Ольга Подъёмщикова

ОЛЬГА ПОДЪЁМЩИКОВА
(1961-2000)

Заколки из прически выну -
и рухнет золота обвал.
Стихия, чуждая мне, - рынок,
стихия родственная - бал.

Не утруждаясь ношей лишней,
иду - походка все легка.
Стихия родственная - личность.
Стихия чуждая - толпа.

И, позабыв былое горе,
я вглядываюсь в глубь небес.
Стихия, чуждая мне, - город.
Стихия родственная - лес.

Непостоянная, как детство,
на груз веков махну рукой.
Стихия родственная - бегство,
стихия чуждая - покой.

Там, где злодейство, лицедейство
творят привычную им месть,
стихия чуждая - лакейство,
стихия родственная - честь.

И среди смуты и разлада,
как ни суди и ни злословь,
мной правят искренность, и радость,
и предков солнечная кровь.

***

Представь, уже не страшно быть одной.
За дверью, за стеной и за спиной
чужого дома - мне нигде не страшно.
В задворках, в осени, в беспамятстве, в толпе,
в лесу и в гулкости, пустынности домашней,
и даже в разговорах о тебе
с друзьями - мне нигде уже не страшно.

За чашкой чая в ламповом кругу
или в пустом углу, забившись, в пледе,
не страшно думать об ушедшем лете,
соленых поцелуях на бегу,
купальниках на мокром берегу,
темнеющих в неясном лунном свете.

Да, в одиночестве свой смысл, свой толк, свой тон.
Пронзительность, озноб и ясность зренья
осенняя. Какие озаренья!
И в зеркало - шутя - подите вон!

* * *

Такая на душе печаль,
такое тихое отчаянье -
будто от берега отчалила
ладья, уснувши невзначай.

И над рекой дрожат огни,
такие робкие и тленные,
про все разлуки и вселенные
напоминают мне они.

И ничего нельзя вернуть.
Не изменить реки течение.
И бесконечное значение
прожитый обретает путь.

* * *

За нами остаются города,
в которых мы покинули кого-то.
Холодная и тёмная вода,
и лодка у причала, и забота,
что имени не вспомнишь никогда,
как эхо не поймаешь эхолотом.
Обрывки фраз, хрустящие, как лёд,
обломки кораблей – судьбы крушений.
Ложь покаяний, холод возвращений
и встречный ветер – тот, что флаги рвёт.
Полёт свободы, искренность пути.
И имена всплывают реже, реже...
Но только раз когда-нибудь пройти
по улочке кривой на побережье.

* * *

И теперь, подойдя к итогу,
к завершенью своей любви,
я опять обратилась к Богу -
и Господь мне сказал: живи!

Я едва поднимаю руки,
перешагиваю порог,
неужели на эти муки
Ты оставишь меня, мой Бог?

На Тебя возроптать не в силах,
я с тоской гляжу в небеса.
Здесь - любимые есть могилы.
Здесь - далекие есть леса...

И с печалью о дне и хлебе
Ты оставил меня во мгле.
Только близких людей на небе
много больше, чем на земле.

По часам свою жизнь итожу,
зажимаю ее в горсти.
Ты прости меня, милый Боже!
Ты прости меня, Ты - прости.

* * *

Когда я умру, и меня похоронят с ней рядом —
той тихой могилкой, где спит моя бедная мама,
когда мы с ней станем травою, землей, листопадом,
весёлым кустарником, скрытым oт ветра и взгляда,
тогда, отдохнув, распрямив свои тонкие руки,
я к ней потянусь через землю, как тянутся дети,
деревья – корнями, сквозь камни мы тянемся
в муке, сольёмся, сплетёмся – на том ли, на этом ли свете...
И так, обнимая её и шепча о любви ей,
услышу, как дышат века, загораются звёзды,
услышу шум сердца земли, все приливы, отливы,
и шёпот травы, и влюблённых, и детские слёзы..
Над нами снега пролетят, и колосья поспеют.
Мы будем молиться, небесные слушать хоралы.
И я расскажу, что при жизни сказать не успела.
И я обниму, навсегда обниму мою маму.