По дороге в монастырь

Я в Коктале. Ещё не светает. Лежу в темноте. Смотрю на горящую лампаду. Мне очень тяжко на душе. От груза ошибок духовных и житейских.
Надо бы молиться, а не умею. Может быть, рассказы и стихи Бог примет как молитву. В древнем патерике есть такое повествование: один монах хотел исполнить заповедь о непрестанной молитве, но не понимал, как это сделать. Потом нашёл необычный способ такой молитвы. Ночью он молился и плёл корзины, днём с молитвой продавал их. На часть полученных денег нанимал крестьянина, и тот читал псалмы, пока монах предавался краткому дневному сну. Так молитва в его келье стала непрестанной. Может, меня Господь спасёт молитвами молящихся обо мне, когда я сплю.
А сплю я почти постоянно. Только горы и аварии вырывают иногда из сна.
Ещё есть католическая притча католического духа о жонглёре, который в старости стал монахом, но не умел молиться. Жонглёр вставал перед иконой Богородицы и жонглировал от всей души, пока не упадёт от усталости, каясь в том, что больше ничего не умеет. И было знамение ему, что эти помыслы и действие угодны Богу. Мне притча не понравилась, но потом я с ужасом понял, что она обо мне. Когда-то я  научился писать стихи и  рассказы. Хотелось бы делать это во славу Божию, а  не ради тщеславия. Мои же основные обязанности в запустении и провале. За восемь лет настоятельства я не смог собрать приход, не сохранил воскресную школу, не исполняю толком молитвенное правило, нарушаю многие каноны и советы духовника, преподаю в  семинарии как попало, почти ничего не читаю, советы мои глупые, шутки мои шаблонные, исповедую, крещу и служу формально, объедаюсь, не избегаю спиртного, иногда очень сильно не избегаю. Много и прочей жути.
За двадцать пять лет священства и  монашества можно было бы стать совсем другим. Во мне столько фальши… Даже это пишу с кокетством, с надеждой, что читатели начнут утешать, гладить мою колючую голову, утверждая, что она пушистая. Бедные. Им потом придётся с болью вытаскивать занозы.
Жонглирую словами перед иконами, не умея больше почти ничего. Но притча-то католическая. Надо учиться чему-то другому, начинать правильную духовную жизнь, выходить из прелести.
А пока что рассказ.
Раза три, находясь в подобном тягостном расположении души, я писал надрывные стихи. Теперь хочу поведать простые забавные случаи.
Выше города Иссык (бывшая станица Надеждинская) в горах есть монастырь Спасо-Силуанова пу ;стынь. В честь иконы Спаса Нерукотворного и  памяти преподобного Силуана Афонского, того самого, что услышал когда-то таинственное наставление Господа: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся».
По пути в эту обитель в разные годы со мной произошли три примечательных события. Несколько лет назад к нам приезжал игумен Серафим (он сменил при принятии российского гражданства фамилию с  Барадель на  Покровский)  — валаамский скитоначальник, француз, перешедший в  Православие, келейник покойного старца Софрония (Сахарова) — автора книги о преподобном Силуане. Приезжал ради поклонения тем местам Казахстана, где новомученики страдали за Христа. Он и его послушник Артемий захотели посетить упомянутую горную святыню.
Протоиерей Евгений Бобылев дал машину с полковником за рулём и альпинистом в салоне (на всякий случай). Я был у них проводником.
Батюшка Евгений шутливо предупредил: «Товарищ полковник, будьте осторожны. Обещали дождь. Дорога в монастырь крутая, около девяти километров по глине, с резкими поворотами. Если глина размокнет под дождём, то езда по ней — смертоубийство. Ведь кругом обрывы и овраги. Как подъедете к горам, убедитесь, что нет тучи. И только тогда начинайте подъём. Будьте осторожны с отцом Аверкием (запомните, читатели, это мудрое наставление)! Он любит приключения и будет убеждать, что надо подниматься, что дождя не будет. А ты не слушайся. Сам убедись в безопасности. Лучше перестраховаться».
Ничего я не убеждал полковника! Просто сказал ему, что та большая чёрная туча идёт в  другую сторону. А  он поверил и  решил рвануть вверх. Проехав треть пути, мы со страхом увидели, что туча уже над нами. Через минуту хлынул ливень. Через пять минут дорога превзошла по скольжению конькобежные дорожки катка Медео. Машина забуксовала, её понесло, развернуло. И в этом шатком положении она застопорилась поперёк крутого подъёма. Альпинист вышел из  автомобиля и укатился вниз, потом полковник укатился, потом я укатился.
А отец Серафим и Артемий сидели и невозмутимо молились.
По траве мы доползли до машины. Каким-то чудом смогли её развернуть и стали медленно скатываться задним ходом, рискуя улететь в благоуханные, целебные, густые, разноцветные луга под откосом.
Через час мы, грязные, мокрые и счастливые, вошли в трапезную Покровского храма в Иссыке. А там игумен Игнатий начал собрание молодёжного клуба. Валаамский игумен был настоящим подарком для юношей и девушек этого большого прихода. Говорил он немного, но очень веско, глубоко. Запомнился его совет, что для молодых людей нужно все силы, всё внимание обратить на  хранение целомудрия, а остальное приложится благодатью Господней. Попробуйте где-нибудь на светском празднике вместо традиционного «самое главное  — здоровья» пожелать «самое главное  — целомудрия» или «самое главное — чистой совести»…
Очень радостно, что ангелы увели нас в этот день из гор к живым юным душам, на которые идёт непрестанная охота дьявола.
А вот второй случай. Ко мне в храме на исповедь подошёл приятный русский мужчина лет сорока пяти, офицер, прошедший чеченскую войну, развод с женой и другие тяжёлые испытания. Он искал свой дальнейший путь и  периодически жил, работал при храмах,монастырях. С ним случился такой казус. Он трудился пару месяцев в Спасо-Силуановой обители. Потом захотел уйти работать в другой храм, кажется, из-за здоровья. Но благочинный сказал, что не отдаст ему паспорт, пока тот не перестирает своих рабочих вещей и постельного белья, чтобы сдать их обратно на склад чистыми Офицер спешил, не помню, по какой причине, и ушёл из обители без паспорта. Теперь паспорт был очень нужен, а  благочинный всё так же непреклонен.
Я позвонил игумену пу'стыни, надеясь, что он привезёт документ без поездки в Иссык, без долгого пешего подъёма на гору, без долгой ручной стирки. Но моя просьба не была исполнена. Офицер был печален, хотя и совершенно кротко, без осуждения терпел это смиряющее обстоятельство своей жизни. Видимо, сравнивал это недоразумение с настоящими испытаниями, пройденными прежде. Мне стало жаль его, и  на следующий день я  организовал экспедицию по  вызволению паспорта этого милейшего человека. Мой друг Женя-пасечник на  джипе довёз нас до  начала уже упомянутых девяти километров подъёма, и мы все втроём пошли вверх.
О поездке по гололёду не могло быть и речи. Стояло солнечное декабрьское утро. Мы любовались снежными вершинами. Даже пешком идти было непросто. Скользко. И уклон дороги большой. Только к обеду мы пришли в монастырь. Попытались ещё раз уговорить благочинного смягчить приговор. Но нет. Он вытащил кучу грязных вещей. И мой новый товарищ пошёл к колодцу за водой, чтобы наполнить большой чан, стоящий на уличной печке. Потом стал колоть дрова и разжигать их.
Огонь разгорался долго, вода грелась долго. Заскорузлые вещи стирались долго. Но ускорить процесс перевоспитания я не мог и пошёл погулять по окрестным склонам, где нашёл россыпи несобранных яблок и  кучу прекрасных фотопейзажей. Зашло солнце. Стирка закончена.
Вещи несутся на склад. Но благочинный недоволен. Считает стирку некачественной и посылает офицера перестирать всё заново. Я понимаю, что наша миссия провалена, и увожу экспедицию обратно без паспорта, сказав, что стирку перенесём на другой день. Утешаю офицера. А он и не переживает сильно. Это же не плен, не гибель взвода, не ампутация ног.
Стемнело. Мы начали спуск. Вниз идти тяжелей, чем вверх. Мои спутники в  осенней скользящей обуви. Мёрзнем. Падаем. Смешно размахиваем руками, балансируя на бегу.
Только к позднему вечеру мы добрались домой. Прекрасный урок терпения. Поход за смирением. Позже проблема с паспортом разрешилась без моего участия, и у этого военного незлобивого человека сейчас всё хорошо.
Ещё история. Ей уже года три, наверно. Вот ведь слабая память на  даты. У  меня был кто-то в  гостях. А  кто именно, не помню. Вот ведь дырявая память на лица. Нам с этим кем-то очень хотелось совершить паломничество в  Спасо-Силуанову пустынь. Подвести нас до  горы и  разделить с  нами тяготы трудного подъёма согласилась Алёна Александровна Ставицкая, тогда ещё купчиха, а ныне врачиха.
Она осуществила трудное — в сорок с лишним лет кардинально сменила профессию. Выучилась на остеопата и волонтёра. В настоящее время она учится ещё и на богословско-миссионерском факультете Алма-Атинской Духовной Семинарии.
С нами поехал её четырнадцатилетний сын Никита. Это было осенью. Мы рассчитывали на  пеший подъём, потому что дорога была местами подмёрзшей, без снега ещё, местами раскисшей и  скользкой. У Алёны опыта каскадёрства не было, хотя джип у неё отличный и родилась она в день пламенного пророка Ильи и Воздушно-Десантных войск. Это очень заметно по ней. А вот Никита был теоретиком внедорожного экстрима. Он смотрел ролики, читал статьи на  эту тему. Мы искали удобную стоянку, чтобы дорогая машина в  течение шести-семи часов отсутствия пассажиров не привлекла внимания воров. Никита предложил маме подняться на первый пригорок подъёма и там припарковаться. Он объяснил, как выворачивать руль, если понесёт, как разгоняться и держаться в колее, как пользоваться тормозами и блокировками.
Алёна всё это точно исполнила, и мы прошли сложный трёхсотметровый участок идеально. От успеха пришло общее головокружение, и все решили взять и следующий подъёмчик. Потом ещё. Потом ещё. Сложности были, но Никита умело вёл навигацию, а Алёна прекрасно выполняла советы сына. И вот до шлагбаума обители осталось всего двести чернозёмных мокрых метров. После паузы и оценки ситуации машина резво двинулась на последний штурм. За пятьдесят метров до победы она забуксовала, заскользила обратно, потеряв управление, чуть не покатилась под откос, но днище село на бруствер, и переворота удалось избежать.
Колёса остались без опоры. Вылезать из покачивающегося на подставке автомобиля пришлось осторожно. Интересно, что кричали мы с товарищем (ну кто же это был?), а Алёна с сыном были так же невозмутимы, как игумен Серафим с послушником Артемием из первого рассказа.
Мы дошли до  монахов. Нам дали двух трудников в  помощь и какую-то лебёдку из двух длинных цепей с блоком. Её конструкция была так проста, что вполне могла быть сделана и в Древнем Риме для строительства акведуков, и в Древнем Египте для строительства пирамид. Наши помощники зацепили один край лебёдки за фаркоп машины, другой за дерево боярышника. Создали натяг. И  медленно стали вращать одну из цепей через блок. Джип медленно пополз вверх. Вытягивание и разворачивание на узкой дороге заняло более двух часов. Всем было весело. Помолившись в монастыре, мы двинулись вниз. Спуск был опасным, но лёгким.
Люблю общаться со смелыми и умелыми людьми — так легче преодолеть свою несмелость и неумелость. Прекрасна Спасо-Силуанова пустынь. Икона Спаса Нерукотворного напоминает нам об ожидании нерукотворного спасения из  бедствий, сотворённых нашими руками. А преподобный Силуан Афонский напоминает нам об аде и отчаянье для того, чтобы мы никогда в них не попали.

31 января 2020,
Коктал