Любовные письма Олегу
Случайное знакомство в электричке с туристкой компанией, окружившей нас, двух девчонок: меня и мою подружку Верочку, привело к тому, что мы стали заниматься альпинизмом в секции «Труд». Нам просто понравились люди: дружелюбные открытые и веселые. И я, вечно болезненная девочка, так захотела быть в среде этих людей, что мои постоянные простуды и воспаления стали реально проходить от занятия спортом, особенно бегом. Нос задышал, горло перестало болеть, лимфоузлы с шеи убрались, и я стала почти здоровым человеком. Оказалось, что у меня столько возможностей путешествий, дешевых, потому что мы сами и есть организаторы. Мне нравилась моя учеба, а потом работа. А после работы я с удовольствием бежала в зал на тренировку, а в выходные мы выезжали компанией на вылазки в лес или на скалы. А летом ходили в двухдневные походы на байдарках. И огромное количество приключений и поездок было расписано чуть ли не на год вперед. Тренировались, организовывали свой быт на природе, общались. У нас был замечательный тренер Володя Нестеров, выдержанный, спокойный, настоящий богатырь, который так морально повлиял на наших парней, что внутри секции образовалось 17 пар и всего один развод. Потому что человека реально видно в сложных условиях.
При выезде на тренировки или соревнования мы знакомились с представителями других городских альпинистских секций. А перед соревнованиями обычно был ночной капустник под названием «Шиза».
Я сочиняла – переделывала песни для капустников и вечеров-встреч после летнего сезона. Мне придумывать шутливою программу было легко и в здорово. В институте я участвовала в творческой группе институтского театра миниатюр, благодаря которому и был восстановлен КВН, так как именно наш руководитель театра написал письмо Маслякову. А среди той КВНовской братии было принято постоянно подшучивать друг над другом, немного ерничать. И никто не обижался.
У туристов воронежских в то время было знаковое место сбора, встречи – «конюшня». Оно располагалось в лесу рядом с быстрой и чистой речкой Усманкой, а название получило из-за остатков дореволюционных барских строений, похожих на конюшню. Туда можно было прийти и обязательно встретить кого-нибудь из «своих». Чужих там практически не было. Мы следили за местом, убирали, никогда не оставляя бытовой мусор.
Как-то раз, я и Верочка пришли туда летом или на майские праздники, подошли к реке и увидели двух знакомых мужчин из секции «Факел». Мы встречали их ранее на соревнованиях. В результате они посадили нас в свою байду, и мы поплыли вместе с ними по реке Усманке. Так мы познакомились с Генадием Семеновичем Славновым и Олегом Филякиным, тренерами «Факела». Они устроили нам настоящий маленький поход: учили держать весло и грести в байдарке. А вечером, оборудовав стоянку, сидели у костра и пели песни. У обоих были красивые низкие голоса с приятной хрипотцой. Огромная луна, блики на реке, потрескивание углей, пение, какие-то очень добрые душевные разговоры. Я завернулась в белую простынь, которую таскала с собой на вылазки летом и даже пыталась танцевать в ней. Вели они себя очень по-джентльменски. Мы подружились и потом, почти более двух лет, выезжали вместе на природу, забирая с собой еще и других наших друзей. Жизнь со временем развела нас, но эти несколько лет я помню как абсолютное ощущение праздника, счастья. Генадий Семенович был настоящим тренером, он научил нас кататься на горных лыжах, как и многих наших знакомых, сам поставил нам горнолыжные крепления, сам подобрал лыжи. От него всегда тянуло бешенным азартом и энергией. Конечно, нам было приятно, что два взрослых мужика развлекают нас, совсем еще молодых девчонок. Олег был старше меня лет на девять, Гена более чем на двадцать. Я, подверженная болячкам и эмоциональным качелям, как то сразу успокаивалась с позитивным Генадием и таинственным Олегом. Олег себя всегда вел так, как будто у него есть какая-то своя тайна. Девчонки «Факела» периодически влюблялись в него и ревностно относились к нам. А у нас была тогда бешенная жажда жизни и всего было мало. Мы собирали отгула и ездили смотрели свою страну, какая она у нас прекрасная, особенно места дикой природы. Турций у нас не было, но всего другого было навалом. Летом байдарочный поход в Карелию или альплагерь, зимой горнолыжные склоны или зимний лыжный поход. Наша жизнь была абсолютным кайфом, сейчас это понимаешь. А тогда нам все казалось вполне обыденным. И хотелось еще чего-то и еще. В конце 80-х, мы большой компанией ездили в Карпаты, в Славское, жили в огромной квадратной комнате с печкой, в построенном для туристов доме. И было нас человек девять. Олег поехал с нами. Мне казалось, что я ему нравлюсь, но кто его разберет, он был человек с тайной, скрытный в проявлении эмоций. Мы выбрали несколько странные правила игры: подкалывали друг друга на людях и совсем не ссорились, оставаясь один на один. По утрам нас будил бегающий по кроватям товарищ, громко орущий: «Большая шведская семья, просыпайся! Пора на склон!» Олег в Славском всю нашу компанию подучивал катанию.
Я обычно по приезде отписывала маме письмо: что и как доехали. Пока папа был жив, я писала ему письма в стихах, это была, как бы. игра и обучение одновременно. Главное требование - легкость обычной речи, так чтоб рифмы и ритм не бросались в глаза. Видимо тогда и был этот разговор, про любовные письма в стихах, которые иногда пишут Олегу влюбленные в него девушки. Причем Олег сказал, что бывают очень шикарные стихи. Прочитать естественно отказался, так как они очень личные. Ну и моя вредность пообещала, что я тоже напишу ему любовные письма в стихах.
«Как обаятельны для всех, кто понимает, все наши глупости и мелкие злодейства»- абсолютно подходящие строки Окуджавы к моему стихотворчеству.
У меня был отпуск и после двух недель катания в Славском, я рванула по путевке в Кабардино-Балкарию в горнолыжный лагерь «Адыл-су». Это был уже конец февраля или начало марта. И там, сидя на территории лагеря, я начала писать первое любовное письмо Олегу, смеясь и удивляясь, куда меня занесет, потому , что если попер поток рифмования, то надо успеть записать. Видя, что я что-то записываю, один из моих новых знакомых из горнолыжников поинтересовался, что это я так строчу и посмеиваюсь одновременно. И я честно призналась, что пишу любовное письмо в стихах. «Почитай,»- сказал он вкрадчиво. Я прочитала несколько строчек моего стихоплетства, и он стал мне подсовывать на листке свой адрес, чтоб я ему тоже написала. «Но я же вас не люблю, сударь,!»-сказала я гордо.
Первое любовное письмо Олегу.
И вот я здесь, Чегет у ног.
У ног мужской состав Эльбруских баз.
Я не дичусь его, но видит бог:
Я постоянно думаю о вас.
О взгляд мужской: и темен и горяч,
И нежностью, и дерзостью блестит.
А ваш почти лягушечьи незряч
И не о чем совсем не говорит.
Вниманье всем приятно, это да!
Но дух противоречья так силен,
Что у меня уже почти мечта,
Услышать ваш капризно-женский тон.
Меня здесь хвалят, правда, глупо врать,
На местном фоне, я немного ас.
Но мне ужасно мило вспоминать
Слова слегка презрения от вас.
И вместо ласковых улыбок вслед,
Морганий, задираний и кивков,
Храню в своей душе я ваш портрет,
Где рожа на боку и взгляд суров.
Как радостно, как сладко вспоминать:
Рассвет, ваш стройный зад в горошек белый
Вы подставляли, чтобы я щелкать
Могла! И я тогда щелкала смело!
А здесь совсем не то: здесь мне поют
И тешут полу светским разговором,
И очень мягко за руку берут,
И быстро гасят соглашеньем споры.
А сердце мое стонет и болит
Как та обиженная собачонка!
И мой роман чегетский … не развит,
А вам романс тут сочинялся ловко.
По вас скучая, я ищу слова,
Любовные конечно, как иначе.
От разных мыслей пухнет голова,
А Шхельда за спиной моей маячит.
Как жаль, что мне пора уже бежать.
Мне ночью вам присниться иль не надо?
Мне б не хотелось сильно вас пугать
Своей любовью, бьющей водопадом.
Кто не знает, Шхельда – это вершина в ущелье Адыл-су.
По возвращению, я спросила, получил ли, он мое письмо. Он улыбнулся и сказал, что это шутка, хохма, а серьезные любовные стихи мне, наверное, «слабо». Я ответила, что серьезные это-больно. Каждый тащил за собой груз из прошлых неудачных отношений и обид и не хотел подставлять себя.
Второй стих я прислала ему с описанием байдарочного похода по Карелии и он, видимо, не сохранился.
Третье и последнее письмо было написано по окончании зимнего лыжного похода 5 категории сложности по Саянам. Компания у нас там была замечательная, а поход тот я, наверное, буду вспоминать всю жизнь. Когда поход закончился, часть группы уехала домой, а часть осталась кататься на горных лыжах на местной горнолыжной базе «Гладенькая». У каждого из оставшихся были билеты назад на самолет в разные дни. База еще не работала на прием, была не достроена столовая. Готовили мы сами на небольшой кухне. Группа почти разъехалась И, осталась мы с Виктором Воротынцевым вдвоем, подружились с местными спасателями, они звали нас в баньку. Склоны били шикарные, ратрак перед нами разравнивал снег, цена за катание была смехотворная, но уже хотелось домой. Витька собрался съездить в город с местной попуткой, а я вспомнила, что надо бы написать письмо Олегу. Хоть похвастаться, что ли! И довольно быстро его сочинила. Предложила почитать Виктору свое любовное сочинение, может посоветует чего. Он милостиво согласился. Потом мы ржали вместе над моим любовным посланием, и Виктор даже стал что-то внизу дописывать от себя. Олег так и не смог разобрать его каракули.
Третье любовное письмо Олегу.
О, Олежек, Саянские скалы
Не затмили твой образ святой,
Все прошла я свои перевалы,
Пролетели они подо мной
И теперь я живу на турбазе
с Воротынцевым номер снимая.
Говорим о ввезенной заразе (спиде),
О горах и …тебя вспоминаем.
Здесь ни база, а просто картинка!
Нам по просьбе подъемник включают
И ратраком, заморской машинкой
Перед нами долину равняют
Нас живут тут четыре пижона,
Я одна и поэтому прима,
Ну а склоны? Прекрасные склоны!
Как Чегет и достаточно длинны.
Сбить кого-то немыслимо просто
Потому что «кого-то» здесь нету,
Только серые чахлые сосны,
Даже грустно немного при этом.
Ну, а очередь? Сам понимаешь,
Постоять, отдохнуть бы немного…
С неподдельной тоскою взираешь
На пустые цеплялки, ей богу.
Лучше сядь, а то обморок трахнет:
Бугель в день 2 рубля - на халяву.
Воротынцев дорвался и чахнет.
Ломит кости его и суставы.
20 раз в первый день он спустился.
А теперь нет ни сил, ни желаний.
Так добраться сюда суетился.
Рад теперь убежать бы заране.
Здесь прекрасная банька парная,
Не с кем драться за лишнюю шайку.
Воротынцева в ней оттирая.
Я нашла его старую майку…
Но тоска меня, все таки, гложет:
Мне б твою здесь намыливать шейку…
Но ничто мне уже не поможет,
Ведь любовь моя в море копейка.
Я почти ничего не приврала,
Разве только про майку немного…
Жизнь здесь сказка, фантазии мало,
Все как есть, не поверишь? Ей богу!
Помолившись пред скучною ночкой,
Я поставлю огромную точку.
Воротынцев немного повозмущался о фразе про скучную ночку, я нахально парировала: « А какая от тебя радость, жрешь только шоколадные зажиленные печенья под одеялом!» -"А ты что не спишь? Слышишь как я их жру?"- Да ты мертвого разбудишь своим хрустом и чавканьем!"- Мы тогда постоянно смеялись и постоянно шутили, так что болели губы и мышцы лица.
К сожалению, со временем, мы с Олегом стали меньше общаться, у каждого была своя жизнь. Я не ходила с ним в горы, не была его коллегой, но при столкновении с ним на склоне или в лесу, мы как-то очень бережно относились к друг другу, как-то нежно, что ли. Я раз потерялась в лесу, дозвонилась приятельнице, а она Олегу и тот пошел меня искать, вернее поехал на велосипеде. Нашел, успокоил и вывел. В нем было много хорошего, доброго, готовность помочь, готовность понять, какая-то ненавязчивая мужественность. Он был сложным, но мы все сложные и это, на самом деле, здорово! Я очень благодарна ему за тот кусочек юности.
Вот сейчас его уже нет, он стал пеплом, но так хочется, чтоб все таки была она, та невидимая субстанция, которая называется душой.
Говорите своим близким, что они вам дороги и делайте это ВОВРЕМЯ! Потому что всем нас страшно не хватает любви. Все.
Свидетельство о публикации №121121600169