Ты опоздал

Ты прав и в этом виноват.
Ты - гибель поколений.
Добро теряет во сто крат
От пары преступлений.

Не знаю, вправе ль говорить,
Тебя я не прощаю.
Мне не дано других судить,
Я небо призываю.

Шёл тридцать энный страшный год,
Страна уже в бетоне.
Счастливчик топал на завод,
Упрямые - в загоне.

«Прощайте, дети или дочь.
Увидимся ль, не знаю.»
О, как бы я хотел помочь,
То время проклинаю.

«За что, за что, за что, за что?»
Звучало тыщекратно,
А он стоит себе в пальто
И щурит глаз отвратно.

Девчушка, всех святых святей,
Лежит без покрывала.
На слёзы матери своей
Похлебку оставляла.

А после тихо так звала,
В кроватке умирая:
«Мамуля, мамочка моя…»
А ты курил, листая:

Приказы, сводки новостей,
Доносы и наветы.
Не слыша воя матерей.
Тебе к чему заветы?

С рожденья знаю я одно:
Веревке, сколь не виться,
Расплата грянет все равно.
И ты не смей молиться.

Ты опоздал. И твой удел -
Лишь созерцать прискорбно,
Как невиновных на расстрел
Ведут судьбе покорно.

Лишь дети смотрят на тебя,
Испуганно моргая:
«Зачем, зачем, зачем, зачем,
Зачем, товарищ Сталин?»

За веком век тебе смывать
С ладоней кровь чужую.
И лишь когда забудет мать
Ту долю роковую,

Когда последний «сын врага»
Промолвит: «Я прощаю.
Не надо нового суда.»
А до того взываю:

Взываю к Небу и Земле,
Не нужно новых правил.
Он должен пронести в себе
Всю боль, что тут оставил.

8.12 - 15.12.21

Мария Сандрацкая, осужденная на восемь лет как ЧСИР, вспоминала: «Умерла дочка моя… На мой вопрос о причине смерти мне из больницы врач ответила: „Ваша дочь серьезно и тяжело болела. Нарушены были функции мозговой, нервной деятельности“».
«Чрезвычайно тяжело переносила разлуку с родителями. Не принимала пищу. Оставляла для вас. Все время спрашивала: „Где мама, письмо от нее было? А папа где?“ Умирала тихо. Только жалобно звала: „Мама, мама…“».

ЧСИР - член семьи изменника родины