Римские сонеты. венок

I

Латынь звучит, как золотая нота,
а буквы тёмные - полей полынный стланник. . .
Сонета звон, как эхо в переходах -
из мглы времён дошедшее посланье.

Холмы зелёные - латинские высоты!
Белея, мрамор кажется туманом.
Открылась даль за ближним поворотом:
страна забытая и камень безымянный.

Здесь акведуков призрачные соты,
как в дольний мир открытые ворота,
а неизбывная печаль Кампаньи

ещё заденет жалобой кого-то,
как этот мир просторов безысходных,
в краю богов, в стране Веспасиана.

II

В краю богов, в стране Веспасиана
булыжник белый вымостил дороги.
Рабы бегут в далёкое сиянье,
в высокие Сабинские отроги.

Роскошно гор зелёных одеянье,
где беглые рабы живут и боги.
Жизнь в пурпур облачает утром ранним,
ночь бархатом им подбивает тоги.

Сабиния! Согрей своим дыханьем
живущих рядом с небом постоянно,
наполни чаши сытою и мёдом

рабам, но по рожденью богу равным!
. . . Плющом обвита весь, одета лавром. . . .
На всём лежит усталость и дремота.

III

На всём лежит усталость и дремота,
и надписи бегут по архитраву:
" Построен храм Агриппою народу,
к его величию, - гласят и вящей славе.

Удивлены потомки не работой -
руинами! их так покрыли травы,
что видно: по тропе уходят годы,
как будто цезари в изгнанье и в бесславье.

То там, то сям мелькают истуканы -
то урны тёмные, то грубые стаканы,
то жертвенники. Надписи корявы,

Но, как душа просты и несказанны
и трогает сильнее громкой славы
там камень белый - Рима основанье.

IV

Там камень белый Рима основание.
И нету никого над нами. . .
Все требует участия и внимания,
особенно девчонка в тёмной раме.

Во всем видны проворство и старанье. . .
Но где найти вернее и упрямей,
чем данная в раззор и наказанье,
как ведьма юная в скучнейшей драме?

В красе увидят бунт и преступленье,
а ум пошлют в костёр, чтобы светлее. . .
В глазах, смотри : покой и просветление. . .

Эй, занавес задергивай скорее!
Ведь нету ни забвенья, ни свободы!
Лазурна даль, но тяжко стало что-то.

V

Лазурна даль,но тяжко стало что-то.
И камень скажет: - каждому своё!
Кристальных слёз струятся вечно воды
над вечным городом. . .Всяк плачет про свое.

Иль близок миг последнего восхода?
Ввысь брызги пенные бросает водомет;
тропу пробитую вам не видать у входа:
Бог времени не медлит у ворот. . .

И месяцы идут. . .Проходят дни и годы,
уходят племена и возникают роды,
но все века кругом царит молчанье,

лишь старики подсчитывают годы,
которые прошли толпой народа
туда, где даль погаснула в сиянье.

VI

Туда, где даль погаснула в сиянье,
уходят тени,  жалобой полны;
аркады встали в воздухе стеклянном,
хранители времён и тишины.

Капель не льет, а падает чеканно,
ещё звучней в преддверье тишины.
Живою изгородью льющихся фонтанов
дома и улицы, как в сад заключены.

Где синее и мглы чередованье,
там пьёт забвенье дней Кампанья
слезами окропляя дни и годы. . .

На поле дней камнями время сеет,
руинами,брусчаткой Колизея -
взгляни туда, хотя б вполоборота!

VII

взгляни туда, хотя б вполоборота -
там дни текли неспешные. . .По нраву
был хлеб на асс,вина одна  диота -
день проходил в трудах, себе во славу.

И в досках медных, делая протраву,
потомок засмотрелся мимоходом:
патиной времени покрыли травы
все надписи, венчавшие кого-то.

Лишь пыль осталась на дороге длинной
прочнее мрамора и крепче глины.
Пути земные в путь один слились

на кладбище. . .В долине без названья
увидишь лавр и гордый кипарис,
последний взгляд, бросая на прощанье.

VIII

Последний взгляд бросая на прощанье,
вдруг распахнулись праздничные дни!
Ведь в декабре окончилось стоянье
холодных дней. Дни тишиной полны.

Как чаши круглые, наполнены вином -
фалернской изморозью по краям сверкают,
труды и дни доверху наполняют
осенним золотом и зимним серебром!

Зима серебряной рекой текла,
всё льдом звенело, будто из стёкла,
казалась жизнь по вечерам не длинной -

хоть было мало света и тепла,
она сгорала весело дотла!
Вечерний дым одолевал долины.

IX

Вечерний дым одолевал долины.
Соракт темнел. На дворике пустом
под красной черепицей белый дом
был оплетен плющом, как паутиной;

платана ветвь с узором пестрым пиний
переплелась; а в воздухе густом
трепещет стрекоза над мраморным столом -
сбивает масло звёзд и цедит всё в кувшины.

Пора и очагу умерить жар полночный. . .
Друг, посидим под звёздным узорочьем,
беседой медленною упрощая вина,

покамест угли в очаге пурпурно тлеют,
а мрамор портика туманностью белеет
а звезды путь прошли до половины.

X

Где звезды путь прошли до половины,
нежнее ночь,как тени дерева,
слагаются созвучия в слова,
а строфы все бегут рядами линий.

И свет души пронзительный и сильной
вдруг осветил забытые слова,
шумящие в покое дней пустынных
и различимые в прибое лет едва.

Покоем дышит всё: и небо, и куртины
прохладу принесёт полночный ветр. . .
Несокрушимы тени - не твердыни! . .

От Рима нам достанется сонет,
где прах и пыль, где лунный льётся дым,
а вечер Рима впрямь неповторим!

XI

А вечер Рима впрямь неповторим:
пройдем порою этой, как долиной,
сонеты старые мы все твердим,
скитаясь вновь средь незабвенных пиний.

Пускай - мы скоро этот мир покинем!
В огне страстей - пускай - сгорим!
Круги свои начнём, замкнем и сгинем:
мир наш погибнет в нас! погибнем с ним!

Прекрасно всё! Напрасно воздух синий
в восторге ласточка души чертит.
Смотри: зима весну в полях скосила,

и крест простой снега слегка чернит. . .
Забвенье здесь, рыдания прощаний
на месте том, где шум и ликованье.

XII

На месте том, где шум и ликование,
над жизнью позадумался клеврет.
Клеврет и парасит*) -  на расстоянье -
тщета сует и пирровых побед.

Былых времён сильно очарование!
Сильнее всех улыбок и побед!
А бедам, как победам , нет названий!
Свивает время беды в свитки лет.

Закрой тетрадь, окончи описанье -
шумящих дней сквозь странное молчанье,
которым нынче мы оглушены -

послушай звон знобящей тишины:
из мглы языческой тревоги нарастанье. . .
Бог времени меняет одеянье.

XIII

Бог времени меняет одеянье!
Синь сумерек - счастливая пора!
Ещё над крышами светло сиянье,
но мне милы такие вечера.

Глянь: в небе словно рваная дыра:
мигнуло солнце и - конец зиянья -
приходит ночь с луной из серебра. . .
Из моря подымается молчанье.

Так вечер жизни говорит:- пора!
Душа в такой же час наверно отлетает,
актёр усталый, позабыв " вчера ",

досужим вымыслом безделье коротает. . .
Всё впереди - туман, что сзади - дым!. .
А варвары уже вступают в Рим.


XIV

А варвары уже вступают в Рим.
Пути богов, как волн, неуследимы.
И бег судеб, увы, непоправим,
как рок беды, воды неусладимой.

Как говорится, счастье - это дым.
Иль тень судьбы, судьи непоправимой.
Не потому ль и дух неистребим,
что может соткан сам из дыма?

В последний час, в час тихий и пустынный
прольётся в душу невечерний свет!
Как поздний луч, скользнувший по вершинам

всё шлёт душе прощальный свой привет.
Прошли века, звучнее отчего-то :
латынь звучит, как золотая нота.

МАГИСТРАЛ

Латынь звучит, как золотая нота.
В краю богов,в странам Веспасиана
на всём лежит усталость и дремота,
белеет камень Рима основанье.

Лазурна даль, но тяжко отчего-то.
Туда, где даль погаснула в сиянье,
взгляни, смотри. . .хотя б вполоборота,
последний взгляд бросая на прощанье. . .

Вечерний дым давно одел долины,
а звёзды путь прошли до половины,
и вечер Рима был неповторим!

На месте том, где шум и ликованье,
Бог времени меняет одеянье,
а варвары уже вступают в Рим!