Тризна раёшно-лубошная

Там людишки, будто из вольных, но котом недовольных, а також звери разны, не стары и не безобразны, а також мелкие птицы, воробьи да синицы. За решёткой лисица бела хвостом голову покрыла – и пела! Уныло? Ну, да, уныло.  Но пела и пела! А после замолкла – вспотела… Собралися кота отпевати, живого пока, на его же кровати. Мол, спи, кот котович, сном непробудным. А можешь взять и уйти с провиантом скудным. Никто и не вспомнит, как птичками вечно закусывал, а ночами холодными у петушков гребешки пооткусывал. И мышей придушил с полтыщи, но брезговал сырою серою пищею. Уходи уж, покуда есть силы, а то, как бы тобою не закусили… Ах, наши лубочки, лубки! Дураки мы все, дураки! Ведь по делу мы в драку лезем! Покричим, побряцаем железом. Напугаем весь белый свет. Глядишь, – а нас уж и нет. По домам, по гнёздам, по норам. И не вспомним, что пели хором. А котович где? Да не ведаем! Спит, видать, в гостях у медведей он. Так помянем, пока не проснётся, а то ведь на днях возвернётся…

© Вит. Чел