Жоаким дю Белле 1522-1560 Регретты

 Моей книге

О, книга, до меня дойдут лишь вести,
Что без меня пришлась  ты ко дворцу,
Ничтожный, славу воспою творцу,
Хоть сам не удостоен этой чести.

Случись,  похвалит кто твой слог без лести,
Желай  всех благочестий молодцу,
А злопыхатель встрянет, подлецу
Плач свой отдай, чтоб сгинул он  на месте,

Беду мою и скатертью дорогу,
Да к чёрту на рога, а то к острогу,
Сердечной ему боли под ребро,

Убогой старости и нищенского  рока,
И чтоб, пока он где-то гнил далёко,
Родня спустила б всё его добро.

                I

        Я не хочу исследовать природу,
Ни бездны, ни пророчества светил,
Ни недра, ни планет и звёзд пути,
Ни возводить строенья к небосводу.

Не живописец я. Я год от году
Пишу стихи, и сколь их не крути,
Великого в них смысла не найти,
Но плохо ль, хорошо ль, пишу я не в угоду.

Смеюсь и плачу с ними. Не случайно
Секреты поверяю им и тайны -
Всё, что обычно в сердце мы храним.

Рулады не выводит моя лира,
Я посвящаю стих не сильным мира,
А лишь бумаге и читателям моим.

                II

Тот, кто умней меня, Паскаль, мне не пример.
На  луг поэзии собрать в букет цветочки,
Чтоб средь известных затеряться в уголочке,
Дав шпоры, гонит своего коня в карьер.

Я не касался таинств высших сфер,
Точёные не полируя строчки,
Мне ни к чему, дабы дойти до точки,
Стуча ногтями по столу, искать размер.

Мои  труды останутся в веках-
Стихи ли в прозе, проза ли в стихах.
Себя без лавров чувствую прекрасно.

Тот, кто считает, что стихи мои легли,
Что и ему подобное с руки,
Потратят труд и времечко напрасно.

             III

Ещё не будучи, как ныне, образован,
Но  лиха от судьбы хлебнуть успев,
Включив в хор Аполлона  свой  напев,
Я встал на путь, что мне был уготован.

Слетело вскоре таинство покровом,
И у меня,  так много перепев,
Блуждая в том лесу средь трёх дерев,
Потребность появилась в слове новом.

Вот почему, с дороги сбившись даве,
Которой ваш Ронсар явился к славе,
На свой тернистый путь направил я стопу.

Дух с сердцем не щадя, по изворотам,
Топчу без устали, да обливаюсь потом,
До добродетели ведущую тропу.

               IV

Я не листаю книги греков старых,
Я за Горация не следую строкой,
Петрарка мной отправлен  на покой,
А также  не пою я голосом Ронсара.

Феб  не жалел поэтам этим дара,
У каждого и пыл и гонор свой,
А мой куда спокойнее настрой,
Нет у меня их глубины и жара.

Я счастлив простотой своей строки,
Традициям великих вопреки,
Я не ищу серьёзных аргументов.

В стихах своих не подражаю тем,
Кто пребывает славою  поэм
В сени нерукотворных монументов.

              V

Тот, кто влюблён, поёт любовь по праву,
Кто ищет честь - ристалищей поля,
Кто при дворе, тот славу короля,
А сердцеед - любовную забаву.

Тот, кто учён, трудов мудрёных главы,
Кто богомолен - божии дела,
Пьянчуга - вин букет и снедь стола,
Достойный - воспевает свою славу.

У злопыхателя не умолкает зык,
Остряк как бритву точит свой язык,
Бездельник в небылицах ищет счастье.

Самолюбивый льёт себе елей,
Кощунец делает из ангелов чертей,
Один лишь я пою своё несчастье.


               VI


Увы! Исчезли благосклонности Фортуны.
Где жажда славы? О бессмертье сны?
Где дни, что были без вина пьяны,
Когда душевные перебирал я струны?

Где ночи те, когда на луг, при свете лунном,
Слетались стайки Муз со стороны,
Свободны, юны, веселы, стройны.
Прошли те праздненства, а также их кануны.

Теперь Судьба лишь вызывает страх
Само с собою сердце не в ладах,
На нём бессчётно бед и горестей обузы.

О процветании уже не тщусь сейчас,
Огонь божественный в груди моей угас,
И в рассыпную разбежались Музы.


             VII


Когда прочли мои творенья при дворе,
То Маргаритой, королевскою сестрою,
Был удостоен чести, больше, чем я стою,
Чего никак не ожидал в своей норе.

И на Парнас отправлен точно о поре,
Пасти Пегасов, дело,в общем, не простое,
Двором приговорённый к вечному  постою
На всем известной поэтической горе.

Я тут же онемел, как будто дал обет,
И дара божьего пропал тотчас же след,
Хорошего никак потери не сулят..

Но всё же лестна королевская награда,
Искусство сыто честью. Да и Муза рада
Народной славе и фаворе короля.


VIII


Не рви Ронсар, мне душу пополам,
Мои труды во Франции не чтимы,
Пока я здесь под тёплым небом Рима
Души жар отдаю своим стихам.


Блеск глаз твоей, прекраснейшей из дам,
Вниманье короля, неоспоримо,
Всё стоит, чтобы не прошёл ты мимо
Костра, что греет душу в холода.

Мне здесь отнюдь не суждено согреться,
Не греют здешние огни души и сердца,
Я мёрзну здесь, страдаю и недужу...

Растёт лоза под солнцем,  грозди зреют,
Не ожидая, что Гиперборея
Несёт на юг мороз, метель и стужу.

                IX


Мать славы, Франция, искусства и закона,
Твоей груди я вскормлен молоком,
Величием твоим, я слабым голоском,
Заполонил сполна леса, поля и склоны.

Не слышишь ты мои мольбы и  тяжки стоны,
Чинишь препоны  явно и тайком,
Ужели, Франция, тебе я не знаком.
В ответ слышны лишь Эха пустозвоны.

Ягнёнком средь волков, один без стада,
Изнемогаю от жары, дрожу от хлада,
Моим мученьям не видать конца.

Я знаю, без меня твоя не полна паства,
Так дай же мне защиту, кров и яства.
Ужель я самая паршивая овца?



                X


Ни берег Туска, ни тем боле Палантин,
В том не виновны, что приходится мне ныне,
Родную речь забыв, общаться на латыни,
Среди словесных дебрей, правил  и  рутин.

Как Прометей в цепях на пике Авентин,
Я третий год страдаю  на чужбине,
Не сгинув, в меня вынесшей пучине,
Стремниной странных роковых причин.

Так и Овидий в своей ссылке в далеке,
Ничуть не медля, разобрался в языке,
В одном из самых варварских наречий.

Француз, Ронсар, от латинянина далёк,
И, окажись он здесь, что не дай бог,
Никто б не понял его ярких красноречий.

Туска- река в Италии
Палантин- один из семи холмов Рима
пик Авентин - гора на Кавказе?



                XI


Пусть Аполлона дар забудет древний грек,
Пусть скопидомство позабудет скряга,
Пусть доблестный солдат забудет про отвагу,
Пусть к благородству путь забросит человек.

Пусть у великих это вызывает смех,
Пусть с глаз долой пойдут ловкач с делягой,
Пусть дю Белле признает под присягой,
Что лирой малый  он стяжал успех.

Творец искусства - бессеребренник вестимо,
И пусть артисту не заплатят ни сантима,
И пусть за Музой нищета идёт след в след.

Но если откажусь от своих песен,
Без них мне будет мир не интересен.
Я Музам задолжал своим шесть лет.



                XII


Я до работы с юных лет охочий,
Мне нива творчества, что море короблю,
Признание своё придти не тороплю,
Единственный, быть может, среди прочих.

Я не пою, я плачу, слёзы застят очи,
Верней сказать, я плачу и пою,
Тем и излечиваю душеньку свою.
Вот почему пою я дни и ночи.

Так рыцарь гимн поёт прекрасной Даме,
Так пахарь, управляющий быками,
Так пилигрим, уставший от дорог,

Так мастер, практикующий ремёсла,
Так загребной, посаженый за вёсла, 
Так узник, проклинает свой острог.



               XIII


Прощаю поэтический свой дар,
Что в юности  питал меня годами,
Не очень то полезными плодами,
Преображая  жизнь мою в в кошмар.

Прощаю юношеский гонор и угар,
Моими перестали быть врагами,
Без страха беды встречу вместе с вами.
И выдержу судьбы любой удар.

Вы были пропастью в мою младую пору,
А в старости моей вы станете опорой.
Заменят буйство ум и склад и лад.

Вы были раной, станете моим Ахиллом,
И скорпиону не свести меня в могилу, 
Лекарством чудным станет его яд.

                XIV


Когда доводит кредитор до белого каленья,
Иль раздражает своей тупостью слуга.,
Я вовсе не быка  хватаю за рога,
А принимаюсь за свои стихосложенья.

Помои выльют на меня. - Без сожаленья,
В стихах их облюю, и вся то недолга,
Мой слабый дух не больше, чем брюзга,
Стихи  же жалуют и сил, и настроенья.

Стих гонит из меня пугливость птичью,
Свободы придаёт и духу и обличью,
В нём то, что сам сказать бы не посмел.

В нём добродетели мои, мои грехи.
Ты хочешь знать, Буше, нужны ль мои стихи?
Я, лично, много в них полезного узрел.



                XV

Чем занят я, Панзас, с зари до тьмы?
Я окружён банкиров волчьей стаей,
Прошу я в долг и перезанимаю,
Чтоб не познать сумы или тюрьмы.

Верчусь волчком средь жуткой кутерьмы,
И обмираю я от злого лая,
Когда кто требует, моля иль угрожая,
Отдать всё то, что раньше взял взаймы.

Подобный распорядок дня надолго,
А за душою только чувство долга,
В перезакладе всё, и совесть и бижу.

Сам на себя не трачу ни минутки,
Скажи, Панзас, мне, право, не до шутки,
Где на стихи свои я время нахожу?


            XVI

Магни за Авансоном движется след в след. 
Я навожу гать сам, изыскивая броды.
Надежды тщетные сжирают наши годы,
Желанья наши оставляя на десерт.

Ты славишь королей последних лет,
А вместе с ними и свою породу,
Взлетает славы гимн до небосвода,
Великим же до нас и дела нет.

Проходит всё, окончатся деньки,
На берегу неведомой реки
Уложит время нас рядком в цветник.

И улетят в заоблачные дали,
Все песни, шутки,полные печали
И отзовётся лебединый крик.

           XVII

Пройдя немало вдоль реки, за поворотом   
На небольшой речной наткнулся порт
Где измождённый добывал народ,
На пропитанье хлеб себе трудом и потом.

Был кормчий глух, урюм, был  жизнью тёртым.
Взывал я, чтоб меня он взял на борт,
В бесплатном плаванье по глади вод,
Мне напрочь отказал солёным оборотом.

Что ж, проведу случившийся досуг
С одной из моих ветреных подруг,
Прошедших дел забыв добро и зло,

Мы затеряемся в тени прохладной сада,
Там ждёт напиток нас -любви отрада.
Какой там порт! Какое там весло!.


                XXXVIII


О, как же счастлив тот, кто мирно, год за годом,
Средь равных, без хулы, злокозней и интриг,
Не допустив ни лжи, ни злобы ни на миг,
Своё хозяйство вёл до дней своих исхода.

Ему не ведомы тщеславные заботы,
Что сердце холодят и искажают лик,
Так как питаться с ранней юности привык
Трудов плодами с результатами работы.

Он славно жил, ни хорошо ни плохо,
И людям не устраивал подвоха.
Сам и король и свита, сват и брат.

Он полагался не на случай, - на обычай,
Не был походом в эарубежье за добычей,
Был миром внутренним достаточно богат