Михаил Асламов

МИХАИЛ АСЛАМОВ
(1929–2018)

Какие мне, бывало, снились сны
Военною зимой перед рассветом!
В них таяли на языке конфеты
И мучило предчувствие весны.

Я в них парил над бездной, невесом.
Когда вдруг, сотрясая мироздание,
Гудок врывался в мир без опоздания –
И чашкой об пол разбивался сон.

«Вставай, сынок», – зовёт чуть слышно мать.
«Пора, работник!» – слышу бас отцовский.
И в полусне тяну к себе спецовку
И покидаю тёплую кровать.

И, окунаясь в новую беду,
Я правлю фронт на карте из картонки.
Лепёшки из мороженой картошки
Суёт мне мама в руки на ходу.

Метель метёт – ни тропок, ни дорог!
К людской цепочке я бреду сквозь темень...
Обрадуюсь, идя в ряду со всеми,
И успокоюсь, запустив станок.

Мы точим мины – фронтовой заказ.
И про себя я начинаю думать:
Прикидываю, сколько может «сдунуть»
Фашистов мой один такой фугас.

Подсчёт меня ужасно веселит!
Насвистываю что-то вдохновенно...
Но как длинна ты, фронтовая смена!
И гнёт она, и плакать не велит.

Но плачу я. В том нет моей вины,
Что щи пусты, а сам я – не двужильный!..
Вот так они, мне помнится, и жили,
Твои, Россия, малые сыны.

***

Черные баржи в замерзшем затоне,
Словно изюминки в белом батоне,
И — ни души...
Словно бы Время само на отстое —
Лошадь,
позвякивающая уздою,
Снегом
похрустывающая в тиши.
Стала река.
Наработалась сладко.
После сует и мирских беспорядков,
А не пора ли замкнуться в себя?
Хватит забот ей и без теплоходов!
Надо творить, что велела Природа,
Время текучее не торопя.
В этих заботах, Природе на прибыль,
Выкормить,
выходить
выводок рыбий.
Воспроизводству губителен сбой...
Выпали сроки замкнуться
подледно
Рекам. И вам, если это угодно, —
Надо ж когда-то заняться собой!
Время отстоя...
Оно не пустое:
Зона, где властвует чувство шестое,
И прозревается что-то простое —
Это от Бога и только твое!
Можно заняться ремонтом моторки
Или зачистить
контакты подкорки —
Глухо доходят сигналы её.

***
Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей.
Н. Заболоцкий

Спит село на Осиновой речке, —
Прикипает к ладони щека,
И дремотно под пустошью Млечной
Стержневая бормочет река…

Хорошо мне, на лавочке сидя,
Отрешась от забот и обид.
Дрыхнет тот, кто меня ненавидит,
И кто любит, наверное, спит.

Почивает собака на сене.
Тишина... Знать, и вправду дана
Ночь такая душе во спасенье,
Безоглядно открытой до дна.

А с чего бы под звездным сияньем,
Ощущая струящийся хлад,
Все шепчу я слова покаянья,
Хоть не знаю — а в чем виноват?..

Божий пасынок, сытый причастьем
Горьких будней, учусь понимать,
Что, смиряя гордыню, почаще
Надо к небу глаза поднимать.

До слезы
замутненное око
Пусть промоет небесная высь...
Не хватает еще гороскопа
На мою на остатнюю жизнь.
Но любой гороскоп не сгодится,
Ибо, верен науке своей,
Не учтет ведь астролог в таблице
Огонек сигаретки моей...

***

Твои цветы поотцветут...
Желто от листьев в переулках.
И скоро-скоро обретут
Лес — тишину,
Пространство — гулкость;
Когда способна тишина
Речь низвести до междометий,
Когда на жизни всей видна
Мгновенья тень в неброском свете;
Когда иссохнет трын-трава
И не взойдет, как прежде, снова.
И давят на сердце слова
Всей тяжестью пережитого...

Последний рубеж
Фронтовому радисту
Наволочкину Н. Д

Сколько крови в столетье и пота,
Сколько выжжено светлых надежд.
И отходит, редея, пехота
На последний, быть может, рубеж.
Все снежочком подернуто чистым.
Не гулять ей, на тропке скользя.
Только спас бы Всевышний радиста,
Ей, родимой, без связи нельзя.
Пусть погибнет, но только последним,
Чтобы выстукать в звездную высь
Всем идущим вослед и по следу:
«Мы ушли. Оставляем вам жизнь...»