Длинные тени колышат прогорклый воздух

Длинные тени колышат прогорклый воздух,
Рождённый нервозностью смены вех.
То есть начало призрачного
В своей неопределенности
Будущего?
А может то есть грядущий конец
Отцветающей осени?
Ждёт ли меня вой декабрьских гроз
полный ужаса снятых с земли оснований?

Преддверию революции не хватает примет —
Генералы готовятся к старой войне.
Свет поедает форму,
Вбирает ее превосходства, отличия,
Оставляя клониться к земле лишь
Текучий огрызок объекта,
Низведенный до плоскости.

Хочется действовать верно
И быть правильно понятым.

Художники искушаются искусством.
И делают так, как хотели бы прочесть о себе
В многочисленных книгах, которым
Не будет места на полке истории.
Как и им, искушённым идеей искусства,
Но не занятым созданием своего.
Великие стояли на сём перекрестке:
Сомневались, метались и прятали взгляд.
Их ошибки ведомы камню надгробному,
Но не тем, кто возвел их на пьедестал.

Небо роняет златые слёзы
С поднебесных вершин
нерушимой цикличности.
Жизнь пьянит отсутствием средств выразительности —
Без наложенной сепии давит отвыкший глаз:
Чудеса переноса в мифологии юности.
Как пройти по канату
Без страховки бывшего ранее?
Приобщенные — чистые палачи тайны,
Отколовшие ломоть от
Символической антитезы
Действительности.

Счётчик времени сродни блокадному метроному:
Гипнотический криз тревожных ассоциаций.
История давит безальтернативностью финального,
Даже не заикаясь о возможности выбора.
Смогу ли я стать ее частью,
Обречённый идти не проторенной колеёй?
Непонятный сквозняк развевает кумар
ностальгических стратегий,
Передающихся воздушно-капельным путем.

Предо мною звенит неизвестная ясность....
Стоит только открыть глаза.