Санька

Санька вообразил себя кем-то вроде Дзержинского: он носил чёрную кожанку (дермантин, конечно), чёрные брюки. У него были чёрные усики и чёрные глаза, которые я не помню, чтобы улыбались. Вид у него всегда был мрачный. По коридорам общаги, да и на улице, обычно он ходил в сопровождении таких же мрачных, одетых в чёрное двух парней. Причём Санька всегда шёл в центре.
Про тех двоих – вообще ничего не помню. А Саньку не любили все. Он со своими помощниками входил в комнаты без стука. Всегда по причине какого-то своего недовольства. То – на подоконнике сидишь, то – музыка громко играет, то – ещё что-нибудь. Естественно, что и друзей у него не было. Он состоял в ОКО (оперативный комсомольский отряд) и, прикрываясь интересами всего прогрессивного человечества, наводил, как ему представлялось, порядок в мире.
Рано утром прибежал радостный Валерка и прокричал: «Слыхали, Саньку убили?!». Мы ещё «не слыхали» и, конечно, сильно удивились – в те времена убийства были редкостью. Убивали всё больше в Америке и, как правило, негров. У нас не Америка, негров – раз, два и обчёлся, поэтому само по себе убийство вызвало много разговоров и пересуд. Толком никто ничего не сказал. По слухам, Санька, в составе своей троицы пошёл ночью на картофельное поле – охранять. Но там уже был сторож, специально нанятый охранять поле от ночных копателей картошки. У сторожа было ружьё и слабые нервы. (Вот как в жизни бывает: всё так собирается, что сам ни за что не придумаешь). А у Саньки был мощный фонарь, яркий луч которого он направил сторожу в лицо. Сторож вспылил и потребовал выключить фонарь, а Санька, приняв сторожа за расхитителя социалистической собственности, потребовал "сдаться". Перепалка была недолгой: сторож выстрелил в темноту и убил Саньку.
В институтском комитете комсомола решили героизировать Саньку (так тогда было принято) и нас, всю общагу, построили на хоккейной коробке. Перед нашим строем стоял грузовик с дощатыми откинутыми бортами, а кузове стоял большой портрет Саньки с траурной лентой, колонки, микрофон. Процедура митинга была известна: сейчас какой-нибудь комсомольский вожак заберётся на грузовик, скажет патриотическую речь, мол, помним, гордимся, мол, не забудем,... сплотимся, и т. д. (ни ему ни нам не нужную ахинею). И все разойдемся - кто куда. В ожидании оратора, студентик, управлявший микрофоном и колонками, включил музыку. И вот не нашлось же у него ничего другого, как популярная в то время "Обезьяна встала утром рано". Эта строчка шла рефреном, и мы уже открыто смеялись. Не удержался от улыбки и подоспевший "вожак". Он быстро и невнятно произнёс свою речь, мы вяло поаплодировали.
Был тихий солнечный вечер. Нас ждали футбол и девчонки. Студентик быстро собрал свою аппаратуру. Портрет исчез неизвестно куда. Больше таких мероприятий у нас не проводили.

Это горе было для нас далёким. В нашей молодости и задоре мы были полны уверенности, что жизнь состоит только из праздников, а огорчения случаются с кем-то другим...