Корпоратив. Глава 1

      Не всякая работа приносит успех. Иногда, работаешь, работаешь, и – ничего: ни удовлетворения, ни денег, ни скупого (хотя бы) жеста одобрения от тех, чьё мнение имеет для тебя значение. Значит – пахал впустую. Грустно. Сидишь и думаешь: «Всё напрасно! И зачем? А может бросить? Или это всего лишь маленький кризис «середины пути»? А почему середины? Судя по количеству затраченных сил, я должен быть где-то ближе к концу. К концу чего? Вот тут – у каждого своё! Конец – это апофеоз работы. Цель работы – результат. Результат – «сестрец» успеха. А если результата нет? Что за фигня!»

      Некоторые бедолаги в нашей конторе утверждают, что работа сама и есть цель. Это те, кто так же, как и я, не достигли успеха, и потому, что бы хоть как-то оправдать свой провал, убедили себя и пытаются убедить других, что работали они, так как получали от этого удовольствие, результат их не интересовал, а жизнь прожита не зря…

      Тут я обычно, делаю сочувственно-понимающее лицо, и по-мужски, без тени улыбки,  похлопываю говорящего по плечу, мол, расслабься, старик, мы (в подобной ситуации всегда предпочтительнее называть себя во множественном числе)  знаем, что ты  много работал, мы рады, что ты был с нами и, понимая, что бедняга вот-вот расплачется, коротко подытоживаю, что мы абсолютно разделяем его авторитетную позицию, и сами её придерживаемся, ибо для чего и работать, как не для самой работы. Иногда я добавляю пару ободряющих слов, что-то типа: «Все так думают». Самое интересное, что большинству это помогает, особенно, если сказано где-нибудь в баре, заказанном за счёт фирмы по случаю очередных корпоративных посиделок, и после трёхсот  граммов «крепака» на нос.

      Триста – это та золотая середина, когда уже перестаёшь заботиться о том, как ты выглядишь в глазах других, но ещё точно знаешь, что выглядишь вполне прилично. Мне всегда нравится вести задушевные беседы после трёхсот. Язык ещё достаточно вёрток, улыбка ещё не столь крива и глупа, и мизинцы на руках еще предательски не оттопыриваются при поднесении стакана к губам. Девицам – триста многовато, у них свои нормы, хотя, конечно, зависит...

      Девиц в нашей конторе не много, в основном, тётки. Тёткам – триста в самый раз, тут мы на равных. Причём и я, и они (тётки) прекрасно знаем, что можем принять «на грудь» и больше, но тогда потеряется  сам-смысл корпоративного мероприятия, пропадёт основная цель сборища, а цель, собственно, одна…

      И вот что интересно, ты же видишь их всех поголовно по сто раз на дню, и мысль об «энтом» как-то почти не закрадывается, а вот на корпоративе – не то что закрадывается, а прямо въезжает в башку на танке, и судя по «этим глазам напротив», не только тебе…

      Не могу сказать, что все тётки конторы влюблены в меня. Конечно, нет. Но девять из десяти – точно. Самая «невлюблённая», конечно, начальница нашего  обособленного подразделения – Сусанна Станиславовна, приятная ухоженная минишефиня, сорока с гаком лет. На столько же она и выглядит. Вот в ней никакой любви я не вижу. У неё всё строго, по распорядку и без лишних сантиментов.

      У Сусанны – свой кабинет, а в кабинете, есть большой овальный стол для переговоров. Понятно, что на обычном рабочем-то столе места свободного не найдёшь. Там – компьютер, всякие канцелярские прибамбасы, сувенирчики, и  прочее важное офисно-производственное барахло. А вот переговорный стол – это наше раскошное развнедельнишное ложе. Немного жёсткое, но нам же на нём не ночевать! Ещё у Сусанны в кабинете есть маленькая каморка с раковиной, типа там можно руки помыть. Очень полезная вещь, я вам скажу, вот прям самая необходимая...

      У нас с Сусанной свой особый код, на предмет того, что «вот сейчас – как раз». Она звонит мне по внутреннему и говорит, что «компутер» опять барахлит, мол, есть подозрение на вирус, поэтому обед мой сегодня отменяется (а звонит, как раз перед обедом), и надо  бы  всё срочно привести в порядок. Ну, я, естественно, сообщаю Гере – моему сослуживцу по сисадминству, что, мол, опять… ну, в смысле – обедай без меня, и иду чистить сусанниного вируса. Собственно, более десяти минут у меня это не занимает. Я бы даже на обед мог успевать, но Сусанна не позволяет – переустановка антивирусника за десять минут, по её мнению, выглядела бы очень сильно подозрительно. Поэтому я ещё минут двадцать травлю ей байки про работу под вкусный травяной чай, который терпеть не могу, и проверяю перед зеркалом нет ли на мне следов её губной помады.

      Не-е, Сусанна меня точно не любит. Но ценит. А я вот её – нисколько! Но, работа – есть работа! И хотя, что на такой работе может быть мерилом успеха, мне даже сложно представить, я выполняю её старательно, как говорится – «с душой». Самое забавное, что вся контора (кроме Сусанны, а, может, и не кроме...) знает, что раз в неделю у начальницы вирус файлы повреждает, и я их «так сказать…». В курилке не раз краем уха слышал, как тётки шептали (на всю комнату), мол, у Сусанны опять «файлы горят», что вот прям хоть из брандспойта туши… Но ко мне претензий у тёток нет. Я ж говорю – они меня любят.

      Кто немного смущает меня в последнее время – так это  симпотная секретарша Сусанны, как раз девица, лет восемнадцати, откликающаяся на любое моё уменьшительно-ласкательное, вплоть до «Бегемотика», устроенная в контору бывшим  сусанниным мужем, так сказать, в порядке взаимообмена детьми друзей. И, хотя «в дни чистки вируса» «Бегемотик» самым настоятельным образом отправляется Сусанной на полноценный часовой обед, однажды я, выходя из кабинета, застал её на рабочем месте, с неестественно красным лицом и огромными испуганными глазами. Но, «Бегемотик» (надо всё-таки запомнить, как её зовут) меня мало интересует, в силу её неподобающе юного возраста.

      Работает она всего три недели, а вот до неё секретарила Изольда, из племени «Тёток». Работала хорошо, можно даже сказать – перерабатывала, при том без малейшего намёка на денежную компенсацию со стороны конторы. Сусанна ею нахвалиться не могла, всегда в пример ставила. Вот, говорит, вы все, лентяи, в шесть часов из офиса бего`м сваливаете, а Изольда, всё недовыполненное за день заканчивает и, кроме своей прямой обязанности, все комнаты обойдёт и везде, где-какой непорядок заметит – исправит, а не исправит, так наутро доложит. Вот это, говорит, высокий корпоративный стандарт.

      Сама Сусанна после шести задерживалась редко, но по утренним докладам Изольды понимала, что та точно была в офисе сверхурочно. Не знала она только одного – что офисный обход Изольды заканчивался ровно через пару минут в вечно гудящем вентиляторами логове компьютерщиков, с громким названием «Серверная», где в тот момент, как правило, работал только… догадайтесь кто?

      Я вообще любил работать допоздна. Слава богу, Изольда не злоупотребляла своими случайными находками меня в серверной опустевшего офиса, к тому же она всегда точно знала, когда я «чистил вирусы» у Сусанны. Поэтому отношения у нас были самые тёплые, даже сердечные… Немного раздражало, что после «того-самого», Изольда, почти всегда плакала и благодарила меня почти по-матерински, хотя мы были практически одного возраста. Внутренне я был бы не против  узнать секрет её такого поведения, но спрашивать – означало сближаться, а мне это, естественно, было не в кассу. Ей же  как-то не удавалось начать словесно изливаться,  максимум на что её хватало, кроме слёз, это –  при последнем, уже довольно холодном поцелуе, спросить – рад ли я буду увидеть её на следующей неделе, и не надоела ли она мне… Я, конечно, отвечал согласием, и она уходила.

      Насколько я знал, мужа у Изольды никогда не было, детей тоже. Выглядела она вполне по-секретарски,  и количество желающих ей «вдуть»  значительно превышало составы мужских команд не только нашей конторы, но и трёх соседних (в плане расположения), включая их заказчиков, подрядчиков и прочих юридически неблагонадёжных рыл, время от времени посещавших в обеденные часы ближайший  приличный общепит с амбициозным названием «Сосистория смысла».

      Если вы думаете, что Сусанна нас однажды застукала, Изольду уволила и взяла на её место «Бегемотика», то спешу вас разочаровать. Сусанна, нас конечно же, застукала, но никаких скандалов не устраивала (я же говорил, что она меня не любила), по-моему, ей даже стало немного проще. Теперь она почти официально поручала Изольде ставить меня в известность о разгулявшемся не в меру лютом «Трояне», а в дополнение к одному «старому» обеденному перерыву, придумать что-нибудь ещё «не в обед» – так я получил дополнительную нагрузку по «обучению» Изольды «Эксэлю» («Вордом» она владела в совершенстве). Десять минут «урока», естественно доставались Сусанне. Длилось это почти полгода, и никого  не напрягало: Сусанна «чистила вирус», и про это все знали, Изольда плакала в «Серверной», и про это мало кто догадывался, короче всё было – «оки»!  Вплоть до момента, когда  как-то утром Изольда без предупреждения не вышла на работу, а в районе обеда какой-то хмырь в штатском приехал в контору с просьбой  выделить ему пару человек, которые хорошо знали гражданку Шноль И. А., для окончательного опознания её подозреваемого (так прямо и сказал) трупа, обнаруженного под окном какой-то хрущобы в Дегунино, так как ни родственников, ни вменяемых соседей гражданка Шноль не имеет, и подтвердить её «подозреваемую» личность, по его мнению, могут только коллеги по работе.  В морг поехали, естественно, мы с Сусанной. «Подозреваемой» действительно была Изольда.

      Трудно сказать, что я испытал хоть что-то похожее на горе, но печаль, а точнее дискомфорт – несомненно. Еще только вчера она плакала у меня на плече, спрашивала, не надоела ли она мне, а сегодня... Блин, ну почему так бывает? Сусанна ва-а-ще не выразила никакой эмоции, просто процедила сквозь зубы, что-то, типа, хорошая была секретарша, где теперь искать? Тот самый хмырь в штатском, оказавшийся целым капитаном местного ОВД по фамилии Безухий, в двух словах ввёл нас в курс дела – мол, нашли поутру; выпала из окна пятого этажа, скорее всего ночью; пьяной, вроде, не была, а вот беременной – точно (но месяц какой-то ранний), кроме того вчера имела незащищённый секс, не позднее, чем за восемь-десять часов до смерти (это-то нам зачем знать?), в квартире на столе оставила записку: «Я это всё-таки сделала!», свой паспорт и визитку нашей конторы… Никаких следов пребывания внутри кого бы то ни было ещё – не установлено. Зато установлено, что записку написала сама Изольда, так как в ящиках письменного стола нашли много каких-то квитанций и счетов, заполненных тем же самым её-почерком. Вот, собственно, и всё!

      Ещё Безухий сказал, что это, несомненно, самоубийство, и открывать дело вряд ли будут. Спросил – будем ли мы её хоронить? Так как родственников не выявлено, зато выявлено, что она воспитанница детского дома, где-то в соседней области, но было это лет пятнадцать назад. Я тупо промолчал, Сусанна пробурчала, что провентилирует вопрос с вышестоящим начальством конторы, и свяжется. На том мы и покинули нашего гостеприимного, подозрительно гостеприимного, капитана.
 
      Весь обратный путь Сусанна промолчала, машину, кстати, тоже вела она. Высаживая меня где-то в районе Савёловского (я сам попросился выйти), она, как-то загадочно посмотрев, спросила: «Надеюсь, ты к этому отношения не имеешь?». В ответ я спросил: «А ты?», и, не очень нежно захлопнув дверь машины, медленно попёрся к метро.


Продолжение: http://stihi.ru/2021/12/18/6926