Давид и Голиаф

Прекрасны сюжеты библейские.
Вот юноша Давид выбирает в потоке пять гладких камней и идёт побеждать гордого Голиафа — богатыря, силача, спецназовца, непобедимого, гигантского, яростного. Некоторые святые говорят, что пять камней прообразуют пять слов краткой Иисусовой молитвы: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя!».
А Голиаф — образ дьявола или нашей гордыни, или врагов Церкви Христовой. Как радостно победить в неравном бою!
Мои кулаки, ноги, зубы и автомат (которого у меня нет) никогда не выходили в одиночку против вражеской армии, да и против загаражных авторитетов тоже не выходили. А вот неокрепший мозг и недоподвешенный язык несколько раз вступали в  сражения, которые были очень трудны. Нужно было побороться со своей застенчивостью, неумелостью, косноязычием, малоумностью в деле общественных выступлений.
Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
Я учился в девятом классе средней школы. Учительница литературы Марина Владимировна Керзнерман неожиданно попросила меня провести вместо неё все уроки по Сергею Есенину в 9-м «А», в 9-м «Б» и в моём 9-м «В». Мне бы отказаться, а я согласился. Как это страшно  — твои ровесники смотрят на  тебя, кто насмешливо, кто удивлённо, кто восхищённо, кто презрительно. И ты должен говорить 45 минут что-то важное, интересное, живое, трогательное. А слова забываются, речь путается, лихорадка подступает.
Впереди ещё два урока.
— Ребята, в поэме «Чёрный человек», написанной Есениным в последние годы жизни, мы видим, как тёмная часть человеческой души приобретает свой голос. Или за неё говорит сам дьявол? Вот послушайте:
Чёрный человек,
Чёрный, чёрный,
Чёрный человек
На кровать ко мне садится,
Чёрный человек
Спать не даёт мне всю ночь.
Чёрный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Чёрный человек,
Чёрный, чёрный!
Мне 16 лет. Жизнь впереди. Чёрный человек во мне и чёрный бес возле слушают урок и размышляют — как бы и меня сделать прохвостом и забулдыгой.
Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
Как непросто говорить о  непростом Есенине непростым советским школьникам в   годы непростой перестройки. Мировоззрения у меня ещё нет. Опыта преподавания нет. Красноречия нет. Но как-то провёл эти уроки. Тогда я ещё не ходил в храм.
Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
Через пару лет, уже в университете на журфаке, преподавательница-филолог (имя забыл, такая белокурая, очень добрая и  умная) тоже пошла на педагогические эксперименты и уговорила вместо неё провести уроки по «Бесам» Достоевского. Смирения тогда у меня не было (а типа сейчас есть), и юная душа, сбиваясь, попыталась донести смысл романа о разрушении России будущим журналистам (тоже отчасти разрушителям) за два года до разрушения Советского Союза.
— Дорогие друзья! Послушайте, что говорит Фёдор Михайлович о революционерах:
«Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама, не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки «передовых», которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что, впрочем, тоже случается».
А вот признание одного из главных отрицательных героев романа: «Но одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, — вот чего надо!»
А неслыханный разврат уже стоял у порога. До сих пор он не ушёл. Мало кто избежал его ядовитых укусов.
Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
Обстоятельства очень часто подталкивали меня говорить, преподавать, объяснять, писать, переубеждать. Даже в те годы, когда я ещё не имел для этого ни опыта, ни морального права.
Мне 21 год. Я помогаю в строительстве храма в честь иконы Богородицы «Утоли Моя Печали» (только сейчас сообразил, что пишу воспоминания о проповеднических печалях в день памяти этой иконы). Накануне праздника памяти преподобного Серафима Саровского ко мне подошёл настоятель иерей Валерий Черненко и убеждённо сказал: «Александр! Тебе благословляется завтра после литургии сказать вместо меня проповедь. А  я тем временем поисповедую причастников».
Я растерялся, испугался, но спорить не решился. Как буду говорить с амвона, не имея ни священного сана, ни духовного образования, ни даже приличной случаю одежды? Представил лица греко-русского населения посёлка Панфиловский, ребят — строителей храма, алмаатинских образованных гостей. В  каком тоне говорить им? Просто пересказать житие? Имею ли я  допуск давать наставления, делать обличения, вставлять яркие риторические обороты?
Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
Наутро панфиловские бабушки принесли роскошный, длинный, вязаный, старинный, очень белый джемпер, что меня сильно вдохновило и утешило. Кстати, название «панфиловский» носит и тот район, где я служу священником теперь. Город Панфилов стал Жаркентом, а название района не поменялось.
Этот топоним прекрасен вдвойне. Слово «панфилия» переводится как «любовь ко всем и всему». А сам генерал Иван Васильевич Панфилов собирал в этих местах славную дивизию, защитившую Москву в 1941 году. Он привык воевать с превосходящими силами противника, и мне надо привыкать.
И вот я вышел не на своё место учить вере людей, более верующих, чем я сам.
— Братья и  сестры! Преподобный Серафим Саровский чудотворец является наиболее апокалиптичным святым Русской Церкви. Он изрёк много пророчеств о будущем России и мира. И даже написал письмо с  советами царю Николаю Второму, хотя умер за тридцать пять лет до его рождения…
А на дворе стоял 1995 год. Разгар ужасных 90-х годов, в которые население бывшего СССР сократилось почти как на войне. Молитвами святого саровского старца и всех русских святых этот период миновал. У нас много благих перемен и светлых надежд.
Моя первая проповедь была слабой и бледной, но добрые прихожане мне об этом не сказали. Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
А  замечательный батюшка Валерий не переставал бросать трусливого строителя панфиловского храма «под танки». Через некоторое время в местной спортшколе проводился областной, а может и республиканский, слёт детских тренеров по футболу. Отца Валерия пригласили выступить перед собравшимися спортивными наставниками в последний день мероприятия. За час до выступления батюшка вызывает меня от бетономешалки и говорит: «У меня возникло срочное дело в городе. Я уезжаю. Поговоришь с тренерами вместо меня».
Это финиш. Что я  скажу полному залу спортсменов, старших меня по  возрасту, разных национальностей и  религиозных взглядов? Возможно, и  атеисты там есть. Наш настоятель богатырского сложения, с  огромной чёрной бородой, пламенной речью, в  рясе, в  конце концов. А  я  — взъерошенный, несуразный, не полностью отряхнувшийся от  цемента юноша с  тихим голосом и  путаницей в мыслях. Святой царь и пророк Давид помоги мне! Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
— Уважаемые тренера! Отец Валерий уехал по неотложному делу в Алма-Ату и беседовать с вами поручил мне.
Каждому человеку нужно чётко определиться — верит он в Бога или нет. Когда сомнения мешают ответить на  этот вопрос, необходимо помолиться так: «Господи, если Ты есть, помоги мне поверить в Тебя, и я послужу Тебе от всего сердца». Видя ваше искреннее желание познать вечные истины и смысл жизни, Премудрый Бог пошлёт вам чудеса, знамения, сны, книги, собеседников, обстоятельства, которые, несомненно, докажут, что Он существует. И когда вы поверите в  Бога, у  вас возникнет желание узнать побольше о  Его словах, Его действиях в мире, о бессмертии души, о загробном мире, о духовной истории человечества…
Вот же удивительные обстоятельства! Я  — неудавшийся футболист, неудавшийся актёр, неудавшийся журналист  — говорю о  Господе с  тренерами возле того самого футбольного поля, где провёл самую позорную и  неудачную свою игру девять лет назад. Но благородные спортсмены не осудили меня ни за плохую игру, ни за неуверенную проповедь. Они уважительно задавали вопросы, благодарили, а  некоторые из  них проводили меня до  храма, желая продолжить беседу. Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
Через пару месяцев меня рукоположили в  священство и  постригли в монашество. После этого проповедовать стало легче. Но всё равно, много я  встречал на  пути маленьких и  больших голиафов, много ошибался, много боялся. А впереди ждёт меня и всех нас ещё один огромный «Голиаф» — Предсмертные Испытания и Смерть. Как хочется не проиграть этот бой!
Господи Иисусе Христе, помилуй мя!

7 февраля 2020