На картошке. Начало 80-х

Как ныне сбирают в Теряево нас
Убрать там созревший картофель —
Такой наша фирма имеет в анфас
Аграрно-конструкторский профиль.

Нас Рыжий везет — матершинник и хам,
Никак не поймешь, что первично,
Себя он хозяином держит всем нам
И держит весьма неприлично.

От щедрого сердца при всех обещал
Бугру с комиссаром по клизме,
Потом в матюгальник прочревовещал,
Что трезвость — она норма жизни.

Что норма — то норма, конечно, мы за,
Но Рыжий, отъезд и дорога —
Все это нам резало правду в глаза,
Что надобно выпить немного.

Мы верили твердо в конечный успех,
Крепка наших взглядов платформа,
И так порешили: в дороге для всех
Поллитра на трех будет норма.

Лишь только автобус к обочине встал
И, кляуз боясь анонимных,
Все тройками вмиг разбрелись по кустам,
Как будто для целей интимных.

Ведь тройка — она символ русской души,
Разгон набирает как птица,
Неплохо пред тем, как скакать во всю ширь
Слегка на троих причаститься.

И после причастья дороги длина
Так резко для нас сократилась,
Что, глядь, у автобуса возле окна
Теряево вдруг очутилось.

Бугор посмотрел: «Да, не рай в шалаше,
Раздолье тут жизненной прозе,
Пусть каждый найдет для себя по душе
Рабочее место в совхозе».

Смазливый  тут резво как дамский кумир
Так хватко, так быстро, так ловко
Сказал: «Я с девчатами только в сортир,
Пардон, господа, в сортировку.»

Блондин  заявил, что он будет грузить,
Пока при здоровье и в силе,
Пусть наши враги вечно будут возить
Все то, что мы им нагрузили.

Ему помогали кто мог и не мог,
Но он и один управлялся
И вот получился печальный итог:
Дебелый в коровник подался.

«Так вот, где доилась погибель моя,
Мне травмой корова грозила», —
Здоровая телка, любви не тая,
Ему полноги отдавила.

Но кружки увы не желают шипеть
Над жертвою этой невольной,
И не с чего песни печальные петь,
И плач у нас безалкогольный.

И чтоб не утратить, месье и мадам-с
Прекрасной традиции старой,
Один у нас выход и в Волоколамск
Галопом летят кочегары.

И дальность дороги сполна оплатив
Отвагой своей молодою,
Они доставляют в родной коллектив
Бутылки с живою водою.

А тут наш бугор все наряды закрыл,
Напрягши могучие плечи,
Кухонный актив взял и столик накрыл
И сделал для всех званый вечер.

Все сели за стол с аппетитом поесть,
Но кушать без тоста невкусно,
Была комиссару предложена честь
Все мысли нам выложить устно.

Он поднял все то, что сумел приподнять
Часть торса и руку с бокалом
И начал торжественной речью пленять
С высоким душевным накалом.

«Друзья и подруги, мы примем на бюст
За труд наш волшебный как в сказке
Для связности слов и открытости чувств.
За радость, за дружбу, за ласку».

Все приняли дружно и сразу скакать
Поперли гурьбой в дискотеку,
За танцы такие не можем сказать
Спасибо мы нашему веку.

Какой это танец? Где ты, где она?
Кричи и навряд докричишься,
А если душа твоя чувством полна,
То только ногой достучишься.

Обнять бы ее, от всего оградить,
Сказать бы хорошее что-то,
Мужчиной себя, наконец, проявить,
А утром опять на работу.

Пора завершать мне поэму мою,
Но главного в ней нехватает:
Давайте я женщин теперь воспою,
Покамест душа не растает.

Родные вы наши, вам всем исполать,
Племянницы, сестры и дочки,
Да мы каждый день вам готовы давать
По десять рублей на чулочки.

Но нищего быта суровая явь
Гнездится в дырявом кармане
И как не крути, не пищи, не пиявь,
Ее нипочем не обманешь.

Поэтому лучше о чувствах теперь,
Поскольку они есть в достатке,
Положим все это без всяких потерь
Мы к вашим ногам без оглядки.

Течет наша жизнь и года не вода,
Но память пока в полной силе,
Для нас теперь стало святым навсегда
Все то, что вы с нами делили.

Ну все, от стихов я чертовски устал,
Извелся как мать-одиночка,
И мысли и чувства я все опростал.
Поэму кончаю и точка!