Марина-субмарина. Продолжение 3

МОЯ МАРИНА И МОЙ ВЫСОЦКИЙ

— Володя! — сказала Марина. — Я тут вещи твои разбирала,
нашла общую тетрадь, она пустая, один титул с подзаголовком.
Можно одно замечание?
— Спрашиваешь! Только я давно ничего не пишу.
Я сочиняю и помню, а записываю, чтобы забыть.
Напомни, пожалуйста!
— Тогда слушай себя:

ИЗБРАННОЕ ДЛЯ ИЗБРАННЫХ

Я, избранный, пишу для избранных,
Для остальных — пусть остальные.
В моих стихах хоть искренних, хоть выспренних
Саднит одна от неба АСТЕНИЯ.

Стихи как стихи, но в конце медицинское слово.
Ты хоть знаешь, что оно означает?
Это же полный ПИ3ДЕЦ!
А в чём, скажи, отличие избранных от остальных?
— "Звёздное небо над головой и нравственный закон внутри,"—
так Иммануил Кант говорил.
— Ничего он такого не говорил. Доказано!
Это Звёздный Закон, он не имеет авторства.
— Марина! Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Не знаю... — ответила Марина,—
Я слушаю других, а потом — себя: всё ли мне подходит?
— И я слушаю, например, Бориса Парамонова на "Радио Свобода".
— Не! Я поближе:
Моя мама специализируется на экстремальной медицине,
в основном, ухо-горло-нос и дыхательные пути.
К ней ходят разные замечательные люди, она их наблюдает.
Было время, все собирались за одним столом и вели умные разговоры.
Я забивалась в уголок и писала их на подкорку.
Пока была маленькая, на меня не обращали внимания.
Когда стали замечать, я не хотела быть замечательной для всех, кроме одного.
Мне было 11, когда нас впервые посетил Высоцкий.
У него вечные проблемы с голосовыми связками,
и кто-то ему посоветовал.
Мама его посмотрела и вынесла выговор с предупреждением
(она властная, волевая женщина без сантиментов):
— Владимир! Чего ж ты глотку дерешь?
Вот потеряешь голос насовсем,
будешь ходить с "серебряным горлом".
У тебя проблемы с дыханием, дымишь, как паровоз.
Учись пока я жива!
И мама спела первый куплет из песни "Кругом 500"
своим низким контральто с расстановкой дыхания:

Я вышел ростом и лицом,
Спасибо матери с отцом.
С людьми в ладу, не понукал, не помыкал,
Спины не гнул, прямым ходил
И в ус не дул, и жил как жил,
И головой своей руками помогал.

Только не спрашивай, откуда знаю слова и мотив.
Дочь Марина задолбала: с утра не раз крутила эту вещь
на своем "Романтике".

Уходя, Высоцкий заглянул ко мне.
— Марина, привет! Тебе нравится "Кругом 500"?
— Не очень.
Я просто в тетрадку текст записала.
— А что не так?
— Всё! У Вас, Владимир Семёныч, герой — тот, кто "прилёг",
а не тот, кто "ушел куда ушел куда-то вбок".
"Тягач-врач" сам на голову свалился? Кругом — 500!

Высоцкий задумался.
— Так! А еще что?
— Вот я читаю про себя стихи Вознесенского, допустим, эти:

Напоили.
Первый раз ты так пьяна,
на пари ли?
Виновата ли весна?
Пахнет ночью из окна
и полынью.
Пол – отвесный, как стена.
Напоили.

Меж партнёров и мадам
синеглазо
Бродит ангел вдрабадан,
семиклашка.

Её мутит. Как ей быть?
Хочет взрослою побыть.

Кто-то вытащил ей таз
из передней
и наяривает джаз,
как посредник:

«Всё на свете в первый раз,
не сейчас –
так через час,
интересней в первый раз,
чем в последний…»

Но чьи усталые глаза
стоят в углу,
как образа?
И не флиртуют, не манят –
Они отчаяньем кричат.

Что им мерещится в фигурке
Между танцующих фигур?

И, как помада на окурках,
на смятых пальцах
маникюр.

1967

Я слышу свой внутренний голос.
А когда читаю Вас, Владимир Семеныч, я слышу Высоцкого.
— Понял: он поэт, я бард.
Высоцкий загорелся:
— А давай, Марина, я тебе в тетрадку стишок набросаю,
недавно пришел. Дай-ка ручку! А ты потом прочти про себя.

А у дельфина
Взрезано брюхо винтом!
Выстрела в спину
Не ожидает никто.
На батарее
Нету снарядов уже.
Надо быстрее
На вираже!

Даже в дозоре
Можешь не встретить врага.
Это не горе —
Если болит нога.
Петли дверные
Многим скрипят-поют:
"Кто вы такие?
Вас здесь не ждут!"

Многие лета —
Тем, кто поет во сне!
Все части света
Могут лежать на дне,
Все континенты
Могут гореть в огне,
Только всё это —
Не по мне!

1967

Я прочла и воскликнула:
— Восхитительно! Вознесенский отдыхает.
— Это лучшее, что я слышал о себе...
И потом, когда Высоцкий приходил,
напоследок он спрашивал про меня
и читал что-нибудь новое домашним голосом.

— Марина! А какой он, Высоцкий, по жизни? — спросил я.
— Разный! — ответила Марина, —
Со мной — Поэт, а с другими — в своем репертуаре.
— Ладно! Уболтала! — сказал я,—
Вырви, пожалуйста, ту позорную страницу,
скомкай и кинь в корзину.
Мне ночью всё одно не спать, выспался уже,
я новое стихотворение сочиню,
а утром запишу только для твоих глаз,
но Высоцкого не обещаю.
— А и не надо!
В природе, Володя, повторение не имеет смысла.

Наутро Марина спросила:
— Ну? Сочинил?
— Ага! Дай сперва зачту. Обсудим.

ПРИНАДЛЕЖАШЕЕ ТЕБЕ

Послушай, мы с Тобой лишь полночь как знакомы,
А днем наедине не виделись почти.
Как мне ни тяжело, расстанемся легко мы,
Но чтоб меня понять, возьми тетрадь, прочти.

Здесь всё, что до Тебя, еще до Нашей эры
И всё, что при Тебе, до мелочи любой,
Все мысли, все дела безверия и веры —
Всё связано с Тобой, подсказано Тобой.

Я называл Тебя иными именами,
Я шел к Тебе впотьмах, на ощупь, сквозь века,
Искал и находил (казалось временами),
Но Ты была не та — как звезды, далека!

Вся жизнь моя: стихи, от буквы и до строчки,
И всё, что совершить мне надлежит в судьбе,
С начала до конца, вплоть до смертельной точки —
Принадлежит Тебе, принадлежит Тебе.

Куда бы Ты ни шла, домой или из дому,
Я мысленно, как пес, слоняюсь по следам.
Я только Твой поэт, и ничему худому
Ни сердца, ни души я больше не отдам.

Прочтешь мою тетрадь, закроешь и забудешь.
Пусть ей пылать в огне или лежать во сне,
Но слушай! Я сгорю от горя, если будешь
Принадлежать не Мне, принадлежать не Мне...

— Две непонятки возникают, — сказала Марина, —
Почему "лишь полночь как знакомы"
и "расстанемся легко мы"?
— Сегодня ночью, когда где-то пробили куранты,
ты встала с кушетки и подошла ко мне
подушку поправить, поцеловать в лоб,
а я притворился спящим,
мы впервые познакомились по-настоящему.
Днем, даже наедине, всегда что-то отвлекает,
скажем, свет из окна или эти стены.
А расстанемся легко, потому что
любая смерть — легкая,
даже после невыносимых страданий.
— Знаешь, Володя! Не сгорай от горя, пожалей меня:
Ты единственный мой.
— Ты единственная моя.
— И других нас не будет.

Марина замуж не вышла ни за кого.
Я ни на ком не женился.
У нас с Мариной больше, чем любовь,
у нас — смертная связь.

(Продолжение следует)