12 этюдов...

Белый жеребёнок нетерпеливо перебирал ножками на фоне столь же белой, но значительно превосходящей его в размерах грациозной мамы-лошади, и весело помахивал хвостом, озираясь по сторонам, то на рядом стоящего фермера, то на машины, проносящиеся по магистрали, на согнувшуюся под бременем жаркого солнца траву, на голубое небо с редкими белыми заплатами облаков, а чаще всего - на маму, словно желая задать ей враз все возникающие и перегоняющие друг друга в его сознании вопросы мироздания, как человеческий ребёнок хочет задать их своей маме, и, будучи ещё даже не в силах выразить их, придать им какую бы то ни было звуковую форму, задаёт их удивительно красноречивым удивлённым взглядом.

Кафе выходило на угол оживлённого перекрёстка, и на каждой грани его во всю стену зияли распахнутые окна с прибранными ставнями, у которых стояли столики и сидели люди. К одному из таких столиков, где, попивая коктейли, расположилась молодая не особо примечательная пара, поспешил торговец розами. Он был полным мужчиной невысокого роста, весь обвешанный какими-то сверкающими, мигающими и переливающимися гирляндами. Его розы, небольшие, тёмно-красные, по одиночке завёрнутые в толстый прозрачный полиэтилен, равнодушно ждали своей участи в покачивающемся от ходьбы ведёрке. Опытным взглядом торговец оценил обстановку, заведомо и безошибочно, ибо плотный юноша, едва встретившись с ним глазами, без особых эмоций и экивоков полез в карман за кошельком. Его спутница, так же, довольно безэмоционально, отвела взгляд в сторону и стала смотреть прямо перед собою, словно желая смутиться, что в конце концов несомненно ей удалось. Жесты её, точнее их окаменелость, отчётливо говорили: "Сейчас мне будут вручать знак внимания. Это, без сомнения, единственный выход из сложившейся ситуации..."

"Как думаешь, сколько мне лет?" - как-то спросил мой напарник-водитель и, увидев моё замешательство, продолжил со своей светлой белозубой улыбкой: "Ладно, не мучайся: восемьдесят три. Как сохраняю себя в форме? Долгие беседы с виски по вечерам. По сути - несколько капель на дне стакана, которые я растягиваю на целый вечер," - уточнил он и помолчав добавил: "У меня есть два сына и дочь. Сыновья не в состоянии жить полноценной жизнью, я имею ввиду их психическое здоровье. Гены мамы, к сожалению: болезнь передаётся по женской линии и только мальчикам. За ними смотрят сиделки и их сестра. Она - не замужем: дабы не рисковать она решила остаться бездетной. Её решение... А так на всё - воистину умысел Божий." "И наше смирение" - подумалось мне.

Поздний вечер рассыпал на глади воды дрожащие блики света всевозможных цветов и оттенков. Они покоятся в беспорядке, точно груды драгоценных каменьев в пещере, манящей искателей сокровищ. Это - отблески городских фонарей, разнообразных судёнышек, многочисленных окон, которыми испещрены  прямоугольные громады возвышающихся на причалах строений. Театры, гостиницы, офисы, кафе-бары смотрят на воду своими светлыми, наполненными жизнью глазами или невидящими пустыми глазницами. Тихо плещется разноцветный буксирный катер - главная драгоценность и гордость ювелирного дома "Полуночный причал". Под ногами скрипят доски, лицо овевает едва различимое тёплое дыхание ветерка. У дальнего конца верфи два бородатых рыбака неспешно ходят между расставленных то тут то там удочек с подсветкой, что-то обсуждают, планируют. А ещё дальше, на другой стороне залива, горят огни города, башни, мосты, улицы, чередуясь с тёмными недвижимыми провалами непроглядной тьмы...

Повернуться спиной к выстроившемуся на набережной пышному ряду домов с огромными окнами, ступить на песок и идти навстречу тёмному океану. Оглядеться вокруг, убедиться, что поблизости нет ни души, раздеться и пойти к воде, тёмной, покойной и безграничной. Вот она обжигает прохладой ноги... нет, не обжигает. Она столь же тёплая, сколь и покойная. Вот ты, точно в полусне, заходишь по пояс, любуясь звёздами и тёмным провалом ночи, потом чуть дальше - и вдруг решившись бросаешься в бездну. Она принимает тебя в свои объятия, ласкает прохладой разгорячённое тело, туманит сознание. Совсем не глубоко, и всё же от бездонной тьмы впереди захватывает дух. Но что это? Каждое твоё движение в воде озаряется маленькой вспышкой света. Каждое движение возбуждает ответное движение - многослойное движение светящихся микроорганизмов в толще воды... Над головой дрожат далёкие, рассыпанные в нетронутом фонарями небе звёзды, в то время как под тобой кружатся, возникают из ниоткуда и тут же гаснут стрелы таинственного бледно-зеленоватого света. Впереди тьма и неизвестность, позади - уже кажется и нет ничего. Ты ощущаешь себя на краю Вселенной...

Ещё секунда - и невесть как оказавшийся в гуще машин беспечный оранжевый шарик будет безжалостно раздавлен огромным чёрным джипом с затемнёнными окнами. Вот его засасывает железной громадой, и он ныряет сбоку под кузов. Вот он мечется меж колёс, сдавленный и обречённый. Его бросает из стороны в сторону, ещё секунда - и... он выныривает из жуткого приключения живой и невредимый. Нехотя отлетает к обочине, спокойно парит в сторону пыльных кустов, словно в такт какой-то мелодии. Будто он летел, полностью на ней сконцентрированный, и даже не заметил жуткого, рокового эпизода, чуть было не стоившего ему жизни. Все вокруг заметили это и замерли от ужаса, а он - будто и не заметил...

Пробка. Медленно плетутся блестящие с металлическим отливом разномастные существа по широкому чёрному изгибу асфальтовой реки, разукрашенному узорами правильных ослепительно белых прерывистых стрел разметки. Существа эти - разные по форме и цвету, однако, подобно тому, как все динозавры, большие и маленькие, принадлежат к одному отряду позвоночных - они несомненно родственны друг другу. Неожиданно среди мерного рыка и гула, над лениво ползущей в мареве толпой появляется существо совершенно иного ранга. Стремительное и мощное, оно несколько раз грациозно взмахивает своими огромными белыми крыльями и опускается на изогнутый фонарный столб. Оно - из другого мира. Покачиваясь и прохаживаясь из стороны в сторону по наклонной поверхности над магистралью, оно критически оглядывает металлическое  стадо "позвоночных". Черные глаза его поблёскивают и кажутся неизмеримо глубокими и живыми среди всеобщего сонного царства. Оно - воплощение фантазии в одурманенных жарой и искусственными парами реалиях города. Оно - хозяин, наблюдатель, судья, скептически оценивающий шансы железных монстров, в отличие от него мёртвых и безликих. Имя этому необыкновенному крылатому созданию - попугай какаду.

На живописной дорожке, обсаженной аккуратно подстриженными кустами с одной стороны и окаймлённой искусственным прудом с кувшинками с другой, появился пожилой седой человек с палочкой и весёлой болонкой на поводке. Он пошатываясь подошёл к скамейке и тяжело опустился на неё, не сводя глаз с дорогой сердцу могилы. Немного посидев в задумчивости, он привстал и, тяжело и бережно наклоняясь к надгробию, тщательно прибрал ветки у камня, нанесённые ветром. Столько заботы и одиночества было в его фигуре, жестах, усилиях, несоразмерных с его годами. Сколько воды утекло с тех пор, как он похоронил дорогого ему человека? Даже маленькая собачка притихла и замерла, проникшись моментом. Сколько одиноких людей приходят в это место молчаливого паломничества, садятся на каменные скамеечки, предаются воспоминаниям и мыслям о том, когда же им суждено снова встретить своих близких, да и суждено ли вовсе?

Они были очень необычной парой, пускай и вели себя, как обыкновенные юные влюблённые. Она была в хиджабе, а он смущённо и бережно держал её за руку, пропускал вперёд её тонкую фигурку и краснел, на мгновение потупив взор, встретившись с ней взглядом. Они вели себя крайне сдержанно, видимо, в полном соответствии с традициями своих соплеменников, но их глаза... Освещённые бесконечной радостью и доверием глаза, изливающие радость на всех без разбору прохожих, не чтут традиций...

Я сидел качаясь в стареньком плетёном кресле, закреплённом на ветке дерева, и смотрел на маленькую стройную травинку, ярко освещённую солнечным лучом, едва покачивающуюся в такт лёгкому дуновению ветерка. Но вдруг ветер дунул чуть сильнее - и я навсегда потерял её из виду...

Медленно, неспеша, несвойственно ритму  жизни, ехал я по дороге в своём автомобиле под музыку "Гольдберг-вариаций", открывать которые для себя, по крайней мере человеку несведущему, можно бесконечно. Вдруг сзади раздался резкий гудок, и меня обогнала большая фешенебельная машина. На мгновение я увидел перекошенное от злобы лицо её водителя, но ещё до того, как машина унеслась вперёд и скрылась за поворотом, лицо, не дождавшись ожидаемой от меня реакции, разгладилось, и тонированное стекло плавно скрыло его от моих глаз...

Честные, живые, пытливые глаза смотрят на меня из-под длинных соломенного цвета ресниц, смотрят требовательно, с невыразимым интересом, с бесконечным вниманием и добротой, смотрят доверчиво - и доверчивость эта заставляет сердце сжиматься, смотрят серьёзно, без тени притворства или самолюбования. А вот лёгкий озорной огонёк промелькнёт в самой их бесконечности - и улыбка сядет маленькой птичкой в уголках губ, заполнит собою всё лицо и заставит улыбаться все иные лица, запоёт, защебечет, озаряя своей грацией целую Вселенную. Это самый прекрасный взгляд на свете, и испытать его - истинное счастье. Обладателю этого взгляда - чуть больше  двух с половиной лет.