Мой друг Леонель

Второй вариант *)


То в шестьдесят первом случилось году.
Ещё я на зоне не побыл в аду,
Но всласть натерпелся от жизни своей…
Приехала сотня кубинских парней

Учиться, как мирную жизнь создавать,
До этого только умели стрелять.
Был прежде любой из ребят партизан,
И был ими свергнут Батиста-тиран.

Их вёл за собой легендарный Фидель,
Добиться свободы – была у них цель.
Для нас из них каждый был славный герой,
«Эх, нам бы дружить вот с такою судьбой!» –

Вздыхали советские парни тогда,
Их мучила зависть – ну просто беда!..
С гостями сдружился за пару недель,
И лучшим amigo мне стал Леонель.

Я знал в это время уж три языка,
Да только испанский не знал я пока,
Два месяца в дружбе был с тем языком –
И вот и ругательства знаю на нём!             

Без книг, словарей я его изучал,
Их не было в городе… Если не знал
Какого-то слова, то пальцы я в ход
Пускал, чтоб от друга узнать перевод…

Прекрасен и лёгок испанский язык,
У жителей неба он, видно, возник,
Любил Карл Великий недаром твердить:
«Достойно им с Богом самим говорить».

Добавлю: его понимает тиран,
Коль шепчут и мёртвые: «No pasara'n!»,
Когда серп и молот устами знамён
Поют над колоннами: «Revolucio'n!»

Но минуло время, и слышу рассказ:
Хрущёв расстрелял нынче Новочеркасск,
В крови потопил он рабочий народ,
Не крестный, а с красными флагами ход.

Об этом расспрашивать стал я друзей
(За что и посажен в тюрьму был поздней),
«Verdugos!» – я другу сказал (Палачи!)…
Но палец к губам приложил он (Молчи!).

Я понял: он знает уже обо всём –
Кровавую правду, любым языком
Ты скажешь – и тотчас же каждый народ
И без словаря своим сердцем поймёт!..

Мне ясно, с друзьями он знает: у нас
Нет слову свободы, в трудящийся класс
Стреляет, коль надобно, правящий сброд,
Коль требует хлеба рабочий народ.

Закончен был курс у кубинских парней,
Уже себя видят на Кубе своей,
Где ждёт их Фидель – знать, заждался их он,
Где вечная красная Revolucio'n!..

В пещерах обкома, как заведено,
Торжественно их проводить решено.
Не где-нибудь, а в превосходном дворце,
С дежурной улыбкой на каждом лице.

Как друг Леонеля вошёл я туда,
Сидели советские все господа
(Давать предписанья привыкли судьбе!)
И всюду «товарищи» из КГБ.

Огромная сцена, с обоих боков –
Портреты: Фидель и, конечно, Хрущёв,
Тяжёлые рамы высоко висят,
Герой и Правитель с полотен глядят.

Сперва был доклад, а потом на десерт –
Проверенный, очень идейный концерт,
Кричали «ура» в честь обоих вождей,
Но славили всё ж comandante сильней.

Чтоб славу обоих вождей уровнять,
Со сцены стал кто-то натужась орать:
«Хрущёв и Фидель!» и «Фидель и Хрущёв!» –
Других он лишился, наверное, слов.

Но мудрость порой при оценке слепа:
От слов этих словно взбесилась толпа
И била в ладоши она во всю мочь,
И пол продолжала ногами толочь.

И воздух сломался от этих пинков:
Тут с грохотом с рамою рухнул Хрущёв!
Почти что под сцену портрет залетел:
Хрущёв оборвался – Фидель уцелел!

Нет, он не смеялся – был невозмутим,
Знать, думал: «Куда в партизаны таким!»
Толпа обомлела, весь съёжился в ком
Из множества лиц коллективный обком.

Товарищи в штатском, сейчас без погон,
Хрущёва легко, как из прошлых времён,
Достали, пока что на место вернув,
И тотчас исчезли, как в бездну нырнув.

Я глянул на друга, а друг на меня,
Без помощи речи мы с этого дня
Вмиг стали друг друга легко понимать:
«То зна'менье было!» – хотели сказать.

Уехал домой Леонель Орехон,
А я был в тюрьму КГБ заключён,
И жил я в стране, где на зонах людей
Ничтожнее делают или мудрей.

Но месяцев десять «всего лишь» прошло,
И радио новостью зону прожгло:
На троне партийном Хрущёва уж нет!
Он рухнул, как тот злополучный портрет!

Как знаменью верить? По-древнему жить?
С наукой порвать нам общения нить?
Но если отбросить нам сети примет,
То как объяснить тот упавший портрет?!

Я вышел на волю. Три года прошли.
И как-то с далёкой кубинской земли
Приплыли в объятия наших земель
Три парня из группы, где был Леонель.

Беседовать начал я издалека:
Могу ли сказать им, что был я зека?
Они засмеялись, чтоб я не робел:
«Мы знаем: за правду в тюрьме ты сидел!

Не мог Леонель, твой amigo, понять,
Неужто не хочешь ему написать?
Тут друг Леонеля поехал в Ростов,
Зашёл к твоим близким: вдруг ты нездоров?

Узнал, что в концлагере «лечишься» ты
От взглядов неверных – политслепоты…»
И смех охватил нас, целитель от бед,
И я передал Леонелю привет.

…Увижу любого тирана портрет,
Ему не грублю – я культурный поэт:
Бью крепко в ладоши – вдруг мне повезёт,
И вместе с портретом тиран упадёт?!.


30 ноября и
1(2) декабря 2021 г.
Москва Люб.
_____________________
*) Это 2-й вариант стихотворения "Уроки испанского",
существенно переработанный и получивший более подходящее название. Автор заменил культурными словами все оскорбительные слова в адрес Хрущёва и других лиц,в частности, номенклатуры Ростовского обкома в 1962 г.Оскорбительные эпитеты в адрес Хрущёва появились в советском народе после расстрела по прямому приказу Хрущёва массового митинга новочеркасских рабочих 2 июня 1962 г., возникшего в связи с 5-м за полгода понижением зарплаты. До этого Хрущёв был очень популярен (разоблачение культа личности, освобождение и реабилитация тысяч невиновных политзаключённых). Он был тогда и для автора героем, который его потом, как и всех, разочаровал.