похищение Европы

Семь лет назад, когда на Донбассе началась война я уехал оттуда месте с деньгами и связями, оставив свой бизнес и 300 человек, которые работали в моей фирме.

Денег со мной было немного – грузовик, а связи стоили сосем мало – это были связи с такими же временно перемещенными лицами – так нас называет власть, потому что беженцев жальче, чем ВПЛ и они дороже обходятся бюджету.

Многие ВПЛ хорохорятся – дескать мы давно собирались, мы переехали, мы решили…
Понятное дело, что решили.

Падали бомбы и я решил…

Картины из окна вагона и рассказов других решительных стоят перед глазами, хотя стираются временем.

Интересно – они, картины, перестали быть цветными и звуковыми– стали черно-белыми и приближаются к немому кино.

Цвет и звук роскошь – в детстве уже не было немого кино, а билеты на цветной фильм стоили на 10 копеек дороже и на афишах указывалось отдельно – цветной.

Со времени отъезда не было дня, чтобы я не чувствовал своего предательства.

Я должен был уйти последним, а ушёл первым. Здесь нет логики – сто раз мне объясняли то, что знаю сам.

Моя фирма на Донбассе продолжает работать, люди получают зарплату, которую в этом году я поднял три раза.

Не в три раза, а три раза.

Назначил премию, потом, сохранив премию, назначил бонус, потом, сохранив премию и бонус, назначил бонус два.

Каждый раз объявлял – станет хуже, уберем бонус два, потом – бонус, потом…

Но мое предательство о другом – нет, логики, повторюсь.

Бросить больную мать, спасая детей – это отсюда.

Один из братьев бабушки сделал то же 80 лет назад – в 41-м.

Ему все простили, но никто не забыл, а простил ли он себе, не знаю – застал его ребенком, и мы говорили, а я не помню о чём.

Он любил меня – глаза были добрые, а народу дедушка в кепке с папиросой убил насчитано – был начальником местного ЧК, была продразвёрстка и крестьянская война за хлеб с большевиками.

Все эти семь лет, наблюдая за мной со стороны – немое кино – многие москвичи и киевляне позавидовали бы.

Я жил в теплых квартирах и домах с садом, ел мясо, рыбу, свежие плоды и шоколад, ездил в такси…

Да что москвичи – я встречал берлинцев, живущих хуже моего, не говоря уж о Вышнем Волочке, Рязанских и Житомирских сёлах или упомянуть Воронеж – хоть бы не бомбили!

Но это в немом кино, а внутри кипит – слов не найти, а выражаться судорожными жестами, зрители разбегутся.

Ну так у всех кипит – у каждого своё, не я один такой!

Вот это вот – не я один такой – и есть спасение человека в любой беде.

И чем шире охват, тем легче, по крайней мере, мне.

Моисей увёл свой народ из Египта.

Там ведь тоже были неприятности – казни египетские.

В те времена не было трансграничной торговли и Интернета, а управлять подрядом на стройке пирамиды Хеопса из Палестины при помощи гонцов и папирусных свитков крайне неудобно.

Пришлось Моисею возглавить исход.

Через тысячи лет читаем, понимая, что в Земле Обетованной до прихода народа Книги жили бесписьменные люди, а потом куда-то пропали.

Если сегодня беженцы из Сирии прорвутся через Беларусь в Европу, размножатся там за пару тысяч лет и напишут книгу, то Лукашенко вполне может в ней предстать Моисеем.

Во-первых, вёл, а во-вторых, сам не вошёл в Землю – недостоин.

Это я к тому, что побывал за семь лет я много где – смотрел земли, куда увести свой народ.

Изучал месторождения в Хакассии, Якутии, в Арктике.

Как только стало ясно, что война надолго – жизни не хватит – я предлагал бизнес-элите Донбасса уходить в Латинскую Америку, Азию или Африку, но наши моисеи смотрели на Сибирь и уходили туда.

Пришлось и мне, но тут случился казус.

Он был в том, что независимо друг от друга всем стало понятно то, что сирийские беженцы знали всегда.

Так я оказался в Европе.

И не просто оказался – моя европейская фирма по итогам года войдёт в число крупных.

Контракты у нас с Сибирью и Дальним Востоком и если России отключат SWIFT, то нам кранты.

Видя угрозу, я пытаюсь развивать бизнес в Европе и кое-что стал понимать.

Главное из того, что понял – Похищение Европы Рембрандта никак не могло удовлетворить Серова, поэтому картина Серова не то чтобы лучше, а сердцу ближе.

Моё похищение ещё ближе.

Второе что понял.

Самое трудное в Европе то, что у нас самое легкое – найти рабочих на фабрику.

Самое лёгкое для нас в Европе украсть деньги.

Самое прекрасное для нас в Европе государственный чиновник.

Самое ужасное для нас в Европе наша репутация.

Бизнесмены из Эстонии переходят на финские телефонные номера, потому что эстонские номера не любят – как-то связано с бывшим СССР.

Эстонцы, понимаете!

Это те эстонцы, которых у нас считают последними русскими после чеченцев и молдаван.

Хотя самые образованные и толковые люди, которых встречал в Европе именно русские, точнее из России, потому что буквально все чуть что поясняют из каких они татар.

Вообще разговоры об этничности это исключительно наше – в Европе не принято... говорить, но по поведению европейцев в бизнесе видно, что они про нас думают.

Мы, конечно, другие – много болтаем о национальном характере, а дела ведём как настоящие интернационалисты, обращая внимание исключительно на срочность платежа.

Это не от жадности, а от бедности, которая спешит и суетится, чтобы подавить неуверенность или просто не думать.

Граждане Евросоюза делятся на две категории.

Уже где-то работают и ничего не хотят менять – живут и всем довольны.

Нигде не работают, получают пособие и ничего не хотят менять – живут и всем довольны.

Как украсть в Европе деньги я разобрался за неделю, но решил, пока здоровье есть, поработать на репутацию.

Сравниваю это решение с решением переехать в другой город, когда падают бомбы и не вижу разницы.

Насчет репутации, непонятно.

Где её взять, если европейцы начинают с того, кто из какой семьи?

Если ты сирота или приезжий, ничего страшного, просто тебе не сюда.

Во Флоренции оказалось, что семьи домовладельцев не менялись 700 лет.

Революций у них там не было, что ли?

Или они под революцией понимают приезд племянника из Америки на каникулы?..

Фабрику в Европе я построю.

Премию, бонус и бонус два мечтаю включить в основную зарплату.

Из смешного.

Сосед в Болгарии, пенсионер, знает несколько слов на русском языке.

Зовёт меня выпить. Я отказываюсь.

Он говорит: “Хорошо, Борис, в каждый раз”.

Гадал, что это значит, но понял.

Он хочет сказать – в другой раз, но путает определительные местоимения.

Когда сосед таки выпьет, увидев меня из окна или на улице, кричит мне с надрывом: “Политическая близорукость!”.

Непривычные слова даются соседу с трудом, он выкрикивает их по слогам: “По-ли-ти-чес-кая бли-зо-ру-кость!”.

Но здесь он, похоже, ничего не путает.