Из Чарльза Буковски - смерть таракана

                Чарльз Буковски


                смерть таракана


              ...когда упадёт последняя смоква и нас отрежут от света,
              наши золотые леди почерпнут от любви -
              заразите нас милостью камня.

              ритмическое буйство, величественная боль
              цветков сдерживающих лобзание и
              цветение потрескивающих с
              силою молнии вопреки нашему
              сжатому мозгу; я наблюдаю за тараканом
              как предсказатели изгнания пьют
              и разбивают свои чаши.

              травы долго хранили свои большие и зелёные тайны.

              сейчас, старые леди в балахонах как у монахинь
              бесконечно неспешно сбегают по изношенным ступенькам
              шумно ударяя своими грозными тросточками:
              "компенсация! компенсация!"
              и кутаются в шали
              как будто солнце подбирает цвет к новым бутонам,
              а они думают... о луке и о бисквитах
              (чудный день, не так ли?)
              (вы слушали отца Франциска? в воскресенье?)

              таракан карабкается
              (зеркала любви разбиты)
              ничтожный,слепой, он всё же рождён чтобы жить
              приспособленный призрак из брюшка и усиков

              я отвлекаю его от дела
              ударом пальца что делает его несчастным
              как живот скрученный болью безнадёжной
              кончины;
              нет ни лютней, ни философской картины
              с эквивалентным цветом.

              я сую его в какой-то случайный пакет и смываю это уродство
              а надо мною в зеркале, поглощающем и подслушивающим:
              трещина, демон заявляющий о своей руке: -
             
              вокруг меня бешено гогочут старухи, дряхлые
              и с нарушенным
              кровообращением,
              чешуйницы,
              они бьют по моим измученным кишкам
              тросточками и булавками,

              манускриптами и библиями,
              торжество чёрной
              магии
              они увечат мой мозг милосердием до тех пор пока я не падаю безумный
              и больной, крича
              крича траве и ночлежкам,
              крича обезьянам и лошадям,
              крича
              цветам и лобзаниям: насекомые
              сомневаются -
              человек может уничтожить только себя.

   Примечание: Обыкнове;нная чешу;йница, или сахарная чешуйница — мелкое бескрылое насекомое из отряда щетинохвосток, часто обитающее в жилых домах или на продовольственных складах.


                From: "Betting on the Muse"

                03.12.21

            the death of a roach
 
…when the last fig falls and we are pruned from light,

our golden ladies gleaned of love—

        infest us with the mercy

of stone.

 
 
calisthenic tempest, kingly pain

the flowers held kisses and blossoms

crackling with lightning power against our

pinioned brain; I watch the roach

as prophets of exile drink

and break their cups.

 
 
the grasses held long and green their secrets.

 
 
now, old ladies cassocked like monks

treadmill the slow poor stairs

bumping their angry canes: solatium! solatium!

and they close themselves in shawls

as the sun rallies new buds to color,

and they think…of onions and biscuits

(beautiful day, isn’t it?)

(did you hear Father Francis? Sunday?)

 
 
the roach climbs

(the mirrors of love are broken)

blind yet begotten with life, a dedicated wraith

of pus and antennae.

 
 
I take him from his task

with a stab of a finger that wretches

like a stomach against the sick black twisted

 
 
death; no bandores here, or philosophical canvas to color

        with tantamounts.

 
 
I hide him in some hasty packet and flush his ugliness away,

and above me in the mirror, consumed and listening there:

a crevice, a demon declaring his hand:—

 
 
all about me the old ladies cackle enraged, infirm

        and bleeding

violate,

        lepisma,

              they attack my tired guts with
              canes and pins,

              with scrolls and bibles,
              with celebrations of

              witchcraft

they maim my brain with mercy until I fall witless and ill,

shouting

        shouting roominghouses and grass,

        shouting apes and horses,

        shouting

              flowers and kisses: the insects are
              suspect—

man can only destroy himself.