Станислав Никулин

СТАНИСЛАВ НИКУЛИН
(1937 - 2011)

СВЕТ МАТЕРИНСКИЙ

Среди сосен безмолвных покой,
ощущение воли…
Мир иной,
он, конечно, иной —
без страданий и боли.

Вот опять я один на один
и с тобой,
и с собою.
Без твоих незабытых седин
ничего я не стою.

И во мне до сих пор пустота,
что ничем не заполню.
Жизнь моя,
как всегда, непроста…
Я люблю тебя, помню.

И со мной — и вблизи, и вдали —
до скончания века
этот холмик родимой земли
над родным человеком.

У МОГИЛЫ НЕИЗВЕСТНОГО СОЛДАТА

Речей и слов
не надо броских,
ты просто молча здесь постой…
Не всем лежать
у стен Кремлевских,
но всем лежать в земле сырой.

Живут они в сердцах и песнях,
ушедшие в последний бой.
Россия,
стала ты известней
от неизвестности такой!

В твоих исканиях и взлетах,
в твоей судьбе так велики
и безымянные высоты,
и безымянные стрелки.

У времени на перекрестках
немало полегло солдат…
Не все лежат
у стен Кремлевских,
но все за них в земле лежат.

ВЕТЕРАНЫ

Сказал отец однажды хмуро:
«Нам жить с прохладцей не с руки.
Есть окололитература,
есть околофронтовики…»
И мы встречаемся с такими.
Как раньше, так и в наши дни
не слава гонится за ними —
за славой гонятся они.

Но наша боль и память с теми,
кто перед Родиной вины
не знал совсем…
Вот только время
безжалостней самой войны.
Зимою иль цветущим маем —
больных, прадедушек уже —
оно нещадно выбивает
солдат на мирном рубеже.

Когда бывает им несладко,
в грудь кулаком они не бьют,
а, не жалея, без остатка
себя народу отдают.
И путь иной — для них неведом:
стояли и стоят на том…
И осеняет их Победа
бессмертным праведным крылом.

ПРО ЛОШАДЕЙ

Становится все меньше лошадей.
Мальчишки позабыли про ночное.
Когда мы это для себя откроем,
то делаемся чуточку грустней.
Становится все меньше лошадей.

На жеребенка смотрим, как на диво,
а он шагает так неторопливо
с заезженною матерью своей.
Становится все меньше лошадей.

И колокольчик смолкнул под дугою,
и тройки не проносятся стрелою
по родине заснеженной моей.
Становится все меньше лошадей.

Живите, водовозные трудяги,
хотя не кони вы, а лишь коняги,
но даже с вами мне земля родней.
Становится все меньше лошадей.

Вот, распластавшись, скачут, скачут кони,
когда в кино снимаются погони.
Но от того совсем не веселей.
Становится все меньше лошадей.

И, как неумолимее прощанье,
несется их серебряное ржанье.
И остается в памяти людей…

* * *

Перепутав дороги, тропинки,
Я по лесу бреду наугад,
И дрожат от испуга осинки:
«Не туда… не туда… не туда…»

«Не туда…», — беспокоится птица.
«Не туда…», — зашумела листва.
Сто;ит ниже к траве наклониться —
только эти и слышу слова.

Стало глуше в лесу и темнее.
«Воротись… Пропадешь без следа…»
И пришло на подмогу сомненье:
может, правда, иду не туда?

Может, рай я земной покидаю,
может, в дом я родной не вернусь?
Вот немного еще — и тогда я
навсегда, навсегда заблужусь.

Но упрямились разум и тело:
«Не беда… не беда… не беда…»
Потому что уже надоело —
всё туда, да туда, да туда…

* * *

Душа уже почти остыла,
теплу ее настал конец,
и с жадною какой-то силой
так тянет к доброте сердец.

Наверно, время век итожить,
что худо-бедно я прожил.
И как не хочется мне все же,
чтобы угас последний пыл.

Не хочется в седло садиться
и, голову сломя, лететь,
ведь мне тогда родные лица
не различить, не разглядеть.

Я их и так почти не видел
в ненужной суматохе дел,
кого-то невзначай обидел,
кого-то просто не пригрел.

Ах, эта скачка поневоле
сводила, подлая, с ума!
Хотелось вроде лучшей доли,
а вышла — рваная сума.

Hо с уст еще слетает слово,
а рядом дышит тишина…
И где-то там надеждой новой
горит калина Шукшина.