На столе кубинский ром...

Отец  мой  пил  кубинский  ром...
Фиделя  Федей  называл

За  простоту  и  тонкий  ум
Боготворил  Хрущева
(Ведь  им  низвергнут  был  перун
Грозный  отец  жестокости,  лжи,
Интриг,  и  внутренней,  во  власти,  борьбы).
      *     *     *
Курил  отец  кубинские  сигары...
Их  аромат  и  мы  вдыхали,-
От  них  кружилась  голова,
Клонило  в  сон.
Но  взгляд  отца  не  отпускал.
Отец   усердно  нас  просвещал.
Вникали   мы  в  его слова,
О  том,  что  велика,  крепка  страна,
Которая   сегодня   на  столько  сильна,
И  уникально  вооружена, -
Что  сможет  уничтожить  любого  врага.
Что  больше  нам  не  грозит  война!
Боятся  враги  советских  ракет,
Большого  нового  сверхмощного,  огня...
И,  в  гневе бросаемого,  хрущевского  башмака.
И,  что  гордиться  можно  такой  страной,
С  революционной,  пролетарской,  советской  судьбой.

Так проходили в  детстве  нашем 
Зимние  сибирские  вечера...
Когда  горел  в  печи  огонь
И  в дверь  стучала  воющая  пурга.
      *      *      *
Девятого  Мая, 
В  День  Победы  в  Великой  Отечественной  Войне
На  радость  солдата,
Нашего  хмурого,  молчаливого  деда
Накрывался  праздничный  стол...

На  столе,  как  обычно,  кубинский  ром,
Картошка  и  селедка,
Капуста  квашенная,  соленый  огурец,  моченный помидор,
И  свежая  буханка  черного  хлеба,
(Буханка  специально  для  деда).

Вспоминали  всех  ушедших  на  войну.

Они  ушли,  и  из  Юрт,  маминой  родной  деревни,
И,  из  далекой  для  нас,  деревни  Ново-Аптулы,
(Где  родился  мой  отец...
И  прожил  там несколько  тяжелых  лет.
В  той  деревне много  отцовской  родни,
Живут  они   там,  у  реки).

Они  ушли... Не  все  вернулись  с  войны.
Не  известно, -  где,  как  и  кем,  и  где
Погибшие  были  захоронены. 
До  нас  их  истории  не  дошли.
      *       *       *
Дед  Ахмадый  спиртное  не  пил...
Хлеб  жевал  и  медленно  говорил
О  войне,  о  Жукове,  о  Рокоссовском...
О  том,  -   где  шесть  лет,  после  войны,
Работал  на   укрепление  Советской  страны.
В  лагере  жил.
Лагерь  трудовой  шесть  лет  его родным  домом  был.
Дизентерия   многим  помогла, -
Всех  заболевших  отпустили   по  домам.
Дед  вернулся  с  войны,  из  лагеря,
На  радость  нашей  бабушке,  жены  своей  Гулемжан,
На  радость  детям  своим,
А  значит  на   радость  внукам,  нам.
      *      *      *
Дед  умер  спокойно
В  свои  восемьдесят  два...
Не  рассказав   нам  свою  историю  полностью,  и  до  конца, -
То  ли  не  успел,  то  ли  вспоминать  не  хотел...

Со  стены,  с  портретов  смотрят  и  сегодня
Родные  для  нас,  Никита  и  Фидель.
Отец  верил,  что  мир  наступил   навсегда,
Что  уже  не  постучится  в  наши  двери  беда.