Валерий Клебанов

ВАЛЕРИЙ КЛЕБАНОВ
(1938 - 2015)

Хоть трепещу, Господь, но всё же дай
терзанья те, что заслужил по праву.
Дай пить и пить из тёмной чаши тайн
смертельную, но сладкую отраву.

Вновь душу озареньем подстегни,
измучай разум бденьями ночными…
Меня пустили по миру стихи,
и если я богат – то только ими.

* * *

Ты не умрёшь, моя Россия!
Воспрянь, отринь бредовый вздор.
Не опускай в бессилье синий,
страданьем высвеченный взор.

Чему б себя ни обрекала –
забудь. Вернётся благодать.
Готов я сбегать до Байкала,
чтобы воды тебе подать.

* * *

Лес присыпан небесной манной,
веет стужей с окрестных гор…
Пусть ты нынче нелеп, как мамонт,
но не грустен, а даже горд.

Горд, что так и не вышел в снобы,
что мечтою живешь простой:
протянуть бы в окошко хобот –
и полакомиться звездой.

* * *

Как изломала жизни линию
души возвышенная блажь!
Жена ворчит: «Всё это лирика…»
А я опять впадаю в раж.

То окрылённый, то раздавленный,
не сплю, ворочаюсь всю ночь…
Я так боюсь за Мироздание
и так хочу ему помочь!

* * *

Наш век, он уйдёт вместе с нами
куда-то в иные миры, –
пронизанный нашими снами
и полный наивной муры.

Но то, что витало в поэтах,
возможно, в эпохе иной
прикроет собою планету,
как тонкий озоновый слой…

* * *

Бледен ликом и скуп на улыбку,
был в судьбе я не шибко удал;
и, конечно же, первую скрипку
никогда и нигде не играл.

Век сносился, как старое платье;
но фантомно болит, как протез,
пустота от несыгранных партий,
от другими исполненных пьес…

* * *

Жизнь навряд ли станет лучше.
Чудеса теряют вес.
Но когда блеснет из лужи
отражение Небес,

или вдруг, как в доброй сказке,
мать с четверкой малышей:
одного везет в коляске,
трое топают за ней!...

* * *

Нам, Жизнь, осталось мало;
глядишь, и кончен бал…
И ты меня ломала,
и я тебя ломал.

Но разве мы устали,
хоть время нас и жмёт,
пить жадными устами
небесный терпкий мёд?

* * *

Испытала душа
и полёт, и позор...
Пенье звонниц в ушах –
и стенания зон.

Что собор нам срубить,
что суровый острог.
Меж «любить» и «убить»
расстояние – слог...

* * *

Патриот, сидящий сиднем,
всуе в грудь себя не бью.
Только всё трудней, Россия,
говорить тебе: «Люблю».

Стала жизнь подобьем ада,
но бежать отсюда – стыд.
Мне чужих краёв не надо, –
я своим по горло сыт.

* * *

Все СМИ трубят победно
(вот времечко настало!):
«Россия – не для бедных,
Россия – не для старых!»

Что ты, мечтатель, купишь,
бродя среди ларей, –
когда в кармане кукиш,
а в голове – хорей?

* * *

Прежде жившие в душах чутко,
исчезают невесть куда
атрофированные чувства
чести, совести и стыда…

И сумеет ли излечиться,
чтоб мы снова дышать смогли, -
перебитое, как ключица,
чувство Родины и Земли?

* * *

Тщетно лоб над бумагой морщу,
и Пегас мой лишён идей.
Видно, кто-то наводит порчу
на поэтов и лошадей.

И не зная, за что наказан,
он куда-то во мрак пустой
всё косится огромным глазом
с отражённою в нём звездой…

* * *

Мне Россия – не только осины
да колодезный сруб с журавлем.
Как вернуть ей то невыразимое,
без которого не проживем?

Понимаю – малы мои силы.
Но, пером неистомно скрипя,
как умею, спасаю Россию
и тем самым спасаю себя.

* * *

Кто-то думает: «Пусть все валится,
я ж невинность храню и честь».
Но, поверьте, и наши «пальчики»
на обломках былого есть.

Прячем глазки, в тихонь играя,
только вряд ли нам быть в раю:
не бывает ведь «хата с краю»,
если Родина – на краю.

* * *

Мне кажется, что это – не со мной,
что не рождён я для такой планиды;
не для меня проходит век земной,
не подо мною тонут Атлантиды.

Не верится, что стану стариком,
что ждёт меня больничная перина…
Но тает у меня под языком
реальный шарик нитроглицерина.

* * *

Где-то под рёбрышком
серым воробышком
съёжилось рядышком
с бьющимся ядрышком –

стать обречённое
славой иль сплетнею
неизречённое
Слово Последнее…