Леонид Мерзликин

ЛЕОНИД МЕРЗЛИКИН
(1935 - 1995)

К РОДИНЕ

Травинка моя всхожая,
Росинка моя Русь,
Чего же я, чего же я
Никак не разберусь?

И я живу затеями,
И я не без того.
Зачем мы просо сеяли?
Чтоб вытоптать его?

Копытами, копытами
Под гиканье и вой…
О чём ты, Русь, ракитами
Лопочешь над водой?

Исплаканы, измучены
Глаза мои в тоске,
Печальные уключины
Курлычут на реке.

Поклон отвешу низко я
До самой до земли:
– Сторонушка сибирская,
Прими и исцели!

Стою, дышу прокуренно
Под тенью у куста.
И мать глядит прищуренно
С могильного креста.

* * *

Лошади протопали,
Трактор отчихал,
За прудом, на тополе,
Месяц отдыхал.

Уточка прокрякала
Много раз подряд.
Крякала, как плакала,
Кликала утят.

И затихла серая.
Небеса темны.
В них глядел я, веруя
В благо тишины.

У плеча, у темени
Вились комары.
Тишина – до времени,
Время – до поры.

Отрывок из поэмы "Три месяца"

…Ночь. Мышонок шуршит,
Где очистки от брюквы.
Пробудилась жена.
Улыбнулась: — Ты чо? -
Указательным пальцем
Пишу я ей буквы
На плече. И меня
Понимает плечо.

Локон кольчатый вьется.
Дурман источает.
Я пишу. Я игру
Продолжаю свою.
— Что за буква? — Шепчу.
Эл. — Жена отвечает.
— Эта?
— Ю.
— Эта?
— Бэ.
— Эта?
— Эл.
— Эта?
— Ю.

ТРЕЗВОСТЬ

За святую поэзии муку
Я готов и на плаху шагнуть.
Отрубите мне правую руку –
Я и левой смогу что-нибудь!
А не будет обеих – зубами!
И не хуже, чем некто рукой.
Отпишусь, отзвучу перед вами
И на вечный отправлюсь покой.
Улыбаетесь: – Славная резвость!
Отвечаю: – Не резвость, друзья,
А моя запоздалая трезвость
И последняя воля моя!
Вот и нужно для этого дела,
Чтоб была на плечах голова,
Чтоб она по утрам не болела,
А держалась светла и трезва.
Все мы смертны. Но прежде едва ли
Так губительно виделось мне:
Сколько мы сыновей потеряли
На бескровной пропойной войне!
И как будто в каком лазарете
Белоснежная та простыня –
Лист бумаги в моём кабинете
Из-под лампы глядит на меня.
А всего-то: озноб и одышка,
И могильное вдруг забытьё.
Стукнет оземь сосновая шишка,
Только я не услышу её.
Не раздвину крушину рукою,
Не покину последний приют.
И пройдут поезда за рекою,
И колёса в ночи пропоют...

* * *

Дедушка вздыхает неглубоко:
– Так вот и жалкую на селе.
Сыновья и дочери далёко.
Бабка упокоилась в земле.

Летом от посёлка до посёлка
Топаю, мотаю бородой,
Где усну в тенёчке у околка,
Где напьюсь колодезной водой.

– Ну, а если в дом для престарелых
Как-нибудь?
– А я бы там не смог.
От казённых нянек надоелых
Я бы на карачках, да убёг!

Дедушка, бодрясь и озоруя,
Разулыбил выщербленный рот.
– Ну, а чем живёте? – говорю я.
– А вот этим – ноги да народ.

– А найти старушку бы – и снова
Обиход?
– Да где теперь? Кого?
– А случись – не встать?
– Ну что ж такого?
Окочурюсь. Только и всего.

Я представил: зимними ночами
В завалюхе старенькой своей
Из окна пустынными очами
Он глядит на отблески огней.
-
В темноте сидит он одиноко,
Борода лишь белая видна,
И растут, вздымаются высоко
Пышные сугробы у окна.