Найти и отпустить

(мистический рассказ)

Публикуется здесь, так как на "Прозе.ру" не могу зарегистрироваться (банально - не получается). Рассказ подлежит авторской редактуре, поэтому прошу строго не судить за пунктуационные, орфографические и стилистические ошибки.

1

Автобус переваливался с боку на бок, как беременная тётка или пьяная утка. Преодолев последние грязные ухабы, выбрался на более сухое место на небольшой возвышенности и побежал быстрее. Ехать стало гораздо легче, а то от постоянных виражей начала кружится голова.
Деревня, в которую направлялась Оля, пассажирский транспорт ходил три раза в неделю. Сельские жители с утра спешили в район: одни – в больницу, другие – по делам, вечером все вместе – домой, ведь здесь для старух (молодёжи давно не стало), дай бог, остался один продуктовый магазин и тот открывался на пару часов и не каждый день, лишь когда хлеб привозили. Вот и сейчас рейсовый автобус рано утром мчался из города в деревню с несколькими пассажирами, чтобы посадить на борт сельских жителей, а затем, ближе к вечеру, доставить их домой.
- Остановите здесь, пожалуйста, - попросила Оля водителя, когда впереди показались серые деревянные крыши.
Перед центральной усадьбой грунтовка делала поворот: отсюда вела отворотка в когда-то жилую Мартыновку. Чуть поодаль виднелись развалившиеся колхозные гаражи. Хозяйство приказало долго жить в середине девяностых, поэтому здание наполовину разобрали на кирпичи, оставив торчать остатки стен с висящими на стропилах лохмотьями рубероида. Ещё пара каких-то развалюх дополняла и без того безрадостный осенний пейзаж.
Поправив рюкзак, женщина двинулась по грязной, не успевшей ещё зарасти, дороге. Пройдя мимо окружённого камышами пруда, достала сигарету. В деревню идти было незачем. На часах – уже девять, поэтому впереди целый день, чтобы преодолеть не такой уж долгий, но весьма сложный путь в ещё более дальнее, совсем заброшенное село Луговка. Оля двинула сначала к гаражам: хотелось в туалет и осмотреться…

Лёшка пропал два года назад. Вот в такую же сырую осеннюю непогодь. Никогда, только первое время, она интересовалась, а потом и не спрашивала, куда муж направлялся, собираясь на рыбалку или охоту. Ну жил человек этим! С мужиками ли, один – всегда он приносил зайцев, уток, охотится на лосей, кабанов, помогал устраивать облавы на волков, когда те в лютые зимы одолевали деревни. А уж о речных обитателях и говорить нечего. В общем, поехал и поехал – первый раз что ли? Когда не вернулся к вечеру, женщина не паниковала: оставались в лесных избушках охотники-рыбаки и на ночь. Когда не вернулся на второй день, обзвонила всех и с каким-то стыдом в голосе сказала, что понятия не имеет, где муж – в каком направлении его вообще искать надо. Никто над этим не шутил: опытные тоже попадали впросак. А уж об Ольгином неведении мнение держали при себе.
Поиски организовали на следующее утро.
Последующие два месяца прошли в тревожном оцепенении, они наложили тяжёлый отпечаток на всю жизнь домашних. Сын сначала замкнулся: ему, 16-летнему, наполовину мужчине, наполовину ребёнку, было поначалу трудно сдерживать эмоции. Десятилетняя дочь просто достала вопросами: «где папа» и «кто все эти люди в погонах», а потом плакала в три ручья, когда в школе кто-то что-то ляпнул… Полиция, поиски, расспросы… Машину, оставленную в этих вот гаражах, нашли друзья через месяц, постепенно обследовав все популярные и не очень места промысловиков. Лодка была дома, поэтому про реки и озёра не думали. Тем более – не было одного карабина.
Следующий месяц парни, казалось, прочесали всё в этих краях. Дошли до заброшенного села, куда некоторые любители ездят на медведя – здесь они самостоятельно соорудили для этих целей лабаз и засевали ежегодно овсом поле.
В Луговку летом изредка приезжают люди. Сама Оля была здесь как-то раз очень давно, ещё молоденькой девчушкой – с дедом и мамой. Их трясло на каком-то вездеходе, затем останавливались в чьём-то уже нежилом доме среди таких же оставленных на семи ветрах доживать свой век. Из уроженцев здешних мест только пара экстремалов, может, и наведывалась, да редкие охотники вот ночевали.
Мужики обошли тогда эти места со всех сторон настолько, насколько смогли. Но тщетно. А потом прошла зима, за ней – весна, а после – лето. Все похоронили Лёху, хотя и не нашли. Полиция продолжала поиск в другом направлении: вдруг он просто ушёл из дома?..
«Бред!» - твердила Оля. – «Куда?». «Всякое бывает», - говорили ей… - «А вдруг?»
Чего только не навыдумывала себе женщина за прошедшее время, ведомая чужими сомнениями. Ну предположим, уехал. Предположим! Но – почему? Вот тут ответа не находилось.
В семье, что греха таить, всякое было. По молодости и ссорились, и ночевать даже как-то муж не приходил. Но потом он перебесился, да и Оля не мыла супругу мозг, приняв, как должное, что мужчины – полигамны, и старалась быть лучше любой «другой» своими женскими способами – хитростью, нежностью, мудростью, добротой, созданным в доме уютом.
Во-вторых, дети. Куда Лёха без них? Это ж его ВСЁ: свет, любовь, надежда. Порвёт любого за сына и дочь. Нет, может, «даже если» - он мог уйти только из семьи, но бросить навсегда родных ребятишек? - нет!
Секретов тоже не было друг от друга. Или были?..
Женщина никогда не встревала в мужские разговоры, а их было достаточно: то мужики за кого-то впрягались, то срывались куда-то, никому ничего не сказав, то думу думали до утра на кухне – втихаря чего-то замышляли. Мало ли что они там без баб химичат? – меньше знаешь, крепче спишь. А женский язык – он не до Киева доведёт, а до греха только.
Оля, конечно, себя к сплетницам никогда не причисляла, но если её супруг говорил: "Чтоб никому", – ослушаться не имела права. Просто однажды она допустила подобную ошибку, и тогда многое вразумила с первого раза, прижатая к стене в сенцах. Глядя пристально в её глаза, он гулко ударил кулаком прямо рядом с её головой о деревянную стену. Ей тогда стало по-настоящему страшно. Лучше б ругался, лучше б оплеуху отвесил. Но не ЭТОТ взгляд!
И вместе с тем Оля стала ещё больше ценить и уважать его: Лёха, скромный, немногословный, чаще задумчивый и не особо «душа компании», оказывается, человек был далеко не простым: была в нём внутренняя сила – не с бабами воевать, а брать на себя ответственность и решать всё самому. Примеров тому – достаточно. И такой уйдёт скрытно? Сбежит? Нет!
В криминал он тоже не впутывался. Если и были какие проблемы – она об этом или не знала, или ни во что серьёзное Лёха не встревал.

Время тянулось резиновой нитью. В суете и заботах прошёл год, другой. Дети успокоились, поддерживали. Сын из хулиганистого, ершистого подростка превратился в серьёзного парня. Девчонки, сигареты, спиртное его не обошли стороной, но он вырос далеко не раздолбаем. Вместо желанного университета вдруг ушёл в местный техникум осваивать рабочую специальность. Дочка, конечно, сильно скучала по отцу, и Ольге пришлось из той, КОГО жалеют, стать тем, КТО жалеет и находит слова поддержки для близких – ими она успокаивала не столько дочь, сколько себя.
Тогда Оля снова стала курить. Не стесняясь дымить по молодости, в замужестве перестала. И взялась за сигареты, когда закрутилась эта канитель. Так и втянулась.
Вот и сейчас, едва выпрыгнув из автобуса и оправившись к гаражам, чтобы «от и до» выследить весь путь Лёшки перед тем, как он потерялся в этих лесах, она затянулась… Потому что она не только узнала, что он здесь, узнала – где именно…

2

Ольга определённо знала, куда идти. Она всегда была твёрдо убеждена, что ОН ждёт.
Почему эта мысль впилась клещом в мозг, объяснить трудно, да она никому ничего не пыталась объяснить и не желала. Без вести пропавший супруг для неё не был мёртв, хотя его похоронили все. Первый год в суете поисков и нервотрёпки с полицией и никому – или кому-то всё-таки нужными бумагами – она прожила как сон. Потом «зависла» в буквальном смысле: как дальше жить?
Она привыкла к одиночеству, практически не проявляла эмоций. Всё делала на автомате: огороды, работа, дела по дому. Ходила в маске спокойствия, даже в кафе с девчонками выбиралась посплетничать. Жизнь продолжалась. Но только внешне…
Внутри всё горело от незнания. Где-то глубоко в сердце женщина понимала, что мужа нет в живых. Между тем, ей это необходимо было знать точно: увидеть мёртвое тело и похоронить его… Она не принимала смерть без подтверждения что ли…
Первое время заговаривала с более близкими приятельницами на эту тему, но те либо не знали, что посоветовать, либо убеждали остановить ненужные мысли: «Всё, - понимаешь?.. Всё!». Оля не понимала. И не принимала.

Однажды ЭТО случилось. Несколько дней подряд ей снился один и тот же сон.
Стоит Лёшка на каком-то возвышении на лесной дороге. Рядом, на небольшой поляне – странная сосна: ствол её раздваивался, одна большая ветвь сломана, вторая росла, потом снова раздваивалась, и от неё шли другие ветви. Сосна была старая, сильно выделалась на фоне других стройных деревьев, и служила даже неким ориентиром путешественникам.
Сон повторялся несколько раз. Без вариаций. Один и тот же несколько дней подряд. Оля до мельчайших деталей изучила его. Там была тёплая сухая осень. Пробивающиеся через деревья лучи утреннего солнца, поднимающаяся от поверхности земли туманная дымка ночной росы. Звонкий лай бегающей вокруг Лёшки собаки, его взгляд – пристальный и зовущий. Он улыбался слегка, но глаза были серьёзные, какие-то тёмные, тревожные. А потом – его походка, стремительная и лёгкая, насколько она может быть лёгкой для такой, покрытой лужами, лесной дороги, и видела его, нагруженного оружием и рюкзаком, уходящего вдаль.

Оля помнила увиденное во сне место. Здесь она была с дедом в юности и ещё тогда обратила внимание на ту сосну. Она росла на полпути к болоту, где ягодники обычно останавливались на перекус.
До болота от заброшенной деревни Луговки – километров пять. Сюда Олю возил дед ещё в детстве. Клюкву, чернику, бруснику выносили вёдрами, а потом загружали в мешки – их сдавали в местный райпотребсоюз за талоны на школьную форму и другой дефицит, оставляя и себе немного ягод…
Вот та самая сосна ей и привиделась во сне. Лёшка стоял вполоборота, смотрел на Белку – серо-белую лайку. Потом обернулся, посмотрел прямо на Олю, махнул ей рукой и пошёл в сторону болота.
Направо от дороги лес был гуще, темнее, а слева – за полянкой с сосной – холмиками уходил вниз. Если пройти дальше, открывалось то самое болото. Клюква, помнится, на нём росла крупная-крупная, рубиновая, кисло-сладкая, сочная. А так как дорога была почти не проезжей, добраться заветного места можно было на болотоходе или каракате, как называли его местные жители (их здешние умельцы мастерили сами, используя части разной техники).
Болото, как объяснял дед, расположено в виде вытянутого креста. Из него вытекают две реки. Местность находится на территории водораздела. С северной её стороны реки направляются, соответственно, на север и впадают в самую большую водную артерию области, а южнее – текут к югу и впадают в совсем другую реку. Здесь – на Северных Увалах – неудивительно наблюдать смешение рельефов: то довольно высокие холмы, поросшие лесом, то, буквально рядом, – непроходимые болота...

Сон этот не прекращался. Первый раз женщина проснулась и до утра сидела задумавшись. Если мёртвые приходят во сне, говорили старухи, значит, им чего-то надо. Ни в коем случае не надо за ними следовать во сне, помнила Оля, мол, уведут с собой – умрёшь. Женщина считала это бредом. Это ж её Лёха! И если так, то он смерти вряд ли пожелает. Да и не настолько настойчиво муж её звал: помахал рукой и пошёл вдаль. Показывает, где он, - подумалось. Когда сон повторился на следующую ночь, потом ещё, ещё и ещё, она укрепилась мыслями, что пойдёт за ним наяву. Уверенность, что это необходимо, нарастала.
Сказав, что едет в санаторий, взяла на работе отпуск за свой счёт, договорилась с незамужней двоюродной сестрой, что та поживёт у неё пару недель. И что времени на поиски может уйти много, тоже не сомневалась. Она готова была жить в той самой Луговке до скончания века и принять любой исход событий. О том, насколько опасно бродить одной по лесу в такой дали, не думалось. Просто она должна была наконец-то узнать правду. Найти мужа. Увидеть СМЕРТЬ, и уже только тогда – смириться и жить дальше.
Сборы были недолгими. Оля накупила лёгкой еды, собрала необходимый минимум в походную аптечку.
Сначала решила взять с собой оружие, которое она оформила на себя и заперла в сейфе – для сына. И хотя тот пока рвения не проявлял, продавать не спешила.
Представить себя одной в лесу не просто. Оля была там не раз в юности со взрослыми опытными людьми, со слов мужа знала, что зверь не нападает просто так на человека. Тем не менее - одной в лесу? Да ещё и ночевать в заброшенной деревне...
Посмотрела на 12-го "Вепря" – лёшкину гордость (хотя нынче на охоту ушёл с другим карабином), затем - на ещё отцовский ИЖак… (Лёшка и его уважал, однако брал не часто, говорил – «кровит» ружьё, смысла в этом Оля не понимала, да и зачем ей). Она, конечно, могла и то и другое разобрать и собрать так же легко, как мясорубку: ещё в детстве помогала отцу и деду в этом процессе, когда они готовились на охоту и заполняли патроны, стрелять умела метко, на том её интерес и заканчивался.
Положила в рюкзак двустволку – она полегче. Тот сразу стал объёмным, хотя определить, что в нём, было бы трудно. Но если её заметят с ружьём, могут сразу сопроводить, куда надо. Хотя кто заподозрит едущую на дачу женщину, что у неё с собой разобранная двустволка? Тем не менее, ещё раз подумав, решила рискнуть отправиться в лес безо всего. Раз уж снится ей муж с такой настойчивостью, может, авантюра удастся...

Утром, пока домочадцы спали, она отправилась пешком на автобусную станцию…

3
Стоя посреди старого колхозного гаража, подставила лицо сквозняку. Вот тут была машина. Лёха ездил на «Ниве» старого образца, двухдверной. Дальше можно было проехать вдоль поля, но потом куда её загнать? Здесь же – под какой-никакой крышей.
Задерживаться было некогда, она оправилась и зашагала по направлению к лесной дороге.
Глубокие колеи были заполнены водой. Не в пример той погоде, что она видела во сне (он приходил по сию пору), сейчас было сыро. Дожди моросили нечасто, но всё же осень сухой назвать было сложно.

То тут, то там в грязи попадались отпечатки следов лосей, иногда - волчьи. Потом, когда Оля шла вдоль болотного ручья, видела признаки деятельности бобров – перегрызенные стволы берёзок, тропинки, по которым животные спускались к воде, плотинки… Вот зачем тянет сюда охотников! Иногда впереди вспархивали рябчики, тяжеловатые тушки тетёрок – они сидели в лужах и набивали желудки камнями. Оля не старалась идти тихо, ей было не до лесной дичи. Но когда смотрела на волчьи следы, ей было не по себе, жалела, что не взяла ружьё…
Дорога в заброшенную Луговку растянулась на семь километров. Шла она сначала по холмистой местности, затем – вдоль болота: гать из брёвен в сырую погоду скрывалась под водой, не помогал даже ров, устроенный вдоль неё. Болотная чёрная вода скрывала дорогу, поэтому после дождей пройти по ней можно было только в броднях.
В одном месте, где вода разлилась по гати очень сильно, Оля вернулась, выломала небольшую тонкую берёзку и, пользуясь ею, аккуратно прошла по краю дороги по выступающим из воды кочкам. В одном месте едва не начерпала. Чёрт бы и с ним, с сыростью, не оставить бы сапог в грязи…
В другом месте пришлось повернуть к лесу и идти вдоль дороги по лесному густому мху. Вспоминая, как была здесь с дедом на самодельном вездеходе, удивилась – теперь, наверное, и тот утонул бы в наступающей трясине…
Семь ручьёв пота сошло с неё, пока она добралась до деревни. Телефон показал полвторого.
Дальше путь выводил к просторной местности. На полях, окружённых с одной стороны лесами, с другой – рекой, раньше располагалось несколько деревень. От них уже ничего не осталось. Только центральная Луговка с разбросанными вокруг деревянной церкви двумя десятками домов.
От леса вела ровная сухая дорога, вдоль которой росли густые живописные сосенки. Посадил кто или сами наросли? То тут, то там виднелись следы копателей. Есть такие люди, которые ищут клады в заброшенных деревнях. Ходят с металлоискателями, обследуют участки, где стояли дома. Места, где они были, можно узнать по камням: их ставили под углы бревенчатых строений, больше никаких фундаментов не было.
Деревня стояла на плоской вершине большого одинокого песчаного холма, среди обширных болот. Оставшиеся строения до сих пор гордо держали гниющие крыши и смотрели на опустевшие окрестности глазницами окон. Некоторые помещения были ещё крепкие...
Сначала Оля зашла внутрь полуразвалившегося дома. Вот здесь собиралась семья за трапезой: вдоль двух стен – лавки, большой стол, за которым свободно можно разместить полтора-два десятка человек. Или, к примеру, свадьба деревенская: сидят молодожёны в красном углу, вокруг – родные и гости… В спаленке за большой комнатой сохранилась деревянная кровать, шкаф в стене с полочками (типа горки). Ещё одна похожая комната, и ещё одна... Посредине избы – печь-хранительница с лежанкой, за перегородкой – кухня... Тут потолок провалился сильно. На чердаке – разобранный ткацкий станок, какая-то ступа или маслобойка, ещё неизвестные ёмкости – всё деревянное. Висят заготовленные впрок веники для бани, лежат старые рыболовные верши, валяются яловые сапоги...
Так и представила, как собирались на вечёрку девицы – пряли, вышивали, пели песни, плясали – места достаточно. Где-то за печкой бабка пекла пироги, в другой комнате дед делал снасти, а вот тут спали глава семьи с супругой…
За окном каркнула ворона, и видение исчезло. А женщину как будто неведомая сила потянула из прошлого в настоящее.
Оля не стала бродить по другим участкам, не ровен час – провалишься в старый колодец и абзац! Зашла в один незакрытый дом. Сюда, судя по всему, приезжали нечасто. Строение было ещё крепко, его облюбовали охотники. Поставленные в угол бутылки из-под спиртного были современные. Мебель, старые куртки, одеяла – всё использовалось, но запах держали залежалости. Ну и пусть.
С печами орудовать она умела, принесла пару охапок от соседней избы и затопила печь. Сырое дерево сначала дымило, потом разошлось. С керосиновой лампой оказалось труднее, но всё же Оля справилась (не на Луне родилась), сумела снять стеклянную колбу, увидеть, что внизу ещё есть, чему гореть, подожгла фитиль, отрегулировала яркость. Она принесла воды из оставленных под водострёжкой вёдер, вскипятила на шестке чайник, заварила быструю лапшу в блюде, достала бутерброд. Ела механически, потому что надо.
Лёшка, я здесь, рядом, - говорила мыслью в пустоту вечера. Пока суетилась, обустраиваясь на ночлег, стемнело. На всякий случай заперла на крючок дверь.
Печь закрывать не стала, вдруг какая головёшка ещё не прогорела до конца. Угореть так глупо не хотелось. Да и не так уж холодно и было. Она убавила керосиновую лампу, устроилась под ватным одеялом на диване и, глядя на отсвет на стене от затухающих углей в печи, отхлебнула из фляжки (взяла с собой немного коньяка, чтоб взбодриться и согреться), а затем провалилась в сон.

Сегодня Лёшка не приснился. Ей вделось то, клюквенное, болото. Оно было нестерпимо жёлтым, с кустиками зелёной осоки и редкими деревцами, обсыпанными вокруг ягодами. Синее небо буквально жгло глаза. А кочки были покрыты клюквой так, что казались пролитой свежей кровью. На другом конце болота двигалась какая-то тень. Лось, - промелькнуло в голове.  Этого животного ни вблизи, ни вдали ей видеть не приходилось. И вот сейчас, смотря на смутное тёмное пятно, которое перемещалось вдалеке, Оля почему-то чётко поняла, кто это. Солнце находилось где-то слева, ещё не успело, видимо, взойти над лесом. ориентир? На небе – ни облачка. Тепло, не страшно. Лёгкий ветерок налетал то с одной, то с другой стороны, колыхая болотную травку. Вдруг под ногами зажурчало, и Оля почувствовала, как ноги тянет вниз. Она не могла сдвинуться с места. Паники почему-то не было. Она ясно понимала, что это сон. Поэтому наблюдала дальше. Вода стала журчать сильнее, и Оля вдруг с резкой силой ухнулась вниз, в пустоту и… проснулась.
Рассвет уже занимался. Значит, надо быстро позавтракать, проверить снаряжение и двигать дальше. Так и случилось. Закрыв уже остывшую печь, Оля притворила дверь и зашагала по центральной улице деревни мимо полуразвалившейся церкви в сторону, куда петляла по полю едва заметная дорога. В этот момент солнце уже показалось над горизонтом во всей своей красе. А над полями разлилось по-осеннему прозрачное, но всё ещё сочное голубое небо.
Здесь идти было намного легче. Сырости не было, так как местность была не болотистой, а более холмистой. Лес был, в основном, сосновый, мшистый, с кустарником по едва обозначенным и ещё не заросшим колеям. Сначала его и травы было больше, потом дорога обозначилась только просветом, иногда просто разбегалась тропинками то в одну, то – в другую стороны. Оля в какой-то момент даже испугалась, что сбилась с пути. Но впереди увидела в лесном массиве разреженность – значит, там более открытое пространство – и поняла, что почти на месте. Она медленно двигалась по тропинке и увидела чуть правее какое-то белое пятно. Подойдя ближе, обнаружила охотничий домик. Кто-то приволок на крышу рекламный баннер – он и блестел неестественно светло среди серо-зелёных красок осеннего бора. Заглянув внутрь, она увидела высоко поднятые деревянные нары, печь-буржуйку, заготовленные впрок дрова, на полке - коробок спичек в целлофановом пакете и бутылку с какой-то жидкостью.
Захотелось пить. Оли села за сколоченный из чего попало столик. Перекусив, задумалась – дальше болото, а там?
Сон ясно давал понять, куда идти – на тот конец, где шёл лось. А если нет? А если всё напрасно и надо было искать в другой стороне? Приснилось болото без Лёшки. Место. И всё. Правильно ли она поняла сон? Может, надо было не торопиться и ещё раз уснуть?
Они достала телефон – всего десять часов. Какой тут сон? Она может вернуться в Луговку и ещё раз - сюда и обратно. Нет. Времени для того, чтоб обойти болото вдоль и поперёк достаточно. Но внутри дикой птицей трепыхалась мысль: мужики, наверняка, тут всё обыскали. Почему она решила, что у неё получится лучше? Что она за следопыт такой, что ей удастся найти хоть какое-то упоминание о муже или намёк на то, что он здесь…  был?..

Всё! Вперёд! Она собрала мусор, достала фляжку с коньяком, отхлебнула из горлышка и, вздохнув, направилась к болоту. Заходить оказалось непросто: впереди раскинулось очень сырое место, кое-где скрывавшее мох под слоем воды. Да фиг с ним, подумала, и смело, не задерживая шаг, она стала передвигаться от кочки к кочке, от одного чахлого деревца – к другому. Выйдя на относительно сухое место, нашла усыпанную ягодами, как ковром, кочку, решила передохнуть. Впервые за сутки закурила. Раньше, пока шла до Луговки, пока ночевала там, пока шла сюда, не хотелось. Сейчас она вдыхала сладкий дым с наслаждением. Собираясь мыслями, набрала горсть крупных кроваво-красных ягод. Посмотрела задумчиво в противоположную сторону раскинувшегося перед ней болота. Даже не удивилась, увидев на краю тень – это был лось… как во сне. Оля встала и направилась туда. Если бы эта "корова" её почуяла, беды бы не миновать – осенью они, говорят, агрессивные. Но ветерок был встречный, да и упрямая уверенность в том, что цель близко, подгоняла. Идти по сырому болоту было тяжело: ноги проваливались глубоко в мох, стоять было сложно на одном месте, чтобы передохнуть, приходилось садиться на кочки. Вода при каждом шаге журчала, колени начали болеть. Но она шла.
На том краю был такой же лес: стройные сосны утопали в сером ковре мха. Тропинок не было. Следы зверей чётко отпечатывались. Лосиные, глухариные… медвежьи. Стало жутко.
Оля замерла посреди лесного пространства. Птицы щебетали на все лады, шумел ветер высоко в кронах сосен, раздавался стук дятла. Гармония и спокойствие природы!
Куда дальше? Оля решила не углубляться далеко, боялась заблудиться. Оглядывалась назад – держа в поле зрения просвет, говорящий, что болото вот оно…
Когда стала сомневаться, что обратно дорогу найти станет трудно, повернула налево, решив обойти болото вокруг до охотничьего домика. Сев на повалено дерево, достала коньяк и сигареты.
А если не найду, если прокружу весь день и – ничего? Зачем я забралась в такую даль? Сомнения навалились тяжёлым камнем. Она отогнала тревожные мысли и выпила. Надо успокоиться. Я буду ходить сюда каждый день все две недели, пока сон не покажет что-то новое, пока что-нибудь не найду! Я буду ходить сюда, пока не умру на этих болотах. Упрямство, злость и частично спиртное буквально взорвали ей мозг.
Она взяла ещё одну сигарету… и вдруг услышала треск сучка. Оглянулась вокруг и ничего не увидела. Показалось? Или какая лесная зверушка, давно не видевшая человека, решила подойти ближе? Пока курила, подумала о том, что лесная «зверушка» может попасться ей такая, какая легко переломит хребет и не оставит мокрого места… Тревожные мысли гнать стало труднее. Не думать, идти!
Оля шла по лесу, стараясь не пропускать ничего. Слева – болото, справа – лес. Осматривала внимательно всё вокруг, не видя никаких примет. Да и какие приметы она могла бы обнаружить, не зная о них? За два года, даже если бы тут было что от человека, потерянный предмет или что-то… иное, могло просто засыпать листьями, иголками, в конце концов, - быть уничтоженным зверьём.
В какой-то момент, перепрыгнув небольшой ручеёк, она стала отчётливо слышать треск сучьев. Он звучал то справа, то слева позади неё постоянно. Поняла: слежка, охотится зверь. Иногда она оглядывалась, но ничего не видала. Достала нож – не ахти какая помощь, но всё же - так спокойнее. Снова пожалела, что не взяла ружьё. Хотя и знала, что если зверь нападёт на неё, неопытную дуру, сбоку или сзади - толку от ружья не было бы никакого. Эта мысль заставила оглядываться чаще.
Тут она явственно услышала чьи-то тихие шаги и шорох буквально за спиной. В страхе повернулась – никого! Волосы на голове слегка зашевелились от страха. Она старалась не упускать из вида пространство, тем не менее готовая в любой момент размахивать ножом. И вдруг Оля услышала сзади глухое рычание... Приехали! Мысль обожгла: волк!
Она резко обернулась, стараясь не грохнуться на мягком мху и, попрощавшись в одну секунду с этим светом, понимая, что с таким хищником ей не справиться, закричала… И обомлела: перед нею, низко опустив голову, оскалив клыки, как настоящая волчица, стояла Белка!
Вся вселенская скорбь и всё божье облегчение нахлынули на женщину, заложив уши словно ватой, звенящей тишиной. Она больше не видела и не слышала ничего вокруг. Пространство сжалось до глаз лайки. А в них трепыхало какое-то дикое пламя. Собака глухо урчала, не двигаясь с места. Оля выпустила из рук нож. Медленно сняла рюкзак, опустилась на четвереньки, спинным мозгом понимая, что поиски почти завершены и прошептала:
- Белочка…
Звук получился каким-то хриплым, плаксивым. И в подтверждении тому слёзы впервые за долгие два годы покатились как горох неудержимо сильно. Она села перед смотрящей на неё почти с того света родной собакой и зарыдала. Вся боль, накопленная за долгое время, вырвалась наружу. Бог знает, как собаке ужалось выжить – но, удалось – она ведь не человек! – ей в лесу проще. Но если она тут, значит рядом и Лёха. Если жив… А если нет?.. Нет! Неспроста сон привёл именно сюда. Оля плакала с облегчением и счастьем: их Белка, весёлая, умная Белка, славный добрый «хвостик», стояла рядом! Ниточка, которая через время протянулась от исчезнувшего Лёшки к ней. Такая родная, тёплая, пушистая, мокрым и весёлым языком облизывающая заплаканное лицо Оли… Собака и на самом деле будто отмерла, почуяв хозяйку, и, приблизившись, всмотревшись в лицо женщины, стала здороваться шершавым тёплым языком.
Оля очнулась и обняла Белку:
- Вспомнила, сучка! – и, откинувшись назад, обняла псину от души и захохотала на весь лес.
Когда истерика закончилась, Оля села на землю, прислонилась спиной к сосне, допила остатки коньяка и закурила.
- Ну, и где он?
Собака смотрела на неё, наклонив голову набок и высунув довольный язык.
- Веди! – приказала Оля и пошла вслед за Белкой.
Та, повизгивая, неслась куда-то в сторону от болота, иногда останавливаясь и поджидая.
В голове билась только одна мысль: там Лёшка. Белка жива, значит, он тоже. Понятно, спрятался, водил охотников кругами, не показывался. Жил в Луговке, изредка выходя в деревню за солью, спичками, хлебом, добывая себе пропитание охотой и рыбалкой… Кто ж на него обратит внимание? Много ли мы людей узнаём по ориентировкам? Увидели и забыли тут же. Это знакомых можно помнить, а кого не знаешь?.. И если хорошо знать места и уметь выживать, можно вообще спрятаться так, что никакой МЧС и полиция со всей их конницей, тьфу, собаками, и ратью не сможет ни поймать, ни догнать…
Вот и Оля шла за лайкой и думала: сейчас она найдёт Лёшку и спросит по полной программе: почему он так сделал? Зачем так поступил? Неужели ему было с ней плохо? Неужели дети ничего не значили? Или он всё ж натворил нечто такое, из-за чего не захотел подвергать опасности её?
Белка мелькнула в очередной раз хвостом-калачиком и исчезла. Оля подбежала к тому месту, где скрылась собака, и, к своему удивлению, обнаружила небольшое открытое средь сосен пространство и чуть внизу - лесную избушку, ещё более ветхую, чем та, перед болотом. Эта была срублена почти в земле, никаких пластиковых реклам на крыше – вся из брёвен, сучьев, лапника. Оля приблизилась к строению, отворила дверь, заглянула в сумрачное помещение: нары, грубо сколоченный стол, выложенная из камня печь-очаг. Рядом виднелись следы кострища, меж деревьев - привязаны более тонкие стволы, на них висели шкуры.
Оля достала телефон, но так и не смогла узнать время: зарядка села. Странно, она им практически не пользовалась.
- Лёша!!!...
Тишина.
Ладно. Белка привела, куда надо. И даже если он услышал, но прячется, всё равно деваться ему некуда.
От нечего делать Оля развела костёр. Рядом стояло ведро с водой, котелок. Она набрала воды, вскипятила воду, развела в ней лапшу.
Может, ушёл охотиться? Ведь чем-то он питается!
Оля обошла землянку, ещё раз заглянула внутрь. Нашла ещё одну ёмкость, вскипятила воды. Набрала брусничных листьев и заварила чай.
Вскоре стемнело, но Лёшка так и не объявился. Но Оля, успокоенная тем, что нашла его стоянку, позвала к себе собаку и ушла в домик.
Впервые она уснула счастливой. На покрытых какими-то старыми фуфайками нарах, в затхлой темноте, с урчащей в ногах собакой, Оля чувствовала себя более безмятежной и умиротворённой, чем ранее, ещё до того, как муж исчез в этих лесах. Она уснула быстро и не видела никаких сновидений. Впервые опять-таки за долгое время.

4
Она проснулась он ощущения тепла. Тепла присутствия. Ещё не открыв глаза, поняла, что раздета, укрыта чем-то мягким, а не драной телогрейкой. Распахнув глаза, увидела на фоне горевшего очага ЕГО.
Лёшка смотрел на огонь и, будто почувствовал, что жена проснулась, повернулся.
- Привет, светлячок.
Он её называл именно так, когда был самим собой, умиротворённым, спокойным, ласковым, несмотря на внешнее безумство мира с его постоянными хлопотами и нервотрёпкой.
Сперва она психовала, мол, я же не Света, а Оля. «Ты мой свет, Лёлька, мой светлячок», - объяснял несколько раз Лёшка. Она приняла.
- Привет.
Молчание. Ей хотелось обрушить на него шквал вопросов. Но она только выдавила из себя:
- Почему?
- Так получилось, - был ответ.
- Ничего себе! Ладно. Так – значит, ТАК…
- Не психуй, дай мыслями собраться. Поговорим ещё. Сложно объяснить.
Оля на мгновение готова была расплакаться, но какое-то странное спокойствие, распространяемое вокруг Лёхи, успокаивало. Тем не мене, подозрительные вопросы напрашивались сами:
- За что ты со мной так?
- Оль, глупости не говори.
- Здрасьте, глупости! Исчез на два года, найти не мог никто, я тут чуть с ума не сошла, пока к тебе шла… А он – глупости?
- Светлячок, утухни. Всему своё время. Дай в себя прийти. Скоро всё станет ясно. Увидишь. Отдохни пока.
Лёшка погладил её по ноге и поправил накидку. Оля села и придвинула ближе:
- Обними меня, я соскучилась.
- Сейчас… - мужчина пошурудил палкой в очаге и, убедившись, что он останется не чадить, а греть, скинул сапоги и залез к жене на лежанку.
- Прости меня, Оль…
- Ты…
- Только молчи сейчас. Спи…
Он обнял её крепко сзади, уткнулся в шею и затих. Оля лежала, боясь пошевелиться, спугнуть то ли видение, то ли действительность, ничего не понимая, но счастливая и поэтому отупевшая. Прикоснувшись к тёплым рукам мужа, державшего её во сне мёртвой хваткой, тихонько пристроилась поудобнее и, довольная, закрыла глаза.

Когда она встала, Лёшка уже исчез. На костре в котелке оставалась разбухшая лапша. Оля села на чурбачок и задумалась. Наверное, он сам в шоке, поэтому ушёл. Решив не отходить далеко от лагеря, Оля решила похозяйничать. Прибраться тут было невозможно. Еда вроде есть ещё. Чай как бы тоже. Она обошла территорию. Нашла несколько грибов. В рюкзаке было немного соли, поэтому в найденной в избушке посудине она сварила суп. Куда идти и чем ещё заняться, Оля не знала. От безделья навалилась дремота, поэтому она ушла в землянку и уснула.
Разбудил её, естественно, Лёшка.
- Суп вкусный. Тут под нарами есть кое-какая посуда, иди поешь…
Оля подозрительно посмотрела на сдобренную мясом и какими-то кореньями и травой похлёбку и решила не выкаблучиваться – в животе заурчало от запахов.
Как ни странно, было вкусно.
- Охотился?
- Да.
- Удачно?
- Сама-то не видишь?
- Ну, как бы…  да.
- Рябчик.
- Ага.
Замолчали. Но не на долго. Шило в заднице кололо, да и… в конце концов!
- Рассказывай!
- О чём.
- Ты издеваешься?
- Нет.
- Лёша, хорош!
Тот вздохнул и отвернулся.
- Я не поняла, тебе что - трудно объяснить? Слова забыл русские, так я напомню…
- Не заводись, светлячок. Не могу я.
- Это почему???
- Не могу, и всё. Сама должна понять.
- Приехали!
Оля готова была разорвать его надвое. Лёшка спокойно смотрел на огонь, а она, вскочив и кружа вокруг, орала на весь лес о своих переживаниях, испытаниях, снах, в конце концов. Вылила на него всю грусть, боль, страх последних двух лет, дней, не скупясь в выражениях. После села рядом и сказала уже более спокойно:
- Без тебя я домой не пойду!
- Закончила? – спросил он с какой-то странной болью в глазах, когда она, угомонившись, пускала от злости драконов пар.
- Лёша, тебя похоронили. Я, как следопыт, шла сюда только потому, что мне приснился сон. Сюда, а не к психиатру. И ты, красивый и цветущий, спокойный, как удав, заявляешь мне, что не можешь объяснить причину, по которой ушёл, и что я должна сама что-то понять? Это не нормально.
- Да, светлячок, не нормально… Ты прости, я, правда, не в состоянии сейчас говорить. Сам не ожидал, что ты появишься. Хотя думал о тебе и детях всё время… Если бы ты только знала, как я хотел, чтобы это закончилось… для тебя, для меня, для всех. Чтобы все успокоились. Поняли…
- ЧТО поняли? Все думали, что ты умер! А ты жив! Зачем ты ушёл? Что было НЕ ТАК?
- Да всё ТАК. Я не ушёл… Я не думал вас оставлять. Ты не думай, что бросил. Нет. Так вышло… Пришлось…
- Ты сбежал от кого-то… От чего-то? Ты в беду попал?
- Нет, дурочка. От кого мне бегать? Беда - случилась.
- Какая? Во что ты впутался?
- Да ни во что я  не впутался, престань.
- Тогда я вообще ничего не понимаю… Живёшь здесь, в глуши. Тебя никто не смог найти. Значит, есть причина…
- Есть, светлячок.
- Какая?
Молчание.
- Лёш?
- Ммм…
- Объяснишь?
- Потом…
Оля выругалась шёпотом.

Огонь полыхал, освещая вокруг пространство. Они вдвоём сидели у костра, единственные во всём диком лесу, в тёмной вселенной. Тьма непонимания давила, но не могла пробиться сквозь теплящийся огонь.
- Пошли спать, - Лёшка взял её за руку и увёл в избушку.
Пока она укладывалась, развёл огонь в печурке. Оля уснула, пока Лёшка занимался очагом. И даже не удивилась, не обнаружив его рядом при пробуждении. Но краем сознания помнила, что всю ночь он был рядом, согревал её, укутывал, когда она вертелась на неудобной лежанке, обнимал, когда она шарила рукой в поисках его тела, а найдя, прижималась и засыпала крепче.
Сквозь щели в досках двери и отверстия в потолке и стенах пробивался утренний свет и холод. Огонь снова был разведён, поленья трещали, распространяя вокруг благодатное тепло. Оля выскочила на минуту наружу, потом вернулась и снова уснула умиротворённая.
Ей стало как-то параллельно, сколько она пробудет здесь рядом с мужем в лесу, убедит ли его вернуться, выяснив, почему он так поступил, поругаются ли они или разговор будет спокойным. Главное – она его нашла, она - рядом с ним, с любимым…

5
Они познакомились на какой-то вечеринке у друзей. Молодые и зелёные, оставленные родителями, уверенными, что детки повеселятся и разойдутся, отрывались вовсю. В одной комнате рекой лилось спиртное и гремела музыка, на балконах и в подъезде курили, в туалете и ванне периодически кто-то рыгал, в одной из комнат заперлась парочка «поговорить». В общем, веселились от души. Олька выплясывала с девчонками, изредка подбегая к столу с выпивкой и закусками «догнаться», пацаны травили анекдоты, некоторые разошлись не на шутку. Собирались компанией на дискотеку, чтобы там, уже выпившие и значит более смелые, подиковать, пообщаться со знакомыми и потом расходиться по домам – чем ближе тебе к 18-ти и выше, тем тревожнее сердца мамы и папы за то, как и где проводит время дочь…
По пути в туалет Олю поймала чья-то рука и утянула в тёмную комнату. Она испуганно отпихнула его, нашарила возле дверей выключатель, включила свет.
- Привет.
Он был ей не знаком. Из другой школы.
- Да пошёл ты…
Она выскочила из комнаты, кинув его какой-то попавшейся под руку книжкой.
Утром в дверь позвонили. Отец вышел, спустя время постучал в комнату:
- Спишь?
- Нет, проснулась, - Оля натянула одеяло до глаз.
- Там к тебе…
- Иду.
Она даже не подозревала, что, открыв дверь увидит, того самого парня. Симпатичный невысокий темноволосы паренёк подметал лестничную площадку охапкой сирени и пристально смотрел на Ольгу. В его серых глазах полыхал огонь, однако, губы усмехались. Рука взметнулась сама по себе и залепила ему звонкую пощёчину. Лёшка бросил веник, схватил её за запястья:
- Ещё раз себе такое позволишь, убью! – он посмотрел на неё как-то по-волчьи, так, что она замерла, а потом обнял нежно: - Прости, прости пожалуйста… Не знаю, что на меня нашло. Увидел тебя и всё, понял, что не отпущу никогда. Перепил. Прости… Никогда, никогда не сделаю тебе больно.
- Отстань от меня! - она вырвалась и ушла в квартиру.
Вечером отец шутил: любовь-морковь… Разбросанную в подъезде сирень пришлось убирать ему.
Лёшка не показывался месяца два. Однажды кто-то зло и обидно пошутил в её сторону на городской площади во время какого-то праздника, она с подружками поспешила уйти, но разве успокоишь выпивших дебилов? Особенно, если девушки тоже остры на язык. Завязалась перепалка. Один их ухарей схватил за волосы олину одноклассницу и готов был ей влепить затрещину… Лёшка взялся ниоткуда: подскочил как коршун и втащил пьяному дураку один раз. Больше ничего объяснять не пришлось. Рядом выросли Лёшкины приятели, и пьяная компания ретировалась. Потом пацаны предложили провести вечер вместе: «охранять» и провожать по домам. Девчонки согласились. Оля сначала делала вид, что не замечала Лёшки, держалась в стороне. Так и проводил домой – держась за метр позади.
Потом разговорились:
- Поговорим, светлячок?
- Я – Оля, а не Света. Один раз уже поговорил! Дальше что будет?
- Плохого не будет, светлячок…
… Свет мой маленький, - как он ей объяснил. Романтик, шутила она. Но что бы ни случалось потом, какие бы проблемы ни возникали, какую бы боль ни доводилось испытывать, Лёшка исправлял всё сам. Путь к семейной жизни шёл через пень-колоду. Оля уходила от его дважды, оба раза - навсегда. Он не держал. Уезжала учиться, бросала институт, поступала в другой, снова бросала. Встречалась с другими: спокойными, предсказуемыми, уравновешанными, слишком нарисованными и слащавыми, чересчур вычурными… разными.
Приехав на родину после неудачного первого замужества, как-то встретила в магазине Лёшку. Разговорились. Предложил встретиться. Увиделись. Пошли к нему. Всю ночь проговорили, пока под утро у обоих от бессонницы и усталости не начали слипаться глаза. С тех пор не расставались… Третий, и в последний раз.

6
Вспоминая семейную жизнь, она не находила ни одной причины, почему Лёха ушёл, бросил всех и остался здесь, в глуши. Весь день она трепала себе нервы воспоминаниями, ходила по лесу, собирала грибы. Сварила суп. Из брусничных листьев сделала чай. Когда последние лучи солнца погасли, а по лесу разлилась темнота, как ни в чём ни бывало, появился Лёшка.
- Лёш, ты извини, но, может, завтра вместе сходим по «твоим» делам?
- Не заводись.
- А что? Я не знаю, почему ты здесь, что будем дальше делать… Не в лесу же оставаться! Дети дома ждут, Лёш!
- Да.
- Что ДА? Каждый наш разговор, как сказка про белого бычка.
- Я сказал – НЕ ЗАВОДИСЬ!
- Я не буду, Лёш, но домой без тебя пойду. Не знаю, как, не знаю, зачем эти сны были. Но если сейчас дни сурка не закончатся, я чокнусь.
- Нет, - он взял её за руку: - Сядь!
- Почему мне нельзя с тобой?
- Нельзя… Пока…
- А куда ты вообще ходишь? Тут поблизости ещё какой-нибудь деревни нет? Там у тебя кто-то есть…
- Оля, у тебя крыша поехала?
- Да! Мой муж два года в лесу торчит, не говорит, зачем! Раньше ты больше, чем на ночь, по своим якобы делам не задерживался. Я тебя прощала, потому что… прощала. А сейчас – два года, Лёш! Вообще волноваться не о чём, не так ли?.. Тут головой двинуться можно запросто!
- Оля, потерпи совсем немного. Ты узнаешь…
- Когда?
- Не сегодня. – Лёшка поднял глаза усыпанному звёздами к ночному небу… - Завтра-послезавтра… Но сегодня - никак…
- А завтра ЧТО будет? – спросила она осторожно.
- Увидишь, светлячок… Иди сюда…

Странным образом утром Лёшка не исчез. Небо заволокло тучами, но дождя не было. Они походили по лесу, насобирали каких-то кореньев. Лёшка два раза чуть не налупил её шутя. Потом, попросил идти по тропинке, никуда не вворачивая, и, пока Оля топала от обиды раздувая ноздри, добыл какую-то птицу.
Этот день был сродни тем романтическим спокойным будням, когда за домашними делами они проводили время круче, чем на любом свидании. Она могла обрызгать его из шланга, поливая огород, смеяться, когда он грозил ей шутя: «Сейчас получишь!», и конечно, день заканчивался хорошо…
Она никогда не хвастала перед другими счастливой семейной жизнью – зачем? Бывали и разногласия, да ещё какие! Чего стоило Лёшкно молчание, когда она поступала по-своему в серьёзных вопросах. Может, вот только поэтому, когда оба были упрямы и на чём периодически спотыкались, и возникали ссоры. Раз Оля попросила соорудить и повесить какую-то вычурную полку на верёвочках. Объяснила, как и где она должна быть. Лёшка сказал: «Давай так». «Нет, её надо вот так», - спорила Оля. – «Вот, посмотри»,- она показала рисунок из журнала. На что Лёшка сказал, что, знает, как лучше. Оля, утверждая, что в журнале-то не дураки работают, там же дизайнеры… Лёшка сказал: «Ну раз дизайнеры, тогда ладно». Сделал. Пригласил её, спросил, что конкретно она хотела на этой полке поставить. Та принесла какие-то глиняные горшки с сухоцветами и они упали вместе с полкой на пол. «Так устроит?» - спросил тогда Лёшка, снял остатки «дизайна» и хлестанул ими со всей дури по стене. «Довольна? Дизайнер!».
Иногда, конечно, дни напоминали друг друга. Какая-то суета, бесконечная забота о том, что и как правильно построить, куда потратить деньги, во что одевать детей, что есть… Не то, чтобы рутина. Но Олю раздражало, что он недостаточно откровенен с ней. После своих домохозяйских дел, она иногда подходила к нему и спрашивала: «Может, поговорим? Я, наверное, лучше, чем книжка?». Вот уж чего не отнять было, так это его чтения. Несмотря на его обычную рабочую специальность, Лёшка знал столько, что ему иной раз поражались друзья. Вроде, немногословный с ней, с ними он был в центре внимания. Не рисовался, нет, не балаболил попусту. Говорил – всегда по делу. Интересно, заслушаешься.
- Почему со мной не так? Не интересно?
Но с ней он был нежным, любящим, заботливым. Жаловаться, сказали бы другие. Не на что. Но почему-то часто она чувствовала себя бесплатным приложением в хозяйстве…

Сейчас было по-другому. Весь сегодняшний день они вспоминали только самые лучшие моменты. Оля без умолку рассказывала об успехах сына, и как сильно выросла дочка за два года. Как они все скучают, как трудно решать вопросы, которые всегда решал он. Как грустно и тоскливо одной по ночам, как тошнит от чужих взглядов и случайных прикосновений, потому что это не ЕГО глаза и не ЕГО руки. Как она любит его и, наверное, так и не сможет больше никого впустить в свою жизнь… И как хочется напиться и забыться от этой тоски и одиночества, но в беспамятство уйти нельзя – дети…
Лёшка иногда комментировал её рассказы, одобряя, что она всё делает правильно – сын вырос правильным, удалось справиться с проблемами дочери, быт идёт как надо. Долгов он не оставил. Жизнь, как она есть, хороша, если не зацикливаться на разных глупостях. А время лечит. Будет и любовь… Говорил убедительно. Оля сама поверила.
- Ты всё-таки решил уйти навсегда …
Лёшка не ответил.
Тем не менее, она как будто успокоилась и привыкла к этой мысли. Хотя объяснений своему исчезновению муж так и не дал.

В этот вечер, сидя у костра, они молчали. Стало прохладно. Раньше она не обращала внимания на постоянную дымку тумана, постоянное его отсутствие днями, непонятное сонное спокойствие при его присутствии, несмотря на то, что злилась. Она перестала вести счёт дням. Сколько она здесь – три дня, неделю?
Он сидел рядом и смотрел на неё, будто просил: ну, скажи, что поняла! И молчал. Оля не выдержала:
- Я видела недалеко красивое место, пойдём.
Лёшка встал, шагнул вслед за ней в темноту леса.
За эти дни ей стало знакомо каждое дерево, каждый куст, каждая ложбина и протекающий неподалёку ручей. Она шла,  аккуратно ступая, слыша позади твёрдый и тихий шаг мужа.
Облака разошлись, лес освещала полная луна. Таинственный голубой свет распространялся вокруг, были видны самые маленькие листочки и веточки. Несмотря на высокие сосны, местами затеняющие пространство, Оля нашла путь к небольшому взгорку, где расступались деревья, и шёл откос почти резко вниз. В этом просвете виднелись залитые лунным светом густые волны уходящего к горизонту леса.
Верхушки сосен серебрились под тёмным небом. Ветра не было. Какое-то странное тепло разливалось вокруг, несмотря на то, что воздух вокруг был холодным. Звуки тоже затихли: ни шороха ночных обитателей, ни вскрика встревоженной птицы, ни шёпота ручья неподалёку. Ничего. Полное безмолвие. Как будто что-то потустороннее разлилось тягучей серой массой и застыло, накрыв их, как прозрачная смола.
Она повернулась к мужу и посмотрела ему в глаза.
- Лёш, обними меня.
Он подчинился, не говоря ни слова. Сколько они простояли так, неизвестно. Оле хотелось плакать, но слёз не было.
- Я так скучала по тебе, я так скучала… - прошептала она.
- Я знаю. Прости… Я ждал тебя каждый день. Звал, но…
- Я только сейчас услышала. Этот сон повторялся…Там ты и собака… Я услышала, Лёш, услышала! Что ещё ты хотел сказать? Что ещё?..
Он ничего не говорил, уткнувшись ей в шею. Дышал как-то прерывисто и тяжело. Руки сцепились вокруг Оли так, что ей самой стало трудно дышать.
- Я нашла тебя… - повторила она, и слёзы брызнули из глаз непроизвольно.
Тут она почувствовала, как под свитером трепещут её пальцы. Она прекрасно знала ЭТО прикосновение.
- Лёш...? Ты…
Она больше не смогла вытолкнуть из себя ни слова – снизу живота нестерпимо запульсировала кровь. Лёшка переместил ладонь ей на грудь, и мир закачался под ногами…
Как они оказались на земле, на мягком пушистом мху, непонятно. Одежда исчезла быстро. Сначала, испытав давно забытое, но такое родное прикосновение его тела, Оля видела только глаза мужа. Потом произошло что-то странное. Никогда ещё она не испытывала такого чувства. Она казалась себе не просто раскрепощённой, но самой ненасытной, сильной, ждущей и желающей самкой, которую раздирает на части изголодавшийся грубый сильный самец. Чувствовался сырой запах земли, холод ночи, вкус влажного воздуха, густая теплота окружающих деревьев, неземной синий  лунный свет. Лёшка был похож и непохож на себя. Он ни на мгновение не закрывал глаза, пронзая её взглядом и подчиняя каждому своему движению. Ей было больно, страшно и сладко одновременно. В каждой клеточке горел первобытный огонь, в который женщина шагнула с жаждой, ведомая своим мужчиной…
Сколько это продолжалось, не понятно. В какой-то момент сознание прояснилось, и Олю закружило. Она поняла, что её, измождённую, обессиленную, довольную, но удовлетворённую, муж несёт на руках. Она вновь погрузилась в беспамятство и очнулась только в избушке – горел огонь в печурке, а Лёшка укутывал её чем-то мягким и гладил по плечу. Она снова закрыла глаза и провалилась в сон…

7
Проснулась, потянулась, как кошка и села. Лёшки не было. Одежда лежала  рядом. Она слышала, как он что-то делает снаружи. Вечер ещё не наступил, и сквозь щели пробивался свет.
- Привет, - она зябко поёжилась на холодном воздухе, протянула руки к костру.
- Привет, светлячок.
- Мне понравилось…
Лёшка долго посмотрел, улыбнулся.
- Я сына хочу.
- Одного мало? – улыбнулась она.
- Я сына хочу.
- Да поняла. Будет ещё один Лёшка.
Он ничего не ответил.
- Луна опять… - Оля прошлась вокруг и предложила: - Пойдём, погуляем? ПРОСТО погуляем.
Лёшка улыбнулся одними глазами:
- Пошли.
Шли молча к ТОМУ месту. Где-то возле ручья Оля показала на ещё один просвет между деревьями:
- А там что?
- Там высокий обрыв, не ходи.
- Завтра схожу.
- Нет.
- Что – НЕТ. Схожу, посмотрю, что там.
- Там опасно, не ходи.
- Почему.
- Потом покажу. Сама не ходи.
- Ладно…
Луна была такой же красивой и пустой.
- Лёш…
- Что.
- Мы вчера…
- Да…
- Были какими-то не настоящими.
- Правда?
- И что было не настоящим?
- Ну… Всё!
Он ничего не ответил и начал приближаться, пристально глядя в самую её душу, но Оля остановила: - Холодно, пошли в избушку.
Утром она обнаружила мужа рядом. Хм… Разбудила.
- Пойдём ТУДА, - и стала одеваться.

Он опять шёл немного позади. Оля решила во что бы то ни стало свернуть не туда, откуда открывались залитые лунным светом холмы, где они были вместе, а чуть правее. Там тоже был виден просвет. Там была небольшая возвышенность, но Олю тянуло в то место. Сейчас она направилась посмотреть, какой вид открывается оттуда.
- Не ходи! – голос мужа был жёстким и тревожным.
- Почему? – она удивилась и, не придав значения его странным интонациям, легко зашагала к стоящим на возвышении соснам. - Смотри, какая красота. Чего здесь опасного?
- НЕ ХОДИ!!!
Его крик и одновременно какая-то сила, откинувшая её на спину на песчаную землю, ошеломили.
Оля встала. Голова кружилась.
Сперва ей подумалось, что он схватил её за плечо и отшвырнул. Но Лёшка стоял дальше.
- Да что такое?!
- Не ходи, светлячок. Там опасно… - с какой-то горечью прошептал Лёшка.
- А нормально сказать нельзя?
- Извини, Оля. Я испугался.
- А чем опасно? Что там? – в голове промелькнули капканы, норы… - Чем?
- Там обрыв. Отсюда не видно – лес, и дальше лес – всё сливается. Но земля – песок. Там выдуло ветром с той стороны, провалиться можно. Сосны держаться корнями за землю, а между ними …
- А как посмотреть?
- Рядом, правее иди. Тропа звериная…
Оля двинулась вправо, нашла едва понятную тропинку, которая убегала куда-то по склону вниз. Она пошла, не сразу сообразив, что Лёшка остался стоять и не пошёл за ней.
Женщина легко сбегала вниз по звериному пути. Песок то и дело шуршал под ногами, но всё-таки идти было не опасно. То тут, то там приходилось обходить крупные камни.
Вскоре она спустилась вниз глубокого оврага, который с одной стороны круто уходил ввысь, прорезаемый каменными глыбами, с другой, более пологой, покрытый соснами и кустарником холмами уходил в сторону.
Оля пошла вдоль журчащего широкого ручья. Вот камней стало больше, а обдуваемый ветрами обрыв поднимался на невообразимую высоту. Вот и те самые сосны, которые стояли чуть поодаль к краю, образуя просвет. Действительно, они странным образом держались корнями за землю с одной стороны, а с другой их корни сохли на воздухе, скрючившись, как паучьи лапы. Между ними виднелись просветы. Да, если бы она шагнула…
Отогнав страшную мысль, Оля крикнула:
- Лёшка!!! Я тут!!!
- Тишина.
Хоть бы сбоку где показался, рукой помахал…
- Лёш!!!
Может, сзади идёт? Оглянулась – никого. Ладно, догонит…

Она не сразу поняла, что увидела впереди, когда решила идти дальше вдоль ручья. Знакомые куртка, штаны, сапоги… Этот дебильного оранжевого цвета рюкзак рядом…В горле стал ком, но Оля шла, не останавливаясь. Перед глазами заплясали мухи, тело покрылось испариной, но она не отводила глаз от тела, которое приближалось к ней неумолимой правдой.

8
Лёшка лежал неестественно согнувшись в спине. Запрокинутую голову ей было не видно. Но она уже заметила  иссохшиеся пальцы, кое-где то ли обглоданные, то ли уже по причине выветривания сгнившие до костей. В ногах притулился грязно-серый комок шерсти… Белка… Не бросила хозяина, когда он погиб.
Оля подошла ближе, взобралась на камень. Смотреть было не страшно, но она всё равно подобралась выше и, подняв странно лёгкий череп, накрыла его капюшоном. Ей не хотелось видеть его ТАКИМ…
Карабин фактически повис на локте, рюкзак тоже свалился и сместился к ногам… Одна рука лежала поперёк тела, второй было не видно. Его как будто переломило пополам острым выступом камня.
Оля посмотрела наверх, там виднелось несколько подёрнутых по краям травой разрывов.
Как глупо!
Она впервые за несколько проведённых здесь дней вытащила из кармана сигареты и закурила.
- Лёш, ну ты… Ну как так-то? НУ КАК ТАК-ТО?!!!
Сколько она просидела в ступоре, она не знала. Самое странное, что слёз не было. Она как будто предполагала, что найдёт его мёртвым. Словно ЗНАЛА ОБ ЭТОМ ВСЁ ВРЕМЯ… Ага, и когда на земле лежала как… прости господи… тоже? – спросил ехидный внутренний голос. Сон это был. Всё это был сон…

Дальше она действовала механически. Сначала унесла оружие и рюкзак. Достала нож. Нашла ТУ возвышенность, где светила луна, когда они…
Сколько времени она рыла могилу, теперь и не помнит. Может, всю ночь.  Может ещё день и ночь. Не так-то просто, орудуя одним ножом, выкопать яму для взрослого человека, до чтоб достаточно глубокую, чтоб не раскопали звери или не вымыл кости дождь.
Потом она спустилась вниз. Лёшка был лёгким. Она стащила его с камней и, прошептав «прости», сложила в куртку и завязала рукава. Волокла, как могла, то на плече, то по земле.
Потом разложила, как надо, принесла останки Белки, уклала их в ногах. Справа положила карабин. Распотрошила вещмешок, достала патроны, спички, соль – распихала их по карманам. Положила в левую руку нож, сняла часы и крест. Достала мобильник, но, подумав, сунула обратно во внутренний карман куртки. Вроде всё…
Она закапывала его руками, утрамбовывала землю, потом носила со всех сторон пласты мха и укладывала их несколькими одеялами.
Крест ставить не стала. В землянке нашла две небольшие доски под нарами, положила сверху, вдавила в землю. Ей было параллельно до христианских традиций. Она верила в человеческое добро и совесть. А загробная жизнь… Что там, никто не знает. И – почему крест так важен – тоже не понимала. Если б Христа казнили на виселице, что бы люди носили на шее – петлю?.. Тем не менее, знак сделала, а там…

Она посмотрела на заходящее солнце.
- Вот я тебя и нашла… Прощай, Лёша.
Каково это – найти любимого и отпустить его с миром на покой? Смерть перечёркивает все надежды. Сегодня ты мечтаешь о будущем, строишь планы, а завтра всё задуманное перечёркивается из-за какой-то нелепой случайности.
Лёшка хотел ещё одного сына. Хотел жить, любить, растить детей, обнимать жену… Но какая-то сила его повела не туда, и он упал в пропасть. Есть ли в этом мире то, что может противостоять судьбе? Насколько сильны наши желания и вера? Могут ли они встать поперёк провидения?

Оля последний раз сидела у костра и пила чай. Мыслей не было. Осталась какая-то странная одухотворённость.
Она приняла смерть мужа, как само собой разумеющийся факт. Она хотела знать, видеть – и получила это. Дальше была пустота. На плечи опустилась ночь, и навалилось какое-то странное спокойствие. Ни истерики, ни слёз, ни боли, ни тяжести в груди, ни непонимания – НИЧЕГО.

ОН подошёл так же неслышно, как обычно. Как раньше она не замечала, что всё вокруг было усыпано сухими трещащими сучьями, а Лёшка двигался по ним тихой тенью, непонятно, но тогда это воспринималось, как должное. Сейчас пришло понимание – и почему он приходил только по ночам или в сумрачный пасмурный день, и почему двигался бесшумно, и что он имел ввиду, говоря ей о том, что «не могу», «поймёшь» и так далее.
- Прости, светлячок…
Его руки были теплы, как никогда.
Господи, как она любила сжимать в ладонях эти крепкие, грубые, но вместе с тем нежные и ласковые ладони!
- За что, Лёш?
- Прости, светлячок. Береги детей.
- Буду… - слёзы градом покатились по щекам, вымывая из сердца скорбь и наполняя его светом и любовью.
Он сел рядом.
- Я ведь как дурачок шёл тогда к рассвету. Сам не понял, что произошло. Только там, внизу, когда не смог пошевелиться, когда понял, что всё, конец, страшно стало. О тебе подумал, о детях. Всё перед глазами пронеслось, вся жизнь. я не сразу… ушёл. Ещё дышал. Белку домой гнал. Она не ушла… Пошевелиться не мог, рук не чувствовал. А то бы застрелился сразу. Так и лежал…
- Как там, ТАМ?
- Никак. Я всё время тут был. Когда понял, что всё, бродил вокруг этого места, уйти не мог. И ТУДА – тоже не получалось. ТЫ держала. Здесь время по-другому идёт. Не так, как у живых. Иногда быстро, иногда – вечность. И мёртвых, Оль, нет…Нет смерти, понимаешь… Просто всё здесь по-другому, как, тебе пока не понять, но смерти нет. Знай это.
Небо начало светлеть. Оля ещё посидела, потом быстро собралась и, не мешкая, стала собираться.
Повернувшись в сторону ТОГО места, прошептала: «Я люблю тебя. Прощай».

Незаметно и неслышно из утренних сумерек появилась Белка. Она провожала её до болота, прошла вместе через него, показав, где выйти по более сухому месту, довела до той, первой охотничьей избушки, посидела поодаль, пока Оля передохнёт и всю дорогу бежала немного позади, пока женщина не добралась до Луговки.
Белка отстала как раз у полянки с раздвоенной сосной.
- Пока, Белка. Иди к нему. Пока, милая…
Оля шла по дороге, изредка оборачиваясь. Белка сидела на месте. В какой-то момент женщине показалось, что рядом стоит тёмная фигура человека и машет рукой.
- Прощай, Лёшка…
Теперь она шла не оглядываясь…

Усталости не было, когда она прибыла в Луговку. Переночевав практически без сновидений, с утра, не мешкая, пошла в деревню. Телефон давно сел, поэтому не представляла, сколько времени, привыкнув вставать с рассветом и ложиться с наступлением ночи.
 Как ни странно, обратный путь занял намного меньше времени, чем предполагалось. Оля даже забыла, что по пути могут попасться леечные звери, шла уверенно. Не думая о плохом. На небе в этот раз были густые облака, но дождя не предвещалось.
Вместо того, чтобы торчать на дороге у колхозных гаражей и дачной Мартыновки, она пошла в центральную усадьбу.
Магазин работал.
- Здравствуйте, подскажите, а автобус скоро?
- Да ушёл уже, - ответила дородная тётка в вязаной кофте и валенках. Несмотря на топившуюся железную печь, в магазине было прохладно.
- Блин…
Оля не хотела показывать разочарование вслух, но всё же опустилась на стул у двери.
- И долго теперь ждать?
- Да вы не волнуйтесь. Вона, врачи из центра приехали, всех уж приняли. Так довезут. Попроситесь!
- Спасибо большое.
Оля отправилась к медицинскому автобусу, который заметила, но как-то не придала этому факту значения.
Водитель и фельдшер приняли женщину на борт.
 Она сперва пыталась сунуть им пятихатку. Но врачиха даже обиделась:
- Что мы, не люди?!
Оля опустилась а сиденье и закрыла глаза. Ещё полтора часа безумной тряски, и – дома. Мысли витали в лесу и она, уставшая от долгих лесных переходов и, несмотря на болтанку, уснула.
Разбудил её настойчивый голос медсестры:
- Эй, проснитесь! Приехали!
- Ой, спасибо. Я, пожалуй, тут выйду… - она указала на крыши проплывавших мимо домов.

Прошло пару месяцев. Оли никому не рассказывала о своём приключении, ни друзьям Лёхи, ни приятельницам, ни родным. Он остался там. Она сама похоронила его в земле. А то, что его похоронили мысленно все ещё тогда, два года назад, значило, что и незачем теперь ворошить прошлое.
Как-то на работе, переставляя товар с полки на полку и проверяя маркировку, она едва не свалилась. Кладовщица подхватила её под локоть и увела на скамейку, подальше от глаз сотрудников. Принесла чаю.
- Ой, спасибо. Устала я… - пробормотала Оля.
- Не гоже ползать тут в таком-то положении, - упрекнула коллега.
- В каком положении? – обомлела Оля.
- В таком! Я ведь сразу вижу, не маленькая. Да и у самой – четверо сыновей и две дочери. Не то, что у вас, по одному ребёнку в семьях, и то кочевряжаться! - и, увидев непонимание в глазах Оли, добавила: - А ты что, сама-то не чувствуешь, что беременна?
- Нет…

Вечером она долго смотрела в тёмное окно. Падал хлопьями пушистый снег. Она вспоминала разговор у костра:

- Я сына хочу.
- Одного мало? – улыбнулась тогда она.
- Я сына хочу. – повторил муж.
- Да поняла. Будет ещё один Лёшка, - смеялся его светлячок, увлекая в темноту ночи, где под странной полной луной произошло чудо.