Плач по Сергею Есенину

ПОЛЁТ ЖУРАВЛЯ. ХРУСТАЛЬНЫЕ ШАРЫ. И БОЛЕЕ НИЧЕГО

Казалось, что мы знаем о Сергее Александровиче Есенине всё. Его невероятнее стихи, поэмы, прозу, письма. Вся биография изучена вдоль и поперёк, всё известно до ниточки.
До той верёвочки. До той гостиницы.
Поэт тебе – имя. Остальное трудно объективно оценить. Это молния. Вспышка.
Вообще, мною планировался «Плач по Есенину», но у  меня получалась элегия и ода. Нечто восхитительное и, как вода святая. Мне просто хотелось пойти и сделать глоток этой воды. И говорить:
- Напои меня! Напои меня!
И чтобы капли переливались из ковша, чтобы в лицо плескались, губы обжигали.
Поэт говорит мёртвым ртом.
Поэт пишет мёртвыми руками.
Хочу вам признаться, Сергей Александрович, я вообще неграмотная, да-да. И лоскуты моих плачей раскиданы по всем изданиям. По разным порталам. Это такие синие звёздные провалы. Сквозные…

Когда открываешь крышку сундука то, кажется, ничего не предвещает того, чтобы сердце забилось громче. Я просто попала в некий иной мир. В иное измерение. Солярис.
Потрясение было настолько велико, что я снова и снова перечитывала запомнившиеся мне места: начну сначала:
Серафима, разливай!
Явные познания конкретных людей в неком обожествлённом звучании, словно изнутри и в деталях:
«…скатерть, вазочка, бусы на абажуре…»
у кого такого нет? Я имею  в виду скатерть и вазочку?
И вот уже «солнце прощает меня, солнце умеет прощать»
Вообще, у нас много в списке людей не простивших: это и родные, и близкие, и дальние. У многих из нас за всю жизнь накапливается разных «непрощалок» очень много, они мелкие. Но вот солнце – прощающее, это как прозрение, как глядеть в одну точку, как обозревать себя изнутри…
И ещё одна деталь – всё идёт по плану: печенье поглощается, чай пьётся. И как заключительный аккорд  - за окном играют разлуку… Разлуку с большой буквы – прощания!
Эту разлуку я почувствовала сегодня. Раньше я её не осязала.
А теперь всё, сайт-портал захлопнул люк. Лифт дальше не едет.
Много пишется о том, что Есенину помогли: Блюмкин, будь он неладен…
Захар доказывает, что нет, Есенин сам повесился.
А, вообще, вы видели, как люди вешаются? Случайно. Ненароком. Внезапно.
Так вот объясню: чтобы повеситься надо всего пять минут. А-то и вовсе три минуты.
 Петля на шее. Труба водопроводная. Рубаха. Ночнушка. Верёвка. Человек закрутил петлю на шее покрепче, присел на корточки. Да, труба горячая (дали отопление). Но пару минут можно потерпеть.
Я вынимала двух женщин из петлей. Вызывала «Скорую». Это случалось почти у меня на глазах. Человек садится, ест, пьёт чай. Я иду к себе в спальню на пару минут. Выхожу: человек в петле. Соседка воет: «Света, вынь из  ушей серьги золотые! Не в них же в морг отправлять!»
Повеситься – много сил не надо.
Эта женщина выпивала. Нет, не горькая пьяница. А выпивала. Не алкашка.
Вино…шампанское…водка…самогон…коньяк…французское …грузинское.
В двадцать пятом году прошлого века вина было много. Разного.
Качество алкоголя стало снижаться. Это тебе не царская водка.
Организмы у всех разные. У кого-то стакан вина в обед – это норма. И нервы не страдают. У кого-то алкоголь, тем более поддельный или просто дешёвый, коего в кафе Москвы-кабацкой и Питера было много. Лишь бы были деньги.
У кого из поэтов не было такого периода, когда они выпивали?
Пиво на Казанском.
Портвейн на Красной площади.
Дожить до инсульта или инфаркта – это почётно.
Не берусь предсказывать, но «и похабничал я и скандалил для того, чтобы ярче гореть…»
- это некая зависимость от общественного мнения. Выпил. Поскандалил. С ними…с непонимающими…Ох, уж эти графоманы… Читаю книгу «Отошедшие» Н. Власова-Окского. Там есть сюжет, где Есенин говорил Окскому: «Давай по пиву на вокзале?»
Иногда думаю, что люди опережают время, то есть живут в постмодерне… и никак не вяжутся со своим временем.
И тут дело не в Советской власти. Не только в ней.
Ещё одна женщина – моя лучшая в жизни и любимая – старшая, родная… она жила в достатке, любила. И советская власть тут вообще ни при чём. Наоборот, именно советская власть ей всё дала. И дети у неё были. И квартира. И порядок. И такое светлое грустное одиночество.
Да, мы все болеем. (сама 4 года хворала…) Но это не причина.
Для меня.
Для других людей – это первопричина. Мне плохо – повешусь. Мне не по себе. Я выгорел.
Да. Выгорание – это причина. Внутренне. Оно может быть всего 5-10 дней. Любовное истощение. Пресыщение переизбытком. Непонимание общества. Травля со стороны.
…но люблю я вас, Сергей Александрович! Самый народный. Самый исконный. И вам многие подражают. И будут.
Но моя любовь глубже. В 12 лет я ходила в детскую библиотеку и там читала ваши стихи. Это был пионерский дом. Он до сих пор жив.
И вы живы. Ибо переливаетесь, ибо в космосе. А он – отражается вами.
И всё меркнет перед огромным чудным сливовым светом.
годы жизни - 21 сентября 1895 – 28 декабря 1925 г