Ода уставшему поэту...

Не любится, не пишется, не пьётся...
Такая пустота – не передать!
Душою – дно иссохшего колодца,
В котором больше нечего искать...
Ночных порывов отзвучали скрипки,
Всё, что осталось – лишь читать других
И ждать, что вдохновенья мостик хлипкий,
Качнувшись, вожделенный явит стих.
Не дышится! Не дышится!
Ревётся...
В зеркальном отражении – мертвец,
Живущий без надрыва, без эмоций,
Считающий в бессонницу овец...
Жизнь без стихов висит морозной дымкой
Над настом неисписанных страниц,
Я в ней вороной белой – невидимкой –
Сижу в тиши средь красногрудых птиц.
О, музы, мирно спящие в тумане,
Не пишется! Вы слышите меня?!
О, разве можно так молчаньем ранить
И хладным безразличьем прогонять?!
Ужели это всё?.. И я отныне –
Навеки исписавшийся поэт?
И рифм во мне не сыщется в помине
Про дивный, зимний, розовый рассвет?..
 
Не любится, не пишется, не пьётся...
Вести ли с Лирой бесполезный спор,
Когда совсем не дышится, ревётся,
А каждый стих – дремучий, мрачный вздор?
Конечно, нет!
Приму закат, как данность,
Себя пытаясь отыскать в другом,
Приняв святую жизни многогранность,
Окуренную ладана дымком.
Адепту вечно будущего счастья
Найдётся в этой жизни верный путь.
Я верю, с Божьей помощью и властью,
Мне доведётся в новый мир шагнуть...
Прощаюсь с прошлым, там же оставляя
Лирических порывов череду,
Восторженность – сестру родную мая
И ночи, проведённые в бреду.
В бреду тех поэтических эмоций,
Что принял за небесный поцелуй...
Не любится, не пишется, не пьётся!..
 
Так думал ночью, лёжа на полу,
Поэт, искавший безуспешно слово
К последней строчке нового стиха,
А слово ускользало снова, снова,
Как от Левши с подковою блоха...

А. Н. Пушкарь