Виктор Гаврилин

ВИКТОР ГАВРИЛИН
(1947 - 2009)

Блаженная, мятежная Россия,
небесная в единственном числе,
ты испокон перекликалась с синью -
не потому ль, что скучно на земле?

Мелькнёт ли ангел в призрачном полёте,
падёт звезда, иль прокурлычет стерх -
всё знак тебе... Средь ямин и болотин
как не споткнуться, заглядевшись вверх?!

И вот мираж твоих коммун повергнут
и Китеж твой. Над правдою земли
то позолота, то рубины меркнут,
и звёздные ржавеют корабли.

И не взлететь... Но как от сна дурного -
над всей погибелью, над вороньём -
тебя зовёт и поднимает Слово,
начертанное в имени твоём.

* * *

Стена берёз, где проступила медь,
ещё постой в обилье августовском,
не облетай, не дай мне разглядеть
ни ворона, ни тучи над погостом,
куда нескорый протянулся путь
через чужую скорбь, через долину.
О, как легко ещё с лица смахнуть
не сеть морщин, а только паутину!
Её полно в запущенном лесу,
где никогда не навести порядок,
где дым костра колеблем на весу,
и я не знаю, почему он сладок.
Кадит, сгорая, небыль и быльё,
и нету слёз - иль брага жизни слаще,
чем горькое Отечество моё,
иль этот мир уже не настоящий?
И кажется мне, Родина моя,
ты просто даль, и выдумка, и память.
И в долгих святцах за тебя моля,
осталось свечи возжигать и плавить.
И дней земных пусть и сурова нить -
как рвётся всё! - боюсь с тобой разлуки,
и всю тебя мне не с кем разделить,
как одиночество предсмертной муки.

***

Заполнит веранду моторчик шмеля,
пропахнет сиренью квартира.
Давай улыбнёмся , подруга моя,
несчитанной мелочи мира.

Настойный озёрный чешуйчатый чад
и тёмные всхлипы удода...
Давай улыбнёмся. До гроба богат,
от таволги до небосвода.

Превыше ли это отпущенных сил...
О, как мы бескрылы, голубка!
Кто ж тяжкую душу вот так размягчил,
что пьёт это небо, как губка?

О это вместилище мошек, скворцов
достойно невольного стона
за утренний дух молодых огурцов,
грохочущий запах озона!

За то, что полно человечьих преград
меж нами и просто сиренью,
за плен ожиданий, рассеянный взгляд
и только урывки прозренья.

ЗИМНИЕ МЫСЛИ

Тихой ночью в безлюдности парковой
слышит домик, что стар и дощат, -
как деревья большими огарками,
от мороза сгорая, трещат.

Как близка ты, пустыня вселенская!
Кто со скрипом ступил на крыльцо?
Это древняя стужа Крещенская
смотрит Родине прямо в лицо.

Так и чудится, словно в проколотый
звёздный купол, что жгли корабли,
задувает космическим холодом
за распахнутый ворот Земли.

И тепло не течёт полнокровное
по пустотам подземных аорт,
а дрова на жаровню огромную
умыкнул человек или чёрт.

И по соплам безумие мечется,
и скудеет семейная печь...

Всё трудней обогреть человечество,
и всё проще дотла его сжечь.

* * *

Ты позвонишь – меня не будет дома.
Какая чушь: нигде не буду я,
лишь по страницам маленького тома
ещё метаться будет жизнь моя.

Я там честней, значительней и выше.
Меня впервые не за что корить.
Но нет меня – я потихоньку вышел
бессонной ночью в вечность покурить.