Николай Перевалов

НИКОЛАЙ ПЕРЕВАЛОВ
(1918 - 1984)

ПЕРЕД БОЕМ

Ждем. Не спим. Окопы роем
от реки в пяти шагах.
Тихо-тихо перед боем
на обоих берегах.

И налево, и направо
незаметная возня,
и луна у переправы –
свет ничейного огня.

За ракетою ракета
загорается, дрожа.
Осторожный немец где-то
смотрит в ночь у блиндажа.

Он стволом поводит, немец,
впившись в тонкое цевье,
на прицеле держит немец
сердце гневное мое.

Но привычно, другом верным,
мой приклад пристыл к плечу –
нынче я ударю первым,
я ведь жить еще хочу.

Ах, затишье перед боем,
не баюкай, не морочь.
Нынче криком, свистом, воем
разразится эта ночь.

И клокочущею лавой,
всё круша перед собой,
с лёту бросится на правый
левый берег огневой.

ПОСЛЕ АТАКИ

Ты прости, дорогая, прошу,
что, умея так нежно любить,
собираюсь так долго прожить,
на немецкие трупы гляжу,
не желая улыбки таить.

Улеглись. Хорошо улеглись
под восторженный крик воронья.
Из-за них исковеркана жизнь,
из-за них – и твоя, и моя.

Из-за них из-под каски гляжу
в даль весеннюю, гневом дыша.
И болит, и черствеет душа.
Ты прости, дорогая, прошу.

ДАМСКИЕ ПЕРЧАТКИ

Я их нашел в стране чужой,
в дымящихся руинах.
И побледнел. И взял с собой
в Россию из Берлина.

И чтобы пройденных путей
не забывать до смерти,
один-единственный трофей
храню – перчатки эти.

Кто их кроил и кто их шил
по модам зарубежным,
кто их по праздника носил
с изяществом небрежным?

Где та, оставившая след
холеными руками?
Перчатки пахнут столько лет
парижскими духами.

Как будто вижу и сейчас:
сквозь них под звуки вальса
те руки жали ей не раз
и целовали пальцы.

Любую рану затяни,
ты, время, без остатка.
Но как забуду? Вот они,
берлинские перчатки!

Нет, человек! Смотри острей,
чтоб впредь не сшили тоже
для мира памятный трофей
из человечьей кожи!

МЫ С ТОБОЙ

Поседевшие, огрубевшие,
уцелевшие в дни войны,
ничего забыть не сумевшие –
это мы с тобой, это мы.

Не пахали мы, не ковали мы,
не вздыхали мы при луне,
а живых людей убивали мы
в наши двадцать лет на войне.

Быль вчерашняя, боль всегдашняя,
в сны запавшая по ночам,
снова тянется явью страшною –
это к нам с тобой, это к нам.

Заряжённая, заражённая,
обожженная мать-земля,
грузом дьявольским нагружённая,
стонет, травами шевеля.

За встревоженный, настороженный
мир, обложенный тучей тьмы,
больше всех горим, как положено, –
это мы с тобой, это мы,

дорогой ценой отстоявшие
день сегодняшний в том огне,
побывавшие, погибавшие,
убивавшие на войне.