Я, Анна, лежала желанная - 44

Тридцать первая глава. Простодушие.

Рецепт: банановый смузи
Вот я вам не скажу, сколько точно молока нужно брать. Потому что бананы все разные. Разной степени и спелости, и сорта, и условий хранения. И от этого в них будет больше/меньше вкуса, сладости и аромата. Также будет разной степень вязкости спермы...
"Не "спермы", "сперва" надо было писать!" - Ругнулась Галя на встроенный угль-подсказчик.

Клим пригладил ласково жену по попе.
- Ах ты мой лучок до готовности... Ах ты, с молочком бананчик...
Галя отложила телефон, убавила конфорочный газ, схватила тряпку и вытерла на плите. Клим слегка держал за талию, она не отстранила, но ответить не могла. Телефон с открытым "word" в режиме правки. Бросила тряпицу на раковину в уголок. Скомканная ткань украдкой разворачивалась, расправлялась вверх. Галя вновь схватила тряпку, вытерла несуществующую грязь и положила аккуратно ближе к краю. Помешала в кастрюле. Попробовала на соль. Тряпка развернулась на глазах и бросилась на пол. Галя подняла, скомкала, задержала в кулаке. Прижала к поверхности края стола. Ткань упрямо разворачивалась. Клим заботливо забрал тряпицу, развернул и аккуратно сложил вдвое, вчетверо, и положил на стол. Галя бросила половник в раковину, отвернулась к холодильнику и стала в нём бренчать. Клим ещё немного потоптался рядом, стараясь не мешать, но Галя всякий раз вставала так, чтоб он мешал, чтоб выказать досаду, и Клим убрался в комнату.
- Кина не будет, электричество кончилось, - прокомментировал Карл.
- Слушай, езжай ты в свои Вары! - Галя наконец взорвалась.
- Он меня не слыышииит, дуурёёёха...
Шаркая тапками не по размеру ноги, притопал Клим.
- Рогалик, что ты сказала? - он был рад концу молчания.
- Я не в Вары собирался, а в…
- Тартары.
- КислоКисельск.
- Хоть в СладкоВодск езжай.

***
Когда Галочкин отец приехал к матери умирать, он там всем задал шороху. Суетились все: и бабка с дедом, - его мать с отцом, и его сестра родная - тётка Тоня. Галя бегала на поле за горохом - нежным, молодым, его сестрица подавала чай в постель, мать подтыкивала одеялко, а отец угрюмо супился и молчал. Руслан невыносимо страдал. Днём и ночью просыпались от стонов все в избе, кроме больного. Ночью он один не спал. Только днём, приняв снотворного. Почему так странно, Галя не знала. На страдания отца она ответно молилась, некоему непредставимому Богу. Горячо и страстно, умоляла, чтобы облегчил страданья отцу. На следующий день ему полегчало. Ночью он поспал, и днём был даже весел. Дочку не ругал, с сестрой шутил. Даже выбрался на костылях на улицу. Лето проходило мимо него. Но это Галю не трогало. "Папе полегчало", подумала Галя, с этим до неё дошло, что Бога нет.
Поняла она, что бога нет как такового, а есть Вселенная, есть некие Законы, Течения и Силы. Что, если молишься, и веришь – то просто попадаешь в Поток, и тогда всё исполняется. Но если просишь для себя, и не приходит – значит, где-то понимаешь, что нельзя, что быть корыстным плохо, и этому Душа противится. И не даёт молиться искренне. Поэтому отец так весел, а она грустна. Он счастлив, что есть день, который можно жить, а Гале горько, что её лето ушло. Что яблоки в колхозном саду созрели и будут уж собраны. А в поле скоро выжнут рожь, и негде будет валяться. В озере вода и та, поди, выстынет. Без неё.

***
История переписывается
Галя запустила игру. Ленин-гриб.
Лес, который дом.
Галя идёт в лес, но не знает съедобных грибов.
Гале вспомнилось, прабабка говорила: Ангел мой, пошли в лес по грибы. У тебя глазки зоркие. И они шли. Набирали много, разных. У прабабки зрение было и впрямь не ахти. И в грибах ребёнок разбирался лучше многих взрослых. Все дивились. Как она определяла, это было загадкой. Ведь ей не было и трёх. После Галя переехала в рабочий посёлок. Это место было гиблым, гнилым. Это был Лимфатический Узел. На болотах очищалась вода. Доступ был в посёлок только по железной дороге. Но всё же лес и кормил. Он давал грибы и ягоды. Так что Галю с девяти стали тоже с собой таскать.
Этот лес полон страхов. Не лесных, а человеческих. Не могла она понять, а уж взрослые её и не слушали вовсе. Дети ходили в лес наравне со взрослыми. Впрочем, подобных страхов никто больше не ощущал. И Гале пришлось смириться. Раз она по пах увязла в яме с тиной. Взрослые ей только крикнули: догоняй! Глотая слёзы, Галя вылезла и, не вылив воду из сапога, побежала, чтоб не потерять из виду. После дня блужданий по болотам им попалось вдруг хорошее грибное место, взрослые увидели издалека. Брат двоюродный махнул призывно рукой и решился напрямки, по зелёным островкам. Прыг на кочку, прыг, ещё раз, скользь, и - бульк... Парень провалился в болотную воду по грудь. Галя замерла. Лицо его исказилось. Вдруг она рассмеялась. Ей кричали: - Что смеёшься, дура, он же тонет!
- Костя! Костечка! – Тогда заголосила она, повалилась кулем наземь и забилась в истерике. Пацана достали, синегубого, в сентябре на "сереве" стыло, разожгли костёр, грибы собрали без него. Возвращались на "железку"* потемну. Галя, как слепая, палкой тыкала в тропинку впереди. Взрослые ориентировались будто в собственной избе без света: шли, вели беседы, на дорогу не глядели, контролировали боковым. Всю дорогу Галя плакала, а брат повеселел, и шутил, и втихаря утешал её. Наконец пришёл вагончик с мотовозом, люди погрузились, и, усталые, с каким-то грустным весельем, затянули песню "Где ж ты моя".** Галя прикрыла глаза, и на веках замелькали гроздья алой рябины, шахматной доской. "Зелёный-красный", отсчитала она.
Ночью спали плохо: Костя - потому что чутко, и он слышал метания сестры, Галя - потому что её бил озноб.

- Что же ты на лес-то как ознобилась... – Укорил её Гриша, когда она ругала его за тайгу. Он и не подумал бы, как права опечатка, ну а Галя в ней увидела Знак.

*УЖД
**"темноглазая - где?".