  - у всех! Но вопросы излишни – надо выполнять, тем более, что дневальный сказал мне – быть через 15 минут на «основной стоянке». Невольно глянув в сторону «основной»,  мы с удивлением увидели, что над нашей « приводной радиостанцией» вращается антенна. У меня перехватило дыхание от предчувствия чего-то выходящего за рамки обычного, и я помчался в палатку переодеваться.
Подбегая с планшетом и шлемофоном к стоянке, я ещё издали увидел, что вокруг самолёта командира с номером  «01» кружится, осматривая его,  техник. Невзоров стоял рядом с самолётом.
На подходе я одел шлемофон, поднёс руку для доклада, но он махнул рукой: «Отставить.» и обратился к технику:
-Мы улетим, а ты сходи в столовую скажи, чтобы для одного курсанта ужин оставили. Хороший ужин! Он на боевом задании! - с хитринкой и юмором глядя на меня,  сказал Невзоров и добавил: Секретном!
-Слушаюсь! - ответил техник, а у меня мозги от догадок чуть не съехали набекрень.
Мне замкомэска  сказал:
- Садись в заднюю кабину! Ты пассажиром будешь! В управление не вмешивайся! Ясно?
-Так точно!
Взлетели. Невзоров  приказал:
-Разверни карту, чтобы у тебя железная дорога была вся перед тобой от Рабочего посёлка до Заплавного. Я пройду на малой высоте, а ты смотри,  где вблизи насыпи железной дороги лежат кучи неиспользованной щебёнки. Отмечай на карте, смотри пути подхода, отхода на грузовой машине. Это задание действительно секретное. Никому ни слова! Ясно?
-Так точно!
-Нам нужно машин пять щебёнки для бетонирования площадок под новые реактивные самолёты. Потом нам всё дадут, но мы скоро будем встречать первую партию  в  десять самолётов, а стоянки нет. Поэтому будем воровать. Ты будешь воровать! - засмеялся он- Дадим тебе ЗИЛ с шофёром и команду штрафников, у кого наряды не отработаны и по вечерам после ужина - это ваша задача.  Ты отвечаешь за выполнение! Разгильдяев не жалеть! Докладывать мне! Сам не работай! Обнаружу мозоли – накажу!  А главное, чтобы никто из курсантов не заподозрил, что мы воруем. Ясно?
-Так точно! Но это действительно я уже вижу, что это брошенные кучи, заросшие! - сказал я,  отмечая на карте по ориентирам кучи.
-Хорошо! Будем считать, что так! - усмехнулся замкомэска.
-Ещё раз пройти? -спросил он когда мы прошли участок дороги с начала до конца.
-Да! - ответил я- Хочу ещё дороги посмотреть!
-Насчёт дорог мы ещё покружимся! Ты отмечай все кучи, а из них выбирай потом, чтобы легче подъехать.
Я всё отметил: дороги, кучи щебёнки и предложил:
-Я заметил переезд через железную дорогу. Можем и с той стороны кучи прихватить.
-Нет! На переезде бывает милиция, а нам лишние вопросы не нужны, хоть мы и не воруем, как ты говоришь! И вообще, на асфальт не выезжать. Пробирайтесь окольными путями. Завтра начинайте.
-Слушаюсь!
Вдруг замкомэска направил самолёт в пикирование добавив обороты и спросил у меня:
-Ремни хорошо затянул? Щас похулиганим! – и,  вдруг,  пошёл прямо на наш палаточный лагерь увеличивая скорость в пологом пикировании. Мне  бы показалось, что он хочет приземлиться между рядами палаток, если бы не максимальные обороты. На высоте метров пятьдесят он перевернул самолёт вниз кабиной и на максимальной скорости промчался над лагерем, потом вывел в нормальное положение, взмыл в небо в боевом развороте, выполнил его и опять в пикирование, но, уже убрав газ,  стал планировать на посадку на ВПП. Я глянул в сторону лагеря - вся наша голопузая команда стояла за палатками, глядя на наш самолёт,  сияя голыми торсами в лучах закатного солнца.

На другой день пять «штрафников» и я на нашем бортовом ЗИЛ-130 поехали первой «ходкой» за щебёнкой. Среди « штрафников» и  «брат-Кондрат».
Слежавшаяся щебёнка поддавалась туго. Я понял, что кроме лопат нам нужен или лом или кирка,  чтобы сначала «вспушить»   щебёнку, а потом её легче было бы брать лопатами.  Замкомэска Невзоров, отправляя нас, построил, приказал мне выйти из строя, назначил меня старшим и ответственным за погрузку и доставку, предупредил меня, что я командир этого «отряда особого назначения» и,  если он обнаружит у меня мозоли, то следующим «штрафником» буду я. Я сказал ему:
-Товарищ   подполковник, у  меня всегда мозоли. Могу предъявить, посмотрите. Сейчас от перекладины – я на ней день встречаю и провожаю. А вообще не белоручка. Если  будет необходимо для выполнения задания, то я тоже возьму лопату и сам потом вам доложу об этом.
   Я тогда вообще-то сказал это для форса перед ребятами, но  получилось именно так. Я взял штыковую лопату забрался на кучу, обрушивал её вниз, а ребята совковыми лопатами брали щебёнку и кидали в кузов машины. Так что не знаю,  кому было легче – всем было «хорошо».
Присели отдохнуть. Кондрат, как и я не курил. Вздохнув,  он прошептал мне:
-Мне бы сейчас мой табельный «ПМ», я бы его не пожалел… Подкараулил бы в одном укромном месте и шлёпнул бы.
-Кого? –спросил я удивлённо.
- Валеру -«Бегемота» ! Это он  меня заложил по самоволке последний раз. Он всех закладывает, обо всех докладывает. Пристроился у комэска  водителем мотоцикла и для него ни подъёма, ни отбоя не существует. Хвалится, что они с комэска за раками ездят в пойму. Вот там он и докладывает обо всём и обо всех. Жаль, что комэска не брезгует такой информацией.  Как у нас хозработы,  он сразу собирается  и идёт мимо работающих  ребят, якобы,  мотоцикл мыть, хотя он  чистый. Приходит после отбоя, говорит, что с комэска по делам ездили! Хорошо ты его тогда завалил, поймав на приём. В открытую он боится пакостить, а изподтишка – продолжает.
-Не пойман – не вор! Это ты подозреваешь…
-Нет! Точно знаю!
-Ну, если точно, то можно его же методами ему устроить такую жизнь, что он поймёт за что, но не поймёт кто. Значит ты ему негласно объявляешь войну?
-Кровная месть! Расскажешь? Ведь доброе дело для всех сделаем!
-Хорошо, но не сегодня. Сегодня нам не скучно и так…
- Так ты говоришь пять машин надо загрузить и в день по машине? Значит все машины мои…
Пять нарядов - пять машин. Вот повезло. Убить – «Бегемота» не жалко!
-Не убивай! Я тебе все хитрости из «общажной» моей жизни передам, как сделать ему жизнь невыносимой.
Задание мы выполнили, но все пять машин щебёнки действительно достались Кондрату  и к концу недели у него в душе накопилось к «бегемоту» столько отрицательных чувств, что он стал меня донимать вопросами каждый день.
-Ладно. Слушай меня внимательно. Ты слышал, «бегемот»   хвалился, что он у техников взял клей для подклейки самолётного перкаля. Тапочки он клеил. (Кстати, мы в это время уже переселились в новую казарму и ликвидировали  палаточный лагерь). Так вот клей стоит у него в тумбочке, а тапочки под кроватью. Утром по команде подъём он прыгает в тапочки, потому что  физзарядку мы делаем в тапочках. А что будет, если эти тапочки ночью этим клеем приклеить к полу?
-Фантомас! С меня причитается! Гениально! А ещё?
-«Бегемот»  к отбою, как правило, не бывает на месте. Сетку кровати снимаешь с крючков грядушки, а грядушку в это время тормозишь ногой. Опускаешь сетку кровати на крючки, но не в зазор, как положено, а сверху и не дыша отпускаешь. Как только он сядет на кровать или ляжет…Ты понимаешь, что будет?
-Здорово! А если с двух сторон так сделать? С обеих грядушек снять сетку с крючков?
-Можно. Потому что вторая грядушка, которая в голове, она прислонена к стенке. Но она может по голове врезать «бегемоту»- засомневался я..
-У меня кровная месть! Грядушка его не убьёт! Для  башки «бегемота» не такую грядушку надо! Зато грохоту будет! Отпад !- Кондрат довольно потёр руки, - а ещё?
-Ты видел на чердаке нашей казармы уложен утеплитель – стекловата? Ты знаешь, как она колется, если попадёт на тело. Несколько дней  чесаться будешь!
-Ну знаю. Дальше что?
-Возьми брезентовую рукавицу, слазь на чердак, возьми кусочек стекловаты и спрячь где- нибудь за казармой в траве и рукавицу и  стекловату, а после отбоя, когда он задержится с комэска по делам, как он говорит, ты ему под одеяло  потряси и разложи. Он ложится спать, когда свет в казарме уже выключен…
-Ой! Фантомас! Ты мне жизнь осчастливил! Мне хочется всё сразу ему сделать. А ещё?
-Ты видел в ТЭЧ у техников стоит коробка с шариками от подшипников? Возьми выбери мелких,  как дробь и насыпь ему ночью в сапоги. После физзарядки на построение  в столовую он оденет   сапоги. Сразу через портянку может быть и не почувствует, а если пойдёт… Придётся переобуваться. А  он с сапогами не в ладах, потому что у него толстые икры.
-Ну, спасибо, Фантомас! А ещё?
- Возьми ночью зашей ему рукав по шву или в плече или в запястьи. Тоже гарантировано, что на завтрак он опоздает.
-Здорово! А ещё?
-Остановись! Ему и этого хватит, Кондрат!
-Вот посмотри на эти мозоли, Фантомас! Я ему по гроб жизни этого не прощу! Спасибо тебе!
Я не думал, что Кондрат будет способен  на «подвиги»  после погрузки, разгрузки пятой машины и, конечно, не ожидал ничего плохого, как и все задремавшие  или уснувшие после отбоя. Грохот  железа,  и стон Валеры-«Бегемота» могли поднять и мёртвого. Когда перепуганный дневальный включил свет   в нашей половине казармы, то видеть  картину происшедшего без смеха было невозможно. Валера  поднимая свою полную тушу с кроватной сетки, лежащей на полу, выбирался из- под грядушек  кровати, накрывших его  с ног и с головы. На наш смех пришли курсанты из второй половины казармы , находившейся  за входом и постом дневального  и добавили хохот. Поскольку «Бегемота» все недолюбливали за его хамское отношение, то все были очень довольны происшедшим и благодарны тому, кто это сотворил. Валера встал, разглаживая ушибленный грядушкой лоб и произнося угрозы в нецензурной форме тому, кто это сделал. Старшина, видимо, доложил о происшествии комэска,  и он появился в казарме через пять минут, но Валера уже успел собрать свою кровать. Ему почему-то помогал Женя из нашего экипажа  - любимчик нашей «воблы». Хотя странно, но факт.
Командир почему-то задал глупейший вопрос:
-Кто это сделал!? – и все опустив головы и отвернувшись стали расходиться.
Валера сказал во всеуслышание:
-Я сам узнаю, кто это сделал и голову оторву собственноручно!
-Следи за словами! - сказал недовольно комэска.
-Если ещё кто-нибудь, что-нибудь, - я лично… -воспротивился  Валера здравому смыслу, но комэска его перебил:
-Молчать ! Ложитесь спать! Я сам разберусь!
Валера, сопя, стал раздеваться.  Комэска несколько раз прошёлся по казарме, ищущим взглядом  посматривая на курсантов, а Валера—«Бегемот» пошёл в умывальник с мыльницей и полотенцем. Комэска  приказал дневальному выключить свет и  ушёл, не дожидаясь, когда помоется  «Бегемот», потому что в казарме был полный покой, хотя никто не спал, но каждый  собирался заснуть с  приятными впечатлениями. Но, не тут-то было….
«Бегемот» вернулся из умывальника, развернул  «конверт» одеяла с простынёй,  расстелил одеяло,  чуть – чуть посидел, призадумавшись и очень сильно скрипя кроватной  сеткой, улёгся на постель… Он повернулся на другой бок, почесался, опять  прилёг, опять перевернулся, вскочил, сел на кровати  и стал чесаться с нарастающей  активностью и вдруг он застонал:
-Ой! – потом  погромче: - Ой!!! – наконец он заорал: - А-а-а-а –а !!!- и помчался   на  улицу, продолжая рёв.
Комэска был в казарме через пять минут. Включили свет, обследовали со  старшиной постель «Бегемота»  и поняли, что  на ней имеются частицы стекловаты. Пока Валера-«Бегемот» мылся в летнем душе холодной  водой, старшина заменил ему постель, застелив лично под контролем  комэска. Продолжая чесаться, Валера вернулся из душа, стуча зубами от холода. Уже никому не угрожая,  он улёгся измученный под одеяло  и почёсываясь  попытался заснуть. Ну, и  мы, конечно, тоже, довольные расплатой, а   я еще, удивлённый активностью  Кондрата.
Подъём! - прозвучало совсем не к стати. Все были не выспавшиеся, но опять послышался грохот и  «мать-перемать», то есть нецензурщина, голосом Валеры-«Бегемота». Его тапочки, в которых он выходил на физзарядку, оказались приклеенными к полу и он,   не ожидая того, упал сначала   на  тумбочку  лицом, потом на пол  на колени.
У нас уважительной причины не было, как у «бегемота» и мы побежали в туалет и на физзарядку. Вернувшись назад к казарме,  мы  всей голопузой командой остановились ошарашенные  такой картиной: Валера –«бегемот» сидел  босиком  на  деревянных ступеньках казармы и плакал, размазывая кровь из под носа. Перед ним лежали сапоги с размотанными портянками  и рассыпанные  с две пригоршни стальные шарики…. На коленях лежала гимнастёрка, которую он не смог надеть. Рукава были зашиты и в плечах, и в запястьях!

  После завтрака, прямо у столовой объявили построение второй эскадрильи, то есть нашей.
Комэска прошёлся перед строем, очень внимательно вглядываясь в наши лица. Очень серьёзно, или мне показалось, посмотрел мне в глаза. Я выдержал, но кажется,  стал поднимать вверх свои брови со знаком вопроса  и комэска перевёл взгляд…не на следующего курсанта, а в землю, и так задержался, о чём-то подумав, а потом пошёл со своим «сверлящим» взглядом дальше . Вернувшись к середине нашего строя он спросил:
-Эскадрилья готова к полётам?
Старшина с красными глазами заметался перед строем и командиром, потом подбежал к комэска, вскинув руку:
-Так точно, товарищ подполковник!
-А я так не считаю! – заорал комэска, - Курсант Жучков (фамилия изменена) получил травму по чьей-то  вине. Пока не представите мне виновника -  полётов не будет!
Старшина опустил руку в растерянности,  и такой же растерянный взгляд направил на наш растерянный строй…
Наступила минута молчания.
Я почему-то ощутил, что всё происходящее напрямую касается меня и я обратился:
-Товарищ подполковник, разрешите обратиться?
-Обращайтесь.
-Я не имею отношения к происшедшему, но знаю, краем уха, что курсант Жучков подозревается в «стукачестве». Так что это может быть не один виновник, а много. Тот,  кто укажет вам, тот очень сильно рискует здоровьем. А нам ЧП не нужны. Предупредите курсанта Жучкова о неправильном поведении и вопрос исчерпан. Мы хотим летать.
-Так это вы зачинщик?! – заорал командир, - Вы забыли с какими потугами вы у нас вылетели? Так вы можете вылететь в другую сторону! Как там вас, товарищ Фантомас!
     Я помню, что у меня кровь отлила от лица куда-то вниз и, по-моему,  даже ушла в землю…
Я повернулся спиной к командиру, поднял руку под козырёк (а был в подшлемнике) и спросил:
-Товарищи курсанты! Я что –то организовывал против Жучкова?
-Нет! - нестройно, но громко сказал строй.
Я повернулся к комэска и спросил:
-Разрешите стать в строй?
-С-с-тановитес-сь… - как-то по змеиному,  прошипев, ответил комэска, недобро глядя на меня.
Я стал в строй. Комэска повернулся к замкомэска Невзорову, стоявшему, чуть поодаль за спиной и недобро наблюдавшему за происходящим:
-Я  приказываю, после ужина гонять эскадрилью строевым с песнями до самого отбоя!
Невзоров в это время  курил и когда комэска  к нему обратился, он как раз только затянулся сигаретой.    Выпустив дым себе на грудь, Невзоров повернулся спиной к комэска, подошёл на шаг к  урне, бросил сигарету, вернулся, стал на вытяжку, поднял руку под козырёк и сказал негромко, но слышали все:
-Товарищ подполковник! Я у вас зам. По лётной части! Для экзекуций найдите  других! Я тоже подполковник! А курсанту Фантомасу, извиняюсь - Крупатину,  вы собирались сегодня перед строем  объявить благодарность за выполнение секретного задания, если  я не ошибаюсь.- и, повернувшись спиной, без разрешения ушёл.
Отлетали мы в этот день нормально. «Бегемот» не летал- врачи не допустили по высокому артериальному давлению.
После столовой ко мне подошёл Кондрат, спросил:
-Ты видел, какая морда у «бегемота»? Как у меня после цыганской лошади. Так ему и надо! Я знаю, что это «бегемот» хлестнул лошадь бляхой! Спасибо, Фантомас!
У меня было очень плохо на душе. Я чувствовал, что добром это ЧП не кончится и был прав.
После предполётной подготовки «вобла» как-то с улыбкой глядя на меня сообщила:
-Леонид Васильевич! (она никогда так меня не называла) Сейчас будет партсобрание . Ваша явка обязательна!
Я был единственным курсантом, членом КПСС, потому что был на Тракторном заводе Начальником Штаба Комсомольского Прожектора и чисто по убеждению  в причастности к «великому делу» вступил в КПСС. Когда мы прибыли на лагерные сборы на аэродром, как-то прошёл шумок о том, что я «Член КПСС», но об этом быстро все забыли, кроме моей инструкторши, у которой при виде меня выделялась желчь или ещё что-то…
Я прибыл на партсобрание с недобрым чувством, но  в этом  было что-то похожее на готовность победить на ринге. Я бы сказал даже не готовность, а, как-бы, обязанность, потому что иначе быть не могло.  Собрание происходило на веранде штаба эскадрильи, где стояли столы по числу инструкторов. Принесли стулья из штаба первой эскадрильи для коммунистов:лётчиков, техников и преподавателей, ну и для меня…
Собрание открыл секретарь парторганизации преподаватель – ветеран войны, избрали председателем собрания почему-то комэска. Он объявил, что на повестке дня  один вопрос- ЧП в казарме курсантского состава и прямо  « круто с виража» заявил, что поскольку у нас среди курсантов есть один член партии, то в первую очередь с него и спрос. И ещё он сказал:
-Он, наверное,  забыл, как мы его выпустили в полёт!
У меня ёкнуло внутри: Вот как лихо! При этом комэска бегло обвёл всех взглядом.
-Правильно,  правильно! Совершенно верно! Это от него всё исходит! У нас и в воздухе скоро будут ЧП! - затараторили с места, как две  « курицы»,   « вобла» с подружкой. Вообще-то я не знал, что «вобла»  тоже член партии. Я бы иначе реагировал на её матерщину в воздухе. Это было второе партсобрание с начала полётов, но на первом,   «воблы» не было. Комэска, как председатель собрания, должен был сделать им замечание, за реплики с места, но он даже кивнул им. Но, вдруг,  с места подал голос  Невзоров:
-Извините,  председатель, но я не услышал в повестке, что рассматривается персональное дело!
-А вам никто не давал слово!- попытался заткнуть его комэска.
Но тут подал голос тоже с места секретарь парторганизации Иван Миронович:
-Вообще-то, меня тоже удивляет постановка вопроса! На курсанта Крупатина, выходит, возложены какие-то воспитательные функции?
-Я не понял! Это что выступление что-ли? - возмутился комэска.
-Ну, считайте, что выступление, коль вы так повели собрание – одним даёте слово с места, другим не даёте, -он встал и продолжил, - Может быть я ошибаюсь, но тогда поправьте меня, эскадрильей командуете вы, значит с вас в первую очередь спрос за все ЧП.
-Дайте слово! - не попросил, а потребовал Невзоров, - И попрошу вести протокол! -, кстати «воблу» назначили секретарём собрания ,- Надеюсь предыдущее выступление тоже будет записано?
Комэска ,как-то, нехотя сказал:
-Ну, пожалуйста!
-Я полностью присоединяюсь к ранее сказанному! Это мы с вами в первую очередь ответственны за атмосферу в эскадрильи, и я лично с себя эту ответственность не снимаю. И по поводу того, что курсант Крупатин не вовремя был допущен к самостоятельным полётам , это тоже наша с вами ошибка и вы лично её исправили, а теперь говорите об этом, как вроде мы одолжение сделали этому курсанту. Я полагаю, что курсанта Крупатина можно бы отпустить с собрания, если он куда-то торопится и поговорить подробнее о создавшемся  положении.- при этом он с намёком посмотрел на меня и дополнил,- Мы вас в ваше отсутствие обсуждать не будем.
Я встал.
-Да, да! Нет возражений отпустить курсанта…. Э-э-э…коммуниста Крупатина? - спросил комэска у собрания.
-Он вас ещё не просил об этом!- напомнил Иван Миронович.
-Да. Я прошу собрание отпустить меня, -сказал я и продолжил, -  но я скажу два слова, так как имею право и обязан довести до сведения коммунистов то, о чём я уже сказал командиру перед строем. Если собираетесь искать крайнего в этом ЧП, то крайний сам курсант Жучков, который противопоставил себя коллективу и пострадал он возможно не от одного обиженного. Было бы хуже, если бы ему устроили «тёмную». Тогда ещё и милиция занималась бы разборкой,   а не только мы. А поставил он себя выше коллектива с помощью командира, который его приблизил  к себе, а он этим спекулирует. Я всё сказал, вообще-то, но добавлю, что глядя на командира эскадрильи и мой инструктор строит такую-же политику в экипаже, приближая одних, уничтожая других. Можно удалиться?
Почему-то не дожидаясь слова председателя, собрание хором и активно с места загудело:
-Можно! Можно! - а кто-то даже сказал, - Спасибо за вашу позицию! – по -моему это был инженер эскадрильи.
На другое утро «вобла» опоздала на предполётную и пришла какая-то растрёпанная с бешенными глазами. Заходя в беседку нашего экипажа она с порога…. Да нет. Она, ещё подходя к беседке уже сверлила меня взглядом, а потом, проходя мимо меня, смотрела на меня искоса, как будто боялась, что я её укушу. Села за стол и смотрела на меня, наверное,  с пол-минуты, каким-то взглядом шизофреника, а потом спросила:
-Ну, что? Так и будем в Фантомаса играть? Это ваша работа? - при этом она вынула из кармана пистолет «ТТ» и положила на стол. Все были ошарашены, и даже привстали с места, но быстро поняли, что это муляж , хотя и старательно, но слепленный из битума.
-Я не понял. Вы о чём? Что случилось? - спросил я.
-Хватит врать! Надоело! Это всё ваших рук дело!
-Что я вам врал? Приведите хоть один пример! - возмутился  я. Она не ответила.
На этом разговор закончился. Прошла предполётная, прошли полёты. Лишь к вечеру мы узнали от инструкторов и техников, что произошло с   нашей «воблой» и почему она опоздала на предполётную и пришла  «не в себе». Потом ещё Кондрат мне рассказал подробности.
У нас за казармой в траве осталась от стройки бочка строительного  битума. От жары битум стал мягким и кое-кто рукодельный делали из него всякие фигурки, а кое-кто пистолеты разных марок. Кондрат сначала сделал фаллос и пришёл ко мне.
-Фантомас, я предлагаю твоей «вобле» подарок сделать. Она с подружкой,  с  командиром звена,  в одной комнате живут, утром спят, окно открыто. Я когда цветочки поливал заглядывал к ним утром. Положить  на тумбочку «вобле» - вот хохма будет!
-Ты с ума сошёл! Она сразу на меня подумает! Не смей!-возмутился я.
-Эх, жалко! Зря старался! А такой красавец!
-Со своего лепил? -спросил я. Посмеялись и он говорит:
-Я  его на «ТТ» переделаю. У меня был «ТТ» табельный – это вещь. Потом «ПМ» выдали, но это игрушка. Стой! Я придумал! «Вобла» по утрам бегает, спортом занимается. Ей  Невзоров однажды сказал – не тарахти костями мимо моего дома, а она сказала ему: -Желаю вам подавиться папиросой! А подружка её, в это время досыпает. Я этот момент использую!
Так вот, я мельком сказал Кондрату, зачем меня приглашала «вобла» на партсобрание. Я сказал, что «вобла» со своей подружкой хотели съесть меня, но Невзоров не дал. И Кондрат решил за меня отомстить без моего согласия.
Кондрат рано утром  подошёл к окну комнаты «воблы» и «командирши» со стороны сада, убедился, что «вобла» ушла на утреннюю пробежку, а подружка  спит. Он отодрал москитную сетку  в углу, положил на тумбочку командирши  свой «ТТ» из битума, просунул в дырку пузырёк с красной тушью, полил на подушку командирши возле головы и последние капли покапал на её  лоб. Она спросонья от щекотки мазанула рукой по лбу и продолжила утренний сон. «Вобла» вернувшись с пробежки , увидев  «натюрморт с пистолетом» (это Кондрат так сказал), чуть не «гикнулась», выскочила на улицу с криком: –Помогите!  Командирша спросонья услышав её крик тоже  выскочила на крыльцо сзади орущей «воблы», спрашивает: - Что случилось? А «вобла» увидев её рядом с «окровавленным» лбом, спрыгнула со ступенек и, с душераздирающим воплем,  помчалась по  аллее, как антилопа….
Потом её на полчаса врачи задержали на предполётном медосмотре, потому что давление зашкаливало!
Вечером,  после ужина,  к нам в казарму пришли комэска и зам. Невзоров. Витя Шейкин, как раз, играл на гитаре, а несколько человек  вокруг сидели и слушали. Витя играл на гитаре только «Танец маленьких лебедей» и «Полонез Огинского», которые выучил по нотам, не имея слуха. Дневальный скомандовал- «Встать!» - с опозданием, так как тоже стоял за спиной у гитариста-наряд вне очереди обеспечен.
Командир сказал: «Вольно!» и подошёл к гитаристу Вите: - «Ну,ну! Продолжайте! Хорошо получается!» - и Витя продолжил.  Только Витя закончил играть, как послышалась  от входной двери команда: «Встать! Смирно!» Зашёл полковник- начальник нашего Учебно-авиационного центра. Подошёл, сказал: «Вольно. Докладывать не надо.
 Командир эскадрильи, будто продолжая начатый разговор, без перехода,  сразу  стал выдавать мысль:
-Ну, вот смотрите, какие вы хорошие ребята, а кто же это «варфоломеевскую ночь» устроил своему же  товарищу?
Все,  опустив глаза замялись, натужно задышали, поглядывая друг на друга. А комэска продолжил:
-Ведь вы же должны сознавать, что вы не какая-то там пехота – споткнулся, упал, поднялся, дальше пошёл. У вас страшная техника в руках, которая угрожает вашей жизни и чужим жизням, если допустить ошибку! Вы должны беречь моральное состояние друг- друга, уважать друг друга.
Вдруг заговорил Витя Шейкин:
-Товарищ командир! Вот вы и научите Жучкова уважать товарищей. Он не знает, что это такое. Он может только бояться того, кто сильнее.
  Для всех было удивлением, то, что Витя Шейкин, стеснительный деревенский парень так смело и справедливо высказал комэске.
Наступило молчание. Комэска метнул взгляд на полковника и увидел, что тот внимательно смотрит на него. Потом комэска вздохнув,  сказал:
-Да-а-а! Что-то подобное я уже слышал!- и посмотрел на меня, хотя я стоял поодаль. Он прошёл между кроватями к кровати Жучкова, сидевшего на кровати с распухшей мор… лицом, тот встал. Комэска сказал: Сидите!, - тот сел. Комэска посмотрел на тапочки Жучкова, так и стоявшие приклеенными к полу, спросил:
-А почему же тапочки наоборот стоят, не по ходу?
-А я сплю головой не к тумбочке, а наоборот, чтобы во сне не стукнуться об тумбочку. Утром я встал, ноги в тапки и хотел к тумбочке за пастой,  щёткой, ну и упал на тумбочку…
-Видимо клеил тот,  кто знает, что вы спите наоборот, - сказал комэска. -Давно так спите?
-Так мы переселились-то из палаток недавно…
-Ну, и кто же отклеивать будет тапочки?- спросил командир, оглядывая окружающих.
-А их не отклеишь! Это же перкалевый клей!- сказал Жучков.
-Пусть останутся, как памятник в назидание  будущим поколениям!- сказал Кондрат. Командир зыркнул недобро на него,  Невзоров прикрыл улыбку рукой, а полковник  сказал:
-Ну, ладно! Будем считать, что из этого все извлекли урок и продолжения не будет. Могу я надеяться? – спросил он.
-Да, конечно, товарищ  полковник, мы же свои люди- сочтёмся!- за всех ответил Кондрат.
-Ну, хорошо! - улыбнувшись,  сказал  комэска,  и обратился к Вите Шейкину, - Ну, сыграйте ещё что-нибудь. Душевно у вас получается!
-Товарищ командир, я же только две вещи знаю «Полонез» и «Лебедей»-взмолился Витя.
-Нет! –вмешался Кондрат, - Если ты постараешься, то для Жучкова можешь сыграть «Мы жертвою пали!» - по казарме прошёлся хохот,  «бегемот» опустил голову, пряча заклеенную пластырем переносицу.
-Курсант Кондратьев, а вы что нам можете сыграть? - спросил с сарказмом, с издёвочкой,  комэска,- Ночной спектакль, это ваша постановка?
-Нет! Товарищ командир, я фокусы могу показывать! Хотите, покажу? Я сейчас, только на минуточку отлучусь, подождите. А ты, Витёк, ещё раз «Полонез» сыграй- товарищ полковник не слышал! – и Кондрат помчался в бытовку. Я догадался, что он хочет показать. Я ему недавно рассказал во время перекура фокус с подвохом: нужно взять две одинаковые консервные банки. Без свидетелей закоптить хотя бы спичкой донышко у одной, остудить, потом выйти перед публикой и предложить участие в  фокусе. Когда кто-то согласится на участие, надо  объяснить  оппоненту условия и смысл фокуса: я беру одну банку себе в руку. Видите-она пустая. Вам даю вторую банку-тоже пустую, но сразу при вас кладу в неё спичку. Вы держите банку одной рукой перед собой на уровне груди, не переворачиваете. (секрет в том, что отдаёте оппоненту банку с закопченным дном и он не должен об этом догадаться, поэтому предупреждаете, что банку не переворачивать, иначе спичка выпадет) .  После проведения ряда специальных движений эта спичка, якобы,  должна переместиться из банки оппонента в банку фокусника. Объяснить оппоненту, что он должен в точности повторять ваши движения свободной рукой.  Оппонент обязан строго смотреть вам в глаза, не сводить взгляд, не отвлекаться. Не обращать внимание на возгласы, смех окружающих наблюдающих, потому что им захочется испортить наш фокус. Не обращать внимание, чтобы ни говорили. Начинать фокус,  потирая свободной рукой сначала боковые стенки своей банки, потом плавно перенося  руку от банки к своему лицу, поглаживать свои щёки, следить, чтобы оппонент строго повторял ваши движения. Сделать это потирание боковой поверхности раза три, то есть щёк с обеих сторон, потом лба, но подносить ко лбу осторожно, обходя область глаз, чтобы в поле зрения не попала ладонь руки. Последних три раза, нужно протирать свободной рукой донышко банки (у вас оно чистое, а у оппонента –закопчённое). После донышка,  вы потираете собственные щёки чистой рукой, а оппонент – закопченной. В этот момент нужно набраться  мужества, обозлиться на себя, чтобы не засмеяться, потому что оппонент старательно повторяя ваши движения оставляет на лице следы копоти и все начинают смеяться. Потереть донышко, потереть одну щёку. Ещё потереть донышко, потереть другую щёку, старательно потереть ещё и потереть собственный лоб, потом в заключение провести всей пятернёй сверху вниз ото лба до подбородка, ну и пора бросать банку и спасаться бегством, чтобы не побили…
Готовиться  к «фокусу» лучше с помощником . Я оглянулся – все слушают музыку Вити Шейкина и пошёл в бытовку к Кондрату.
Зайдя,  я спросил, с кем  он хочет  шутить.
-С «бегемотом»,  естественно!
-А если откажется?
-Да нет! Он много воображает о себе! Я на этом и сыграю! - ответил Кондрат.  Банки Кондрат приготовил заранее и закоптил донышко у одной, как нельзя лучше. Кондрат вышел из бытовки, я пока остался. Он начал выступать, объяснять условия фокуса, поближе подбираясь к Жучкову.
-Мне нужен серьёзный товарищ, чтобы не испортить фокус,   и очень внимательный, потому что движения мои надо выполнять в точности, не ошибиться! Ну, кто желающий?
Никто не шевельнулся. И вдруг Кондрат, как будто его осенило:
- Вот! Валера! Самый серьёзный у нас человек! Чтобы не сказали потом, что я «лажу»  гнал! Давай! Валера!
Жучков опустил голову и мотнул ею отрицательно:
-Нет! Я сегодня не в форме…
-Валера! Ну,  чуть – чуть постарайся  для общества! Хоть раз!
И Валера стал поднимать голову, распрямляя плечи, но вдруг раздался голос комэска:
-Ладно! Кондратьев! Не трогай его! Мне-то ты доверяешь? Давай я буду участником, меня ты не проведёшь! Это я тебе гарантирую!
Кондрат опешил и замычал:
-Да… Э-э-э товарищ командир, а если не получится?
-Со мной получится! - уверенно сказал комэска, - Давай банку! Клади свою спичку!
-Товарищ командир, только дайте слово, что не обидитесь, ежели, как что . – замямлил Кондрат.
 Я лично растерялся и у меня,  тоже что-то закипело внутри…
-А-а! Факир был пьян и фокус не удался! Так кто из нас пьян? Ты или я? Давай всё будет в норме! -настаивал командир.
Кондрат, обеспокоенно мельком глянул на меня и приступил к сеансу…
-Банка на уровне груди, кладу в неё спичку на ваших глазах. Не опрокидывайте банку, в точности повторяйте мои движения не торопясь! - он потёр боковые стенки, потёр одну щёку, потёр ещё боковую стенку, потёр другую щёку, потёр ещё стенку, потер лоб… Курсанты не дыша наблюдали за действиями обоих.
Полковник, стоя чуть в стороне, надвинул фуражку на самый нос, чтобы лампочки не  отблёскивали в глаза и,  приоткрыв рот внимательно наблюдал за движениями обоих – подполковника и Кондрата. И вот Кондрат потёр донышко своей банки, комэска повторил, Кондрат потёр свою щёку. Комэска тоже… Вот тут точно все перестали дышать, так как, щека комэска,  стала чёрной. Кондрат ещё потёр донышко своей банки. Комэска потёр донышко  своей банки. Кондрат потёр другую щёку и комэска потёр другую щёку. Все были онемевшими от того, что происходило на их глазах. У полковника очень сильно отвисала челюсть. Я посмотрел на остальных – тоже самое! У Вити Шейкина пальцы от напряжения побелели на грифе гитары, как отмороженные!
Кондрат потёр ещё донышко, потёр свой лоб, комэска тоже… И Кондрат провёл по лицу сверху вниз, бросил банку на пол и кинулся бежать из казармы. Комэска растерянно глянул ему вслед, потом в банку и расстроено сказал:
-Ну,  вот! Не получилось! Хреновый фокусник - Кондратьев! Спичка на месте!
Вдруг во всеобщем оцепенении  грянул хохот полковника и Невзорова, а потом всех курсантов.
Комэска ничего не понимая, вдруг увидел, что у него рука в саже. Развёл руками среди хохота – мол, откуда? Невзоров , продолжая хохотать подошёл взял его за рукав и потащил в умывальник. Комэска, ничего не понимая,  продолжал показывать ему  банку и спичку , доказывая, что фокус не получился и не мог понять зачем хохочущий Невзоров  толкает его в умывальник. Когда он вышел из умывальника хохот прекратился, а полковник сидел отдыхая.
Однако,   он посмеиваясь,  напомнил нашему комэска:
-Товарищ подполковник! Но ты помнишь, обещал не обижаться!
-Помню! – сказал он глупо улыбаясь, однако погрозил пальцем  Кондрату, спрятавшемуся за спины курсантов.
Перед сном  Кондрат сказал мне:
-Всё! Фантомас! И за тебя и за себя! Кровная месть свершилась! За всё отплатил с твоей помощью.  Правда мне сдаётся, ещё ваш Женя-любимчик "воблы" грешит стукачеством, но наверное выводы из этого сделает.
Л.КРУПАТИН, МОСКВА,2009

23.
КОНДРАТ! ПОЖАР СОН ВЕЩИЙ? Или ПЕРВЫМ ДЕЛОМ, ПЕРВЫМ ДЕЛОМ САМОЛЁТЫ!..
(армейский юмор)
Мы учились летать на  реактивных истребителях по системе ДОСААФ(Добровольное общество содействия Армии, Авиации и Флоту). Зимой мы учились в городе, а ранней весной нас выводили   в лагеря на полёты. Был среди нас курсант Кондратьев- «хохмач» по жизни, но всё это он делал не специально- так получалось.      
На выходные нас отпускали домой в город, но предложили двоим желающим оставаться на  выходные в лагере для охраны палаточного городка и поддержания уровня в нашей водонапорной башне. Остался Кондрат и ещё один из нашей эскадрильи - Серёга. При этом,  Кондрата очень интересовал вопрос – входит ли в сухой паёк шоколад. Убедившись,  что входит- согласился.
Разъехались курсанты, уехали инструктора, техники и,  наконец, уехали командиры. Кондрат помчался в посёлок,  чтобы пригласить в лагерь свою подругу с подругой для Серёги и купить что-нибудь к столу. Вернулся Кондрат быстро и радостный. Оказывается его подруга может сегодня сама пригласить их в гости и для Серёги тоже будет подруга. Бабка, у которой снимает квартиру подруга Кондрата Наташа, уехала с ночёвкой  к родственникам. Ну, естественно, хоть частный дом не квартира, но лучше,  чем палатка и музыка всё-же…старенькая радиола с виниловыми пластинками.
Договорились с  ВОХРАМи, охранявшими самолёты и городок персонала, пообещали им бутылку портвейна, чтобы посматривали на лагерь, если залают прикормленные там, но не привязанные собаки.
По  пути загрузились   закусками и спиртным. Шоколадки были свои. Подошли постояли за углом, получив условный сигнал,  по одному, соблюдая конспирацию от любопытных соседей, прошли в калитку. Познакомились, разгрузили сумки на стол. Серёга изъявил желание помогать девочкам накрывать, а Кондрат занялся радиолой. Сначала он включил вилку радиолы в розетку, нажал кнопку пуск и  изучил пластинки, которые привезла с собой из города подруга Наташа и принесла с собой её подруга Света. Остался доволен  репертуаром, но вдруг заметил, что  освещения в шкале радиолы нет. Потыкал ещё кнопки, никакого звука не добился, но вдруг ему показалось что,  пахнет чем-то горелым. Сначала он пошёл к девочкам, спросил не у них ли что-то горит. Они ответили, что нет, и Наташа пришла с ним в зал, где стояла радиола. Вдруг она вскрикнула и бросилась на колени перед радиолой, схватив  стоявший на полу утюг, и оторвала его вместе с  половой краской. Кондрат сообразил, и хоть с опозданием,  выдернул из розетки вилку утюга, которую он перепутал с вилкой радиолы. С красным от смущения лицом он вынес утюг на улицу, отчистил палочкой свежую краску от утюга пошёл в дом. Наташа была страшно расстроена, она боялась, что бабка выгонит её с квартиры. Наташа и Света работали в этом посёлке на консервном заводе и учились в его базовом техникуме.  Кондрат предложил поменять местами радиолу, стоящую в простенке между двух окон,  с  большим цветком фикусом, стоящим в углу в большой тяжёлой кадке. Наташа согласилась, накрыли кадкой с фикусом  пятно от утюга, радиолу в угол передвинули и получилось даже лучше, чем было. Когда сели за стол, Кондрат  вроде бы пошутил, что ему сон приснился прошлой ночью и снился ему какой-то страшный пожар, но хорошо, что сегодня без пожара обошлось. Шутку никто не принял, но чуть попозже разговор всё же завязался, спиртное взяло своё. Барьер растаял, стали танцевать и не заметили,  как время перевалило за 12,  и пора было собираться восвояси. Уходили так же без шума, по одному. Шли не опасаясь, так как были не в форме, а в лётных куртках, а патруль в этом посёлке был редкость.
Выйдя из посёлка глянули вперёд на лесопосадку,  за которой был расположен лагерь и аэродром,  и обмерли…. Отнялось всё!  Руки, ноги, даже речь… хотя кричать хотелось - над лесопосадкой, там где был лагерь и аэродром, озаряя чуть ли не полнеба стояло зарево пожарища!
- Вот твой вещий сон! - прошептал Серёга,  - На хрен я с тобой связался, Кондрат?- и бросив сумку с портвейном,  с места рванул, как стометровку, хотя до лесопосадки было метров 500… Кондрат не отставал. Они бежали,  побив все мировые рекорды. Вот край лесопосадки…. Силы на исходе…. В груди тоже пожар… всё! Последний поворот, за последнее дерево….!
Ноги подкосились… Оба упали на четвереньки и смотрели во все глаза на зарево, не веря своему счастью… Пожар был за аэродромом, за железной дорогой проходящей по задней границе аэродрома. Там была свалка завода РТИ- Резинотехнических изделий.
Оба стояли на четвереньках  хрипло дыша и смотрели поочерёдно  то на  пожарище, то друг на друга. Серёга вдруг издал какой-то звук, то ли смеясь, то ли плача, Кондрат тоже захихикал, нагнув голову… Подняться на ноги не было сил. Они  сели на тропинку и хохотали,  как два сумасшедших.  Вдруг к ним с лаем бросились из лагеря собаки.
Подбежав, собаки поняли, что это свои и стали облизывать им лица, а они сидели на тропинке, хохотали  и уворачивались от собачьей преданной любви…
ПОСТСКРИПТУМ:
   Бдительная охрана проснулась от  песни:
-Первым делом, первым делом самолё-о-ты!
Ну, а девушки, а девушки потом!...
     Пригодилась всё-таки бутылка,  оставленная впопыхах в кювете.
  Поняли они тогда, как верна истина, заложенная в этих словах песни! Господь Бог их предупредил, а мог бы наказать...
  Л.КРУПАТИН, МОСКВА, 2009 г.

24.
КАЗНЬ САМОЛЁТОВ! КОНЕЦ ПОЛЁТОВ! армейская быль
Владимир Высоцкий написал  песню «Я ЯК-ИСТРЕБИТЕЛЬ» уже после того,  как я отлетал свою программу на ЯК-18-У. Я помню, что услышав эту песню, я был поражён тем,  как этот поэт, далёкий от душевных переживаний лётчика,  смог ощутить, то, что ощущаю я по отношению к самолёту и, извините, … что самолёт ощущает по отношению к лётчику и не только к нему, но и к технику, который вкладывает в него свою душу.
Вы знаете о том, что икона ценна не тем, что она старая по возрасту (так её ценят дельцы-антиквары и хищники от антиквариата), а тем насколько она «намолена», сколько душ человечьих вложили в неё свои страдания и надежды!
Вот так же и самолёт, носивший в своём, сначала бездушном чреве, а потом приобретший частицу душ, вложивших в него свои страдания и надежды,  и от того обретший душу, как  «намоленная» икона, обретает свой положительный заряд и становится одушевлённым!
Как это смог ощутить и передать Высоцкий я не знаю, но он смог!
Когда мы ещё заканчивали лётную программу на ЯУ-18-У,  к нам на аэродром пригнали новенькие  реактивные учебно-тренировочные самолёты  Л-29 чехословацкого производства.
Под них мы всё лето готовили на основной стоянке бетонные площадки, совмещая это с полётами. Кто по очереди, а кто и вне очереди,  как наш драгоценный Кондрат  («Кондрат-кровная месть!»), отрабатывая наряды.
На будущий год мы должны были продолжить обучение уже на этих красивых «птичках» похожих профилем на дельфина.
На торжественном построении нам вручили   красные военные билеты с записью:  «Налёт на ЯК-18-У - 40 часов 31 минута»  ВУС (военно-учётная специальность) – пилот, с присвоением воинского звания "сержант". После этого нас отпустили по домам (у кого они были), а я  с Кондратом по собственной воле, но выполняя задачу,  поставленную перед нами командиром эскадрильи, оставались на выходные в лагере для охраны жилой территории и подкачки воды в водонапорную башню. Это был последний выходной, потом ещё неделя на подготовку лагеря  и аэродрома к переводу на зимний режим и всё. Зиму будем в городе готовить теорию на Л-29.  Это была суббота. Курсанты после полётов в приподнятом настроении,  уехали домой – обмывать окончание. У нас с Кондратом тоже было намечено «мероприятие» - ждали в гости к себе в лагерь  своих подружек.  Инструктора уезжали  следующим рейсом,  и последним  рейсом -  высшие командиры и техники. Автобус за инструкторами вернулся, они бодро уселись,   и автобус  уехал. Поскорей бы вернулся! Нас этот вопрос очень волновал. Чем раньше все уедут, тем раньше мы приступим к реализации собственного плана.
Вдруг,  мы услышали запуск  самолётного двигателя на основной стоянке, ещё один запуск,  то есть второй! Что это? Неужели кто-то лететь собрался? Взгляд на антенну приводной станции -  ну, нет! Антенна не вращается…
Привод не работает, значит никто никуда не летит. А в чём же дело? Выходим с Кондратом  из лагеря за пределы хозпостроек   и видим выруливающие на аэродром два самолёта, при чём – один первой эскадрильи, второй нашей эскадрильи. В самолётах, естественно, техники, так как лётчики уже уехали. Непонятно!    Что это?
Самолёты отрулили,  примерно метров за пятьсот от основной стоянки, остановились, развернулись друг другу навстречу, помедлили и ринулись друг на друга лоб в лоб! Это было жутко видеть! Перед,  казалось бы, неминуемым столкновением они чуть - чуть притормозили, отворачиваясь и промчались друг мимо друга, вскользь ударившись консолями, но тут же развернулись, сильно юзя,  на 180 градусов и опять ринулись друг к другу, но сильно разворачиваясь в движении, пытаясь подойти друг к другу сбоку или сзади и потому закружились в вальсе, скрываясь в пыли. Слышно было, что они сбросили газ, ожидая,  когда осядет пыль, потому что потеряли друг друга из виду. Едва осела пыль, как взревели двигатели и опять пошло кружево вальса, но они сообразили, едва их накрывало облако пыли, они стали вырываться из него, чтобы продолжить это наземное самолётное побоище. Вдруг,  мы видим, в очередной раз,  они выскакивают из облака пыли, один за другим и задний, доворачиваясь в стремительном движении, рубит винтом хвост другому!.. Брызги осколков! Но летит и кусок винта – одна лопасть таранившего самолёта, а он продолжая двигаться, очень сильно подпрыгивал  на передней стойке от бешеной вибрации  и,  по мере замедления вращения, всё выше и выше, пока стойка не рухнула и самолёт, едва не скапотировав (не перевернувшись на кабину) ткнулся носом в землю и всё стихло.
       Мы с Кондратом ощутили такое состояние, как будто это мы были в кабинах и это с нами произошло. У нас даже мышцы были напряжены и устали от жуткого  перенапряжения. Нам было всё равно даже то, какой эскадрильи самолёт победил, едва не лишив жизни техника. Потом мы краем уха узнали, что это было по сговору наших «высоких» - кто-то поспорил, а техники согласились, участвуя  в сговоре. Естественно,  в те советские времена, речь о деньгах была не мыслима – ящик коньяка с проигравшего! Видимо,  это было без ведома начальника ВУАЦ, но не дойти до него не могло.
Через  полчаса мы опять услышали с основной стоянки странные звуки:  тяжёлые удары плашмя  о грунт и иногда  страшный треск. Мы опять выбежали за хозпостройки….
Техники складывали шасси самолётов на земле. Некоторые  самолёты резко плюхались на землю брюхом, а некоторые оставались на одном,  не убранном шасси, ломая с треском  плоскость крыла- консоль. Это было жутко, но то, что мы увидели дальше…. Это была  изуверская казнь! По хвостовым частям беспомощно лежащих самолётов  вдоль всей стоянки,  ревя, как чудовище, шёл гусеничный трактор! Трещали лонжероны, как струны лопались расчалки, казалось кричали в небо  разинутые в ужасе  кабины  самолётов! Хотелось побежать! Остановить! Но мы видели стоящих с  опущенными головами наших старших командиров, снявших фуражки и, уходящего в фуражке,   полковника - начальника ВУАЦ, наверное отдавшего приказ … о казни! Может быть ему тоже стало жутко видеть эту экзекуцию...
Хорошо, что инструкторов – лётчиков  отпустили, иначе не обошлось бы без скандала!
Хотя и сними разговор короткий: Кругом! Шагом марш!
Встречу с подружками мы отменили… У нас были поминки.
Светлая Вам Память! Дорогие наши «Яшки»!
Л,КРУПАТИН, МОСКВА, 2010 г.
   КОНЕЦ!!!

ГЛАВА 4.

ТЯЖКИЙ ПУТЬ К САМОЛЁТУ «ДЕЛЬФИН»

 Поскольку я учился летать по системе ДОСААФ при Обкоме этой организации, то мы теоретическое обучение проходили  без отрыва от производства, то есть, учились по вечерам, работая на своих  предприятиях. Отлетав на ЯК-18 полную программу, я вернулся на завод и продолжил работать. Однако, работая на заводе, я, посоветовавшись с матерью, год назад вступил в Жилищно-строительный кооператив  на четырёхкомнатную квартиру. Мать с бабушкой и сестрёнкой в г. Цимлянске продали наш родной дом, перешли жить на частную квартиру, а я внёс деньги в кооператив. Но почему-то, глупое руководство завода для своих работников решили строить дом в чужом районе — в Жилгородке Дзержинского района. Естественно, завод этих работников должен был потерять. Поэтому и мне пришлось уволится с моего, ставшего мне родным, Тракторного завода.
СОДЕРЖАНИЕ:
1)Святая ложь!                211
2)Мадемуазель!-стихотворение.                213
3)Колготки - снасть браконьера!                226
4)Женись на моей мамке!                234
5)Землетрясение!                236
6)Скажете: Это была не любовь?-стихотворение.                253
7)Потерял, что не имел!                254
8) Привет, Дельфин!                255 
9)Кондрат попал! Кондрат опять попал!                256
10)Инструктор-лётчик БЭН!                259-266
 
1.
СВЯТАЯ ЛОЖЬ!
В виду того, что кооперативная квартира, которую строили для работников Волгоградского Тракторного завода оказалась в самом  дальнем районе новостройки – в Жилгородке, то мне пришлось уволиться с  завода, как и всем получившим квартиры. Так, безмозгло, поступило руководство завода! Улучшив жилищные условия своим работникам, они их лишились. Устроился я работать… в проектный институт  «Волгогипроводхоз»  техником проектировщиком электротехнического отдела. Попал я в этот институт не случайно, а, наверное, судьба свела меня тогда с этим институтом, с которым  много лет спустя, уже семейным человеком, будучи Народным Депутатом Областного  Совета  я воевал, выступая против строительства   оросительного канала Волго-Дон-2   и победил. Вот почему и как я устроился в этот институт.
         После окончания полётов на ЯК-18-У, по системе ДОСААФ(Добровольного Спортивного Общества Содействия Армии, Авиации и Флоту- кто не знает) нам выдали военные билеты с записью: ВУС –Пилоты, Специальность-пилот, налёт на самолёте ЯК-18-У – 40 часов, 31 минута звание –рядовой, хотя обещали звание сержант и в запас. Но нам сказали, что на этом наша служба не окончена. Следующий этап – реактивные учебно-тренировочные самолёты Л-29 на том же аэродроме в Средней Ахтубе. То, сказали нам,  был спорт, а это будет военная служба.
         Работая на  Волгоградском Тракторном заводе в 1966-67 годах и, проживая в том районе,  я  встречался  с девушкой  Людой. Она проживала с родителями, а у неё была старшая сестра замужем и с ребёнком – сынишкой 5-6 лет, которые проживали в другом городе. Муж её был лётчик гражданской авиации, летал на  АН-2 –«кукурузнике». Слышал я от Людмилы, что  она разводится со своим лётчиком, потому что он загулял с «молодухой» - десятиклассницей, приехавшей из села в их город поступать в институт. Звать сестру было Лида и  она вернулась  в Волгоград  с ребёнком и с  вещами, доставшимися при разделе. Мы её встречали на вокзале и перевозили в двухкомнатную кооперативную квартиру, которую она купила для  постоянного жительства.  Я к тому времени увольнялся  с работы поскольку сменил место жительства  и стал проживать в  районе  не далеко от квартиры Лиды. Мы с Людмилой заходили к ней в гости. Когда я проживал на Тракторном, у нас с Людмилой была общая подруга Ольга, у которой жених был в армии и скоро должен был «дембельнуться». Когда я переехал в другой район,   то с Людмилой мы стали общаться реже. Когда вернулся Ольгин «дембель»-Серёжа, она нас на радостях приглашала, ну, и мы там отметили это событие неплохо. Одно только я заметил, что моя подруга-Людмила, как-то слишком «выпендривается» перед Серёжей, то есть,  оказывает повышенное внимание и глаза её слишком для него блестят. Она была довольно стройная девушка, повыше меня ростом, хотя я  выше среднего, а Серёжа был повыше её, в то время как  Ольга была малышка – Серёже до подмышки. Ну, поскольку редко мы стали встречаться, то после этого вечера мы не виделись недели две. Вдруг звонит мне на работу Ольга со слезами в истерике:
- Лёньчик! Забери свою Людку! Она, курва, у меня Серёжку увела!
Я был ошарашен и поскольку разговаривать по рабочему телефону я на такую тему не мог, сказал, что вечером к ней приеду и разберёмся. Я приехал не с пустыми руками, посидели с Ольгой  и с бутылочкой. Она плакала, рассказывала мне всё, что случилось, а я её успокаивал, ну и остался у неё до утра… Потом  бывал у неё несколько раз,  за  полтора месяца. Однажды я пришёл к ней в гости, а у неё за накрытым столом  «дембель»-Серёжа. Ольга  выглядела очень смущённой и  плохо скрывала свою радость от «пришествия блудного жениха». Меня она пригласила за стол. После первой стопки Серёжа обратился ко мне:
-Я, Леонид, хочу извиниться  перед тобой и перед Ольгой! Я большая свинья! Если можете, то простите, но я понял, что без Ольги я не могу! Верни мне Ольгу, Леонид…
Я глянул на Ольгу. Она смущённо смотрела в стол, и я понял, что она тоже любит своего Серёжу.
А, Серёжа продолжал:
- С Людмилой, Леонид, я честно тебе скажу – я активности не проявлял! Я просто не устоял! Она меня увела, как телёнка! Я очень сожалею о своей слабости и очень виноват перед тобой!
Я ответил:
-Я доволен случившимся! Это была проверка на «вшивость» всей нашей компании. Людмила остаётся Людмилой, но уже не моей. С Ольгой разбирайтесь сами – простит она тебя, это дело её. А вот она перед тобой не виновата! Она испытание выдержала, хотя я пытался растопить  её сердце…
Это надо было видеть, какими счастливыми и благодарными глазами смотрели на меня Ольга и Серёжа, потому что они хотели  верить в мой обман. Я до сих пор уверен, что бывает ложь, а бывает  «святая ложь», потому что  Ольга и Серёжа были счастливы пока я имел о них информацию. А на свадьбе у них я был  «тамадой» и посвятил им хорошие напутственные стихи.
Людмилу они на свадьбу не приглашали.

2.
МАДЕМУАЗЕЛЬ!
    Зашёл я как-то в гости к старшей сестрёнке Людмилы Лидочке. Сынишка её меня знал и встретил радостно. Я пожаловался ей на происшедшее с Людмилой, на что она отреагировала страдальчески, неподдельно сокрушалась. Я объяснил, что примирения быть не может и  сказал, что хотел бы уйти с Тракторного завода, так как ездить туда на работу совсем не с руки, особенно по сменам. Лидочка рассказала мне,  что в общем-то мы с нею коллеги по электричеству и что она может мне предложить работу в её институте Волгогипроводхоз, но зарплата там маленькая. Её туда взяли старшим инженером, а меня скорее всего возьмут техником проектировщиком, но, если покажу себя, то меня повысят до старшего техника. Я чувствовал, что у неё есть какое-то беспокойство, что приглашая меня к себе на работу, она всё-таки побаивается рекомендовать меня.  Я попросил её не рекомендовать меня и сделать вид, что мы не знакомы. Она это предложение  встретила с заметным удовольствием.
     Принимая меня на работу,  как электромонтёра  с большим практическим опытом монтажа и эксплуатации электроустановок и имеющемуся в дипломе «пять» по черчению, начальник Электротехнического отдела  попросил меня нарисовать какую- нибудь электросхему по памяти. Я сказал, что, если  он даст мне время примерно с час, то я могу ему нарисовать принципиальную схему автоматической  механической, металлообрабатывающей  лини  ЛМ-85 или 86 или ЛМ-107 Минского производства. Он испугался и сказал, чтобы я нарисовал что-нибудь попроще и я предложил ему  схему  реверсивного пуска электродвигателя. Он страшно удивился, когда я это сделал на его глазах и рассказал последовательно,  как она работает, а потом он сказал:
-Чтобы вы могли у нас работать, надо запомнить  одно главное условие! Вы должны всё  забыть из того, что знаете и никогда ничего не применять из головы. Ваши знания должны заменить вот эти каталоги, которые стоят на полках. Если вы что-то включили в проект, то обязательна ссылка на вот этот каталог. В случае чего, авария или травма, отвечать будет тот, кто включил этот  узел, или операцию в данный каталог, но не вы и не я, который за вас несёт ответственность.
          Вот так я и стал проектировать насосные станции для сельского хозяйства Волгоградской области. Начальник у нас был еврей, но с  очень  русским лицом. Единственное, что отличало его – он постоянно доставал из ящика своего письменного стола конфеты и печенья и кушал, работая. Но толстым не был. Это, наверное, не национальная черта. Кстати, там все начальники были евреи. Потом, после армии, я работал ещё в одном проектном институте и там тоже все начальники были евреи. Не знаю, чем вызвано такое явление.
          Однажды был такой случай:
   Сидим мы, работаем, а  тогда в старом здании величественной послевоенной архитектуры соцреализма, весь отдел с начальником сидели в одной большой комнате. От всех отличался лишь стол начальника, тем, что он был двухтумбовый и стоял прямо у входа в наш отдел. Наш начальник, как всегда,  работая  жуёт.  Открывается дверь нашего отдела, заходит мужчина в плаще не первой свежести, с папкой, распухшей  от  документов, останавливает взгляд на нашем начальнике и с радостной улыбкой, на ходу здороваясь, обращается к нему:
-Слушай! Брат! Ну, хоть одну русскую морду увидел! Забодали жиды! Нигде ничего не выяснишь и не продвинешь! Помоги, пожалуйста! Я Главный инженер колхоза «Путь Ильича». Мы сами спроектировали линию  высоковольтную, а согласовать  никто не берётся! А у нас платить нечем за проект!
   У начальника лицо очень покраснело, мы   спрятали наши улыбки в кулаки, а начальник с интересом и  энтузиазмом стал изучать документы из пухлой папки , а потом попросил Лидочку проверить всё на соответствие с каталогами и сам пошёл к высокому начальству согласовывать проект. Этот инженер- колхозник  его очень  благодарил и назвал  Владимиром Ильичом Лениным,   потому что он на него похож и по-ленински помог  колхозу с электрификацией, следуя ленинскому лозунгу: «Коммунизм это есть: Советская власть, плюс  электрификация всей  страны!».
     Я вписался в коллектив не плохо. Все малейшие праздники и дни рождения мы отмечали на работе, а иногда начальник приглашал нас и к себе домой, поскольку был холостой, но говорят, что у него  в прошлом  было много жён и все моложе его лет на двадцать, а ему было лет сорок пять. Но, говорят, что больше года он ни с одной женой не уживался.
        Я был всегда напичкан анекдотами и смешными случаями из жизни. Однако, мне постоянно приходилось чувствовать себя «в кобуре». Я понимал разницу между тем, заводским   коллективом и этим, коллективом отдела электрификации проектного института всесоюзного значения. Я видел, что далеко не все сотрудники отдела блещут воспитанием, но  ведут себя сдержанно и прежде чем открыть рот, почти все  думают:  А стоит ли?.  Я знал родителей Лидочки – простых заводских пенсионеров, но по манерам её поведения и внешним данным,  не сказал бы, что она из рабочей семьи, а вот её сестрёнка Людмила заметно интеллектом  ниже её  и, выучившись на чертёжницу, больше учиться духу не хватало. В общем-то, мне было не впервой ощущать себя не в своей тарелке, например, когда я попал в народный театр. Артисты там были так же как я почти все рабочие и инженеры Тракторного завода, но вели себя там все интеллигентно, культурно. В простой рабочей среде я себя чувствовал, как рыба в воде. Там не надо было оглядываться, прежде,  чем открыть рот и если что-то «вякнул» невпопад, то просто, без всяких загогулин получишь в морду. Так же и сам можешь влепить тому, кто тебя  попытался обидеть или подковырнуть. Среди артистов я услышал впервые такой юмор: «Так хорошо свадьба начиналась! Двоим морду начистили, жениха споили, мордой в салат уложили, невесту под стол затащили и уже резинки от трусов защёлкали…Но тут пришёл поэт, начал читать стихи и всё испортил!..»  Позже я уже в институте, читая классика марксизма,  узнал выражение: «Бытие определяет сознание!» Так это вот именно  о том, что бытие определяет, но бытие можно и направлять. Идеология не бывает ничейной! Если нет позитивной, её место занимает негативная… Это  то, что у нас сейчас происходит в обществе.
      Лидочка, как я заметил, не плохо освоилась в этом коллективе. Она была подчёркнуто стройная, как и её сестра Люда, но чуть пониже – ровно моего роста. У неё были очень выразительные серые глаза, но совсем не такие, как у моей  «незабвенной»  Татьяны, которую я в прошлом году оторвал от сердца, выдав замуж. У Лидочки глаза не имели какой-то шельмоватости, которая была в глазах у Татьяны. Её глаза сияли какой-то святой чистотой и теплом. У неё был небольшой красивый нос и очень рельефные сочные губы, хотя рот был небольшой. Я с детства имел взгляд художника на красивые вещи и при взгляде на её губы с первого взгляда поймал себя на мысли, что такую красоту по памяти не нарисуешь… ни за что! При не широкой грудной клетке у неё был… выдающийся бюст: четвёртого или чуть побольше размера.  Её почему-то все называли не по имени, а - Мадемуазель. Потом мне объяснили, что когда она устраивалась на работу, то шеф был так растерян, что несколько раз забывал её имя и отчество и спросил у неё: А можно я вас просто буду звать Мадемуазель? Все присутствующие засмеялись, а она,  смеясь,  согласилась. Так её все и стали звать, тем более, что ей это очень шло. Она была лет на десять старше меня, но  была очень стройной, очень модной, весёлой, несколько  манерной. Я неоднократно ловил себя на мысли: как её муж,  лётчик-кукурузник,  мог  сменять такую даму на десятиклассницу из села?  Она всегда активно реагировала на мои рассказы и анекдоты, которые мне приходилось очень фильтровать,  а мне это очень нравилось.  Она сразу стала для меня,  как бы - магнитным полюсом, хотя я это тщательно скрывал, потому что просто понимал, что это «не моего поля ягода». То есть кто я, и кто она. Я «пэтэушник» из общаги, а она с высшим образованием  и совсем из другого «мира». И потом… я же с её сестрёнкой встречался.  Но  она иногда проявляла ко мне шутливые знаки внимания, которые не оставались незамеченными  нашим начальником. Я понял, что он к Лидочке «не ровно  дышит» и поэтому тем более,  в его присутствии,   я стал к ней  вообще  подчёркнуто хладнокровным. У нашего шефа был  конкурент по отношению к Лидочке – ГИП(главный инженер проекта) грузинской национальности. Он каждый день заходил к нам в отдел, поговорить о чём-то с шефом и стоя спиной к Лидочке, во время разговора нагло оглядывался на неё через плечо и улыбался, от чего шеф краснел, а мы, замечая это тоже краснели, едва сдерживая улыбки.
       Впрочем, не все сдерживали улыбки. Был у нас в отделе один инженер-проектировщик  с высшим образованием (Сельхозинститут заканчивал)- Пётр Петрович, лет тридцати, рыхлый губастый, с толстенными стёклами очков, с постоянной улыбкой кретина и склонный к сексуальному трёпу. Он, так же как и я,  «сидел» на «малых мощностях», то есть проектировал с привязкой по месту колхозные насосные станции. Однажды я зашёл в туалет, а там…. «Всё в дыму как в Крыму» - есть такая прибаутка. Проектировщики часто курили, отлынивая от работы «по уважительной причине». Человек пять стояли в проходе перед писуарами с сигаретами во рту и слушали, пошло «гыгыкающего» Петра Петровича. Я зашёл в кабинку и слышал его повествование:
-Я сижу в кресле, парикмахерша толстенькая, животик выпирает, а я пошире локти расставил, чтобы она об них тёрлась. Она наклоняется надо мной, на локти напирает и я чувствую лобок трётся об мой локоть. Я чуть не кончил! Буду в неделю раз ходить к ней «стрычса». Пришёл домой и жене рассказал. Она хватает сковородку и на меня с ней! Я схватил её за руку, стащил с неё трусы другой рукой и влупил… Жена меня по спине сковородкой гладит ласково… Говорит: Ладно! Ходи раз в неделю в парикмахерскую!
    Часть курящих стояли хихикая и переглядываясь с подмигиванием, а часть брезгливо сплёвывали в писуары и уходили не докурив свои длинные сигареты.
     Пётр Петрович сидел,  как и я за столом в заднем ряду между мной и Лидочкой, что мне не позволяло лишний раз глянуть на неё, хотя такую потребность я постоянно ощущал. А вот Пётр Петрович часто показывал мне свой коротко «стрыженый» со складкой затылок, заглядываясь налево. Но иногда, видимо, что-то вспомнив по его мнению интересное, предлагал мне выйти покурить. Меня его общество тяготило  и я ощущал, что постоянное общение с ним, унижало меня  в глазах окружающих. Я стал отказываться, ссылаясь на то, что бросаю курить. Ко мне тоже стала липнуть девчонка Галя из чертёжниц. Я думал, что ей лет восемнадцать. Вся стройная, тонкокостная, некрашенная блондинка с хитренькими глазками тонкими змеящимися губками. Часто заходила в отдел с вопросами по моему проекту и приглашала к своему кульману. На это шеф, и не только шеф, реагировали с ухмылочками. Разумеется Пётр Петрович отпускал по моему возвращению всякие плоские шуточки. Лидочка молча улыбалась. Ещё в множительном бюро ко мне с большим вниманием относилась замужняя молодая, фигуристая женщина по имени Ирина. Туда вход был запрещён и множили документы только с визами начальников отделов. Мне было можно и без визы,  что либо откопировать и на «синьке» и на «ксероксе» допотопнейшей конструкции,  с порошком смешанным с дробью и работа там считалась  вредной.
       Однажды   руководство института потребовало  из нашего отдела  два человека на  строительство нового здания  нашего института на улице «7-я Гвардейская»  для уборки строительного мусора. Естественно, как на самого молодого,  начальник «положил глаз» на меня. А другие работники стали отказываться под предлогом, что нужно заранее предупреждать, чтобы люди брали с собой  рабочую  одежду и обувь. И вдруг, из своего уголка отозвалась Лидочка, хотя начальник в её сторону даже не смотрел:
-А! Фиг с ним! Завтра  добью проект! Я поеду на уборку  мусора!
  При этом начальник даже вздрогнул, встал,  подышал очень глубоко, как бы успокаиваясь и подбирая  слова возражения и глядя на неё промычал:
- Вы не забыли, что сроки вашего проекта в обрез, а ещё ГИПУ на проверку надо отдавать…
-Завтра в десять проект у вас на столе, а там уже от вашей, извините, поворотливости всё будет зависеть!
-Вы так уверены, что у меня не будет вопросов  к вам и ГИП не придерётся?- спросил начальник.
- По проекту – не будет! А другие можно решать после сдачи! Завтра у меня день рождения и я всех приглашаю!
     Мы ушли с Лидочкой, прибыли на место приложения усилий, т.е. на стройку в числе других работников  нашего института. Нам определили объём  работы, и мы  с  Лидочкой начали: она подметала, а я грузил и таскал мусор. До того я принёс воды, всё побрызгал, чтобы не было пыли и в общем-то мы работали сноровисто и культурно. Как-то,  видимо через час, мы с Лидочкой остановились  передохнуть.
   Я открыл окно в сторону Волги, так как здание института стояло прямо на высоком волжском берегу. Заволжье было прикрыто голубоватой весенней дымкой и домики города Краснослободска на левом берегу едва просматривались сквозь дымку. Так мне захотелось  вырваться на природу,  что я не выдержал и застонал:
-О-о-й! Как я хочу в весенний лес! Подышать весной, запастись кислородом, посидеть с удочкой, а потом   у костра  с ведром раков…
   Лидочка тоже засмотрелась  в весеннюю даль и, вздохнув, сказала:
-Хорошо бы. Но небольшой компанией.
-А, если вдвоём? – спросил я неожиданно даже для себя, удивившись своей наглости.
  Лидочка опустив глаза подумала и, вздохнув,  сказала:
-Знаешь! Лучше всё-таки не вдвоём и  компанию  бы не из нашего института. Я всё-таки не мадемуазель, а мадам. Если нас встретят   вдвоём знакомые или увидят издали, то  сразу привяжут сплетню, а если  группой, то ещё можно объясниться.
- Ну, хорошо! У меня есть друг Мишка, тоже наш лётчик, и у него есть подружка Тая, с которой они вот-вот поженятся. Найдём две палатки и поедем! Ты Женьку сынишку возьмёшь с собой?
  У Лидочки глаза счастливо вспыхнули :
-Ты не возражаешь? Ой! Как он будет  рад! Ура! – и она меня чмокнула в щёку.
 Лидочка радостно посмотрела на порхающих в небе над Волгой  чаек   и,  вздохнув,  сказала:
-Весну упускать нельзя! Неизвестно сколько их нам отпущено!
       Помолчав,  она сказала, что у неё ещё не всё готово к дню рождения, а я предложил ей  перед обедом уйти, а я останусь  добивать объём работы за двоих. Она  была в восторге от моего предложения и на радостях опять  нежно чмокнула меня в щёку,  и мы услышали тут же возглас нашего шефа:
-Я извиняюсь за вторжение, но я не караулил и не подсматривал! Но если бы я знал, что здесь работу можно совмещать с поцелуями, то пошёл бы вместо Леонида Васильевича! – он это сказал с юмором и с ухмылочкой, но с, плохо  скрываемым,  неудовольствием, и продолжил, - Предложение  Леонида Васильевича просто бесценно. Он поступает совершенно по-джентльменски. А я хочу сказать, что Вам беспокоиться совершенно не о чем. День вашего рождения мы будем отмечать у меня дома, и я уже всё заказал в ресторане. О расходах не беспокойтесь. Занимайтесь лично собою!
     Лидочка захлопала глазами,  покраснела и залепетала:
-Ну, как это! Ведь мой же праздник! Нельзя так! Я не могу так! Это мои расходы и заботы!
-А ничего страшного! - ответил шеф, - Если Леонид Васильевич  действительно  джентльмен,  то об этом никто не узнает !
-Да, ни при чём здесь Леонид  Васильевич! Достаточно, что я это знаю! Я не могу так!
-Ну, хорошо! Когда-нибудь, когда разбогатеете и захотите отдать долг, я приму! А сейчас не отнимайте у меня удовольствие сделать вам подарок от меня вот в таком виде!
-Так это долг или подарок? – уточнила, насторожившись ,  Лидочка.
-Ой! – испугался шеф, - Вычеркните это слово из памяти! Это только подарок!
-А меня устраивает именно слово «долг»! Я не могу принимать такие дорогие подарки,  да ещё и от… -она замялась.
-Я же сказал, что об этом никто не узнает! Так же, Леонид Васильевич?
-Абсолютно железно! - улыбаясь, но твёрдо сказал я.
-Но вы меня просто подкосили и меня ноги плохо держат! – сказала неподдельно расстроенная Лидочка.
-Пойдёмте к распределителю  работ. Я скажу, что вам плохо и заберу вас с собой. Леонид Васильевич обещал же, что справится с задачей без вас.  – сказал шеф и взяв Лидочку под руку повёл с собой.
   Лидочка через плечо попрощалась со мной до завтра, а шеф лишь искоса глянул на меня, но испытующе.
  Мне тоже было плохо, но я не признался, да и некому было…  Я  продолжил уборку и думал, с какого же момента  шеф нас подслушал…
Вечером дома   я  призадумался о происшедшем,  повздыхал и подумал: А что тебе-то? Чего тебе дыханье спёрло? Куда ты губы раскатал? Не твоим носом клевать это просо! – и сел писать поздравительные стихи.

О Мадемуазель! Ваш День рожденья!
Какая исключительная  дата!
Постичь вершину чувства невозможно
Нам даже с высоты аэростата!

Вы образованы, умны и элегантны!
Стройны, бодры и юмором полны!
Ваш смех подобен звону колокольцев,
А  гнев  удару штормовой волны!

В глазах у Вас, то штиль, то шторм, то  грозы!
То отблеск нежный солнечных лучей!
То вдруг заблещут грозно, кровожадно
Холодные секиры палачей!

Мы не желаем головы сложить
На плахе ваших нежных милых глаз!
Смертельно  любим  и боготворим,
И поздравляем с Днём рожденья Вас!

Какой у Вас чудесный юбилей!
Простите нам восторженный наш  тон!
Вы, Мадемуазель, уже в  расцвете,
Но всё ж нераспустившийся бутон!
От себя и коллег:
    Л.КРУПАТИН,ОТДЕЛ ЭЛЕКТРИФИКАЦИИ ВНИИ ВОЛГОГИПРОВОДХОЗ.
     Апрель 1967 г.
  Утром я перечитал  своё творение,  подправил пару слов и пошёл на работу пораньше. Отпечатал в машбюро на машинке, а в обед сходил в киоск,  купил красивую  открытку с  разворотом  и вклеил туда свои стихи. Только я успел убрать  открытку в стол, к моему столу подошёл шеф и  нагнувшись ко мне заговорщицки сказал:
-Леонид Васильевич! Я заметил у вас оформительские способности. Надо бы открыточку приличную купить и подписать красиво. Текст я дам. Сможете?
-Конечно! - ответил я.
-Денег дать? – сунул он руку в карман.
-Нет, нет! Это мелочи! - ответил я ,  и пошёл на улицу, раздумывая: Можно бы выдать мою открытку за выполнение поручения, но ведь  шеф  сказал, что текст даст он.
  Я купил другую открытку, вернулся  на рабочее место и  с час работал. Шеф подошёл ко мне с листочком бумаги  и так же, нагнувшись,  спросил:
-Вы выполнили моё поручение?
-Да! - сказал я, - И даже немного перевыполнил! Если  у вас другой вариант, то я переделаю…  - и подал ему  свою открытку.
   Шеф развернул её и стал читать. Наверное,  после каждого четверостишья он поворачивал голову в мою сторону и с каким –то вопросом или сомнением глядел на меня, а лицо его постепенно краснело и на лбу появилась испарина.
-Это вы прямо вот сейчас это сделали? - спросил он, с недоверием глядя на меня.
-Ну, в принципе, в голове у меня это было, а когда вы сказали что надо оформить, я оформил.- ответил я .
-Вы превзошли! Значительно превзошли мои ожидания! - сказал он, скомкал свой листок в кулак, бросил в корзину, достал  свою красивую авторучку, размашисто расписался с расшифровкой и предложил мне расписаться с расшифровкой, подавая мне ручку. У меня ручка была в руке и я  сразу расписался так же с расшифровкой.
-Остальные потом распишутся! - сказал шеф и ушёл с открыткой.
  За столом  он несколько раз её перечитывал, кидая взгляды то на меня, то на Лидочку.
Потом он ушёл и около часа его не было. Появившись,  шеф опять подошёл ко мне и опершись о мой стол  руками заглядывая мне в глаза спросил:
-А не сможете вы зачитать с выражением вместо поздравительного тоста? А то я сейчас в туалете тренировался, но мне замечание сделали! Сказали из соседней кабинки, что поэму  Пушкина можно бы и дома учить! - и сам затрясся от смеха, привлекая внимание коллег.
  Я тоже сдержанно усмехнулся и встал, потому что ещё не отвык от армии и чувствовал себя неловко сидящим перед старшими по возрасту и званию. Я слегка задумался о сценарии, так как во мне «народный» артист ещё не умер и сказал шефу:
-Пожалуй,  ваше официальное  слово должно быть первым, как шефа, а потом скажете, что  вами сказанное вы поручили мне изложить для истории  в рифму и зачитать  в ознаменование замечательного юбилея Мадемуазель.
    Подумав и помявшись,  шеф возразил:
-Понимаете? Это же у меня дома будет и некрасиво будет мне официальностью подчёркивать, что я начальник, а она подчинённая.
-А-а! Я понял, но поскольку без этого не обойдёшься, то поручите официальную часть нашему профоргу  Людмиле, но ей напишите на бумажке, чтобы  где-то смысл совпадал со стихами.
-Угу! Вот так пойдёт! - сказал шеф и довольный пошёл на своё место.
  А у меня червячок в душе заскрёб: Хочет быть на равных, другом, а не начальником! Всё ясно!
   Лидочка была сегодня умопомрачительна. Кроме всего прочего у неё была сегодня самая короткая миниюбка, какие в  те советские времена  осмеливались носить не многие. Миниюбка  была отделана  декоративными  «молниями», и была расстёгнутая «молния» на разрезе юбки,  а  её красивые длинные ноги покрывали невероятные чёрные  колготки  в сеточку с ячейкой где-то  1,5 сантиметра. Таких мы ещё не видели! Шеф, когда Лидочка проходила мимо его стола, невольно косил на эти колготки глазами и долго смотрел  на закрывшуюся за Лидочкой дверь. Он даже не обращал внимание на то, что за его взглядом с ухмылкой, переглядываясь, перемаргиваются наши коллеги.  Пётр Петрович, несмотря на неважное зрение и толстенные очки,  сидел и беззвучно хохотал над шефом,  но  он не замечал этого.
    Шеф ушёл с  Мадемуазель на полчаса раньше и сказал, чтобы мы очень не задерживались, потому что они будут ждать. До этого он подходил  ко мне, спросил по сколько мы решили сбрасываться на подарок и отдал ровно столько, сколько я сказал. Почему он подошёл с этим вопросом ко мне, для меня это было загадкой. Я понимал, что он в наше отсутствие вручит  Лидочке  личный подарок  и на душе у меня, почему-то,  было очень плохо, хотя я так же старался убедить себя, что Лидочка не для меня и по возрасту и по внешним данным.
     За столом всё пошло по сценарию, предложенному мной. Стихотворение моё было встречено на  «ура», а Лидочка смотрела на меня глазами величиной с блюдечко каждый. Все уточняли, что неужели я сам написал, а я сказал:
-Благодаря чуткому руководству нашего шефа!
-Конечно! За ночь всю библиотеку перевернул, но нашёл где «слямзить»! -  глупо хихикал Пётр Петрович, быстро «закосевший»  от первой стопки после тоста профорга. Никто не обратил внимание на его замечание. Потом взял слово  шеф и всё-таки не смог удержаться от официальщины и сказал, что нашему отделу повезло, что появился такой специалист, как Лидочка, готовая без  разминки решать серьёзные задачи нашего производства. А,  растопившись он всё-таки высказался и о внешних данных Лидочки, хотя тут же тактично сказал, что у нас есть в отделе женщины не менее достойные внимания, но, мол, Лидочка тон задаёт всем и совсем расшутившись со смехом  он сказал, что не возражал бы, чтобы все женщины отдела ходили в таких миниюбках и невиданных колготках!
   Все хохотали,  потому что у нас дамы были все  с объёмными отсиженными попами, но тут опять, перекрывая всех,  вмешался под смех Пётр Петрович:
-Почему же невиданные колготки? Мы видели такие, когда в «бриллиантовой руке»  Юрия Никулина одна в Италии пыталась вот в таких колготках затащить к себе, а Миронов его спас!
  Кое-кто неловко хихикнул и замолк, Лидочка нагнула лицо к тарелке. У меня был первый порыв- влепить этому болвану прямо через  стол в морду и я привстал, но мой порыв  упредил шеф, который ещё после тоста стоял:
-Леонид Васильевич! Он сам себя накажет! Не трогайте его! Пусть он сам скушает свои глупые слова и удалится, а мы продолжим!
   Пётр Петрович глупо «гыгыкнул», не желая  принимать слова шефа всерьёз,  и не стал уходить, но шеф продолжал стоять с поднятой стопкой и ждать, глядя на него. Окружающие тоже притихли,  и,  глядя на него,  ждали. Он мельком кинул взгляд  на шефа, покраснел, медленно встал и вышел, а шеф облегчённо вздохнул и продолжил:
-Всё, кроме последнего остаётся в силе,  и предлагаю выпить  за нашу замечательную и неповторимую именинницу!
          Все так же с облегчением вздохнули и  разом выпили до дна.
    Начали танцевать. У шефа  музыка была хорошая, но в основном  медленная, блюзы, танго. А магнитофон был шикарный – «Комета», звук исключительный. Лидочку постоянно приглашал только шеф. Я за ними наблюдал только боковым зрением. Они улыбались, разговаривали,  шеф держал её обеими руками, как будто  боялся, что убежит, но один раз неожиданно  я услышал  вступительные ноты знакомого «рока» и мгновенно наши взгляды с Лидочкой встретились и в её взгляде прыгали озорные чёртики. Мы с нею рванулись друг к  другу и хотя ни разу не плясали с нею , я почувствовал, что она тоже чувствует меня и двигается в такт  мне. В один момент она  с вопросом глянула на меня и слегка отстранившись  прыгнула на меня, даже поджав ноги в коленях, а я схватил её на руки и сделав один оборот вокруг себя с её телом на руках, прикинул где находится в комнате люстра и бросил ноги Лидочки через своё правое плечо себе за спину, перехватив Лидочкину левую руку в  правом предплечьи для страховки. Я почувствовал, что она, взмахнув ногами  к низкому потолку, под  всеобщий «ах»,  мягко опустилась позади меня и, счастливый,  повернулся к ней, отпуская её руку. Она же, разочарованно стояла и смотрела на своё предплечье с красными следами моей хватки для страховки и сказала разочарованно:
-Вот ПТУ! Куда б я делась? Теперь  минимум на неделю синяк на самом видном месте!
  Несмотря на то, что все были довольны этим «фокусом»  и даже шеф  похлопал  в ладоши, но мы разошлись  нею  молча и я сел на место налил стопку и сразу выпил без тоста. Меня так резануло её  «ПТУ!», что я больше не мог смотреть на неё. Это, кажется,  никто не слышал в возгласах восхищения и аплодисментов, но я слышал! Этого было достаточно! Я выпил ещё стопку и хотел тихо уйти, но бросил взгляд на парочку в составе Лидочки и шефа, нежно прилипших друг к другу в медленном танце,  и меня дёрнуло. Я встал, подошёл к ним и,  улыбаясь (наверно улыбка была кривая),  спросил:
-А можно вас разбить для прощального танго?
-Леонид Васильевич! Куда вам торопиться? – спросил шеф, не отпуская Лидочку, - Посидите! Придёт и ваша очередь…
   Меня стало накрывать злостью и я, не успокоившись,  продолжил наглым тоном уже без улыбки:
-Да нет! Я как раз тороплюсь!
Шеф, не отпуская Лидочку, внимательно посмотрел на меня, при этом вся компания занятая пьяными разговорами, потому что танцевали только эти двое, притихли. Шеф сказал:
-Леонид Васильевич! А хотите я два слова вам  на ушко скажу и вы уйдёте отсюда,  даже не попрощавшись?
-Хочу услышать эти волшебные слова!- ответил я серьёзно. Шеф, не отпуская одной рукой Лидочку, сделал полшага в мою сторону и, приставив ладонь руки ребром между своим ртом и моим ухом, он громко прошептал:
-Вы всегда танцуете с расстёгнутой ширинкой или только сегодня?
  Меня как кипятком ошпарили! В притихшей компании, кажется,  это всем было слышно или мне так показалось. Я круто развернулся и, скрестив  кисти рук на причинном месте,  быстро вышел из комнаты в сторону санузла. Не доходя до двери туалета, я провёл пальцем по пазу ширинки… Она была застёгнута! Я остановился… Задумался… Вернуться? Зачем?  И я пошёл домой с глубокой обидой на всё и вся! Лидочки для меня больше не существует!...
   Я вышел из подъезда и повернул в сторону троллейбуса, но глупый хохот со скамьи у подъезда меня остановил:
-Ну, что! ПТУ! И тебя выгнали! Да, он грамотно устраняет конкурентов! Сам будет…….(он сказал матом) нашу мамзель! Ему помощники не нужны!- сидел и куражился пьяный Пётр Петрович. Ясно было, что он не слышал слова Лидочки, но он сказал это так же, как она и у меня внутри закипело ещё сильнее.
   Я пошёл к нему. Наверное,  выражение моего лица не предвещало ничего хорошего и  Пётр Петрович стал вставать мне навстречу. Я, соображая, как не попасть ему в очки, врезал  кулаком со всей массой тела ему в левую щёку. Получилось хорошо, потому что он опрокинулся через спинку скамейки и его задница, взмахнув   ногами, скрылась с моих глаз.
    Утром я пришёл на работу, войдя в кабинет,  бодро поздоровался со всеми и направился в левый угол кабинета к своему столу, повернувшись спиной к шефу. Шеф окликнул меня:
-Леонид Васильевич! Можно вас на минутку?
-Да! Конечно!- ответил я и сразу же, вернувшись,  подошёл к его столу.
-Вы не можете объяснить, за что вы избили вчера Петра Петровича?- спросил он.
-Я? – удивлённо спросил я и обернулся к  столу Петра Петровича. Его рабочее место было пустым, а работники всего отдела, застыв на месте, как неживые, смотрели во все глаза на меня.
-Я не избивал! Я один раз дал ему и он знает за что! – ответил я удивлённо.
-Его привели вчера к нам на день рождения соседи  и нам пришлось его приводить в себя, потому что он обвинил нас,  в том числе и меня, что мы послали вас избить его и что он сегодня напишет заявление в милицию на всех на нас. Вы можете прояснить нам, что между вами произошло?- спросил шеф.
    Я подумал и ответил:
-Нет! Не могу!
-Ну, тогда у меня к вам одно предложение! Вернее два! Сходить домой к Петру Петровичу и если он ещё не написал заявление в милицию, то извинитесь перед ним,  как только сможете и будьте так добры!... – он помедлил, пожевал губами и,  вздохнув,  сказал, не поднимая на меня глаза - Напишите заявление об увольнении вчерашним числом!
    У меня что-то перевернулось в груди с невероятной болью. Я никак не ожидал такого несправедливого поворота. Вернувшись  за свой стол, ни на кого не глядя, я  взял бумагу, написал заявление об увольнении по собственному желанию и вдруг задумался…  Подумав, я отодвинул от себя это заявление, взял другой лист бумаги и неторопливо, взвешивая каждое слово написал ещё текст. Боковым зрением я видел, что Лидочка кидает на меня взгляды, а когда читал свой новый текст, то видел, что и шеф кидает на меня взгляды.
   Прочитав, я сложил последний текст вчетверо и положил во внутренний карман костюма, а заявление  взяв в руку, встал,  пошёл на выход и мимоходом молча положил шефу на стол, спокойно закрыв за собой дверь.
    Подойдя к копировальному отделу, я заглянул в дверь: нет ли начальства и, обратившись  к Ирине,  сделал ксерокопию своего текста, в отделе кадров  узнал адрес Петра Петровича и поехал к нему домой. На звонок открыл дверь он сам, держа на левом глазу мокрое полотенце, наверное, со льдом. Увидев меня, он вздрогнул и, открыв второй глаз с ужасным синяком, на полшага отступил в квартиру.
-Можно?- спросил я.
-Заходи…те, - растерянно промямлил он.
-Вы хотите, чтобы я извинился за вчерашнее?
-Да-а… Нет!- проблеял он.
-Так «Да» или «Нет»? - переспросил я уже угрожающим тоном.
-Нет. Нет. Всё пройдёт… - опять промямлил он.
-Это у вас пройдёт! А у меня нет! Меня увольняют с работы по статье из-за вас, точнее из-за вашей подлости! - понизив голос почти до шёпота, я продолжил, -  Так вот, чтобы никому не было обидно, вы тоже напишете заявление с просьбой уволить вас по собственному желанию. Если вы это не сделаете, то вот это заявление моё будет передано вашей жене и соседке. Читайте!- и я подал ему ксерокопию.
   Он стал читать и его челюсть непроизвольно отвисала всё ниже и ниже, а лицо краснело всё сильнее до цвета помидора.
-Так это я в шутку рассказал тогда в туалете…- промямлил он негнущимися губами.
-Так в этом жена ваша будет разбираться – где шутка, а где всерьёз. Скажете ей, что вы пошутили, что у вас простатит и месяц вы с ней не спали, когда она вернулась из отпуска и вы в шутку говорили,  что её в отпуске удовлетворяют духовой оркестр и футбольная команда с вашего разрешения. А вы соседке дверь подожгли в отместку за то, что она вас заразила. Кстати, я вижу, дверь она ещё не заменила! Тяжело незамужней женщине одной-то! А на вас она наверное и не подумала, что вы могли ей дверь поджечь? Это же уголовка! Тюрьма! Пётр Петрович! Быстро пишите заявление об увольнении.
   Он молча, дрожащими руками стал искать в своём кармане ручку, надел очки, сбегал в комнату за бумагой, стал писать на тумбочке возле телефона. Испортил один лист, сбегал за вторым. Испортил второй лист, сбегал за третьим. Дописав, прочитал, подал мне, со взглядом школьника-двоечника перед учителем, и с надеждой спросил:
-Пойдёт?
   Я прочитал и, вздохнув, сказал:
-Для ПТУ сойдёт! А для высшего образования… Ладно! Живите пока! Но если пойдёте в милицию, то там и останетесь, Пётр Петрович!
-Нет! Нет! Но вы тоже… это…
-А вы не хотите передо мной извиниться за вчерашнее?
-Извините! Я же пошутил!
-Так вот знайте, чем ваши шутки пахнут! – сказал я, выдержкой из известного ему анекдота,  - Но не вздумайте сказать, что я вас принуждал! А то я передумаю.
Вернувшись, я зашёл в отдел, молча положил на стол заявление Петра Петровича и так же молча вышел из отдела. Я уже подошёл к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж, но услышал голос шефа:
-Леонид Васильевич! На минутку!
  Я вернулся, а шеф шёл назад в отдел, уверенный, что я иду за ним. Он зашёл в кабинет, я, естественно, следом. Он сел за стол и пригласил сесть меня. Подвинув к себе оба заявления об увольнении, он посмотрел на них, потом на меня и сказал:
-За что же вы так нас наказываете?
-Не понял?- ответил я.
-Вы оголяете нам очень важный фронт работы. Дело в том, что вы с Петром Петровичем делали нам более тридцати процентов месячного плана на малых насосных, а если вы оба уходите…  Может быть тогда вы останетесь, если Пётр Петрович написал заявление добровольно.
- Он написал заявление добровольно! – сказал я,  - А вот я не добровольно!
-Извините! - сказал шеф и подвинул ко мне моё заявление, - Приступайте к работе! И ещё… - сказал шеф и, помявшись, спросил, - А вы не могли бы вернуть Петра Петровича на работу? Если он хочет побыть дома, то вместо заявления об увольнении, пусть напишет заявление на отпуск за свой счёт. Хорошо?
-Хорошо.- ответил я равнодушно и пошёл на место.   
     Весь  день я старался не замечать Лидочку  на работе. Только обратил внимание, что на ней кофточка с длинным рукавом. Один раз я подошёл к шефу, чтобы уточнить сомнительный момент. Лидочка, проходя мимо, приостановилась и стала заглядывать через плечо в мой проект, вроде как проявила любопытство. Я  сказал шефу, что если я заложу в свой проект так же как закладывали предыдущие проектировщики, то  монтажники  проклянут того, кто проектировал, потому что я знаю, как это в натуре делается,   и провод в трубу с двумя изгибами  протащить невозможно, а если применять усилие, то даже тальк не поможет – можно повредить изоляцию . Если я поеду на объект с авторским надзором, то монтажникам захочется плюнуть мне в лицо. Пётр Петрович проектировал это уже не один год,  но ему не стыдно было. А я не могу так. Поэтому нужно закладывать две операции и между ними стыковочный узел.
-Леонид Васильевич! – сказал, вздохнув шеф, - Если б вы  знали сколько нужно инстанций пройти для того, чтобы  утвердить удорожание сметы хоть на копейку! После вас проект подписываю я, потом  главный инженер проекта, потом директор. С вас никто не спросит из тех монтажников, которые на  месте будут  затягивать  этот провод в трубу.
-Вы же сами говорили, что мой опыт монтажника и эксплуатационника  пригодится в моей работе!
-Совершенно верно!- ответил шеф, - Вот Лидия Николаевна ведёт  журнал замечаний по нашему отделу, которые мы обсуждаем  с руководством института, вносим в список замечаний всего института и это отправляется  в министерские  инстанции, которые  там ещё обсуждают,   и, может быть,   в будущем году изменят нам смету! А пока  подойдите  к Лидии Николаевне и оформите ваше предложение. Это важно! Если ваше предложение пройдёт, то есть, будет признано целесообразным, то вам даже премия причитается.
-Пойдёмте, Леонид Васильевич! - сказала Лидочка  и,   взяв меня за руку, своей, почему-то горячей рукой, и  потащила к своему столу.
  Я подошёл к её столу, положил проект  на стол и сказал:
-Ну, вы  поняли,   о чём речь? Вот этот узел запишите, пожалуйста, а я через пять минут подойду. – повернувшись,  я  ушёл   и пошёл в туалет покурить, хотя  собирался  бросать.
   Вернувшись,  я спросил:
-Можно взять?
-Можно. – ответила она, - После работы подожди меня на трамвайной остановке. Пожалуйста! - и просительно  посмотрела мне в глаза.
Я, вздохнув, снисходительно, равнодушно ответил:
-Хорошо. – и ушёл.   
Когда я подходил к ней, то заметил боковым зрением, что шеф со своего места исподлобья наблюдает за нами.
  После работы на трамвайную остановку я  пришёл раньше Лидочки. Она, быстро подойдя ко мне,  предложила сесть в трамвай:
-Дорогой поговорим!-сказала она.
-Мне в другую сторону ехать?- ответил я.
-Дела?
-Поручение шефа! Вернуть Петра Петровича на работу, а то план горит!
-Вообще-то он прав. Сможешь?
-Думаю – да!
-А, как ты у него заявление взял на увольнение? – спросила она, испытующе глядя мне в глаза.
-Попросил, а он написал! - улыбнувшись,  ответил я.
-А за что ты ему в глаз дал? Что у вас произошло?
-Я в глаз не бил, потому что у него очки были! Я метко бью!
-Ну, к нам его привели соседи с набитым глазом!
-Не знаю! Я в щёку ударил. Наверное,  расплылось на глаз.
-А за что? - переспросила  Лидочка.
-Он придёт у него спросишь.- ответил я, с прохладой в голосе,- Извини. Мой трамвай.
-Я прошу! Подожди! Я не для этого тебя попросила подождать меня. Я прошу у тебя прощение за… Ну, что я тебя оскорбила вчера!
-Это ты меня прости, за то что две недели будешь носить длинный рукав. – сказал я, отвернув свой взгляд  в  сторону, - Ты-то всё правильно сказала.
-Не правильно! Ну, прости! Это я сгоряча!
-Сгоряча только правду говорят, а потом жалеют. Но, ты не жалей! На тебе это никак не отразится.
-Ну, прости! Ну, прошу! - в голосе у неё послышались слёзы.
  Я испуганно глянул на неё и увидел, что она плачет. Я загородил её от толпы ожидающих трамвай и попытался оттеснить  от остановки, подойдя к ней вплотную, а она совершенно неожиданно обняла меня за шею и,  опустив свою голову мне на грудь, прошептала всхлипывая:
-Ну, прости!   
-Я простил! Только не плачь и приведи себя в порядок! – понизив голос и взяв её двумя руками за талию, продиктовал я ей на ухо, -Нас могут увидеть знакомые, а ты этого боишься?
-Не боюсь! Прости!- всхлипнула она.
-Хорошо! Давай отойдём! - сказал я и повёл её в сторону от остановки.  Она держала меня двумя руками за левый локоть и шла рядом со мной,  прижавшись  правой  упругой грудью к моему бицепсу . Сердце у меня при этом колотилось, как после стометровки и кажется, она это чувствовала своими руками. Я был сражён таким её поведением, которое говорило…, что я для неё не просто так, хотя между нами ничего не было. И даже… я же  с её сестрой Людмилой был близок, а она  про неё будто забыла.
-Сынуля спрашивает – мы поедем за Волгу?- спросила она, не поднимая голову, вытирая нос платочком.
-Если вы готовы, то я договариваюсь с друзьями. На какой день? На пятницу планировать выезд  или на  субботу?
-Две ночи мы наверное не выдержим… Хотя давай в пятницу после работы, чтобы в воскресенье с обеда быть дома и привести себя в порядок, а ещё сына к родителям с вечера отвезти. Я в садик его не смогла устроить, да уже и смысла нет, пора в школу собираться и к папочке он хочет съездить летом.
-Хорошо! Я сегодня договариваюсь и беру палатку на прокат. У Мишки есть палатка. Пока. Я поехал, - сказал я, бросив взгляд на остановку, чмокнул Лидочку в мокрую щёку и побежал на трамвай.
      К Петру Петровичу я шёл медленно, обдумывая, как ему преподнести предложение вернуться на работу, чтобы он не воспринял это, как просьбу и не стал «выкобениваться», надувая щёки. Петра Петровича я застал дома. Он, открыв дверь квартиры на мой звонок, растерянно разинул рот,  мельком глянул через плечо назад и я понял, что жена дома и он опасается моего контакта с нею. Я молча поманил его пальцем на площадку. Он сказал жене:
-Это ко мне! Я сейчас приду! – вышел, прикрыв за собою дверь.
   Я внимательно посмотрел на его «фингал», как будто за тем и пришёл и,  вздохнув сказал:
-Меня шеф оставил на работе. Так что я от того инцидента не пострадал. Я не хочу, чтобы тебе было хуже, чем мне. Я спросил у шефа, можно ли тебе остаться на работе. Он сказал, что не возражает, а за дни отсутствия можешь написать заявление на отпуск «за свой счёт». Но имей в виду. Моё условие остаётся в силе. Между нами ничего не было. Ясно?
Он кивнул:
-Ясно. -  и,  помолчав,  спросил, - И можно завтра выходить?
- Свободно! - сказал я и, не прощаясь, ушёл.
  Утром он пришёл на работу вовремя, в очень тёмных очках, написал заявление, подошёл к шефу, положил на стол. Шеф прочитал, ничего не спрашивая, подписал и  сказал:
-Отнесите Клавдии Петровне в бухгалтерию и приступайте к работе.

3.
КОЛГОТКИ СНАСТЬ БРАКОНЬЕРА!
       В пятницу мы договорились после работы встретиться у фонтана на Аллее Героев, потому что Лидочка должна была на проспекте Ленина встретить кого-то из своих родителей с сыном Женькой. Она была одета повседневно, как на работу- в своих знаменитых колготках-сеточкой и миниюбке. С собой она взяла сумку со спортивным костюмом и продуктами, хотя я говорил, что ничего брать не надо, потому что отдал деньги на продукты и шашлык  другу Мишке с его невестой Таечкой.
     Мы ждали Лидочку с сыном не долго. Ещё за десять метров, увидев меня, Женька бросился бежать вперёд с криком:
-Дядя Лёня! Привет!  - и крепко, из всех своих силёнок пожал мне руку. Я познакомил маму и сына с Мишкой и Течкой и пошли на теплоход. На той стороне, на пристани Краснослободска мы остались на берегу, а Мишка поехал на автобусе к своему другу-рыбаку, чтобы он отвёз нас на моторной лодке в уютное место и забрал нас там, когда скажем. Ждали долго, примерно с час. Женька весь измаялся и донимал меня всякими вопросами. Женщины о чём-то разговаривали, а я ублажал Женьку, как только мог. Купил мороженое ему, срезал в аллейке зелёную кленовую веточку, сделал ему свисток и уже собирался попробовать сделать свирель, но появился Мишка и мы пошли грузиться в моторную лодку. Ехали красиво в закатных лучах солнца вниз  по течению с ветерком позади острова Голодный по руслу Старой Волги, потом свернули в неизвестную для нас протоку- ерик, незаметный  для несведущего глаза и поехали по этой узкой протоке, в которой эта лодка даже развернуться не могла. Ехали на малом газу, а потом и совсем рыбак выключил мотор и стал отталкиваться веслом. Нам по лицам и головам ласково проползали косы цветущих ив. Аромат кружил голову. Уставшие от мотора уши стали улавливать птичьи голоса. Глаза женщин сияли, а у Женьки – почти выскакивали из орбит от избытка счастья и впечатлений. Рыбак остановился и приказал нам выгружаться в том месте, где ерик  был пошире и соединялся  протокой с прудом или озером.
-Вот там можете и купаться и рыбалить и раков ловить. Никто вас не побеспокоит и дно безопасное. Завтра после обеда я к вам заеду. Если не надоест, то останетесь до послезавтра.- и уехал, оставив нас в красоте и тишине.
-Дядя Лёня! Пошли  рыбу ловить! У меня две удочки!
-Женя! Надо лагерь разбить, палатки установить, костёр развести, а потом уже заниматься рыбалкой!-возразил я.
-Лёха! Я сам всё сделаю! Занимайся с пацаном!- сказал Мишка.
-Ну, хорошо! Спасибо! – сказал я, хотя уже порядком устал от Женьки.
  Лидочка взяла спортивную форму и пошла за  кусты переодеваться.
-Сейчас я переоденусь  и займёмся с Таечкой ужином!- сказала она.
   Только она скрылась за кустами, как раздался её испуганный крик. Я мгновенно бросился туда, а за мной и все остальные. Лидочка стояла в высокой траве по колена провалившись в какую- то топь, оставшуюся от весеннего разлива. Подав ей руку я с трудом вытащил её из грязи. Её моднейшие колготки были в чёрном пойменном иле.
- Переодевайся здесь. Мы отвернёмся! Что же ты не зная брода…- сказал я ей.
Она стонала глядя на свои колготки, а Женька, шепелявя беззубой прорехой, сказал:
-Терпи коза, а то мамой будешь!
  Мы захохотали и спросили у мамы, кто его этому научил, а она рассказала, что когда у него зуб болтался на ниточке, он плакал и не давал маме его выдернуть. Она ему и сказала: «Терпи казак – атаманом будешь!» Он это понял по-своему и запомнил, как понял.
  -Женя!- сказал я, - Надо срочно развести костёр! Сейчас мама помоется холодной водой и её надо будет отогревать! Собирай сухие палки вокруг, но  в пределах видимости. Никуда за кусты не отходи!
    Женька принялся поручение выполнять с большим рвением и я быстро разжёг костёр, пока Лидочка помыла ноги и колготки в протоке, а потом пошла переодеваться в спортивный костюм за ствол толстого тополя. Колготки она повесила сушить недалеко от костра, а  сама села к костру греть ноги и руки от ледяной весенней воды. Миша подошёл к Лидочке с бутылкой водки и сумкой с харчами:
-Выпейте, пожалуйста, сто граммов водочки для сугрева, чтобы была гарантия от простуды.
-Нет-нет! Я одна не могу, да ещё и водку.
-Мы можем и поддержать! Да, Лёха? - спросил он, - Таечка, подходи! Перекусим немного, а потом и делом займёмся!
-Не Лёха, а дядя Лёня! – грубо возразил Женька.
-Извиняюсь! – сказал Мишка, - Значит – дядя Лёня!
  Мне было приятно, что пацан так зауважал меня, но меня не покидала какая-то тревога…  «Мы ответственны за тех, кого приручили…»  - всплыло в памяти. А-а! Хемингуэй! Да-а-а…
Мы «перекусили», то есть «подзакусили» и занялись каждый своим делом: Мишка с Ольгой устанавливали палатки, Лидочка стала готовить суп на разожжённом мною костре, с перспективой, что на нагоревших углях потом поджарим шашлык. Мы с  Женькой занялись самым ответственным делом: рыбалкой. Дело в том, что только мы с Женькой насадили по всем правилам червя и я помог ему первый раз забросить удочку в протоку, ведущую к пруду, а сам повернулся к своей удочке, Женька вдруг обеспокоенно сказал:
-Дядя Лёня! А он утонул…
-Кто? – спросил я.
-Поплавок!
  Я глянул на его поплавок и скомандовал:
-Тащи!
   Женька дёрнул удилище и на крючке под водой что-то серьёзное задёргалось, а потом заплескалось на поверхности. Женька с перепугу стал отступать назад, споткнулся и с маху сел на попу, выпустив удочку. Я подхватил её и выдернул на берег таранку весом на полкило. Женька закричал звонко на весь лес:
-Мама! Я рыбку поймал!
-Что же ты так кричишь? – спросил я, - Ты же теперь всю рыбу предупредил, что здесь опасность!
   Женька замолчал, растерянно оглядываясь вокруг. Прибежала на крик Лидочка, а потом и Мишка с Таечкой. Мишка закрутился на месте:
-Ой! Я тоже рыбалить хочу! Сейчас закончу с палатками и тоже!
-А я сейчас раколовки попробую поставить. Я же купил в магазине три штуки!-сказал я, - Сейчас я насажу нового червя  нашему главному рыбаку и вы посмотрите за ним. Я пойду три палки выберу для раколовок. Что-то у меня нет желания бродить в весенней воде без подготовки.
   Я не успел найти палки, как Женька поймал с помощью Лидочки ещё такую же таранку. Потом судака и наколол об его колючку палец. Теперь опять ему пришлось сказать:
-Терпи казак! Атаманом будешь!
  Мишка тоже начал рыбалить и тоже поймал две хорошие рыбины. Пришлось мне чистить рыбу и переваривать наш суп на уху. Так мне и не пришлось порыбалить, хотя хотелось вспомнить детство. Ужин был просто чудо! Пели песни. Мы с Мишкой запели нашу лётную, а Лидочка вдруг её подтянула и повела запевалой на удивление Мишки. А я вспомнил: муж-то у неё тоже лётчик, поэтому она и знает лётные песни. Мы фотографировались у костра на Мишкин фотоаппарат «Полароид», который выдавал сразу готовые фотки. Лидочка категорически отказалась быть на одном фото вместе со мной.
-Я не хочу, чтобы случайно на работе узнали, что мы были вместе! - сказала она шёпотом.
Спать женщины решили от нас отдельно,  и Лидочка хотела Женьку положить с собой в женскую палатку. Однако Женька категорически отказался и сказал, что он будет спать  в «мужчинской», а не в женской палатке. Перед сном он меня просто «забодал» всякими  «почему» и я уже взмолился, теряя сознание:
-Женя! Всё остальное утром!
     Утром я вспомнил о раколовках. Выполз я тихо-тихо из палатки, чтобы не разбудить Женьку.
О! Какая прелесть в утреннем лесу! Что творили птицы! Ивы, вербы, цвели своими жёлтыми дымчатыми кисточками с  едва уловимым нежным  запахом именно прибрежной растительности, а тополя, хоть и отцвели, но такой распускали аромат своими кисло-сладкими листочками, что голова кружилась.
    Я пожалел, что Лидочка спит, но вспомнил про раколовки. В одной был большой рак, в другой- маленький, а в третьей ничего не было и приманки – хлебных горбушек тоже не было. Надо было ночью попробовать проверить раколовки, а я проспал. Вдруг,  я услышал какой- то подозрительный плеск, как - будто рыба в сетях запуталась. Я подошёл к протоке соединяющей пруд с наши ериком и увидел, что по нему из пруда выходит вода в наш ерик и рыба валит по протоке, как будто боится опоздать. Я  разделся до трусов, перебрёл наш ерик, вышел  на берег возле протоки в руке с раколовкой и стал ею выбрасывать на берег рыбу, какая попадалась под руку. Я вспомнил, что в детстве у меня была такая ситуация, когда ГЭС уменьшила сброс воды на нижний бьеф и уровень стал падать, а в результате стала уходить вода из сообщающихся водоёмов и, конечно, же с рыбой. Я оглянулся на палатки. Надо разбудить Мишку. Я не стал кричать, а ещё раз перебрёл на наш берег через ерик и… вдруг увидел висящие на ветке Лидочкины колготки! Вот, то,  что нужно! – подумал я, - А что с ними случится? Они капроновые! Прочные!
   Я быстро срезал два колышка, заточил внизу поострее, оставил торчащие пенёчки от веток, перебрёл опять на ту сторону и воткнул колья в дно протоки, зацепив за торчащие пенёчки пояс колготок, оставив  квадратный вход для рыбы. Я стоял  перед этим входом и легко направлял рыбу в колготки руками. Минут через пять у меня заломило ноги от ледяной воды. Я хотел выйти, оставив  колготки «на автопилоте», но колья стали валиться по течению и я понял, что колготки уже полны рыбой. Я снял колготки с кольев и потащил их в воде, потому что поднимать было тяжеловато. На своём берегу я всё-таки подхватил колготки под низ и выбросил на берег, определив вес примерно в полтора ведра рыбы. Я замёрз окончательно и понял, что если не согреюсь срочно, то обязательно заболею. Я, оглянувшись на палатки, снял плавки, выжал, оделся и собрался пробежаться, но вдруг из кустов, как привидение вышел в брезентовой куртке улыбающийся, как Дед Мороз мужчина, но с недобрым взглядом.
-Это что же за снасть такая интересная? С двумя ногами? Рыбе ноги приделали? - спросил он зычным голосом со смехом, - Такого я ещё не видел!
-Потише! – сказал я, - Люди спят! Что вам нужно?
-Оформить протокольчик на браконьерство и штрафчик выписать! - сказал он, снимая с плеча полевую сумку. Тут я увидел, что у него сзади на ремне даже большая кобура с торчащим… кажется наганом. Из палаток полезли сонные мои друзья и с Лидочкой во главе подошли к нам на берег.
-Что тут происходит? - спросила Лидочка с ужасом глядя на колготки, но, по-моему,  не узнавая их, потому что форма у них была совсем не напоминающая колготки.
-Да вот мы опустили твои колготки, чтобы прополоскать, после того как ты в болото провалилась, а в них рыба набежала! А вот дядя говорит, что это браконьерство и собирается  нас за это оштрафовать!
- Это мои колготки? – с ужасом воскликнула Лидочка. – И кто же до этого додумался?
-Да рыба сама додумалась! Мы-то здесь ни при чём! - «запустил я дурочку», как говорил Аркадий Райкин.
- Не-ет! – пропел дядька, - Сказки мне не надо рассказывать! Всё это я изымаю, как вещественное доказательство браконьерского промысла!
-И колготки мои? – возмутилась Лидочка, - Да я их за последние чеки в валютном магазине покупала! Не отдам!
-Это я не отдам! – сказал дядька. – Иначе я не докажу факт браконьерства!
Мишка вдруг вышел вперёд:
-Я сейчас сфотографирую вот это вместе с вами и дам вам фотографию прямо сейчас! У меня фотоаппарат «Полароид». Только колготки отдайте, потому что это не снасть, как вы считаете!
-Хорошо! – сказал дядька, - Только и вы станете со мной на фото  и распишетесь с указанием адресов.
- На фото буду только я одна с вами! Мои колготки, значит я браконьер! Остальные ни при чём! - сказала Лидочка.
  Я от неожиданности дёрнулся, чтобы возразить, но она, косо глянув на меня, сказала:
-Молчи! Потом объясню!
  Мишка сфотографировал мужика и Лидочку с колготками почти полными рыбы. Мужик посмотрел,  остался доволен и стал оформлять протокол. Лидочка вытряхнула из колготок рыбу и стала их осматривать, кидая на меня уничтожающие взгляды. Вдруг из палатки выполз Женька и покачиваясь как пьяный спросонья, ничего не понимая подошёл к нам.
-Доброе утро! - сказал я ему.
-Доброе утро! - ответил он, - А кто это рыбы столько поймал? – спросил он,  оглядывая всех.
-Да вот мама колготки поласкала в воде, а в них рыбка напрыгала! - сказал я.- Только вот дядя рыбнадзор забирает эту рыбку, потому что нельзя колготками рыбку ловить….
   Женька, распахнув глаза и рот,  закричал:
-Дядечка! Не забирайте мамину рыбку-у-у! - при этом слёзы из его глаз брызнули как из огородного поливальника, - Дядечка отдайте мамину рыбку-у-у! – плакал Женька.
Лидочка бросила колготки, схватила Женьку в объятья:
-Успокойся пожалуйста! Не нужна  эта рыбка! Я же не ловила её! Она сама!
-Не-е-ет! – рыдал Женька,  - Это мамина рыбка! Дядечка! Отдайте мамину рыбку!
  Всем хотелось улыбаться над такой сценой, но переживания ребёнка был настолько откровенными, что улыбки у всех были очень кислыми. Дядька перестал писать и сказал:
-Да перестань ты! Возьми вон сазанчика самого большого себе и успокойся!
    Женька подбежал, схватил этого сазана килограмма на два и прижал к себе в обнимку.
-Ты что делаешь! Ты же костюм испачкал! – вскрикнула Лидочка и бросилась к сыну. Но тут сазан, махнув хвостом,  так стукнул Женьке между ног, что он бросил сазана и схватился за место между ног, опять заливаясь слезами.
-Чего он дерётся-а-а!
  Мужик расхохотался и сказал:
-Ладно! Бог с вами! Не буду я штрафовать вас и рыбу свою забирайте! Но на работу я вам сообщу, чтобы  там вас обсудили и приняли меры общественного воздействия!
-Лучше оштрафуйте! А на работу не надо! - сказала Лидочка.
-Нет, чтобы оштрафовать, надо вас ко мне на пикет везти, рыбу завешивать, а у меня сейчас транспорта нет, а без транспорта с ребёнком далеко будет. Распишитесь и всё! Больше не ловите колготками рыбу!
   Мужик ушёл. Лидочка сполоснула колготки с мылом, рассматривала, нюхала, а я сидел на пеньке и виновато посматривая на неё отвечал на бесконечные вопросы Женьки, который носил и носил ко мне рыбу по одной и спрашивал:
-А эта как называется?
Колготки были абсолютно целыми, но настроение у Лидочки пропало окончательно. Не заметила она красивого утра, вкусной ухи, отличного шашлыка. Мне она объяснила, почему подставила себя. Потому что на работу однозначно милиция и рыбнадзор сообщает. Если сообщат, что я ловил рыбу женскими колготками типа сетки, то все сразу сообразят – чьи это колготки, а нам сплетни не нужны.
      Рыбу, которая чувствовала себя хорошо, Женька по нашей просьбе отпустил назад в протоку, а несколько штук присолили, насколько хватило пачки соли. Ближе к вечеру приплыл на лодке наш знакомый рыбак, спросил – не останемся ли ещё на сутки, но мы уже «наотдыхались».
     Рыбак пожалел, что на этот случай не оставил нам  записку для рыбнадзора, потому что он является общественным помощником рыбинспекции СКУР (Северокавказского Управления Рыбнадзора).Но теперь уже «поезд ушёл». А по поводу явления с нашествием рыбы нам рыбак подтвердил наше  предположение по поводу деятельности ГЭС. Видимо ГЭС снизила сброс воды и уровень воды в Волге сильно упал. Мы пробирались по нашему ерику с трудом, цепляясь днищем за отмели и молодую поросль  камыша.
     На работу через неделю пришло сообщение рыбинспекции о нарушении правил рыболовства Лидией Николаевной Сотниковой(фамилия изменена). Шеф задержал нас после работы, объяснил, что это собрание коллектива, посадил рядом с собой профорга за секретаря собрания и с умильной улыбкой зачитал нам сообщение. После хохота прошедшего в кабинете как шквал он задал вопрос Лидочке:
-Мадемуазель Лидия Николаевна! Расскажите нам, поделитесь опытом, как можно колготки применять для ловли рыбы?
-И мужиков тоже!.. – «гыгыкнул» с места Пётр Петрович, но мельком глянув на меня и увидев, что я поднимаюсь с места, он привскочил с испугу с места без подготовки  и сел назад уже мимо своего стула на пол, чем вызвал ещё шквал хохота.
    Когда утих хохот, Лидочка улыбаясь ответила:
-Ну, в общем,  я хотела постирать в речной воде колготки, чтобы они немного подсели, а рыба, как известно, женского рода, и, видимо, толк в хороших вещах понимает. Несколько штук оказались в колготках, что рыбинспектор расценил как браконьерство.
-А что же? – уточнил шеф, - Мужчин рядом с вами не было, чтобы заступиться?
-Был мужчина! Он и заступился! Мой сын! Поэтому меня не оштрафовали, а только передали на суд общественности. Жду вашего справедливого приговора.
-Предлагаю ограничиться советом! – с ухмылкой сказал шеф, - Применять колготки для ловли мужского пола, как заметил Пётр Петрович! Вы действительно применили их не по назначению!
Если бы по назначению, то и рыбнадзор в них попал бы! – хихикнул шеф, а все поддержали.
-Спасибо! Учту! В протоколе так и напишете?
-Да! Напишем, что предупредили за применение колготок не по назначению.
   Мы ехали в трамвае с Лидочкой. Она приблизилась ко мне и спросила:
-Ты когда к нам в гости зайдёшь?
-Сын спрашивает?  - спросил я.
-Я спрашиваю!- сказала она.
-Когда пригласишь… - ответил я кажется растерянно.
-Приглашаю!- сказала она, почему-то покраснев, - Отметим удачное окончание браконьерской путины.
-Сынуля дома? – спросил я.
-Нет! – ответила она, - А моё общество тебя не устроит?
-Устроит!- сказал я, коснувшись губами её красивого ушка, от чего она ещё больше покраснела и прислонилась ко мне. Я почувствовал, что в ней как в электроприборе высокого напряжения вибрирует мощное магнитное поле.
      Это поле, как взорвалось, только мы захлопнули за собой дверь её квартиры. О том, что мы смертельно голодные и что мы собирались что-то отметить, вспомнили часа через два. Лидочка с ужасом взглянула на открытое окно:
-Окно забыла закрыть! У подъезда бабки, а я, наверное,  кричала? Я давно не была с мужчиной! Прости!
-Я не помню!- сказал я и, встав с постели, подошёл спиной к зеркалу, считая царапины её ногтей.
-Я кажется выполнила сегодня постановление собрания коллектива?-с иронической усмешкой спросила она.
-Добросовестно!- ответил я, - Можешь завтра доложить!Я свидетель!И доказательства могу предъявить...
Лидочка заткнула мне рот жарким поцелуем.
Заколобродило в природе!
Леонид Крупатин
Заколобродило в природе!
Сильнее солнце пригревает!
И на лужайке, ещё сонный,
Медведь прищурившись зевает!

Остановить процесс не в силах-
Весна в душе! Весна в стихах!
Как бродит кровь весною в жилах!
Не утонуть бы нам в грехах…

Как понесёт нас… Вот беда!
Не отказали б тормоза…
А то вдруг солнце тучи спрячут
И грянет буйная гроза!

Блеснул разряд и гром грохочет!
Как неожиданна гроза!
Да не юзи ты! Осторожней!
Плавнее жми на тормоза!

С весною спорить бесполезно!
Придёт ведь всё равно она!
И вскружит голову плутовка,
Как кружка терпкого вина!
Л.Крупатин. г.МОСКВА,2010 г.

4.
ЖЕНИСЬ НА МОЕЙ МАМКЕ!
       Женька заметно переживал разрыв с отцом. Взахлёб рассказывал мне, как он летал с отцом на самолёте и отец делал ему из привязных ремней своего кресла и соседнего подобие сиденья и он летал с отцом, как  «третий» пилот. А  однажды отец давал ему взлететь на самолёте, только чуть -чуть помогал.
   Он планировал на днях поехать к отцу в гости. Лидочка  согласовала по телефону со своим «бывшим» и он согласился, хотя был не в восторге. Галина отвезла сына к папаше и вернулась. Вроде бы договаривались, что сын едет к папе на месяц, но через неделю сын позвонил и стал проситься  назад к маме. Пока подобрали возможность отправить сына к маме в сопровождении знакомых, прошла ещё неделя.
Мы с Лидочкой встречали сынулю – Женю на вокзале. Он тепло  обнял  и чмокнул в щёчку мать, а потом так радостно и с прыжка кинулся мне на шею,  обняв меня даже ногами, что я даже засмущался, но он  горячо зашептал мне на ухо, шепелявя  прорехой в переднем ряду зубов:
- Дядя Лёня! Зенись на моей мамке! А?
Я чуть не упал… Мать услышала что-то и переспросила:
-Чего? Чего вы там шепчетесь?
И сын отклонившись от меня, повернул к ней в слезах лицо и даже закричал на мать:?
-Я хочу, чтобы он женился на тебе! Я не хочу того папку! Пусть он катает свою институтку на своей  этазерке! Она сидит в самолёте на моём месте!- рыдал пацан. Мать закрыв глаза, побледнев, пошатнулась и я подхватил её под руку, хотя сам чувствовал себя не лучше… а на нас обратили внимание посторонние, пытаясь вникнуть в происходящее. Усадил я маму с сыном на лавочку, сходил за водой и мороженым. Вернувшись увидел их сидящих в обнимку, залитых слезами. Я сел рядом с Женькой, положил ему руку на голову и попросил меня послушать:
-Женя! Давай говорить как взрослые мужики! Это сейчас в тебе говорит обида! И ты пытаешься сейчас что-то сделать в отместку своему папе. Но ему нужно оставить возможность исправить его ошибку! Потому что он для тебя навсегда останется отцом и я уверен, Женя, что и мама его любит. А с папой произошло временное затмение. Его институтка закончит институт и плюнет на него,  и он приползёт к вашим ногам. И я уверен, что ваша обида со временем пройдёт, хотя осадок останется навсегда. Он ведь ваш родной. А я не имею права пользоваться вашей ситуацией и лезть в трещину, которая  образовалась в вашей душе. Я могу только смягчить боль, которую причинил вам  отец. Но  исправить эту ошибку должен он сам! И это случится.
    Я бывал в гостях у Лидочки в присутствии Женьки, но вели мы себя при нём очень сдержанно. А бывал и без него… Я купил маленькую пластинку на 33 оборота в минуту, на которой была песня «Три года ты мне снилась», но в исполнении не Марка Бернеса, а в исполнении югославского певца Джордже Марьяновича. Очень душевно он исполнял и подкупал небольшой акцент в произношении. Я записал эту песню на магнитофон и взял кассету к Лидочке. Ей тоже эта песня очень понравилась, она как раз только появилась в эфире и была очень модной. Молодёжь уже не знала эту песню в исполнении Марка Бернеса и восприняла её как новую. Как мы радовались с Лидочкой, что открыли друг друга для себя. Я был на «седьмом небе» от счастья. Она тоже и не скрывала этого, Эта песня для нас стала гимном!
     Однажды я был в гостях у Лидочки, сидел на кухне, пил чай с оладьями и с вареньем. Зазвонил дверной звонок. Женька открыл дверь и радостно воскликнул:
-Тётя Люда! Привет! Мама! Тётя Люда приехала!
     Это была сестрёнка Лидочки - Люда – моя «бывшая». Увидев меня за столом, очень округлила глаза и с нервной дрожью в голосе спросила:
-А ты-то чего здесь делаешь?
-Чай пью с вкусными оладьями! – ответил я, а Женька выскочил вперёд и сказал:
-У нас с дядей Лёней дела серьёзные, «мущинские»! – и потащил к себе в комнату.
  Чуть позже Людмила зашла в комнату, где мы с Женькой на полу мастерили самолёт и сказала:
-А я пришла пригласить сестру на мою свадьбу!
-Ой! Как я рад за тебя! - ответил я почти искренне.
-А ты не придёшь? Я приглашаю! Мне будет приятно!
-Я заочно буду рядом с тобой! Спасибо! Не смогу!
-А ты здесь плотно, я вижу, обосновался! Вообще-то, так не честно! - сказала она так же, как и вначале с нервной дрожью в голосе. При этом лицо её было неестественно красным.
-Я не знаю, что ты имеешь в виду. - сказал я, улыбаясь, - Но у тебя превратные понятия о честном и нечестном. Но Бог тебе судья! Так же, как и мне! Удачи тебе в браке!
  Лето у нас с Лидочкой прошло как в сказке, но его урезал военкомат.
      Вскоре меня вызвали в военкомат и с сказали, что для продолжения полётов я должен пройти электрокардиограмму  в поликлинике по месту жительства.

5.
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ!!!
(Или, как я чуть не стал пограничником)
ВСТУПЛЕНИЕ:
Нет! Я тебя не обманул!
И ты меня не обманула!
Тогда с тобой мы не ошиблись.
О встрече память не уснула…

Я верю -ты меня любила,
Так же, как я тебя любил!
Жаль- это было мимолётно-
Пожар в душе уже остыл…

Но,  вот тогда с тобой в любовь
Мы окунулись с головой!
И никогда я не забуду:
Моя была ты! Я был твой!

Л.КРУПАТИН
   Мы летали по системе ДОСААФ на винтовых истребителях ЯК-18-У. По окончании полётов  нашим самолётам устроили жуткую казнь -  переехали трактором и пригнали новенькие реактивные чехословацкого производства истребители Л-29 типа «Дельфин». Это были 1966-1967 годы(читайте:  « Казнь самолётов»). Нам сказали, что зиму мы будем учить теорию, а весной будущего года будем летать на этих чудо-птицах! Перед началом обучения мы должны пройти опять ВЛК-врачебно-лётную комиссию. А за лето по месту жительства должны пройти электрокардиограмму сердца, чего не было перед ВЛК на винтовые самолёты. Для меня было,  как гром среди ясного неба,  заключение терапевта по электрокардиограмме: «Не годен!».
    Я пришёл в военкомат, расстроенный, а мне ещё и добавили неприятности, сказав, что призовут меня на срочную службу, так как лётная программа мною не окончена. Тут же мне предложили поехать сдавать экзамены в Алмаатинское Пограничное училище КГБ. Я сказал, что там на экзаменах математика, а я заканчивал 10 классов в вечерней школе рабочей молодёжи  параллельно с окончанием ПТУ по специальности электромонтёр по монтажу и эксплуатации электроустановок, поэтому  уверенно завалю математику в Пограничном училище. Мне говорят: «А вдруг повезёт? Всё-таки высшее образование получишь, а на самолётах ты получил бы только свидетельство о том, что ты пилот – истребитель и одну звёздочку. Если не сдашь, то ничего не потеряешь. Зато  «на халяву» весь Советский Союз посмотришь. Четверо с лишним суток в одну сторону ехать до Алма- Аты.»
Уговорили. Я перед отъездом встречался с моими «летунами» и пожаловался, что самолёты мне «не светят». Ребята очень расстроились, поскольку  военная служба очень сближает, а уж лётная и подавно, тем более,  что я был как-то на особом счету у наших «летунов».(См.»Мой первый полёт!»). Мне Витя Шейкин предложил пойти и сделать  электрокардиограмму заново, только он будет под моей фамилией. Однако я, подумав, отказался. А вдруг это раскроется…
Да и вообще я не был сторонником каких-то махинаций.
И, в результате,  я приехал  в Алма-Ату, в Высшее Пограничное училище КГБ. Вот это был сбор национальностей! Прибалты, грузины, украинцы, татары, белорусы, все средне-азиатские национальности и северные народности…. Короче – весь Советский Союз!
Были такие заковыристые фамилии, что при перекличке вызывали массовый хохот : Беридзе и Месеридзе, Невглазпопало, Семитабуреткин и другие.
Нас поделили по списку на отделения,  взвода, роты и эскадроны. Было три эскадрона на трёх этажах казармы абитуриентов. Я, как всегда во втором эскадроне, второй роте, втором взводе, но в первом отделении, потому что был назначен замкомвзвода, а ещё я был запевалой и полтора месяца пел:  «А нам чекистам привольно под небом чистым…» .Командиром взвода был назначен высокий подчёркнуто стройный, с выпяченной грудью и красовавшийся собою Славик  – из местных и,  как я узнал позже, -«балерун» учившийся в консерватории на балетмейстера. Мы быстро с ним сошлись, потому что, как мне казалось,  его заинтересовало то, что я был уже с военной подготовкой и с военным билетом, где значился налёт на истребителе, была парашютная подготовка, на спортплощадке я показал кое-что, чего никто не делал даже из спортсменов, а именно: вис на перекладине на бицепсах – перекладина за спиной  и в таком положении раскачка и вращение, то есть  «солнце» с висом на бицепсах, более 30 оборотов, при этом делал стойки в вертикальном положении в верх ногами уже при окончании вращения. Этим я «срубил» всех – считай «посланцев всего Советского Союза!» Показал, что Сталинград и Волгоград – не победимы! Мне казалось, Славика интересовало то, что я из Волгограда- исторического места  и вообще как-то мы сошлись настолько, что он предложил мне в самоволку, убеждая, что это совершенно безопасно и у него всё на этот  счёт предусмотрено и девочек у него в Алма-Ате – море. Кстати, это он выбрал меня своим замом. Не знаю всем ли было предоставлено такое право, но он такое право имел видимо потому, что был сыном какого-то большого  военного начальника – военкома города или области.
Без пятнадцати десять по местному времени перекличка. В десять отбой, а в одиннадцать часов вечера нас под забором училища ждала машина с водителем. Как я понял, это была служебная машина отца Славика. Водитель  оставлял нас в условленном месте на проспекте Абая, а в два часа ночи он должен был нас там же забрать и доставить в училище. Нас ждали в кафе девочки, которые готовы были Славика «скушать» прямо не запивая, а он с ними вёл себя очень свысока, со всеми вроде бы заигрывал, но ни одну из них не выделял. Я так и не понял с кем из них он в конце-то концов «услаждается». Со мною он их так знакомил, что выходило будто я ему  обязан и тем, что я лётчик, как он меня представлял, и то, что я из Волгограда, и то,  что я поступаю в училище и то,  что я обязательно поступлю, как он говорил, потому,  что он эти вопросы уже  все      « протанцевал». Девочки мною тоже интересовались, но я загадочно молчал и лишь иногда к месту рассказывал анекдоты и, почему-то,  всегда они были новыми для нашей компании, что очень было в мою пользу. А ещё я знал много песен Высоцкого, которого тогда знали только «из-под полы». Это был 1967 год. Ещё я плясал «шейк» и «твист» так,  как никто из их компании не плясал, даже Славик, хотя он демонстрировал с одной девицей прямо-таки акробатические элементы  «рок-н-ролла»,  который крутили на большом музыкальном центре и он был записан подпольно  «на костях», то есть на рентгеновских плёнках. Несмотря, что это в открытую было тогда запрещено, но Славика все знали и ему было всё можно. Ели  в основном шашлык жареный на саксауле и без хлеба. На рубль четыре палочки настоящего бараньего шашлыка и пятьдесят копеек стоил трёхлитровый графин пива… Попадали мы в училище в полтретьего утра, перед рассветом, а в  шесть утра подъём и мы все три эскадрона, около пятисот человек-абитуриентов бежали два километра на гору Коктобе и назад. Многим это было не под силу, но не мне. Хотя, признаюсь  честно, тоже было очень тяжело! Так я и не понял, что тяжелее – бежать на гору или под гору…  После завтрака мы брали учебники и шли в сад «готовиться» к экзаменам, а фактически  спать. На экзамене по  немецкому языку я получил пять, потому, что я его  в восьмом классе сдал на пятёрку,  а  потом читал художественные книжки и газеты на немецком.  Но  вот математику я  сдал на твёрдую двойку. Было неприятно, но сожаления о том,  что я не поступил- не было. Было неосознанное ожидание возвращения домой. Признаться я очень соскучился домой. Тут уже мы  сразу спланировали прощальный вечер  и даже,  я хотел уйти в самоволку до отбоя попрощаться с «мадемуазель Нинуш», которую мне так представил Славик, и  с которой мы довольно таки сошлись за полтора месяца и я был просто счастлив, что судьба нас свела. А вообще-то свёл нас Славик, как обещал, заманивая первый раз в самоволку. Я ещё спросил его тогда, мол, одну из своих бывших отдаёшь? А он сказал, что ради хорошего друга он от сердца отрывает лучший кусочек! У меня было какое-то  неосознанное чувство тревоги за то, как мы будем расставаться.  Славик зачем-то уверял Нинуш, , что я обязательно поступлю в училище и не позволял мне выражать сомнения об этом в присутствии Нинуш.  Она была метиска. Отец-казах, мать  цыганка и тоже – актриса местного масштаба. Нинуш была очень красивая и напомнила мне сразу индийскую Лакшми из фильма "Хождение за три моря". Она работала балетмейстером с подростками и сама в русском театре подрабатывала балериной в массовых сценах и подрабатывала в ресторане цыганскими песнями и танцами на торжествах высокопоставленных особ. Она была разведенной и у неё был ребёнок. То есть была она, довольно таки,  по жизни занята, но для меня время находила. Была она старше меня на шесть лет, то есть ей было 25 лет. О своём разводе она мне подробно не рассказывала, но иронически усмехаясь говорила, что её хотел кто-то из высокопоставленных «загнать в золотую клетку», но для казахов и цыган вольный ветер предать невозможно. Она была весьма известной, и видимо опасаясь сплетен не хотела очень со мной афишироваться. Однажды мы с нею ездили на «джайляу» - предгорные луга Алатау, где мощно был развит туристический бизнес даже в советские времена. Нинуш одевала черные очки  и полупрозрачную  чадру, чтобы её не узнали и в кафе садилась спиной к залу. Она мне сказала, что её бывший муж не оставляет её в покое и предлагает восстановить их отношения и согласен на её условия, что она будет выступать как и выступала и не будет препятствовать общению сына с её родителями, которых он ранее считал какими-то второсортными. Но тут появился я и Славик сумел меня разрекламировать так, что она заинтересовалась «Сталинградским лётчиком», который решил посвятить себя КГБ. Наши вечера часто проходили под мелодию «Три года ты мне снилась» в исполнении Джордже Марьяновича и я невольно переносился в Волгоград и боялся назвать Нинуш Лидочкой или Лидок, как я её нежно называл. Всё это было как в тумане, как в сладком сне, но при этой мелодии так оживало!.. До боли!
  В основном наши вечера в кафе, хоть и скромно, но финансировал я и это Славика весьма устраивало, а кроме того, он как-то умел «раскручивать»  девочек, потому что вокруг него крутились девочки, которым он обещал перспективу поступления в консерваторию, хотя мне это казалось враньём. Этот  вечер финансировал Славик и мне он сказал, что он хочет меня проводить достойно,  а фактически я видел, что  это он праздновал своё поступление, хотя я знал, что для него оно было совсем не целью… Для него было целью с помощью этого поступления «отмазаться» от  армии,  и получить высшее образование за счёт авторитета  папочки. Консерватория  не освобождала его от службы в армии. Он это даже  не скрывал от меня  и говорил ухмыляясь, от чего мне было как-то не по себе. Папа своего сына «отмазать» не мог, поскольку это было слишком наглядно. Потом папа, как я понял,  не одобрял будущую профессию сына. Это был семейный конфликт.
  Нинуш присоединилась к нам поздно и пришла очень грустной, но какой !.. Она уже знала по телефону от Славика, что я не поступил. Она зашла в кафе, как царевна из волшебной сказки, в наряде каком-то среднем между цыганским и казахским, но в тёмно-вишнёвом гипюре и вся в золотистых монистах и нитях жемчуга. На голове всё-таки была казахская тюбетейка, расшитая золотом. В глубоком разрезе её длинного платья мелькали красивые ножки в таких же колготках- "в сеточку", как у Лидчки в Волгограде.  Я вышел из-за стола, опередив Славика, хотя он не очень торопился. Я подвёл её к своему месту, где держал свободным место для Нинуш. Она немного выпила, отказывалась танцевать , хотя Славика  явно «разбирало и распирало» изнутри от чего-то. В общем-то  было ясно от чего!  Потом Нинуш отошла с одной из наших девочек к фортепиано, чуть -чуть тихонько побренчали, подстраиваясь и Нинуш, взяв микрофон,  вышла в центр нашего банкетного зала. Девчонка заиграла вступление,  и  у меня сладко заныла душа – это была мелодия «Три года ты мне снилась.» ….
  Так как её исполнила Нинуш, хотя это  мужская песня,..- это было что-то! У всех навернулись на глазах слёзы и не потому, что слёзы лились у неё по смуглому  цыганскому лицу с казахским разрезом глаз, и не потому, что она с микрофоном подошла ко мне и обняла меня и заставила меня запеть с нею припев: «Как это всё случилось? В какие вечера? Три года ты мне снилась, а встретилась вчера!»- голоса наши не подготовленные, не слаженные, так звучали естественно и душевно, что я видел по глазам сидящих за столиками – они «улетают»  вместе с нами!-« Не знаю больше сна я! Мечту свою храню ! Тебя, моя родная, ни с кем я не сравню!» и у меня тоже покатились слёзы  и последние слова:  «… подошла нежданная, самая далёкая, самая желанная!»- я закончил публичным нежным долгим поцелуем… Кто-то сдуру крикнул:  «Горько!», но ему хлопнули по башке и он умолк. Я видел много восхищённых и завистливых глаз, потому что моя защитного цвета, но репс с лавсаном рубашка хорошо смотрелась рядом с её платьем! Да и я сам был ничего…
      Только мы присели,  вдруг Нинуш, глянув на входную арку, оживилась. Я глянул и увидел знакомого аккордиониста, который аккомпонировал Нинуш в ресторанах и других заказных мероприятиях. Я понял – это был заказ Нинуш. Она встала из-за стола, а аккордионист сразу сделал вступление и Нинуш, выйдя на середину зала приняла позу в паузе. Музыка  на миг замерла, но вдруг сорвалась вместе с Нинуш в огненном танце, таком огненном, что казалось с концов золотистых монист и с жемчужных нитей срывались,  то искры, то брызги. Вот Нинуш в танце пролетая мимо нашего стола с вазой апельсинов, схватила в танце один апельсин и спрятала его в своём декольте, вдруг у неё появилась в правой руке красивая финка с золотой ручкой и Нинуш, кружась возле меня и изображая в танце безысходную  боль страданий от разлуки, выпятив бюст, ударила себя финкой в грудь, естественно – в апельсин и, оставивив финку торчать, под возглас ужаса публики стала, так же недалеко от меня, кружась в танце, клониться на мостик и я поняв, подхватил её тело на руки и продолжил кружение. Замедляя кружение, я медленно опускал её ноги на пол, а остановившись, вынул нож из её груди и прильнул к её губам!
Публика визжала от восторга.
  Мы сели с Нинуш за столик обнявшись, ни на кого не обращая внимания. Она,  успокаиваясь своим красивым ножичком – миниатюрной финкой  типа «лиса» с золотой фигуркой девушки, держащей на голове золотой шар, медленно, задумчиво шинковала на тарелке дольку огурца. Я вздохнув предложил ей посидеть ещё полчасика и тихо смотаться к ней домой. Её пятилетний сын с бабушкой и дедушкой отдыхал где-то на «джайляу» и она, если не считать её постоянные «гастроли», при чём всё время в разных местах, была в общем-то свободна. Она кивнула и предложила выпить. Мы вдвоём с нею подняли стопки, но вдруг между нашими стопками появилась третья. Это был улыбающийся Славик:
-За что пьём?
  Я ответил неохотно и не сразу:
-Ну, мы за своё…
-Ну, и я за ваше! Разве не я виновник того, что вы встретились, или вы мне за это не благодарны?
   Мы с Нинуш переглянулись и вдруг одновременно тяжело вздохнули, от чего Славик нехорошо захохотал, но почему-то задержав свой взгляд на красивом ножичке Нинуш.
-А, можно тебя на минутку? –спросил меня Славик.
Я извинился перед Нинуш и сказал, что я вернусь быстро.
Мы вышли на улицу к центральному входу и Славик,  как-то сразу, нагло глядя мне в глаза, спросил:
-Ну, я повторяю вопрос, разве это ничего не стоит, то, что я тебе такую чувиху подкатил?
  Меня здорово покоробило слово  «чувиха», но я помнил, что именно это он мне и обещал, когда тащил в самоволку и я на это согласился.
-Знаешь что, дорогой Славик? Я попрошу тебя Нинуш чувихой не называть. Она для меня не чувиха. И ещё я тебе скажу, что я тоже чего-то стою и она это тоже оценила. А ты, как я понял, ничего даром не делаешь! Я правильно понял? Ведь ты это хочешь мне втемяшить?
-Ну, такая наша «селяви»! - оскалился в улыбке Славик.
-И что же ты хочешь?
-Попроси у неё финку с золотой девушкой себе на память – она тебе не откажет! Она мне нужна! - у него при этих словах глаза заблестели,  как стеклянные. Правда, я тоже при этих словах внутренне остекленел от его наглости. Переведя дыхание,  я сказал:
-Это очень дорогая вещь! Даже,  если бы она мне дарила, я бы не взял, потому что кроме базарной цены у неё другая цена есть. Ей сделал её отец по её просьбе и при этом она особую клятву дала отцу по поводу этого ножа. Это семейная реликвия, ценности  базарной не имеющая. Поэтому забудь! Это во-первых, а во вторых, ты мне обещал с гарантией, что я поступлю в училище и даже Нинуш  в этом убеждал. За чем? И я тебе должен быть за это благодарным?
-Ну, ты должен был хоть тройку-то получить! Тогда я бы, конечно, помог вне конкурса тебе прорваться!
-Ты мне очень помогал получить тройку! Спасибо за участие в подготовке! - и я пошёл от него назад. Вернувшись,  я сел к Нинуш, но заметил, что она ещё чем-то взволнована и смотрит на компанию кавказцев сидевших за столиком в углу. Они, кажется, были знакомы со Славиком, потому что он как-то с ними перемигивался и иногда подходил. Они как-то искоса поглядывали в нашу сторону и криво усмехались. Я спросил у Нинуш, в чём дело? Она глухо прошипела:
-У-у,  шакалы! Финку мою хотят зажать!
-Как зажать?-не понял я.
-Вот тот кудрявый подошёл попросил посмотреть, как только ты ушёл. Сказал попробует, как она  режет мясо, и ушёл с финкой  за столик.
  Меня сразу вроде как «накрыло» возмущением, но я вдруг спохватился и подумал о Славике, как о возможной помощи в решении этой проблемы. Я глянул на вход и увидел, что он как раз входит в зал и почему-то быстро стрельнул взглядом в нашу сторону и в сторону кавказцев. Мне показалось, что  с  финкой произошло с его ведома. Но тогда зачем он сам со мной заговорил о финке? Несогласованность? Или самостоятельный интерес?
Я подошёл к Славику и сказал:
-Так! Финка ушла! И ты знаешь куда! Если ты её не вернёшь без крови, то кровь будет! Понял?
Он видимо всё сразу понял, потому что без моего намёка он посмотрел на столик кавказцев, но  на его лице заиграла такая растерянность, хотя до этого он старательно изображал из себя хозяина положения. Он, запинаясь, стал мямлить:
-Да не лезь! Это у неё свои счёты какие-то! Не вмешивайся!..
  Я перебил его:
-Я сказал! Я вмешаюсь, но ты будешь бедный! Я тебя точно отблагодарю!
-Ну…Сейчас я…- сказал он и вдруг развернувшись ушёл из зала.
Я вышел вслед за ним на улицу, но не увидел его нигде… Куда он растворился я не понял.
Вернувшись  к Нинуш, я сел рядом и сказал:
-Что-то я не понял. Славик вроде бы обещал помочь решить вопрос, но куда-то исчез.
Нинуш криво усмехнулась:
-Помочь? Да это его хахали-трахали. Он у них в руках. Я тебе говорила, что ему девушки нужны только,  чтобы за нос водить и раскручивать их на «бабки».
У меня в прямом смысле челюсть отвисла. До меня дошёл смысл низости Славика. Это он знал интерес  своего круга к этой финке и решил по своей инициативе решить вопрос в их пользу, а они не веря  в его возможности решили это в наглую.
-Рустам! - крикнула Нинуш, - Иди сюда!
  Сидящий спиной кудрявый с усмешкой развернулся, посмотрел на Нинуш, медленно встал и с надменной походкой, руки в брюки, вразвалочку пошёл в нашу сторону, с издёвкой глядя только на неё, как бы не замечая меня.
-Положи финку вот сюда, где взял! - сказала жёстко Нинуш.
-Какую финку? Ты что оружие носишь? - с издёвкой спросил тот.
Нинуш резко хлестнула ему звонкую пощёчину и схватив за грудки притянула к себе, но этот самый  Рустам схватил её за волосы, прошипев:
-Ах, ты с-с-ука! - размахиваясь другой рукой для удара, но я так резко влепил ему в глаз, что он, отпустив Нинуш,  сделал несколько шагов назад, держась за лицо, но не упал. Из-за его стола быстро выскочили ещё трое и бросились ко мне. Я схватил со стола шестидесятисантиметровый  шампур из нержавейки  и замахнувшись ждал их приближение. Они остановились, но  проходя мимо позвали меня выйти на улицу или в туалет. Я спрятал за спину шампур и пошёл за ними. Они пошли в туалет. Двое зашли, а двое хотели, пропустив меня, оказаться сзади меня, но я, выхватив шампур, заставил их тоже зайти впереди меня. Зайдя я сразу заметил над собою  толстую двухдюймовую трубу, проходящую на высоте больше двух метров, а так как двое  хотели кинуться на меня, я выставил перед собою шампур готовый для удара и шёл на них. Они пятились,  покуда было возможно, а  потом  я подпрыгнул, схватившись за трубу, двумя ногами ударил сразу двоих, заваливая их на двоих задних, но тут же понял, что труба очень горячая и я с неё  сразу упал, ошпарив ладони, но труба тоже под моим весом и от моего удара лопнула впереди меня на стыке, ударив струёй  кипятка в противоположную стену, заливая упавших противников. Они с воплем бросились на меня, а я бил их по одному и отшвыривал назад под кипяток. Наконец они, с диким рёвом,  ринулись на меня с такой силой отшвырнув меня назад на кафельную стену, что я треснулся затылком и осыпая на себя кафель, упал на пол. Я помню, что эти кавказцы не выскочили из туалета, а почему-то влетали назад и падали на меня, всё пригружая, и пригружая меня своим весом, так, что мне стало страшно! Чьи удары их встречали на выходе я не понял…Я уже задыхался под их весом и не мог закричать, а под меня подступал крутой кипяток…       Я кажется потерял  сознание, а может быть и нет, потому что помню,  что меня тащили из туалета, потом бросили, потому что тех, кто тащил тоже стали бить, а потом меня опять тащили, но уже на руках защёлкнулись наручники в положении – руки за спиной, а потом нас везли в «уазике», потом  заводили в клетку – «обезъянник», где уже было  много народу и некоторые сидели даже на полу. Потом нас по одному выводили, обыскивали, со спокойных снимали наручники  и записывали данные – у кого были документы – по документам, у кого не было – со слов. При этом я не заметил ни одного кавказца из тех с которыми дрался.
   Я сказал, что приехал в командировку в воинскую часть. Номер назвал «от фонаря» фамилию назвал: «Папиндюлькин!»
  Милиционер – казах в звании сержант, в  кирзовых сапогах, не знавших гуталина и поэтому  рыжих на носках очень растерялся перед моей фамилией и сказал:
-Слушай! Папин, мамин – дулкин! Иди сам напиши! А?
  Мне кто-то тихо сзади сказал:
-Не ходи! И спину свою никому не показывай! У тебя вся спина в крови – начнут раскручивать…
-Я тебе продикутую! - сказал я, но в это время зашёл во входную дверь капитан пограничник русский по обличию, какой-то весь лощёный,  как с обложки журнала, даже форменные туфли у него блестели,  как мокрые и остановился в двух шагах от стола, где сидел казах-сержант.  Сержант с любопытством посмотрел на капитана и не вставая неуверенно сказал:
-Драстити… вам кто? - потом поправился, - Вам кому?
Капитан  воззрился на этого сержанта так, будто хотел его проглотить и фигура у него изогнулась,  как у кобры перед броском. В это время из внутренней двери вышел милиционер - казах с погонами «старлея», увидел эту сцену и заорал на сержанта:
-Встать, баран! - и тут же капитану, - Здравия желаю, товарищ капитан! Извините! Слушаю вас!
   Сержант вскочил, пытаясь заправиться под ремень и отдавая честь то одной рукой, то другой…
Капитан с презрением отвернулся от него и, отработанным  движением, подал «старлею» своё неразвёрнутое удостоверение небрежно двумя пальцами. Тот развернул, прочитал очень внимательно, шевеля губами и вытаращив глаза вытянулся и опять отдал честь капитану:
-Я вас слушаю! Можно доложить начальнику?
-Нет! Я проездом! Послушаю, как вот это «чмо» работает! Пусть продолжает!
-Продолжай! - приказал «старлей» сержанту, и тот,   присев почему-то на краешек табуретки, вдруг вежливо сказал мне:
-Пазалиста! Парадиктуй фамилия…
Я сказал, вообще-то растерявшись перед капитаном и «старлеем», что совсем не говорило о том, что теперь пройдёт «на дурака»:
-Па-!
-Па-! - повторил сержант и написал.
-Пин-! -сказал я.
-Пин-! - сказал сержант и написал.
-Дюль-! - сказал я.
При этом капитан смотрел на меня искоса и улыбался одними глазами.
-Дул-! - сказал сержант.
-Дюль! - сказал я.
Сержант дрожащей рукой что-то написал.
-Продолжайте! - сказал капитан и отдав честь повернулся и вышел, а «старлей» быстро подошёл к сержанту и дал ему затрещину по затылку, что-то проорав по-казахски, ушёл опять откуда пришёл. Сержант поднял,  упавшую с головы на пол фуражку, одел на голову и повернулся ко мне:
-Повитори, пожалиста, ищё!
-Па-пин-дюль-кин! - продиктовал я.
-Ага! - сказал сержант, - Силедующий!
Я нашёл место в «обезъяннике», протиснувшись спиной к стене, пощупал рубашку на спине. Она была как кожаная, видимо пропитанная кровью. Я пощупал больное место на затылке, но в волосах была только шишка – крови не было. Да! После того, как я упал, кто-то кого-то бил. Значит кто-то был на моей стороне. Потом до меня кого-то тащили через меня, а потом меня. Странно! Вот тогда, наверное,  меня и полили чьей-то кровушкой. Руки у меня ещё саднили от горячей трубы, которая оборвалась на стыке под напором в сторону нападавших. Волдырей быть не должно… Ничего не понимаю, хотя не очень-то был пьян, но ведь я был один. Славик, сволочь,   растворился, да он видимо с ними был заодно. Финку жалко! А может быть и хорошо, что её не было у меня.   Меня стало клонить в сон. Время было уже больше двух часов ночи. Я задремал сидя на полу… Вдруг послышался какой-то переполох, кое-то зашевелился,  а кто-то даже вскочил. Я ещё сидел на полу, но мне показалось, что пол подо мной зашевелился. Сержант от стола  бросился бежать в сторону входной двери, потом вернулся открыл запор на двери «обезъянника», и опять бросился бежать крича:
-Замлатрусания! Замлатрусания! Захады на улиса!
При этом все сломя голову кинулись из клетки наружу и на улицу. Помню, что  «лампочка ильича» в коридоре качалась! Вот это да! Землетрясение!  Некоторые без остановки бросились в открытые ворота к проезжей части,  и я за ними. Сержант вслед кричал:
-Захады строиса! - увидев меня закричал, - Папин-Мамин,  ти куда? Строиса!
  Я пробежал до первого переулка и свернул с улицы в темноту.      
Я уже можно сказать «вышел на финишную прямую» трусцой направляясь в училище. Толчков землетрясения больше не ощущалось. Как потом я узнал - это было два с половиной балла. Землетрясение меня и спасло. Я бежал по тротуару в тени деревьев. Машин на улице не было, но одна всё- таки проехала  в попутном со мной направлении, почему-то затормозила,  и,  сдав  назад,  затормозила напротив меня.
-Садись попутно! - кто-то крикнул из машины. Я посмотрел с опаской и увидел в машине, кроме водителя ещё двоих. Все, и водитель тоже, были примерно одинакового возраста, чуть постарше меня, славянской внешности, в гражданской опрятной одежде, выглядели располагающе. Я неуверенно подошёл к машине и сказал:
-Да мне тут рядом! - хотя ещё было два квартала до училища, а синее,   алмаатинское  небо уже заметно светлело.
-Садись! Садись! Ночной спортсмен! - усмехнувшись сказали из машины, и я сел на заднее сиденье, где был один сидевший. Подъезжая к училищу, машина затормозила, будто угадав моё желание. Водитель спросил:
-Здесь?
-Да, да! Спасибо!
-Пожалуйста! - очень вежливо мне ответили из машины и поехали дальше. Вдруг, я удивился тому, что машина остановилась у КПП училища, оттуда вышел один человек и зашёл в калитку. Я подождал минуты две, находясь в полном сомнении. Думал – перелазить ограду или нет. Ведь сейчас меня задержат, если эти  «благодетели» меня «вложили». Тут я увидел, что тот, кто заходил в КПП,  вернулся , заглянул в машину, что-то сказал и пошёл назад в КПП, видимо отпустив машину и она уехала. Делать нечего! Да и терять-то мне уже нечего!
  Я перелез и пошёл вдоль ограды в конец  двора училища, где в саду протекал арык, чтобы застирать  кровь на рубашке. Я был совершенно не уверен, что у меня что-то получится без мыла, но попытаться надо. Я очень удивился, когда увидел при свете ещё горящего фонаря, что кровь отстирывается. Рубашка была у меня из искусственного шёлка с лавсаном. Повезло! Я её выжал и надел,  прохладную на своё уставшее тело, а спину ещё саднило от кипятка. Только вышел на тротуар к казарме, как меня издали увидели и узнали почему-то стоящие группой курсанты,  среди которых - был Славик, и закричали, позвав  по фамилии:
-Бегом к командиру эскадрона!
  Я  очень удивился такому раннему подъёму, чуть  пробежал трусцой, хотел идти в казарму, но в  тот  момент подполковник-командир нашего эскадрона абитуриентов  вышел мне навстречу, подошёл, с любопытством  и возмущением глядя на меня:
-Вы задались целью  добавить мне седины?!- с возмущением глядя на меня спросил он,- Так мне уже дальше некуда седеть! –потряс он совершенно седые свои виски.
Я молчал, не зная, что ответить. А он продолжал:
-Почему вас разыскивает весь эскадрон на построение по тревоге в виду стихийного бедствия?
  Ах! Я  теперь понял… В виду землетрясения была эвакуация из здания, а потом перекличка. Славик с-сучонок оказался на месте! Успел… на машине. Меня бросил.
-Виноват! Я в саду ночевал, было душно. Я даже рубашку в арыке мочил!-сказал я.
Подполковник протянул руку, пощупал и уже мягче сказал:
-Командира взвода можно было предупредить! Хотя вам запрещено покидать казарму!
-Жалко было будить. Да я и не думал там спать. Уснул неожиданно.
Со ступенек казармы дневальный закричал:
-Товарищ подполковник! Вас к телефону срочно!
  Подполковник повернулся и пошёл в казарму, а ко мне,  как ни в чём ни бывало,  с протянутой рукой и с улыбкой направился Славик:
-Ну, ты молодец! Хорошо выкрутился!
Я сделал вид, что не заметил его руку и отвернувшись пошёл в казарму, подумав: А что он имеет в виду? Где я «выкрутился» - здесь или там, где его дружки меня хотели «замесить», а может быть и «замочить»?
На  входе,  меня вдруг неожиданно встретил подполковник и опять удивлённо глядя на меня сказал:
-Вас вызывает к себе начальник… Но я ему ещё о вас не докладывал… В чём дело? Вы ещё что-то натворили?
  Я растерянно посмотрел на подполковника и пожал плечами.
Он мотнул головой и сказал как-то с сочувствием:
-Однако! Ну,  ежели что,  рассказывайте,  как есть! Кто-то видимо доложил! Извиняйтесь!
-Да мне ничего не грозит! - сказал я подполковнику, - Я на отчисление –двойка по математике!
-Ах! Вот как? Жаль, жаль… Ну, выполняйте!
И я пошёл в главный корпус. На моих,  вернее,   моего погибшего отца часах «Победа», было половина шестого утра. При чём же тут генерал в такую рань?    Ах! Его же тоже по тревоге, из-за землетрясения вызвали. Да он и сам приедет ! Кто его будет вызывать?
  В пустых коридорах гулко отдавались мои шаги. Вот приёмная… Дверь открыта… В кабинет тоже дверь открыта. Заглядываю… Генерал смотрит прямо на меня… Я спрашиваю:
-Извините! Можно?
Он вздохнул, встал и на выдохе сказал:
-Проходите,  присаживайтесь волгоградский разбойник… Папиндюлькин, - и как-то хмыкнул, прохаживаясь по пустому месту позади своего кресла.
  Я был сражён и  сел на один из стульев придвинутых к т-образному столу,  отодвигая почувствовал, что стул очень тяжёлый.
-Вы учиться у нас хотите? В нашем училище? - спросил он прямо, но стоя ко мне боком и развернувшись вполоборота.
Я попытался встать, но тяжёлый стул не хотел отодвигаться, а генерал сказал:
-Сидите, сидите! Вы же ещё не курсант и у нас непринуждённая беседа. Так как?
-Я двойку получил по математике…
-Ну, двойка ничего не решает, если есть другие достоинства. Мы к вам за полтора месяца присмотрелись и  уточнили кое-что. История-пять! Иностранный –пять! Сочинение –за содержание пять, за грамотность – три, но ошибки несущественные.
-Да я проверить не успел. Слишком длинно расписался, не мог мысль закончить.
-Однако закончили! И мысль очень достойная. Сочинение хоть в стенгазету помещай! Имеете военную подготовку, пилот-истребитель, парашютист.
Характеристики у вас не дутые – мы проверили. Коммунист, по заслугам, а не выскочка. Комсомольский прожектор Волгоградского тракторного завода возглавляете!
-Возглавлял…
-Да! -подтвердил генерал.-Артист народного драматического театра, за короткое время две роли получили и помощник старейшего заслуженного режиссёра, а живёте среди заключённых условно-досрочно освобождённых и среди них, как говорится «шишку держите».
Я усмехнулся и мотнул головой:
-Просто уважают…
-Это на нашем языке! - поправил генерал,- А у них свои «понятия».
Я кивнул.
Генерал продолжил:
-Ведь в позапрошлом году, когда с вами несчастье случилось, вы обгорели на заводе, а «зэка» к вам,  как к родному каждый день ходили в больницу полтора месяца.
-Вот это информация!- удивился я.- Это за всеми так?
-Да нет! Не за всеми.За некоторыми. И я признаюсь, вы попали в поле зрения случайно и я заинтересовался вами. А интерес мой лично был к вашему другу Вячеславу Наливайко. Или он вам не друг?
  Я смотрел на генерала вытаращив глаза. Он меня удивлял и удивлял!
-Удивляетесь? Я могу вас ещё долго удивлять. Я вам задаю вопрос о Вячеславе ещё и потому, что сегодняшняя ночь вам, видимо, открыла на него глаза? Да?
У меня признаться начинали закипать в голове мозги. Я смотрел и не знал, что ответить. Было такое впечатление, что генерал был в том кафе, где я  так неудачно попрощался с Нинуш.
  Генерал перестал ходить по пустому участку за креслом и остановился оперевшись на спинку руками. Глядя мне в глаза, он медленно словно взвешивая каждое слово сказал:
- Мне этот Славик был навязан свыше и я не мог отказать, потому что у нас иерархия в армии преобладает. Но он не должен учиться в нашем училище и я поручил старшекурсникам вести за ним наружное наблюдение в качестве стажировки. Мне нужен был на него компромат по его сексуальным отклонениям в ориентации. Так попали с ним в поле зрения и вы. Поэтому я узнал о вас всё, что мог. И даже то, что мать «Заслуженный учитель школы РСФСР»,  что отец был в плену и что бежал дважды и сидел в тюрьме после войны. Даже место рождения вашего, как говорится: концы в воду - затопили вашу родину донской водой, Цимлянским морем. Вы нам подходите. Ваши самоволки были у нас под контролем. А кто в самоволки не ходил? И я ходил. Это место, где вы с Наливайко прыгали через забор нам всем известно и мы там поймаем того кого нам нужно и тогда когда нужно. Поломанную вами трубу с горячей водой в кафе спишут на землетрясение. В общем в истории с Наливайко вы вышли вполне положительно, хотя и с нашей помощью. Можем взять вас кандидатом до декабря месяца. Подготовим вас по математике и позволим  пересдать вступительный экзамен. Такое в порядке исключения допускается. А вот у меня вопрос? Почему вы решили расстаться с авиацией?
-Это не я решил! Это она решила – авиация… Вроде бы по здоровью не прохожу – кардиограмма показала гипоксию миокарда. Но окончательно ещё не всё потеряно. Хочу попробовать ещё раз пройти. Может быть,  в космонавты не гожусь, а что-нибудь пониже и потише для меня найдётся. Я признаться очень соскучился домой и не представляю, как можно пять лет здесь учиться. Я ведь проживая в Волгограде, каждый праздник домой ездил к матери, сестрёнке, бабушке. А вот сейчас, особенно сегодня ночью произошёл перелом, отчасти и из-за Слави… Вячеслава. Я не хочу его видеть. Тем более сознавать, что я останусь на его месте…
-А все ли вы не хотите видеть? - спросил генерал и вдруг он отодвинул в сторону на своём столе папку с моими документами и на зелёном сукне, как в сказке я увидел сияющую в лучах настольной лампы  финку Нинуш  с золотой девушкой. Я был сражён наповал и сидел,  как парализованный…  До меня медленно стало доходить: кто меня подвозил к училищу, что за капитан заходил в милицию, почему влетали назад в туалет ошпаренные кавказцы и штабелем ложились на меня,   и кто зашёл в КПП вперёд меня. Я смотрел на финку, как загипнотизированный и молчал.
-Финка не является оружием и её можно вернуть хозяйке. - сказал генерал  и спросил: -Хочешь это сделать сам?
  Вспомнив, что днём Нинуш очень занята и я её просто не найду, а до вечера я не хотел оставаться в Алма- Ате,   я отрицательно мотнул головой. Генерал вроде как поняв мою мысль сказал:
-Правильно! Там тебя могут пасти твои ночные оппоненты.
Но увидев, как я дёрнулся, он понял, что подсказал мне не нужную мысль.
-Нет! Нет! Не волнуйся! Я поручу ребятам отвадить этих горных орлов от твоей подруги навсегда. Если едешь домой, то езжай спокойно. Верь мне! Понял?
-Спасибо! Товарищ генерал! - я встал и в это время заиграл по радио Гимн Советского Союза.
Генерал вытянул руки по швам и я тоже. Слушая гимн, у меня такое творилось в душе, что чуть не навернулись на глаза слёзы. Да не от мелодии, а от того, что я уже не увижу Нинуш...  Мы с минуту так стояли, потом генерал дал команду: «Вольно»  и подошёл протянув руку. Мы крепко пожали друг другу руки, и он сказал:
-До девяти утра у вас есть время подумать, отдохнуть после бессонной ночи. Я подполковнику скажу, что подъём вас не касается.
-Спасибо, товарищ генерал, но у меня просьба. Можно я к финке приложу записку для хозяйки.
-Можно! И даже правильно!- сказал он серьёзно.-Держи! – протянул он  мне бумагу и ручку.
Я написал: «Милая Нинуш! До свидания! Мой адрес: г.Волгоград-47, ул.  62-й   Армии, дом 14 кв.10. Телефона пока нет. Буду рад. Целую нежно. Леонид.»
Свернул листок солдатским треугольником и положил под финку на зелёное сукно стола.

       Я  собрался идти в казарму, но спускаясь по лестнице я вдруг сообразил, что утром перед бухгалтерией будет столпотворение. Ведь уезжать будут больше половины не сдавших. Я нашёл дверь бухгалтерии и уселся перед нею в кресле, что бы быть первым в очереди. Задремал, естественно,  но услышал шаги  в пустом коридоре… Открыв глаза увидел перед собою генерала, вскочил, вытянулся перед ним.
-Извиняюсь за беспокойство, - сказал он, - Значит,  решил бесповоротно?
-Так точно! Хочу домой! Смертельно!
-Ну-ну!  Счастливого пути! – и ушёл. Я  повздыхал, вспомнил песню «Три года ты мне снилась!», которую мы пели с Нинуш, а главное,  что эта песня сотворила со мной… Она потащила меня домой. Незадолго  перед отъездом в Алма- Ату мы дома купили  новую радиолу «ВЭФ-радио» и несколько пластинок. Одна из них была  с песней «Три года ты мне снилась!» в исполнении югослава  Джордже Марьяновича на русском языке с небольшим милым акцентом.
   Поэтому, когда Нинуш исполняла с моим участием эту песню, слёзы у меня полились ещё и от тоски по дому: матери, сестрёнке, бабушке…  А ещё по милой мадемуазель – Лидочке! И, признаться, устал я здесь в Алма-Ате душою в неизвестности и в общем-то без цели!
  Уснуть мне больше не удалось, потому что за мной стали занимать  очередь товарищи по несчастью, а может быть и счастью … Как знать? Хоть бы землетрясение не случилось! Хочу домой так, что бегом побежал бы! Но случилось другое…
Удивлению моему  и разочарованию не было предела, когда в бухгалтерии, выдавая мне «по  воинскому требованию» бесплатный билет на поезд сказали, что поезд завтра в два часа дня… А у меня ни копейки денег и я сейчас утром уже хочу  есть… В столовой мне сказали, что сегодня я ещё могу питаться, но завтра всё! До свидания. Я прикинул мозгами – ведь ещё четыре дня пути до Волгограда, даже больше! Занимать я не привык, да и не у кого! Нинуш и Славик?.. Не пойдёт: ни то, ни другое!
Значит так! На железную дорогу! Искать вагоны под разгрузку! Я в этом был ас!
Прошёл всю железную дорогу от Алма-Ата-1 до Алма-Ата-2 и нашёл единственный вагон, гружёный бутылками  минералки-боржоми под  потолок и бутылки без ящиков,  слоями, переложенные древесной стружкой. Я такого способа транспортировки раньше не видел.
Но меня наотрез отказались принять в команду, где уже было восемь человек и работали они уже более часа. Я стал просить принять меня, сказал, что не пожалеют, так как я имею большой опыт разгрузки и даже сейчас я имею очень ценное предложение для ускорения и облегчения работы. Команда остановилась на перекур и все стали смотреть на меня с интересом и один «мордатый»,  как сказала бы моя бабушка,  спросил:
Ну, говори, какое предложение? –хитро прищурив  узкие казахские глаза, открывая бутылку боржоми о борт грузовика.
-Сначала пообещайте, что возьмёте меня в команду! - сказал я.
-А может нам это не подойдёт? – ухмылялся   «мордатый»
-Подойдёт! Я же говорю, что у меня опыт!
-Ну, ладно! Говори! - упирался тот, а остальные молчали.
-Не слышу слова джентльмена! - не сдавался я.
-Возьмём! - сказал «мордатый».
-Не слышу слова остальных! Или он у вас здесь старший в команде?
-Да нет! – ответил один, - Здесь каждый сам по себе!
-Тогда почему ты за всех отвечаешь? Или ты только за себя?
-Ну, да! - ответил «мордатый».
-Так! Давайте по честному! Все согласны?
-Согласны! – вразнобой сказали все.
-Слушайте! Вы говорите, что работаете больше часа, а в вагоне ещё  «конь не валялся». Ведь вы  ещё проход не освободили! Вы хотите двое суток выгружать? Сколько машин у нас в ходу ?
-Одна! Поэтому так медленно! Эта минералка для военторга! Там солдаты разгружают машину! А им сам знаешь – «не спеши выполнять команду иначе последует другая».
-Кто руководит разгрузкой, с кем вы договаривались?
-Щас приедет мадам «колобок».
-Дело в том, что такими темпами мы будем разгружать  даже всю ночь, а не только день. Нужна вторая машина.
-Так там не успеют, а машина стоять будет!
-Это не наша проблема, как там! Что в Советской армии солдат мало?  Мозгов мало – это точно.
-Так мы не управимся! Из- за нас стоять машина будет!
-Управимся! Вы не подумали об организации работы. Половина команды накладывает бутылки на протянутые две руки второй половине команды и те таскают в два раза больше бутылок за одну ходку чем , сейчас накладывая одной рукой на другую и прихватывая пару бутылок свободной рукой. Получится ящик воды за одну ходку. И меняться через десять ходок и  при этом будет учёт, кто сколько ходок делает, чтобы не было «филонов».
Согласились со мной и меня взяли. Через двадцать минут машина была полная. В стружке  было много  осколков от боя бутылок. Осколки врезались в руки. Водитель уехал, но  мы передали ему наше требование, чтобы там организовали вторую машину и обеспечили её разгрузку. Чтобы нам прислали рукавицы. С порожней машиной приехала    «мадам-колобок».
-Кто тут у меня командует? – завизжала она прямо с подножки машины.
-Мы командуем! - сказал за всех я.  - Даёте работу, обеспечьте условия. За то,  что мы сидим, вы платить не собираетесь, а наше время денег стоит.
-Не нравится – уё…. Отсюда! - сказала она, - Другие прибегут, разгрузят!
-А вот так с нами разговаривать не надо, а то я сейчас за ваш счёт возьму такси и к генералу смотаюсь! – сказал я.
-Откуда ты такой грамотный нашёлся? Что ж ты вагоны с алкашами разгружаешь, если такой грамотный!
-Не ваше дело! Ваше дело организовать работу, потому что вам в ночь надо будет охрану вызывать на вагон или освещение организовывать!
У «колобка», судя по глазам,  пыл прошёл и зашевелились трезвые мысли. Вторую машину с моим участием  мы  загрузили за полчаса и почти не устали, потому что менялись, разнообразили нагрузки. Я посоветовал команде не приседать и не расслабляться, особенно не пить воду, так как она очень расслабляет.
-Да пошёл ты! - сказал «мордатый», открывая очередную бутылку и разваливаясь на траве под вагоном. Минут через двадцать пришла другая машина и мы её загрузили за полчаса. Через пятнадцать минут пришла первая машина и  через полчаса мы её отправили.  Время перевалило за  полдень. Желудок подсасывало всё круче и круче. Команда стала шевелиться всё слабее, а «мордатый» еле ползал и после ухода машины просто падал, выпивая бутылку воды.
Я сделал ему замечание, что он нас подводит. Ведь я предупреждал, что будет плохо! Вода расслабляет.
-Да пошёл ты…! – сказал он и,  при чём,  в этот раз он сказал, куда посылает меня. Я  не глядя на него, сориентировавшись боковым зрением,  дал ему в лоб открытой ладонью и он сел с маху на задницу. Следя за ним опять же боковым зрением, я увидел,  что он поднимает пустую бутылку, бьёт об край вагона и с огрызком «розочкой» идёт ко мне. Я сыграл «расслабуху», вздохнул,  оперевшись  одной рукой об вагон, вроде для отдыха, не глядя на него, но только он подошёл на расстояние вытянутой ноги, я изо всей силы дал ему ногой в выпуклый живот. Он сначала упал на спину, проехав по траве, потом перевернулся на четвереньки и долго рыгал чистой минеральной водой.  Когда подошла следующая машина, он не стал работать, сидел держась за живот. Потом я про него забыл, а потом обратил внимание, что его нет! Но вместе с ним пропала моя клетчатая  спортивная сумка и моя «военная» рубашка…
Кто-то из команды показал,  в какую сторону он пошёл и я побежал туда. Я увидел мелькнувшую вдалеке за пакгауз фигуру в зелёной рубашке, Побежал туда! Уже подбегая к углу, я увидел, что из-за угла вылетает в падении «мордатый», взмахивая в воздухе моей сумкой. Я осторожно вышел из-за угла. Двое ребят, постарше меня удалялись повернувшись спиной ко  мне.
Один через плечо оглянулся на меня и,  улыбаясь, помахал мне рукой.  Второй тоже оглянулся и,  улыбаясь, кивнул мне. Это были ребята – «погранцы», сдававшие зачёт  « по наружке» , которые ночью меня подвозили к училищу после землетрясения.  Я поднял сумку, заставил «мордатого» снять мою рубашку, которая на нём не сходилась на пузе, проверил документы и хотел добавить ему за подлость, но он взмолился, подняв руки. Мне стоило большого усилия не наказать его, но ему досталось хорошо от тех  ребят-пограничников. Спасибо им! Спасибо товарищу генералу!
Вагон мы  заканчивали разгружать уже в сумерках.
Мадам –«колобок» долго считала деньги. Я попытался выяснить наконец-то,  как  договаривались об оплате. Никто мне ничего определённо ответить не мог, потому что «колобок» тоже им ничего определённого не говорила, а вокруг, да около.
-Так!- сказала  она, - Подходите! Получается по пять рублей , считай на две бутылки водки каждому!
Ребята из команды по - разному отреагировали на это, кто с усмешкой, кто с удивлением, но безропотно.
-Подождите! - сказал я, - А почему так много? Вы что  «тимуровцев» из нас делаете?
-Будешь выступать – я из вас «декабристов» сделаю и вообще ничего не получите. Щас милицию вызову и вас на этой же машине и доставят куда надо!
      Ребята стушевались, начали меня сзади незаметно дёргать.
-Нет! Дорогая! Не отправишь! А вот я тебе «харакири» точно сделаю! У меня все документы в порядке! Паспорт! Военный! И билет по воинскому требованию. У меня полдня есть завтра до поезда, так я буду первый  на приёме у  Наливайко Николая Петровича! И он меня точно примет!
Расклад будет не в твою пользу!
    «Колобок» заметно стушевалась, потому что, видимо,  знала фамилию и должность отца моего не состоявшегося  друга-педика!
-Ладно! Хватит! Я договаривалась вот с тем, с  «мордастым», а он ушёл.
- Так вот хоть его долю раскидай на всех, тогда действительно ребятам будет по  две бутылки!
-Мы договаривались на восемь человек! А вы   (после того,  как я перешёл с нею на «ты» она стала разговаривать со мной на «вы») девятый . – не сдавалась «колобок».
-Я возьму сколько дашь, но скупой платит дважды. Наливайко спросит сколько ты положила в карман. - сказал я.
-Ну, чёрт с тобой! Я тебе отдам пять рублей! Делите, как хотите, хоть перегрызитесь! У меня мелочи нету!
   Мы получили и пошли на вокзал делить деньги, потому что все магазины были уже закрыты . Трое отказались идти на вокзал, чтобы «не светиться» перед ментами и даже сказали, что в общем-то я заработал «премию», указывая на мои изрезанные осколками бутылок руки, больше чем у других, потому что я ходил чаще,  чем другие, тем самым,  не давая  никому «филонить» .
На вокзале оставшимся четверым я отдал по рублю, оставив рубль себе. Я позволил себе выпить бутылку боржоми  на вагоне уже вечером, а днём, моя бутылка стояла  у стенки вагона и я только полоскал рот боржоми, как на полётах под строгим взглядом фельдшера. Да я и до полётов знал, что в тяжёлой работе вода  - враг. «Мордатый» это всем доказал.  А сегодня после машины  боржоми я думал, что никогда в жизни больше не посмотрю в  сторону  боржоми. Заблуждался, однако.
На вокзале   в буфете я увидел варёную утку. Прикинул по цене – вроде бы должно хватить  моих денег. Хватило на утку, буханку белого хлеба (чёрного там не было) и немного осталось сдачи – на чай в поезде. По своему состоянию я понял, что прилюдно я есть не смогу, потому что челюсти мне сводили голодные судороги и,  наверное,  взгляд у меня был,  как у голодного волка. Ко мне опасно было подходить – мог укусить нечаянно.
Я перешёл через все пути, ушёл за  складские пакгаузы, где начинался  частный сектор. За пакгаузами были заросли конопли выше роста человека. По-моему тогда и не знали, что это наркотик. Я повалил коноплю в одну сторону, сделал из неё логово, развернул утку и стоя на коленях стал есть, забывая при этом дышать. Я решил:  сейчас  съем половину, завтра  пообедо-завтракаю оставшимся, а в поезде лягу на верхнюю полку и  буду спать. Я знаю по «общажной» жизни  - сон лучшее средство   от голода.
Съесть я смог только одну ножку и при этом почти полбуханки хлеба. Глаза мои стали закрываться от усталости. Я завернул утку в газету, засунул её под коноплю, лёг и потерял сознание.
Пробуждение было прекрасным! Надо мной сияло солнце. На стоящей вкруг меня конопле была роса. Через забор частного сектора на меня мило смотрели красивые яблоки и я вспомнил: Ал- мА- Ата!  Но,  сегодня домой! Утка у меня есть! Пора с нею поздороваться!
Пытаюсь подняться… О-о-о! Тяжёленький я после  вагона боржоми. Кости гудят, мясо от костей отстало, поясница  скрипит, порезанные руки саднят… Всё-таки я поднялся, тупо смотрю на какую-то  промасленную, жирную газету перед собой, которой вчера не было… И вдруг,  соображаю, что в эту газету  вчера была завёрнута моя утка! Бросаюсь в изголовье…Пусто!
Убежала утка с одной ногой! Скорее всего,  кошки спёрли, а может быть собаки. Человек не стал бы разворачивать  на месте. Да и сумку прихватил бы…
Я нарвал  десятка два яблок через забор, полбуханки хлеба у меня есть – переживу! Главное – сегодня домой!
-   Поезд стал на перрон за полчаса до отправления. У меня был плацкартный вагон,  в этом  купе я был один. Сел пока у окна, невидящим взглядом я смотрел на  перрон с успокоенной душой:  Всё - домой! Если в последние минуты землетрясение не случится, то потом мне уже не страшно. На поезде убегу.
Время было -  минут пять до отправления у меня в купе пассажиров не прибавилось. Ну,  и хорошо. Откроют туалет – пойду,  помоюсь и спать!
Вдруг мне показалось, что перед окном прошла заглядывая какая-то знакомая фигура и вдруг она, как-бы,  спохватившись  вернулась… Передо мной была Нинуш! О! Боже! Я бегом рванул с места на перрон! Выскочил из вагона! Мы с Нинуш бросились друг другу в объятья! Она плакала и причитала:  Спасибо тебе за всё! Спасибо… Спасибо…Спасибо!
-Спасибо тебе, что ты есть на свете! - сказал я,   - Я верю, что мы не потеряемся! Нинуш,  милая! Проводница стояла растерянная и смотрела на нас удивлённо …  Нинуш увидела мои изрезанные  осколками  стекла руки:
-Это что? - спросила она, -После той драки?
-Да нет! Это я вчера целый день вагон разгружал. Кстати, тебе должны твою финку отдать!
-Уже вернули! Поэтому я здесь! Поэтому я узнала, когда ты уезжаешь! - продолжала плакать она.
Вдруг я обратил внимание, что справа происходит какая-то заваруха. Какого-то кавказца удерживает с заломленной рукой парень  из тех «пограничников»-студентов. Вдруг я обратил внимание, что с другой стороны идёт настоящая драка. И опять же «погранцы» лупили кавказцев, которые видимо с двух сторон пытались подобраться к нам с Нинуш… Один из «погранцов» крикнул мне:
-Зайди в вагон! Кончайте прощание! Мы её проводим!
-Нинуш ! Милая! Прости! Счастливо тебе!
-Ой! Я же тебе на дорогу собрала! Там сумка у меня в машине! Как же теперь?
-Ничего не нужно! У меня всё есть!  Пока, золотко!
Я зашёл в вагон, один из  «погранцов» потащил Нинуш за руку от вагона. Я зашёл в вагон, увидел удаляющуюся с перрона Нинуш, машущую на прощанье рукой и вдруг… увидел Славика!  С перекошенным  от злобы лицом он стоял выглядывая сквозь решётку ограды перрона. Так же,  как «погранцы» помогли  нашей встрече с Нинуш, он организовывал мою встречу с  кавказцами. Сорвалось, однако,  у него!  «Погранцы» обыграли его «вчистую»!
СПАСИБО ВАМ, ПОГРАНИЧНИКИ! СПАСИБО, ТОВАРИЩ ГЕНЕРАЛ!
ПОСТСКРИПТУМ:
Поезд  шёл уже вторые сутки и всё по  Казахстану. Ко мне в купе подсела молодая пара русских,  без детей. На остановке муж вышел на перрон и вернулся с огромной  казахской дыней, которые сейчас называют «торпеда». Только он занёс её в  наше купе, её запах  заполнил всё купе, а мой  голодный рот заполнила слюна. Когда   этот мужичок полосонул дыню ножом, я чуть вообще не захлебнулся слюной. Мужчина  пригласил меня к столу, но я вежливо отказался. Я сказал, что ещё полежу и в ресторан пойду.
Он протянул мне кусок дыни на  вторую полку, где я лежал уже при них полдня, тарахтя кишками,  и я от дыни не отказался.  Я захлёбываясь съел этот кусок и,  покосившись вниз, съел и корку. Мужик вспомнил всё-таки про неё и говорит:
- Давай я выброшу корку с нашими!
Я спохватился и говорю:
-А я её в окно…- а окно-то закрыто.
Мужик посмотрел на меня, на жену и говорит:
-Дай мне кошелёк, мы сходим с парнем,  чуток посидим! А тебе я чего-нибудь вкусненького притащу! Вставай, друг! Пошли! Нечего скромничать. Давай, давай!
Вот с ними я и доехал до Саратова И,  ещё мне в Саратове три рубля дали на дорогу, хотя я отказывался. Спасибо добрым людям, которые всегда есть на свете и сам стараюсь быть таким. Хотя чаще у меня получается по той пословице: «Без куска хлеба врага не наживёшь!» Но это на их совести.
С Нинуш, моей милой Лакшми, у нас встреча не состоялась, так как я всё-таки летал на  реактивных Л-29 в Средней Ахтубе, а потом на «Мигах»  в Грозном. Расстояние в четверо суток всё же непосильно . А самолёт… надо же знать куда и для чего летишь! У каждого своя судьба! Свои неотложные проблемы! Я почти уверен, что она сдастся перед уговорами своего «бывшего», тем более, что он согласен на её условия, а пацану нужен отец. Желаю ей счастья! Я уже привык, что мои подруги после общения со мной находят хороших мужчин с моей лёгкой руки!
  Двумя годами позже, летая в Грозном на Миг-17, я дружил с чеченской девушкой, которую по-русски звали Ася. Однажды она неожиданно уехала и её родственники мне не сказали - куда. Я догадался сам. Она мне мельком рассказывала о том, что у них в столице Казахстана - Алма-Ате остались родственники, которые занимаются танцами или даже преподают танцы. И она мечтала к ним уехать. Я думал, что так и случилось. Даже думал о том, что она может там встретиться с моей Лакшми-Нинуш. Так и случилось. В последний день моего пребывания в Грозненском УАЦ, я неожиданно получил письмо из Алма-Аты. Оно было от Нинуш! Адрес ГУАЦ дала ей Ася, с которой они всё таки встретились на почве танцев. Письмо было наполнено любовью и нежностью, но без обратного адреса. Как я и предполагал, она сошлась с бывшим мужем ради ребёнка. Наверное,  её муж сделал полезные выводы из разлуки. Дай Бог настоящего женского счастья Нинуш и девичьего - Асе.

6.
Эпилог:
Я не могу с тобой рядом идти!
Просто с тобою нам не по пути!
Мой путь на север, а твой путь на юг…
Так для чего же мы встретились вдруг?

Нынче  друг другу мы очень нужны!
Мы друг для друга сегодня важны!
Буду светить тебе дальше в пути.
Ты, дорогая, мне тоже свети!

Может чека потерялась в дороге,
Может  устали в пути наши ноги,
Но мы разбили уютный шатёр
И разожгли возле входа костёр!

Губ наших нежные прикосновенья!
Наших объятий живые мгновенья!
В памяти нашей застынут навек
И не размоет их времени бег!

Как  был уютен случайный шатёр!
Как полыхал среди ночи костёр!
Угли костра пусть подольше горят,
В жизни обоим давая заряд!

Встреча для нас была очень важна!
Да! Она очень была нам нужна!
Скажете: Это была не любовь?
Вспомню: в виски мне бросается кровь!
Алма-Ата 1967 год.
Л.КРУПАТИН, МОСКВА, 2009 г.
После возвращения расцеловавшись со своими домашними: сестрёнкой Нинкой, мамой и бабушкой, я помылся,  переоделся и побежал на работу, так как время было рабочее. Мне очень не терпелось увидеть Лидочку.
  Войдя в отдел, я услышал всеобщий возглас удивления, но подавая руку шефу я смотрел на место Лидочки, а на её месте сидел Пётр Петрович, глупо скалясь,в идиотской улыбке.
-Ну, вы в гости или на работу, спросил шеф. А то у нас тут перестановки и собираемся новых принимать. Лидия Николаевна уволилась, и мы перевели на её место Петра Петровича, а вас можем принять с повышением на должность старшего техника. – говорил шеф с интересом заглядывая мне в глаза и чувствуя, что сообщил мне новость чрезвычайную и неприятную. До меня дошло только одно: «Уволилась!»
-Почему уволилась? - растерянно спросил я.
-Ну, там у неё дела семейные… - помявшись,  ответил шеф,- Муж к ней приехал и, кажется,  она с сыном к нему поехала. Ну, так вы как? Придёте на работу?
   Я не знал, что ответить. У меня пол под ногами шатался и шеф, кажется, это понял, хотя видно было, что он не ожидал такой реакции. Он сказал:
-Я понял, что вам нужно подумать! До понедельника я вас жду, а потом буду принимать других.
-Спасибо! – сказал я и, медленно повернувшись,  вышел, провожаемый взглядами притихших работников отдела и даже не улыбающегося Петра Петровича.

7.
ПОТЕРЯЛ, ЧТО НЕ ИМЕЛ!
ЭПИЛОГ:  «Конец колготок!»
   Я всё-таки устроился на работу в ВОЛГОГИПРОВОДХОЗ с повышением на старшего техника. Отработал я до марта месяца и принёс повестку военкомата на увольнение. Я уходил летать на Л-29 - красивых реактивных птичках, на которые мы учлись всю зиму теоретически в Обкоме ДОСААФ. Я собирал прощальный вечер в нашем отделе после окончания рабочего дня. Только мы сели за стол, как открылась дверь и зашла... Мадемуазель-Лидочка. Для меня это был шок! Хотя для всех это было просто неожиданностью. В этот вечер она танцевала только один раз с шефом, а весь вечер танцевала со мной. Она рассказала, что живёт с мужем в городе Гурьеве, где он летает. Она работает на старой работе. Женька ходит там в школу, но их там  всё не устраивает и будут переезжать в Волгоград на следующее лето .С мужем семейно она не живёт, а снимает квартиру у знакомых, которые в отъезде. Она не может простить мужу измену и не может находиться в квартире, где он был с чужой женщиной. Когда переедут в Волгоград, то может быть станут жить семейно. Женька сказал, что будет лётчиком, но не как папа, а будет летать на большом самолёте и мама будет на его самолёте самой главной стюардессой! Ещё она по секрету сказала, что о моём прощальном вечере ей сообщил шеф, которому она позвонила, чтобы  поздороваться,  по приезду в Волгоград.
После окончания вечера я поехал её провожать к её родителям, так как квартиру она сдала квартирантам. По пути в трамвае я её обнял слишком нежно,  и она сказала, что мы выйдем с нею на следующей остановке. В гостинице для спортсменов работает её тётя и она спросит у неё, не найдётся ли для нас свободного номера. Лидочка  сказала: "Я объясню тёте, что нам надо хорошо попрощаться! Она поймёт и не откажет, тем более, что сама не замужняя!" Я был счастлив и весь был в надежде. Тётя, сочная, симпатичная женщина средних лет, встретила нас приветливо. На просьбу Лидочки она с ухмылкой, на неё и на меня покосившись, дала ключ от номера. Я попросил Лидочку посидеть, подождать, а сам пошёл в магазин за шампанским и кондитерскими закусками. Вернувшись, вручил тёте хорошую коробку конфет, пригласил к нам на шампанское, но она отказалась. Только зашли мы в номер, как сразу же забыли про шампанское и встретились  мы,  как будто первый раз. Опомнились мы лишь,  когда с треском подломилась ножка деревянной кровати и мы с грохотом оказались на полу. Тётя грозно стучала в дверь, пока мы одевались. Она всё поняла ещё за дверью и сокрушённо сказала:
- Мне тут райкомовские сволочи все ножки у кроватей переломали со своими комсомолками. Ну, так они же групповуху тут устраивают, а вы вдвоём сломали!
Увидев на столе не тронутую нами бутылку и закуску, она со вздохом сказала: - Да! Видно, у вас не просто прощанье! Тогда понять можно...
Обратившись ко мне, она сказала:
- У соседнего дома лежат сложенные силикатные кирпичи. Принеси пару кирпичей! Подложите под кровать вместо ножки! Хотя неси четыре, про запас! Ты парень крепкий! А у  меня радикулит... не могу больше таскать такие тяжести! Вернёшься и я выпью с вами. Уже поздно - начальства не будет. А вы, если продолжать будете, то матрас положите на пол. Уж больно вы горячие ребята!
Ночь у нас была сказочной, но больше мы с Лидочкой не встречались...
ПОСТСКРИПТУМ: Лидочкина тётя утром, выпроваживая нас из гостиницы в полшестого утра, когда мы вышли из полутёмного коридора на свет вестибюля, посмотрела на нас и сокрушённо покачала головой:
-Да вас же без  ветра шатает! Вы же друг друга скушали!.. В трамвае не садитесь! Уснёте сразу!
-Ох, какой опыт у тёти!- подумал я, - Но она права!
  Выходя в дверь последним, я оглянулся на тётю, и поймав её игривый взгляд, многозначительно подмигнул. На что тётя, ухмыльнувшись и зардевшись... кивнула!
   Когда мы шли на трамвай, Лидочка прижалась к моему плечу щекой и прошептала: "Как у меня там всё боли-и-ит, но приятно!.." Я последний раз засосал её распухшие за ночь, и без того сочные губы, но не сказал, что у меня тоже болит.., но как на душе приятно!

  Проводив Лидочку домой, я набрался сил и вернулся в общежитие к тёте. Она меня встретила удивлённо, но доброжелательно. Я спросил у неё, нельзя ли часок поспать в той комнате, а потом проводить её домой со смены. Тётя опять зарумянилась, посмотрела на меня блеснувшим взглядом и молча взяв ключ от комнаты, пошла открывать. После античного, классического тела Лидочки с её умопомрачительными формами, пышное тело тёти и её хищный жадный жар зрелой женщины, меня тоже доводили до умопомрачения. Я к ней ходил чуть ли ни каждый день до самого отъезда и тётя ни разу не вспомнила про радикулит. И там, так же как у Лидочки, меня встретила  моя бывшая блудная подруга Людмила... У неё лицо вспыхнуло возмущением и чуть слёзы из глаз не брызнули, когда она поняла, что я даже у их тёти "погрелся". Но я достойно отплатил Людмиле за измену. Хотя это не было моей целью. Расставание с Лидочкой было для меня нелёгким, но тётя его смягчила… Так же, как Лидочка смягчила мне боль расставания с Нинуш-Лакшми.
Л.КРУПАТИН, МОСКВА, октябрь 2011 г.

ПОСТСКРИПТУМ: Всё-таки решился я летать на Л-29 реактивных учебных истребителях, поддавшись на уговоры моего друга Вити Шейкина, который прошёл за меня электрокардиограмму сердца по месту жительства. Вообще-то, уезжая из Алма-Аты я втайне на это надеялся... Была у меня тайная мысль: А вдруг, мой организм с моими особенностями более приспособлен для космоса, чем у людей с нормальными данными. Испытаю осторожно себя. И достал я книгу: «Авиационная медицина» - и стал изучать этот толстый «кирпич».

КОНДРАТ "ПОПАЛ"! -юмореска с продолжением "КОНДРАТ ОПЯТЬ ПОПАЛ!"

        Мы учились летать на  реактивных истребителях по системе ДОСААФ(Добровольное общество содействия Армии, Авиации и Флоту). Зимой мы учились в городе, а ранней весной нас выводили   в лагеря на полёты. Был среди нас курсант Кондратьев- «хохмач» по жизни, но всё это он делал не специально- так получалось.
        Теорию полётов и эксплуатацию самолётов  Л – 29 (реактивные Чехословацкого производства типа  «Дельфин») мы проходили зимой в городе, а там у нас в лагерях техники наших самолётов жили  и работали, проводя регламентные работы  на наших самолётах  по графику. В помощь им наше командование отправляло по одному курсанту на одну неделю не больше,  чтобы не отставали от  напряжённой  учебной программы. Пришла очередь ехать в лагерь и нашему Кондрату.
        Жили техники в «финских» домиках, а работали в ТЭЧ (технико-эксплуатационная  часть)- это  очень  большая утеплённая палатка  со стёклами из оргстекла. В неё закатывали сразу два самолёта,  расстыковывали  и производили ревизию оборудования. Самолёты были с конвейера- новьё. Качество и оформление вызвали восторг  и не только у курсантов. Не верилось, что нам придётся на них летать. Палатку эту тоже, как приложение    прислали «чехословаки». Однако они не додумались прислать нам в приложение и туалет – приходилось пользоваться русским, деревянным в котором кто-то для «прикола» прибил  гвоздём  в правом верхнем углу позади «очка» на цепочке  ручку от унитаза. Однако в эту снежную зиму и в этот туалет «типа сортир»  доступа не было. Сугробы были в рост человека. Туалетом пользовались в основном в жилой части лагеря, но если сильно «приспичит», то втихаря за углом технарской бендежки  «по-малому» «сверлили дырки в сугробах».  Кондрату сразу вручили лопату с заданием прокопать дорожку к деревянному туалету,  который находился метров за пятьдесят от  ТЭЧ и бендежки техников, так сказать- конторки, отапливаемой  самодельной  эл.плиткой.  Кондрат умудрился набить кровавые мозоли прокопав  пять метров в сугробе и его отправили в медсанчасть. После этого его и на работе-то можно было применять ограниченно.
Техники работали в тёплых комбинезонах с меховым воротником. Очень удобные для работы комбинезоны были очень не удобны в случае «большой нужды». Нужно было расстегнуть молнию от бороды до пояса, снять с себя комбинезон до колен  и приседая постараться достать из-под себя воротник, чтобы не наложить в него свои «гостинцы». Такой же комбинезон  был выдан и Кондрату.
Однажды сидят техники в бендежке- у каждого маленький столик, чтобы заполнять журнал о проведённых работах. Кондрат сидит в отсутствие инженера эскадрильи за его столом, читает с умным видом журнал «Наука и жизнь» и страдает от отсутствия возможности  общения, т.к. болтун он был отменный, как впрочем и юморист. Но техники болтать разрешали не часто, т.к. заполнение журнала была работа не менее ответственная, чем на самолёте. В прямом смысле – можно было ответить головой.
Почитал Кондрат журнал и почувствовал приближающуюся потребность серьёзно отвлечься в туалет с   частичным раздеванием. Посидел он повздыхал, оторвал кусок газеты и пошёл из бендежки за её дальний угол «раздеваться». Сделал Кондрат все дела, встал заправил одежду в комбинезон стал натягивать сам комбинезон на себя и кинул взгляд на место в снегу, где должен быть предмет его «творчества»….. Ужас! Там было пусто,  чисто! Чуть в стронке использованные бумажки лежат  подтверждая, что всё состоялось… а того самого не было! Кондрату жарко стало! Значит в воротник наложил. Осторожно спустил комбинезон, ощупывая воротник и спину… Но ничего не обнаружил. Постоял в растерянности, подумал… и вдруг его осенило! Неужели  провалилось за пояс, ниже, в штаны…. Поискал… Ни- че-го ! Оделся, постоял, потоптался на месте, посмотрел по сторонам. Собак не было – украсть было некому. Нонсенс! Чудо! Очевидное – невероятное!
Пришёл Кондрат в бендежку, сел на старое место, открыл журнал, судорожно вздохнул… Техники сидели на своих местах, так же заполняли свои журналы. Общаться по этому поводу невозможно, т.к. в неположенном месте это дело делал. Сидит  Кондрат,  вздыхает…
Один техник отвлёкся от своего журнала, нагнулся и осматривая свою обувь говорит:
-Что-то у нас запах какой-то, будто кто в штаны наложил! Ноги вроде чистые, на  «мину» не наступал… А ты посмотри…? -говорит он обращаясь к соседу. Тот тоже осмотрел обувь, говорит:
-Да нет! Я и не выходил никуда…
Кондрат молча встал и пошёл из бендежки на улицу. Зашёл за угол, с большой надеждой посмотрел на злополучное место, но там были только  мятые бумажки. Начал опять торопливо раздеваться, ощупывая комбинезон не только внутри, но и снаружи. Опять в штаны лазил…
Ну, нет ничего! Ну, что это? С ума сойти можно! Стоит Кондрат со спущенным до колен комбинезоном и вдруг слышит за бендежкой,  за углом сдерживаемый хохот. Кондрат выглянул из-за угла: видит – два техника корчатся от смеха, держась за животы. Кондрат вышел из-за угла, держа в руках спущенный комбинезон, с ужасом, вопросом и надеждой глядя на смеющихся. Открылась дверь бендежки, из неё вышли остальные техники и начали закатываться от хохота видя ситуацию. Кондрат взмолился:
-Мужики! Я щас с ума сойду! Скажите, где?
-Вон! Смотри! На пожарной лопате, что в сугробе лежит- продолжая надрываться от хохота,  сказал один из них. Кондрат всё  понял - пока он пристраивался за углом, а техники из под бендежки, стоящей на стойках над землёй подставили под него лопату, а когда он закончил, они убрали её в сугроб. Потом в бендежке, договорившись разыграли спектакль насчёт запаха.
Кондрат взмолился: Мужики! Я всё уберу, я больше не буду, только не рассказывайте никому…
-Ладно! - сказали ему, - Но чтобы больше этого не было. Ведь весной всё это растает и будем как в туалете сидеть от ароматов.
Не знаю, сдержали ли слово  «мужики», но нам Кондрат сам рассказал однажды, не удержавшись, потому что сам был болтун  и юморист. За  то,  и вспоминаем его с благодарностью!

(продолжение «КОНДРАТ ОПЯТЬ "ПОПАЛ"!»)

          Кондрат шёл от палатки ТЭЧ к «бендежке» техников эскадрильи. Расстояние было метров пятьдесят. Настроение было радостное – сегодня конец недели его пребывания на аэродроме. Вечером со всеми техниками на автобусе обкома ДОСААФ – домой.
        Издали Кондрат заметил, как из «бендежки кто-то   в технарском комбинезоне вышел и пошёл за угол бендежки – ясно, что «по нужде». Ведь Кондрат так и не прокопал дорожку в сугробе к  деревянному туалету. Кондрат уже подошёл к «бендежке» и,  прежде чем зайти в неё, чисто из принципа, нагнулся и посмотрел из под «бендежки», стоящей на тридцатисантиметровых подставках. Так на всякий случай, мол «нужда» разная бывает, а то ведь с ним-то вон как поступили, а сами как? И вдруг он видит, что сапоги того, кто стоит за «бендежкой» развёрнуты каблуками назад… Ага! Значит – раздевается для «большой нужды», поскольку тёплый комбинезон дурацкого покроя надо снять предварительно с себя ниже пояса. Кондрат снял с пожарного щита совковую лопату, лёг на живот на снег, просунул лопату под  «бендежкой» на ту сторону и увидел, что успел вовремя… Когда понял, что «процесс» окончен, затащил лопату под «бендежку», встал, отряхнул с пуза снег быстро зашёл в «бендежку» и сел за свободный стол инженера эскадрильи, который за  прошедшую неделю уже считал своим, так как инженера почти никогда не было на месте. Только он открыл журнал, входная дверь открывается и входит инженер. Кондрат вскочил с его места, но тот почему-то смотрел на пол.
-А кто-же это у нас ноги не обметает, снег таскает протекторами в помещение? - спросил инженер. Трое сидевших за столами техников молча посмотрели на Кондрата. Кондрат смущённо посмотрел на пол – да он поторопился. На полу лежали даже куски снега,  и он замямлил:
-Виноват, Иван Афанасьевич, я сейчас уберу…
-Ну, во- первых, обращайтесь по Уставу, а во-вторых, вам я продлю стажировку по изучению «Матчасти»(материальной части самолёта) ещё на неделю, потому что вы задание не выполнили.
Кондрат оторопел:
-Какое задание, товарищ подполковник? Я  уже отчёт составил!
-Вы не освоили такую операцию, как боевое применение пожарной лопаты. Дорожку к туалету вы так и не прокопали. Мозоли ваши теперь зажили и с понедельника начнёте. А к стати, что-то я на пожарном щите совковую лопату не вижу. Вы, товарищ курсант не знаете где она? - спросил инженер, глядя на Кондрата с издёвочкой.
-Знаю, -опустив глаза сказал Кондрат, -Товарищ подполковник, я сегодня до конца дня прокопаю дорожку.  Можно не продлевать стажировку?
-Зависит от ваших способностей, - сказал инженер, - пойдите на склад, скажите пусть выдадут вам  тёплые, а не брезентовые рукавицы, запишут на меня. Выполняйте!
-Есть! - Кондрат бегом помчался на склад.
Кондрат задание выполнил  к отъезду автобуса. Без обеда…

Л.КРУПАТИН, ВОЛГОГРАД – МОСКВА , 1967-2009 г.

10.
ИНСТРУКТОР-ЛЁТЧИК БЭН!

На втором году обучения мы после наших замечательных «яшек», т.е. ЯК-18-У (винтомоторных),  которых незаслуженно и дико «казнили»(читайте «Казнь самолётов!»), мы  учились летать на реактивных самолётах Л-29 чехословацкого производства. Это был 1968 год.
У меня был инструктор – рубаха парень, «свой в доску». Сокращённо по аббревиатуре его ф.и.о. он  разрешил называть его просто «БЭН».  Дисциплина у нас была «железная», но допускал он с нами даже выпивать после лётного дня, но не перед  лётным. Хотя сам он «допускал» и перед   лётным, а на предполётном медосмотре он подмигивал нашей фельдшерице и оставлял шоколадку, чтобы не мерить давление. Иногда он даже оказывался похмелённым, но делал вид, что ему всё можно, потому что он ас,  и  в  пилотажных зонах он любил отклониться от программы и по-хулиганить, требуя от нас повторить то, что сделал он, но запрещал это делать в самостоятельных зонах, пугая «шпионом» - бароспидографом, регистрирующим наши действия в полёте.. Должен признаться, что где-то было сознание, что так не должно быть, но нравилось, если честно…
Я очень сильно колебался – признаться ему или нет, что я фактически не имею права летать, так как за меня прошёл эл.кардиограмму сердца по месту жительства Витя Шейкин - мой друг из нашего экипажа, с которым летали второй год.  Ведь при первой попытке меня врачи «огорошили», сказали, что я не годен.  Я с расстройства в военкомате  капитану по месту приписки признался в своём горе, а он меня уговорил съездить  и  попытаться поступить в  Пограничное училище КГБ в Алма-Ате(тогда столице Казахстана), где я полтора месяца пел: «А нам чекистам привольно под небом чистым!», ну и ещё кое чем занимался…(читайте рассказ:»Землетрясение!») Несмотря на то, что я получил  там на экзамене двойку по математике, меня всё же генерал хотел оставить кандидатом с правом пересдачи экзамена в декабре месяце, но я отказался, тая надежду, что ещё удастся полетать на красавцах – реактивных «Элках». И вот мечта сбылась… Я летаю! Но душа у меня неспокойна. Я достал книжку: «Авиационная медицина»,  изучил её досконально  и узнал из неё, что при гипоксии миокарда, которую у меня обнаружила электрокардиограмма, у меня должны раньше,  чем у здоровых людей  наступать  симптомы кислородного голодания.  У  здоровых людей на высоте  5000 м. они появляются через десять минут полёта без помощи  кислородной маски, а на 7000 м. через пять минут, а именно: желание вздохнуть поглубже, зевнуть почаще, рассеянность внимания, вялость, сонливость. Мне нужно было это испытать на себе для уверенности, но на высоту 5000 метров «Элка» будет забираться, в виду слабости двигателя минут 20, а мне на пилотажную зону даётся всего 30 минут со взлётом посадкой и за спиной у меня находится «шпион», так называемый «чёрный ящик»-бароспидограф, который фиксирует всё, что я делал. Поэтому дожидаться самостоятельного вылета, чтобы проэкспериментировать, не было смысла. Надо было признаваться Бэну и просить проэкспериментировать  с его участием.
Я ему рассказал, как-то за выпивкой о своей беде, а он,  не поднимая головы, продолжая закусывать сказал:
-А я знаю. Потому что у тебя  с похмелья не повышается давление до опасного уровня. Это противоестественно. Я в медицине кое что соображаю. Я же несколько лет работал на скорой помощи шофёром и проявлял любознательность, потому что меня это лично тоже касается, так  как иногда «употребляю», а врачи сказали бы с приставкой «зло», но это не так! Я себя знаю лучше чем они! Ну, что?  Давай проверим тебя на  «вшивость».
На высоте шесть тысяч метров в разгерметизированной кабине нашей «Элки» за десть минут я не почувствовал никаких симптомов. Бен остался доволен, хотя сказал, что раз на раз не приходится и у человека бывает разное состояние организма. Однажды мы с похмелья повторили такое испытание, но всё было нормально. Он делал на пилотаже перегрузку до 10 крат. В глазах конечно у меня было беспросветно темно, но чувствовал я себя сносно. Была какая-то тупая неясная боль  в мозгах, и беспокойство, похожее на какой-то неосознанный страх. Но это от того, что  я был в чужих руках, то есть пилотировал Бэн. Когда я тоже повторял сам, то этого беспокойства у меня не было. Но вот когда мы стали летать по маршруту на небольшой высоте  по одному часу и двадцать минут,  и без подсоса кислорода,  то сонливость у меня была такая, что, откажи у самолёта двигатель, то я бы наверное и запускать его не стал бы в виду полного безразличия. Но это, конечно, так казалось в том состоянии, но если бы случилось, то от испуга сон в один миг улетел бы прочь. Я Бену признался и он сказал, что мне в «бомбёры» никак нельзя, надо пробиваться только в истребители, потому что пилот- истребитель постоянно в нервной нагрузке. Но он сказал, что  больше за меня не беспокоится, выпуская в самостоятельные пилотажные зоны.
Как-то раз утром перед полётами, когда мы ещё не были выпущены в самостоятельные полёты, Бэн признался:
-Я сегодня тяжёленький! Вы меня покатаете! Кто не уверен в себе-выйти из строя!
Никто не вышел. Мы с ним полетели в контрольную зону – пилотажную зону № 5. Главный её ориентир – центральная усадьба колхоза 2-й Пятилетки. В  центре села пруд, почему-то в форме буквы «Т». Взлетел я нормально, а Бэн сказал:
-Перед посадкой разбудишь!
Задание я знал, всё выполнил. Я видел в зеркало заднего вида, что Бэн спит. Я решил (чёрт наверно меня дёрнул), мол я тебя сейчас разбужу! Решил я сделать переворот и вывод из переворота над прудом, где купались сельские ребятишки. Жаль, если кто-то не знает эту фигуру: в перевёрнутом  положении я ввожу самолёт в пикирование, продолжая выводить в горизонтальное положение, выбирая ручку управления на себя. Я перевернул самолёт, хотя высота у меня была уже  меньше тысячи, пошёл в пикирование, выбирая ручку на себя… пруд стремительно увеличивался в размерах и я потянул ручку сильнее…(Л-29 не терпит насилия! Происходит срыв потока и он резко вырывает ручку управления из рук неумелого пилота)…рывок! И самолёт выворачивается в непонятное положение – крылом вперёд. Я  ловлю ручку, выравниваю самолёт, собираюсь опять тянуть на себя, но слышу голос Бэна и чувствую, что управление в его руке:
-Не ссы в духовку, не порть сухари! Пусть падает! – и отдал ручку от себя. Мимо за бортом промелькнули вершины пирамидальных тополей на берегу пруда,  и мы плавно пошли в набор. Если бы я был без шлемофона, наверно у меня волосы на голове стояли бы как  те тополя на берегу пруда.
Когда мы уже немного набрали высоту, я почувствовал, что сердце у меня бьётся где-то в горле! И тут я услышал запрос РП(руководителя полётов):
-Сто шестьдесят четвёртый! Где ты? Я тебя не вижу!
Я нажал кнопку, хотел ответить, но услышал голос  Бэна:
-Иван Андреич! Сними заглушки с окуляров!
-А, Бэн! Это ты? Давай, заходи! Время вышло!
-Понял выполняю!
На другой день на разборе полётов  в эскадрильи спецы доложили, что один «шпион» показал на нашем самолёте высоту – 0. В это время самолёт находился в пилотажной зоне №5 под управлением – моим. Бэн сказал:
-Если там пруд в форме буквы «Т», значит мы посадку совершали? Приборы  ваши выкинуть надо!
-Приборы новые! Вместе с самолётами пришли!
-Значит вас выкинуть надо! Логично?
На том инцидент был исчерпан. Но мне показалось, что Бэн в тот день не был пьян. Он испытывал нас на самостоятельность, как он говорил на «вшивость». Мой случай и ситуации других курсантов нашего экипажа мы разобрали несколько раз  досконально. Кстати, я думаю, что испытание нас началось ещё тогда, когда он сказал: Кто не уверен, выйти из строя!   
Однажды ко мне приехал в гости из Волгограда из моей общаги пацан, лет семнадцати, который попал в общежитие после детдома, хотя ему должны были предоставить квартиру, но сказали подождать и ждал он уже полтора года. Звать его было Павел или просто Пашка. Поскольку мы жили тогда в палаточном городке, то места ему в палатке хватило. Ему было интересно  посмотреть на самолёты вблизи, но ещё была дурная мечта – слетать со мной. Пашка приехал естественно с гостинцами и с бутылкой, а я пригласил Бена. Гостинцы были душевные: банка чёрной  браконьерской икры осетровых пород, вяленый лещ, банка солёных с укропом и чесноком опят. Посидели вечером, выпили и я Бену изложил Пашкину мечту слетать со мной. Бен сказал, что,  если он очень хочет слетать, то это возможно, но не со мной, а с ним и вместо меня. То есть я должен был пожертвовать своим полётом . И ещё два условия: с Пашки причитается бутылка коньяка, а с меня, если  Пашка наблюёт в кабине, убрать и поодеколонить. Я Пашке перед полётом запретил есть даже ужин, не то,  чтобы завтрак. Наш экипаж утром ушёл с предполётной из нашей методической беседки без меня, а в моём комбинезоне в строю, не в ногу пошёл Пашка. Слетал он с Бэном нормально, драил самолёт после полёта , отмывая прилипших букашек на рёбрах атаки  и переодевшись сразу помчался в посёлок в магазин притащив две бутылки коньяка и две бутылки водки. Пока мы обедали, он уже сидел в палатке,  с нетерпением  дожидаясь возможности рассказать мне свои впечатления. Выслушать я его смог, но возлияния мы отложили на после отбоя, потому что рисковать при начальстве было равно самоубийству. Если курсанта отчисляли  с лётной службы, то отправляли в солдаты,  на два года без зачёта того срока который отлетал. А к этому времени мы уже отучились и отлетали больше двух лет. Договорились с Бэном  встретиться после отбоя в столовой. Старший повар был свой «алкаш» проживавший в общежитии с инструкторами, а  две его помощницы проживали в посёлке и уходили домой сразу после ужина, помыв посуду.   
      Я сходил после ужина к повару, его звать было Гриша, предупредил, что мы придём в гости после отбоя. Он сказал, что всегда рад .
После отбоя мы с Пашкой пришли в столовую через дверь кухни, обойдя здание столовой с тыльной  тёмной стороны. Выяснилось, что в общем-то закусывать нечем, так как повар Гриша не собирается жарить для нас котлеты. Есть остатки гарнира из пшённой каши, потому что это был самый  не любимый гарнир и его плохо ели и были ещё солёные бочковые помидоры. Дело в том, что Пашка перестарался со спиртным и не оставил денег на закуску, а я не догадался спросить сколько у него денег, когда он отправлялся в  продмаг. Вот в такой растерянности и застал нас Бэн. Он спросил у повара, почему он не хочет для нас поджарить котлеты если есть в холодильнике фарш, а он объяснил, что по лагерю пойдёт запах и на запах придут инструктора просить котлетку «в долг», но утром они забывают, что свою долю съели.
-Я к тебе приходил когда-нибудь за котлеткой? - спросил у него Бэн угрожающе.
-Нет! Бэн, я не говорю что ты… - но Бэн перебил его.
-Я тебе не «ты» и не Бэн! Это вот ему я Бэн! -хлопнул он меня по плечу, - А тебе, кухонный таракан, я Эдуард Николаевич! Быстро иди в свою нору и тащи из под кровати шоколад, сгущ и тушёнку! Иначе я сам пойду тебя раскулачивать! Понял?
-Понял! - сказал он ,  и его как ветром сдуло.
Его не было две минуты и он вернулся с плиткой шоколада, банкой тушёнки и банкой сгущёнки.
Бэн спиртным распорядился так:
-Это нам с тобой на сегодня!- сказал он ставя передо мной бутылку коньяка, - А это нам с тобой на завтра!-  сказал он пряча вторую бутылку коньяка в карман кожанки.
- Это вам на сегодня! - сказал он, ставя перед Пашкой и поваром бутылку водки, - А это тебе на завтра и спрячь её подальше! - сказал он подавая вторую бутылку водки повару. Мы с Фантомасом будем закусывать шоколадом, а вы тушёнкой с кашей. Разогрей! - приказал Бэн повару.
Пока повар разогревал тушёнку, Бэн откупорил бутылку коньяка,  налил  мне и ему по пятьдесят грамм  в гранёные стаканы, развернул шоколадку и поднял стакан, обращаясь ко мне:
-Давай! За  успешный полёт Пашки и за то, что тебе не пришлось мыть кабину самолёта! - и стукнулся со мной. Мы выпили,  а  Пашка, покраснев стал оправдываться:
-Да я вообще никогда не травил! Это вообще не про меня, зря вы мне голодовку устроили! Даже и желания такого у меня не было! Я был готов вообще с открытой кабиной лететь, если бы не скорость!
Между тем вкусно запахло разогретой тушёнкой и я пожалел, что Бэн ограничил моё меню шоколадкой, но когда повар принёс и поставил на стол пятилитровую кастрюлю чуть не полную  пшённой каши и там чуть просматривалась тушёнка, я не пожалел, а Бэн взорвался:
-Ну, ты и осёл! Зачем ты замешал банку тушёнки на пятилитровую кастрюлю каши? Ты мог сделать культурно по тарелочкам с гарниром? Кому надо сам положит каши сколько надо!
Пашка перебил, хватая ложку и придвигаясь к кастрюле:
-Да, ничего, пойдёт! Я со вчерашнего голодный!
-Ну, вот! - успокоился повар, - Просить будете – не дадим!
Пашка после первой стопки, вернее стакана, закусив, забыв  про кашу,  опять начал рассказывать,  как он летал, а повар обмяк, посерел и опустился на табуретку.
-Я вас кормлю! Каждый день изобретаю, чтобы вы голодными не были, а вы меня ни разу не прокатили на самолёте! - убитым голосом промолвил он.
-Ты охренел! - сказал Бэн, - Он за курсанта сошёл,  и никто не заметил в толпе! А твою рожу за сто метров каждый рассмотрит! И потом пойми ты! Это же пацан! Ты вспомни себя, когда ты пацаном был! Как всё хотелось попробовать! А у тебя у самого, наверное,  уже такие пацаны!
Бэн налил нам ещё коньяк и продолжил:
-Я пацаном в деревне жил среди казаков! Дед у меня конюхом был, а бородища у него белая по пояс. А я пионером был с красным галстуком бегал. Пристебался  я к деду с вопросом:
-Деда? А,  деда? Откуда жеребята получаются?
Дед отмахивался,  отмахивался от меня, но однажды говорит:
-Ладно! Приходи завтра после уроков, посмотришь откуда жеребята получаются.
Прибегаю после уроков на конюшню, а там процесс уже начинается. Я-то прибежал конечно не один, а с друзьями. Дед нас «кышнул» за городьбу,  и мы оттуда наблюдаем.
В станке для ковки стоит старая племенная кобыла донской породы. Выводят молодого жеребца племенного, тоже «дончака»-красавца! Выводят молодую кобылицу, на которую он в табуне всё зарится. Попускают его к ней, он её как девку- и в губы целует и  за ушком полижет, а естество у него под животом…Ух! Аж смотреть страшно! И тут эту молодку сразу оттаскивают в сторону и прячут в конюшню, а его силком затаскивают на старую племенную кобылу, которая в станке пристёгнутая. Дед его за уздечку тащит, два мужика  в задницу его толкают, но с опаской, чтобы не лягнул, потому что он голову воротит в ту сторону,  куда молодку утащили, аж глаза кровью налились! Но вот уж вроде бы он на этой старушке, но предмет-то у него уже начал силу терять от разочарования и не попадает кобыле куда положено. Дед-то уздечку держит, а сам  плечом этот предмет приподнимает к цели… и вот жеребец попал, но и конец дедовой бороды туда же попал! Как пошёл жеребец в экстазе туда, сюда! Туда, сюда! И дед мой тоже носом туда клюёт! Мы как заржём , как молодые жеребята! Но,  вдруг,  смотрим из того  места,  куда дед клевал носом, вдруг пена пошла и дед мой захлёбывается. Мужики оттащили его… ох он и отплёвывался!
Вот так-то! Повар Гриша! Ради пацанов иногда и пострадать не грех! – под хохот заканчивал он рассказ.
-Я уже стал взрослым, летать начал! – продолжил Бэн,- Приезжаю в отпуск домой, выпьем с дедом по стопочке, а я  возьми да напомни ему:
-Деда? А ты помнишь, как мне показывал – откуда жеребята получаются?
- Тьфу! Нашёл чего вспоминать! Тьфу! - плюётся дед. Но уже нет его! Давайте помянем  деда моего Василия! Пьём,  не стукаясь!
Пашке очень хотелось опять про свои впечатления рассказать, но косясь на повара Гришу больше не осмеливался его расстраивать и уплетал  пшённую кашу с тушёнкой.
Повар Гриша наливал ему поровну с собой. Бэн сделал ему замечание, что мол пацан ещё несовершеннолетний. Но Пашка, заметно «закосевший» стал хвастаться как они в общаге «припивают» с  «зэками» и часто вспоминают про «Коммуниста».
-Жалко, что тебя,  Коммунист, нет! Бардак пошёл! Кольку Шило отправили назад в зону, Сороке срок добавили за то, что сожительнице рожу набил… В соседней комнате «блатняк» опять распоясался! А Коммуниста они боялись! Он не стучал на них, а по хитрому разбирался. С Эдиком ихнего шишкаря  Гнутого на его же пику подсадили и в тюрягу ему устроили возврат. Мне «зэка» сказали: Помни, что ты спишь за Коммуниста!
-Это кого ты Коммунистом называешь? Его что ли? – указал Бэн на меня, - У нас он - Фантомас!
Ты не позорь его таким  погонялой!
-Чо, не позорь! – не сдавался Пашка, - Его так братва назвала! Когда зэков первый раз отпустили на УДО(условно-досрочное освобождение) поселили в обычные общаги и определили   в каждую комнату по коммунисту для надзора и воспитания. На нашу комнату не хватило коммуниста и определили комсомольца Лёху, вот его Леонида. Зэки дали ему кликуху «Коммунист», но он заставил их зауважать себя. Вы знаете,  как его уважают! Он народный артист! У нас муму- ..мымы.. – мыму- риальная доска стоит на столе возле вахтёрши: «Здесь живёт народный артист Леонид Крупатин»! Эдик  Золотарь «сварганил» на титановой  плите, с завода вынес за пазухой, хотел повесить снаружи на стене у  входной двери, но комендантша не разрешила . И стоит эта доска на столе у вахтёрши! Коммунист и в театре выступал и у нас в общагах! А в кафе мы в прошлом году на пятидесятилетие революции…
-Хватит, Пашка! - сказал я, - Не трави душу! А то сейчас всё брошу и в общагу побегу… Ведь вы же меня припозорили! Я же не  народный артист, а артист народного театра! Звание Народный артист Правительством присваивается!
-А это мы тебе присвоили! Мы что тебе фуфло какое? - не сдавался Пашка.
Мне даже жарко стало от такой информации.
Бэн разлил по последней:
-Короче так! – сказал Бэн,- Хоть горшком назови, только в печь не сажай! Главное чтоб человек был хороший! За  Коммуниста, Народного артиста, Фантомаса  и не плохого истребителя Лёху!
-О-о-о! За это да-а-а! - пьяно протянул Пашка.
-И будет! Ясно? Всё на этом! Спать немедленно, на улицу не выходить! Я рад, что здесь все некурящие! В четыре утра подъём!
Выпили, бросили  в рот остатки шоколадки и пошли из кухни в разные стороны- Бэн открыто по тротуару, а я за задней стенкой столовой в лагерь.
Я умею вставать без будильника по личному заказу и встал в полчетвёртого, когда небо только светлело на востоке в сторону  ракетного полигона Капьяр. Прошёл открыто, потому что всё живое  в это время сладко спит.
 Воздух, не в пример городскому! Хоть ножом режь и  на хлеб намазывай! Запах степной, ни с чем не сравнимый! А ещё с полей запах,  отсыревшей от утреннего тумана  стерни,  скошенных полей! На душе так легко, хорошо… Сейчас сыграю подъём нашим собутыльникам и с Пашкой вместо опохмелки совершим пробежку. Он в кедах приехал, а я оделся с утра по спортивному. Захожу в открытую  наружную дверь кухни. Следующая дверь тоже открыта в комнату,  где оставались  Пашка и повар Гришка. Стоит вонь спиртного перегара. Темно, включаю свет… Что-то –невероятное… Я рассматриваю и ужас охватывает меня до самых… у меня всё сжалось внизу живота! Пашка лежал спиной ко мне на разделочном столе в позе эмбриона, а повар возле стола в такой же позе  тоже на боку лицом ко мне и лицо было окровавлено, а из его уха вспучившись вылезла какая-то желтоватая масса с прожилками, похожая на мозги и с кровавым ореолом!... Сзади меня послышался шорох и я, вздрогнув,  оглянулся… Это был Бэн. Он смотрел на всё это чёрными расширившимися от ужаса глазами…
-Ничего не понимаю… Мозги что ли? - сказал я непослушным языком.
-А я понимаю! – сказал глухо Бэн,- Нам, то есть  мне…- пи-сец!
Вдруг…страшный удар громкого металлического звона разорвал  мёртвую тишину! Меня чуть не парализовало! Я стремительно соображал - что это?! Мой взгляд упал на стоящую на полу у головы повара  двадцатилитровую алюминиевую кастрюлю. Я подбежал к ней, и увидел  на дне её  подпрыгивающий металлический будильник! Я схватил его, трясущимися руками, выключил… Стало немного легче… Но вдруг повар, похожий на труп, зашевелился и рукой с запёкшейся кровью пощупал ухо со вспученной массой похожей на мозги и застонав, эту массу отколупнул и бросил на пол. Мы с Бэном в ужасе переглянулись, а повар так же не открывая глаза, продолжая стонать стал выковыривать остатки этой массы из распухшего, похожего на вареник с вишней уха… И вдруг я понял! Я подбежал, схватил кусок этой массы  и,  раскрошив её в руке,  поднёс к Бэну:
-Бэн! Это каша! - воскликнул я в восторге!
-Ну! Бл… Блин! - облегчённо вздохнул Бэн, а я подбежал к краю стола, на котором лежал Пашка и взял с его края такую же засохшую массу:
-Видимо он упал со стола и разбил ухо об край кастрюли, которую сам поставил с будильником возле головы, что бы не проспать, а его потом Пашка облевал  со стола...
   Повар замычал, поднимаясь на одной руке, держась другой за разбитое ухо.
Бэн указал мне пальцем под стол, где стояли две пустые бутылки из под водки.
-Видишь? - спросил он, - И я бы облевал с такой закуски! Но так ему и надо! Кухонный таракан! Пацана спаивал! Так! Быстро поднимай Пашку и тащи на остановку автобуса! Чтоб он первым автобусом убрался к чёртовой матери! А это чмо! - он дал повару ногой под зад, - А ну, подъём!
На этом инцидент был исчерпан.
Летали мы нормально, программа подходила к концу. Бэн продолжал время от времени «злоупотреблять»… Его видимо "пасли". Однажды прямо на заправочной, перед  полётами,  нас построили. А Бэн был в этот день… похмелившись. Подъехал на машине полковник, приказал  Бэну выйти из строя. Он вышел, угрюмо нагнув голову, повернулся лицом к строю… посмотрел с улыбкой , как бы прощаясь, на небо и без команды подошёл к нашему экипажу, положил к нашим ногам планшет с картами полётов и шлемофон. Пожал нам по очереди всему экипажу руки и пошёл молча через аэродром на следующую,  после  нашей,  остановку автобуса в город. Все стояли молча, провожая его взглядами. Больше мы его не видели. Был слух от его жены, что он утонул.
ПОСТСКРИПТУМ:
  Спустя лет шесть, проживая в Красноармейском, самом южном районе стокилометрового города Волгограда, уже имея двоих детей, я шёл в гастроном через свой двор. Было лето. Я подходил  к гастроному с тыла. Из за угла на меня вышел обросший, грязный бомж, в грязной майке, грязных брюках и босиком. Он внимательно изучал горлышко пустой бутылки, держа её перед лицом двумя руками, как драгоценность. Мельком он глянул на меня, и мы с ним разминулись, но меня как током ударило! Я остановился и оглянулся,  и он тоже… Я растерянно проговорил:
-Бэн!
Он бросился бежать не оглядываясь, мелькая грязными пятками.
-Бэн! Стой ! Бэн! - кричал я, бросившись бежать за ним, но он скрылся за другим углом дома,  и я остановился… Я понял, что он действительно «утонул»! Только в чём?..
Прости, Бэн! Не смогли тебе помочь! Ты был настоящий мужик и настоящий лётчик! А «зелёный змий» и не таких валил! Царство тебе небесное и Светлая память!
Упасть легко! И даже с кайфом!
Сложив «махалки» – камнем вниз!
Но не дано то повторить
Хотя б единожды на  бис!

Упал – оттуда нет возврата!
Тебя засасывает грязь…
Ты в миг один роднишься с ней
Уже заразы не боясь!..

Однажды в проблеске сознанья
Поймёшь ты,  что произошло!
Но нет уже пути обратно…
Увы! Но солнышко зашло!

Нет места слабым в этом мире!
Идёт естественный  отбор!
Коль слаб в коленках в этой жизни-
Ты просто мусор! Просто – сор!

Л.КРУПАТИН, ВОЛГОГРАД - МОСКВА,2010 г.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ – ЛЕТАЕМ В ГРОЗНОМ и не только…