Алексей Недогонов

АЛЕКСЕЙ НЕДОГОНОВ
(1914 - 1948)

22 ИЮНЯ 1941 ГОДА

Роса ещё дремала на лафете,
когда под громом дрогнул Измаил:
трубач полка –
у штаба –
на рассвете
в холодный горн тревогу затрубил.

Набата звук,
кинжальный, резкий, плотный,
летел к Одессе,
за Троянов вал,
как будто он не гарнизон пехотный,
а всю Россию к бою поднимал!

***

Когда ученик в «мессершмите»
Впервые взлетал в высоту –
Веснушчатый Саша Матросов
Играл беззаботно в лапту.

Когда от ефрейтора писем
Из Ливии фрау ждала –
Московская девочка Зоя
Совсем незаметной была.

Когда молодые прусс;ки
Чеканили шаг строевой –
Над формулой сопротивленья
Склонялся Олег Кошевой.

Когда мы лозой придорожной
С рюкзаков сбивали пыльцу –
Ландскнехты* двадцатого века
Гремели ружьем на плацу.

Когда у восточной ландкарты
Юнгштурмовец бредил войной –
Мы песней венчали мальчишник
На весях России родной.

Мы книги читали о счастье –
Они их сжигали в огне;
Мы ставили звезды на елке,
Они – на еврейской спине.

Мы ландыши рвали руками –
Они их срезали ножом;
Стрижей мы ловили силками –
Они их сбивали ружьем.

Мы землю водой орошали –
Они ее брали в штыки;
Мы бронзой дворцы украшали –
Они из нее воскрешали
Для страшных орудий замки.

Но в праведный час испытаний
Мы стали с оружием в строй;
Мы девушку Зою назвали
Своею народной сестрой.

Мы клятвою благословили
Матросова в правом бою,
Мы дали Олегу упорство
И сильную дружбу свою.

И как бы нам ни было туго,
Мы верили в дружбы накал:
Никто из друзей в эти годы
Ни пулей, ни сердцем не лгал.

Мы силу сломили такую,
Что вправе гордиться собой:
И юностью нашей железной,
И нашей бессмертной судьбой,

И тем, что девятого мая
В Шенбрунне** – в четыре руки –
Баварец с лицом пивовара
Надраивал нам башмаки.

* Ландскнехт – немецкий наемный пехотинец эпохи Возрождения.
** Шенбрунн – Парк в Вене

МАТЕРИНСКИЕ СЛЕЗЫ
Матери моей Федосье Дмитриевне

Как подули железные ветры Берлина,
Как вскипели над Русью военные грозы!
Провожала московская женщина сына…
Материнские слезы, материнские слезы!..

Сорок первый – кровавое, знойное лето.
Сорок третий – атаки в снега и морозы.
Письмецо долгожданное из лазарета…
Материнские слезы, материнские слезы!..

Сорок пятый – за Вислу идет расставанье,
Землю прусскую русские рвут бомбовозы.
А в России не гаснет огонек ожиданья –
Материнские слезы, материнские слезы!..

Пятый снег закружился, завьюжил дорогу
Над костями врага у можайской березы.
Сын седой возвратился к родному порогу…
Материнские слезы, материнские слезы!..

ГНЕЗДО

Высота врезалась в рощу клином
И жила под ветром, на дожде,
С маленьким гнездом перепелиным,
С желторотым птенчиком в гнезде.

Озаряя рощу светом белым,
Грозы полыхали над гнездом.
Мать, прикрыв птенца промокшим телом,
Отводила молнии крылом.

В клочьях облаков, как бог, спокойное
Поднималось солнце. Лишь тогда
Перепелка в небо знойное
Выпорхнула из гнезда...

Дуновенье ветерка залетного
Колыхало с пчелами цветы...
Пополудни рота пулеметная
Заняла рубеж у высоты.

В полный рост поднявшись над долиною,
Русский парень, бравший города,
Вырыл у гнезда перепелиного
Ров для пулеметного гнезда.

И когда по ковылю седому
Вражий строй пошел на высоту,
Птица, возвратившаяся к дому,
Вдруг затрепетала на лету

И запела вдруг... И в то мгновенье
Пулеметчик прошептал: «Пора!»
(Я назвал бы ангелом спасенья
Эту птицу серого пера!)

Грянул бой. Она над боем черным
Заклинала песней хрупкий дом,
Всем своим издревле непокорным,
Гордым материнским существом...

А когда свинец поверг пехоту
И опасность обратилась вспять,
Человек, приросший к пулемету,
Мертвым был. Но продолжал стрелять.