Чернила на белой коже

Разрисованные люди,
Разрисованные лица,
Разрисованные души,
Как ещё ж повеселится?
Как себя ещё отметить?
Заявить о самомненье?
Как на теле след оставить,
О весёлом приключенье,
Или записать на память,
Фразу умную о смерти,
Или что-то в закорючках,
Чтоб не ясно простым смертным,
Или может рунный шрифтом,
Написать что я опасен,
Или я богоподобен,
Может ангельски прекрасен.
Сотни видел знаков чёрных,
Линий ход, изгибов разных,
И красивых и убогих,
Омерзительно прекрасных,
Пара партаков армейских,
Два шедевра из ИК.
В общем то татуировок,
Много видел в целом я.
Мандала и пентаграмма,
Око Гора на спине,
Оно смотрит мигая,
Видит всё даже во сне.
И кого бы не пытал я,
Тем расспросом:
Почему?
Ну зачем её набил ты?
Отвечали:
Не пойму.
Молод был.
Был пьян и глуп.
Или просто выпендрёжкник.
Кто-то на спор написал,
На спине своей:
Сапожник.
Один помню затирал:
Это память о ушедших,
Я смотрю на них в прошедшем,
Вспоминая их и плача,
Что не смог тогда сберечь их.
Опрокинув граммов триста,
Громко кашляя, ругаясь,
Лысый бес ( такая кличка )
Говорит мне:
Понимаешь,
Это блин не так то просто.
Дескать сел и набиваешь.
Первую свою татуху,
Я набил себе в байк клубе,
Ну когда порвал косуху,
В пьяной драке с тем чепухом.
Та что с черепом пылает,
Это чоппер мой сгоревший,
Ну, а где упырь кусает,
Это о душе сгоревшей.
Долго мы ещё сидели,
Говорили про татухи,
В целом его мысль понял:
Делал явно не от скуки.
И домой идя под утро,
Снег в лицо летел сияя,
Разыгралась не на шутку,
Злая вьюга, буровая.
Шёл упрямо, в слух ругался,
Матом крыл эту погоду,
Сам себя в порыве злости,
Окрестил недобрым словом.
Долго брёл я к остановке,
Ветер выл ещё сильнее,
Наконец её увидел,
Сразу стало веселее.
Стилизована под Иглу,
Продуваема ветрами,
Дорогая остановка,
Шевелю едва ногами.
И внутри стояли двое.
В прочем это не печально,
Не один стоять тут буду,
Свой автобус ожидая.
Белую поправив маску,
Шапку опустил пониже,
Снег стряхнувши с капюшона,
Посмотрел на тех двоих я.
Выбриты виски по моде,
На штанах есть подвороты,
Явно модная одежда,
Полный фарш,
И маски тоже.
И на этом я закончил,
Но последнее мгновенье,
Там где место подворота,
Я увидел извращенье,
Словно злобный геометр,
Взял себе цветные краски,
И ведро текилы выпил,
Начертил додэкаэдр,
Но чуть-чуть преувеличил.
И откашлявшись прилично,
Заодно чуток помыслил:
Как бы правильно спросить,
Чтобы не обидеть мыслью.
Начал говор издалёка:
Вас простите потревожу,
Право слово не хотел я,
Но редко ведь тоже,
Можно ли осведомится,
Где тот мастер благотворный,
Что в подарок вам оставил,
Силы знак сей рукотворный?
На меня вдвоём смотрели,
Я читал слова в их лицах,
Из приличного замечу,
Назвали меня тупицей.
Но наверное для смеха,
Всё ж ответить мне решили,
Дескать это так на память,
О приятной встречи с милой.
Я скривившись усмехнулся.
Благо что лица не видно:
Но ведь дама сейчас с вами,
Это вроде очевидно.
Замешательство настало,
Но прошло спустя мгновенье,
Парень явно угрожая,
Зенки выпучив как демон.
Ты не связывайся с пьяным,
Видишь он стоит качаясь,
Пил всю ночь поди в байк клубе,
И домой идёт шатаясь.
Парень пробовал вмешаться:
Не, ну ты сама всё видишь,
Чё до нас он довязался?
Что ему мои татухи,
Он до них ведь докопался?
Я подумал вот момент был,
Надо слово дать такое,
Чтобы он ещё неделю,
Думал про своё былое.
Вы не правильно решили,
Будто я что докопался.
Я ведь сам хочу оставить,
След чернил из тёмной краски,
Только вот одна проблема,
Нет достойного шедевра.
Мастер тоже мной не найден,
Нет объекта, нет и цели.
Вот и пью места меняя,
Бары посещая клубы,
След чернил на белой коже,
Изучая на досуге.
Этот ступор был сильнее.
Переваривали долго.
Что-то мутное шептали,
На меня смотрели много.
В трц зайди где пальмы,
Кофе закажи с монбланом,
И тебе подрулит наша,
Ей скажи что от Милана.
А, потом она расскажет:
Что,
Почём,
В какую цену.
Я подумал что быкуешь,
Ищешь в жизни ты проблемы,
А тебе татуху надо,
Вот она тебе поможет.
Только ты проспись сначала,
Там не любят с пьяной рожей.
Вскоре подоспел автобус,
И в него сгружая тело,
Плюхнулся я на сиденье,
И забылся сном похмельным.
За руку потряс кондуктор,
Испросил в проезд оплату,
Ему ссыпав горсть монеток,
Встал шатаясь,
И покашлял.
Свод автобуса покинув,
Плёлся медленно вперёд.
Снег опять трезвил нещадно,
Ну хоть где-то повезёт.
День прошёл,
И тёмный вечер,
Мои ел воспоминанья.
Кофе выпить с эфедрином?
Взять билет прям до Милана?
Но в итоге разговор тот,
Я сложил из слов беспечных.
В понедельник,
День начальный я пошёл,
В кафе под вечер.
Там где пальмы,
Сел вальяжно,
А, пришедшей официантке,
Произнёс:
Кофе с монбланом.
Та кивнула, записала,
Развернулась чтоб уйти,
И ещё я от Милана.
Голос мой её скривил.
Повернулась к баристе,
Тот кивнул ей головой,
Пальцем в угол где курилка:
Чё сидишь пошли за мной.
В долг не бью,
Свои эскизы,
Никакой не бью порнухи,
Черепа с крестами в жопу,
По эстетике рисую.
Сантиметр если в цвете,
Будет стоит вам вот столько.
Можно также просто тушью,
Но не дёшево то тоже.
У меня своя машинка,
Есть диплом что медсестра.
Так что знаю что поделать,
Если двинешь якоря.
И слова перебирая,
Думал что бы ей сказать,
Но она дала визитку:
Кофе точно будешь брать?
Раз пришёл, наверно буду.
Только этот марципан,
В общем можно просто кофе?
Хорошо, минус монблан.
Долго смаковал я кофе.
Хорошо был приготовлен,
Я домой поехал в думах.
И о выборе татухи.
По приезду взял визитку.
Номер пальцами набрал,
Вдох дал сразу ясность мысли,
Слов пустил свой арсенал.
Она тягостно молчала,
Трубку всё хотела бросить,
Но в последнее мгновенье,
Задала вопрос:
Не против?
Вы мне чушь наговорили,
Я изрядно бред терпела,
Но коль вам того угодно,
Я отвечу вашей цели.
Меня встретьте завтра на ночь.
Я пожалуй расскажу,
Что дают татуировки
И зачем их люди бьют.
Поздно вечером сидел я,
Ждал звонка на телефон.
Он мигая засветился,
Куда ехать то, камон?
Адрес свой продиктовавши,
Ждал её в окно взирая.
Вот подъехала машина,
Вся скрипит еле живая.
Свет погас,
Затих движок,
Она двери закрывая,
Взглядом по окну скользила,
Словно что-то добывая.
Вниз спустился, дверь открыв ей.
В комнате расположились.
Сносно, хоть и странно блекло.
Резюмировала та.
Я молчал и ждал начала,
Предложил ей кофе, чай.
Гостья вежливо молчала.
Есть бакарди.
Чёрный хоть?
Несомненно.
Что ж погнали.
Не смотря на хрупкий вид,
Тонкость тела,
Блеклость взгляда,
Он выпила бутыль,
Не спуская с меня взгляда.
Ноги положив на стол
И на спинку опустившись,
Она тихо начала:
Мне на ноги посмотри ты.
Через сеточку колгот,
В свете лампы на столе,
Я увидел на ногах,
Знаков сеть дурных набитых.
Петаграммы разобрал,
Фразы на былом иврите,
Анкх и чёрный скарабей,
Смерть с косой часы качала,
По бедру обвившись цепь,
Шла в ней к женскому началу.
Отвернулся, сел назад.
И не знал о чём спросить.
Она ноги убрала,
Начала в миг говорить:
Цепь наверное поразила,
Жаль что я не так пьяна,
А, не то бы показала,
Куда может привести.
Это всё из-за людей.
Все меня не принимали,
Набивала на себе,
За работу не брала я.
То за виски, за движок.
За хорошую сигналку.
Очень долго билась я,
Чтобы меня принимали,
Что не девочка с тату,
Чтобы мастером назвали.
Те кто били портаки,
Криворукие дебилы,
Предлагали под них лечь,
А, они б меня долбили.
Вдруг нелепо поднялась,
В кресло рухнула внезапно:
Слушай помоги мне встать,
Я хочу продолжить мрак свой.
Подошёл, помог ей встать.
Впилась вмиг в меня руками.
Мне рубашку расстегни,
Только попрошу не лапай.
Я молчал, но расстегнул.
Под рубашкой было солнце,
Поднимаясь с живота,
Светом озаряло торс ей.
Под бюстгальтер шли лучи,
Я нелепо отвернулся.
Что не видел бюста ты?
Или хочешь прикоснутся?
Свои руки отпустив,
Она в кресло полетела.
Хоть успел её поймать,
Поневоле к ней прильнул я.
И не зная почему в кресло сел,
Её сжимая.
Расскажи же наконец,
Что тату в людях скрывает?
Она скомкано кивнув,
Вдруг сама ко мне прижалась:
Ты представь, закрой глаза,
Расскажу зачем пришла я.
Люди бьют себе тату,
Часто ради развлеченья.
И порою не поймут,
Есть у них предназначенье.
Кто-то хочет бить понты,
Тигра на груди иль волка.
И не знает что порой,
Зверь меняется неловко.
Или чёрный мрачный крест,
Пентаграмму,
Знак Давида,
Мантры,
И всякую хрень.
Что их жрёт как паразиты.
Кто-то был молод и глуп.
У меня есть глаз на шее.
Я поверила тогда,
Что сама его хотела.
А, потом когда прошло,
Времени совсем немного,
Осознала горесть я,
Выглядел он так убого.
Лишь спустя пять грустных лет,
Я татуху обновила.
Но теперь это мой след,
След что юность часто глупость.
А, ещё там под лучём,
Где под чёрной тканью сердце,
Имя той, что для меня,
Всех милее и ценнее.
Жаль она рано ушла.
Свои крылья распустила,
Эти крылья я сама,
На руках её набила.
И раскинув крылья ввысь,
Вниз смеясь она летела.
Отчего и почему,
Я не знаю,
И нет дела.
Это имя я храню,
Оно в моём сердце бьётся,
Люди так много что бьют,
Если память изотрётся,
Если фото пропадёт,
Если мир сотрёт следы,
То на том кто тату бьёт,
Есть всегда эти следы.
Кто-то ради мести бьёт,
Чтобы помнить до конца,
И когда свершится месть,
Будет метка та снята.
Люди много хрени бьют.
Её голос заплетался.
А, потом глотку дерут,
До всего хотят придраться.
Ещё долго голос был.
А, потом она уснула.
Я в руках её держал,
Над словами её думал.
Солнца наступил рассвет.
Она медленно тянулась,
И глазами поморгав,
Чуть губами в губы ткнулась.
Нет, ни слова.
Ты хотел, знать зачем татуировки,
Вот теперь ты знаешь всё,
И тебе решать потом уж.
Что касается следа,
Я с тобой не прогадала,
Ты и правда идиот,
Мог меня всю ночь ты драть бы.
Я скривился, но молчал.
Она чуть меня боднула:
Я специально, ты ведь знал,
Просто так чуть угарнула.
В общем если хочешь бить,
Думай сразу наперёд.
Ведь тату с тобой всегда,
Вместе с тобой в гроб войдёт.
И поднявшись застегнулась,
Волосы поправила.
Наклонившись взор прикрыла,
И смеясь растаяла.
Перед тем как дверь закрыть,
Ей хотел задать вопрос,
Та ответила:
Молчи.
А, не то испортишь всё.
Был холодный поцелуй.
Словно сахарный сироп.
Как надумаешь звони,
Так и быть эскиз уж мой.
Я в итоге не звонил.
Но не смог бы к ней попасть.
Туго петлю затянув,
Она тоже в тень ушла.
Нет, не я тому виной.
Просто сердце распахнув,
Она вспомнила её,
И за ней пустилась в путь.
Я купил себе чернил.
И машинку для битья.
До сих пор они лежат,
Ждут когда решусь уж я.