Владимир Головяшкин

ВЛАДИМИР ГОЛОВЯШКИН
(1940 - 1991)

Старый снимок

Старый снимок.
На ветхой завалинке
С деревянным ружьём за спиной
Я сижу,
Белобрысый и маленький,
Так давно,
Словно в жизни иной.

Я весёлый сижу,
Не заплаканный,
Напряжённый, торжественный весь.
Ничего,
Что рубаха с заплатами.
Ничего,
Что мне хочется есть.

Там, за кадром
Ровесники грудятся,
И на всём безмятежности свет.
Там, что хочешь, загадывай –
Сбудется –
Невозможного в будущем нет.

От цветущей у дома черёмухи
Ни волненья, ни грусти в груди.
И любовь,
И утраты,
И промахи –
Всё ещё у меня впереди.

А пока
На пригретой завалинке
Я сижу,
Ни о чём не тужу.
Белобрысый,
Неловкий
И маленький
С любопытством сквозь время гляжу.

Памяти Николая Рубцова

Не возродить
Ни голоса,
Ни жеста.
Но входит в нас пронзительной строкой
Трагическая степень совершенства
Его души,
Не знавшей про покой.
И после нас –
Он вечно будет молод.
Ему простятся все его грехи
За то,
Что он умел, вдыхая холод,
Переплавляться в светлые стихи.
За то,
Что он под тучами ненастья,
Сам беззащитен,
Хрупок
И раним,
Умел сказать с любовью и участьем:
"Россия, Русь! Храни себя, храни!"

***

Уходя в десятый раз и в сотый
От порога дома своего,
Убедишься,
В мире есть красоты
Ярче тех, что около него.

Но, когда наступит встречи праздник,
Ты поймёшь,
Взбегая на крыльцо,
Ничего на свете нет прекрасней,
Чем счастливой женщины лицо.

***

Твоей судьбе не будет повторенья.
Прошёл твой век.
Но, грусти не тая,
Я вновь прошу:
Живи, моя деревня,
С тобой живу на этом свете я.
Коси над речкой травы луговые,
Вози в районный город молоко,
Верши свои обряды вековые,
Храни своих старух и стариков,
Свети огнями редкими в тумане,
Овсы и рожь под осень убирай
И зимним утром синими дымами
Высокий купол неба подпирай.
Твой век прошёл.
Согласен. Довод веский.
Ведь я и сам, меняя города,
Давным-давно уже не деревенский,
Хоть городским не стану никогда.
Позволь мне быть твоим желанным гостем.
Позволь мне знать,
Что если я умру,
Меня схоронят на твоём погосте,
Где сосны тихо стонут на ветру.