Стена
По эту сторону бетонной
стены, приковывавшей взгляд,
лежал мой путь, бедовый, торный,
к резине на «холодный» склад.
Возьмёшь, бывало, накладную
и, поспешая через двор,
всё поминаешь мать родную
начальника (большой был вор).
Иной раз, чувствуя в желудке
обеденный тяжёлый плов,
лохматой покривишься шутке,
подслушанной у маляров.
Так что ж! Работать нужно где-то.
Чем плох техцентр, автосалон?
К священной жертве Аполлон
пока не требует поэта.
Ты можешь наблюдать вокруг
живую жизнь, как чистый медик:
вот вышел слесарь, вот из брюк
он достаёт свой инструментик;
полился тихий матерок,
в границах, по законам жанра;
вот секретарша длинный «Vogue»
сосёт, причмокивая жадно.
Вальяжно шествует клиент
с лицом раскормленным, как жопа, —
какой-нибудь гаишный мент,
притопавший из Конотопа.
Он строит в Подмосковье дом,
он задарма в свисток не свищет.
Его братва повсюду ищет,
что кинул он в краю родном.
Простые люди на работе
херачат в меру сил своих.
Не зазнавайся: плоть от плоти,
ты сам ничуть не лучше их.
И языком и тем прибором
поддерживаешь с миром связь.
И Бога славите вы хором,
и под ногтями — та же грязь.
Так благодарен будь везенью
не понаслышке жизнь узнать,
ведь птичка божия на землю
слетает, если хочет жрать.
С невидимым ярмом на вые,
в халате, сношенном до дыр,
счастлив, кто посетил сей мир,
в его минуты роковые.
То было время войн и смут,
разборок быстрых и недетских.
Годами пиршествовал шут
в апартаментах президентских.
И под бухтенье новостей
о новых Ротшильдах и Круппах,
смерть, обнажившись до костей,
фигачила стриптиз на трупах.
И в зале, где убрали свет,
освободившись от рассудка,
слились с похабником поэт
и с журналистом проститутка.
От бешенства хотелось выть.
А кто не волк и не собака,
тому шептал Гаспар из мрака:
«Поэтом можешь ты не быть».
И вот стена. Что там за нею?
Ангары или гаражи?
Уж точно не тоннель в Гвинею,
не путь над пропастью во ржи.
Должно быть, мусорные кучи,
а может, кладбище... Не ной!
Но и не верь, что было б круче
увидеть правду за стеной.
Нет, нужно твёрдо встать на месте,
и запчастей унылый склад
хотя бы из одной лишь чести
преобразить в свой тайный сад.
Живи ещё хоть четверть века —
всё будет так. Исхода нет.
...Стена тянулась девять лет —
и сохранила человека.
....................
Недавно безо всякой злобы
наведался я в те края.
Понятно, скажете? Ещё бы!
Ведь юность здесь прошла моя.
На территорию техцентра
проник, знакомыми ведом,
и то, что было прежде ценно,
припоминал с большим трудом.
И, вспомнив, как тогда боялся
узнать, увидеть мир иной,
по ржавой лестнице поднялся
над серой и глухой стеной...
Там лес, точней, его остаток,
обрезанный со всех сторон,
стоял. Как был прекрасен он!
Теперь, как он, я буду краток.
Благодарю тебя, стена!
Ведь было хорошо, что плохо.
Благодарю тебя, страна!
Благодарю — судьба, эпоха!
Гореть в аду, корпеть в поту, —
всё это надобно поэту,
чтоб никогда не быть по ту,
а, как ни глянь, всегда по эту,
по эту сторону любви,
её гласящего закона
о том, что все миры — твои
и всё, что здесь — тебе знакомо.
Чтоб в нужный час ребёнок смог,
развившись, выступить из тени,
и перед ним упали стены,
здесь отстоявшие свой срок.
2011
Свидетельство о публикации №121121803785