Впечатления от конкурса имени Н. С. Гумилёва

Мои впечатления от завершившегося Международного конкурса имени Н.С.Гумилёва "Заблудившийся трамвай" 2021


ГЛАВНОЕ ЖЮРИ:

Евгений Антипов (Санкт-Петербург)
Ефим Бершин (Москва)
Владимир Гандельсман (США)
Ирина Евса  (Харьков)
Галина Илюхина (Санкт-Петербург)
Александр Кабанов (Киев)
Бахыт Кенжеев (США)
Александр Танков (Санкт-Петербург)
Алексей Цветков (США)


ЖЮРИ ПОЛУФИНАЛА:


Мария Ватутина (Москва)
Игорь Караулов (Москва)
Михаил Квадратов (Москва)
Дмитрий Легеза (Санкт-Петербург)
Вадим Макаров (Санкт-Петербург)
Глеб Михалёв (Казань)
Алексей Остудин (Казань)
Вадим Пугач (Санкт-Петербург)
Геннадий Рябов (Санкт-Петербург)
Лена Берсон (Израиль)
Андрей Баранов (Сарапул)


Роман Ненашев (Санкт-Петербург) Победитель конкурса

***
То ли катишься яблоком к пристани,
то ли вьёшься плющом до небес,
но приходят садовые приставы
с сучкорезами наперевес.


Миражами, тенями бескрылыми,
с плодородной землёю в мешках –
то ли люди с садовыми вилами,
то ли ангелы с лейкой в руках.


Пропололи, взрыхлили, удобрили,
обозначили место в ряду.
Да и правда, умеючи долго ли
разобраться с растеньем в саду.


От такого ухода прилежного,
от нажима хозяйской руки,
может, станешь расти выше прежнего,
но плоды твои будут горьки.


Надеюсь, что навязчивый мотивчик известной песенки, представляющий «ритмику» этого стишка, не сорвёт мою попытку найти (днём с огнём) здесь поэзию. Язык этой частушки соответствует новоявленному частушечному отношению современных словопроизводителей в столбик и их аплодисменторов к сути поэзии: примерно, это отношение можно выразить так: «поэзия — это словесная масса, по консистенции своей очень близкая к тому как мыслит и выражает мысли большинство тех, кто живёт (во вне и внутри себя) прозаическую жизнь». Данное произведение совершенно укладывается на мой взгляд, в выше озвученное понимание поэзии. Автор, не будучи до мозга костей поэтом, замысливает, (а потом, замусливает) некое содержание. Это содержание читателю не придётся долго искать — оно, как правило, выпирает, лежит на поверхности или составляет поверхность, создаёт плоскость той прозы жизни, которую нынче принято называть «поэзией». Язык этой «поэтизированной прозы» максимально приближен к языку газетной статьи, поста в социальной сети, надписи на заборе или речи на открытиях-закрытиях-накрытиях конкурсов достижений современной непоэзии: долго ли, умеючи, переставить слова и получить «да и правда, умеючи долго ли», так приятно рифмующееся с «удобрели». Современные интерпретаторы поэзии так лихо «удобрили» её всем своим «содержанием», что «выросло — что выросло»... Мне не удалось отыскать поэзию в этом стишке. Чёрную кошку в тёмной комнате не ищут. Образность? «То ли катишься яблоком с пристани» - это уже было в другой припевке: «Эх, яблочко, куда ты катишься..». Или, например, «вьёшься плющом до небес», «тенями бескрылыми»... Этот стихотворённый плакат на злобу дня напомнил мне другой плакат из советского времени: там был нарисован плачущий алкаш с деревцом в руках и подпись гласила: «Напился пьяным, сломал деревцо — стыдно людям смотреть в лицо!». Автор плаката и не ведал, что составит «тренд» для русской поэзии (слова и мысли) Двадцать первого века.

***
А я и так всегда один –
и ладно, и мерси.
Бери машину, господин,
и в небо уноси.


Вокруг такие холода,


что леденят до жил.
Ещё и ты хрусталик льда
мне в сердце положил.


И вот теперь кривишь свой рот
в улыбку палача,
в лицо просящим у ворот
надменно хохоча.


Судьба моя… Хоть пой, хоть плачь –
а всё выходит пшик.
Так смейся, кровосос, палач,
эвакуаторщик…

Этот стишок умело издевается над русской поэзией, показывая всем загубленным населением русским поэтам насколько напрасны были их усилия и свершения...
И пусть члены Жюри, умилившись, прослезились, и вероятно, добившись результата: смогли-таки «скривить свой рот» так, чтобы возникла «улыбка палача», поскольку, выступили действующими палачами русской словесности, присвоив стишку первое место в конкурсе, да ещё, прости Господи, имени Гумилёва! Но есть в стишке и правда вечности, побеждающая «временных победителей», она заключена в строке: «хоть пой, хоть плачь — а всё выходит пшик»...


***
Она весь день ждала курьера
с заветным синим рюкзаком,
а он лежал на дне карьера,
слегка присыпанный песком.


Ещё не вышедши из роли,
сжимал квитанции в руке,
и две несчастных бандероли
лежали рядом на песке.


Он жил, верша дела мирские, –
примерный муж, любимый брат,
снимал пейзажи городские
на старый фотоаппарат.


Мечтал о призрачной Ривьере,
коллег не мерил свысока,
ни дня не думал о карьере,
где он – фигура из песка.


Его положат на носилки
и в морг доставят как домой.
А что же, господи, посылки?..
И бандероли, боже мой…
…Всю ночь по городу пустому
в тревожной липкой тишине
бродила тень от дома к дому
с тяжёлой ношей на спине.
-------------------------------------------------

Зачем этому рассказику поэтическая форма исполнения? Ответ очевиден — для усиления эффекта, для душещипательности. Ведь и плакат, зачастую, имеет рифмованную подпись. Рифмованная проза, как абсолютная хозяйка мозгов и слогов нынешнего времени, что называется, наложила пятерню на плоскость восприятия пишущих и читающих, и, скомкав самодостаточность поэзии, выбросила её в урну времени. Астральная образность стишка, как будто вспомнив о столоверчении общающихся с духами представителей спиритизма, максимум на что способна, так это: «бродить тенью» курьера с «тяжёлой ношей на спине». Воистину, тяжёлой ношей в деле спасения объёмности поэзии от плоскости стишочничества, является каждый, подобный этому, «облегчённый донельзя» в плане языка, образности, ритмики и звукописи стишок.

***
Мы перешли на красный свет
и не заметили,
среди живых нас больше нет,
но есть свидетели:

дорожки в утреннем саду –
две светлых линии,
платок, лежащий на виду,
и в вазе лилии,

газета, маятник часов
и стрелки-векторы,
блокнот, стихи, в конце концов,
долги, коллекторы.
--------------------------------------------

Этот рифмованный призыв «остановить привычное понимание поэзии», «прекратить поэзию, как таковую» должны оценивать представители ДПС, мне, поэту здесь сказать нечего...


***
Уже не вспомнить, право слово,
когда, окрепшие едва,
из механизма часового
явились эти существа.


Цепляев, я и остальные
глядим, не закрывая рты,
как эти монстры временные
пространство роют как кроты.


Обрушен путь земной и млечный,
изъеден бледный небосвод,
и мир, когда-то бесконечный,
уже закончится вот-вот.

------------------------------------------
...роют, как кроты», «съеден небосвод», небосвод «млечный... бледен»... Страшно жить в мире, где поэзию побеждает ТАКАЯ «образность», такая заборная словесность!


***
Нас вычеркнут однажды и привет –
как будто нас и не было на свете.
Не более чем выдумки в газете,
нелепые – нас не было и нет.


Мы призраки былого ремесла,
эпохи, прошагавшей под речёвку,
нас век смахнёт как выцветшую чёлку,
как пыль с библиотечного стола.


Как певчих птиц с неведомых картин,
запутавшихся в русском алфавите,
нас вытолкнут – давайте, мол, летите.
И мы взлетим.

Нет, дорогой автор стишка, вас не только не «вытолкнут», и не смахнут «как выцветшую чёлку», вас, «запутавшихся в русском алфавите» — легион, как прозорливо написала Марина Цветаева. Посему, «взлетите». Но точно что, «как пыль с библиотечного стола»...



Анастасия Ким (Ставрополь) 2 место


***
наших не любят здесь со времён Батыя
девки стирали простыни и простыли
рыхлые руки русалка упрёт в бока
Клязьма ли Вязьма Калка ли Каменка


сахарны церквы стоят по краям болот
чешет водяное пивной живот


ваша икша-кидекша-расторопша
говорят «татарин, лицо попроще»
в монастырских подвалах поют мокрицы
«нас не берут, не берут, не берут в столицу»


говорят, на сто первый км высылали нечисть
из москвы, бо русскому духу нече
целовать валютных царевн-лягушек
вдоль железки пустые глаза избушек


говорят «выходи из поезда, будешь кормом»
леший достал кастет и бредёт к платформе


в электричках с собачьими животами
можно спастись контролёрами и ментами
выхожу на станции коломенская верста
доставать Иванушку
из омута
-----------------------------------------------

Я не знаю, когда точно это началось — деградация или упадок поэтического восприятия мира и искусства русской поэзии, возможно, с девяностых годов Двадцатого века, когда будущие квази-пииты остались брошенными (школой и родителями) на произвол судьбы? Но расхлёбывать «рыхлые руки русалок», «поющих мокриц», «валютных царевен», «лешего с кастетом», «электрички с собачьими животами» нам придётся ещё очень долго. Поэзия получила пожизненный срок извращения, искажения до неузнаваемости. Поэтическое воображение уступило место вульгарности и примитиву, присущему воображению «обколотому» или подвыпившему. Это не смена поколений, это как замена крестьян на колхозников, или Столыпина на Шарикова... Тихий ужас громогласен...

***
калиновка

бричка яблочко дичка солончаки кульга
речки Сранки размыло кисельные берега
лошадь строгая не управишь кировца колея
налилась сочится лужицей по края


не успеет к машеньке фельдшер живя в глуши
ставь в ночёвку опару потом решим
кинется тётка в печке полно висков
где наш ряженый суженый сунул и был таков


газовый шарфик в колючках акации жив едва
что ж ты маша вроде при муже всё не вдова
ковырнулась сама не хотела на бюллетень
вишенку посажу ляжет тебе на могилку тень


вроде жили ладно только ночами плакала у плетня
расступись просила земля заступись забери меня
-------------------------------------------------------

Поток или понос сознания, подделываясь под народную речь, растерял речь поэтическую, лихо заменив вероятно устаревшие  «белой акации гроздья душистые» на«газовый шарфик в колючках акации», при том что «виски», догорая в «печке» воспалённого авторского мозга, оставят потомкам «лобную кость» тех, кто возносит подобные стишки на «Олимп имени Николая Гумилёва», сколько ему бедному переворачиваться в гробу после подведения итогов этого конкурса. Победители (авторы и члены Жюри) победили поэзию, пожурили её слегка и надолго...


***
новгородские письма


для чего поповну читать учили
как на ясном солнышке вывесть чирьи
горькой мази история не простая
тяжесть свитка не ты и не береста я


что за зло ты против меня имеешь
знаешь мне послушны ветра и змеи
будешь цел и в море и на привале
чтобы мамки няньки не горевали


скройся с глаз людских приезжай иначе
худость моя тебя не покинет раньше
чем твой дом под землю опустит сваи
чем травой покроется мостовая

-----------------------------------------
Мне действительно страшно жить в мире этих авторов-победителей всего «прекрасного, доброго, вечного»,.. Я понимаю, что они не виноваты. Они ТАК мыслят, ТАК фантазируют, ТАК фонтанируют словесной дребеденью, которую награждают серебром, вторым местом, не серебром Серебряного века, а серым, в котором бром. Чтобы дом поэзии «под землю» опустил сваи памяти, а не над землёю их выставил на всеобщее обозрение...


***
щекоча урча осыпая крошки
плесень нежная ест каравай румяный
из крохтей в шкафу свил гнездо игошка
некрещёный родственник безымянный


усмирить уродика шерстяного
не могу ни молитвой, ни керосином
плоть его росток яица глухого
без желтка и мякиша сердцевины


от тревог моих как в кадушке тесто
он разбух, окреп, живота моего желает
«ты, сестрица, мое занимаешь место
нет меня, а ты живешь себе поживаешь


стал бы греться в золе, как запечник сытый
только ты родилась мне на зло и дышишь
вместо молока твои силы выпью,
чавкать стану память взамен пустышки»


чтобы дал поспать не скучал не мучал
нацежу ему кипяченого и без плёнок
а сложивший хвосты плавники колючки
поронец во сне ну почти ребёнок
Я обращаюсь к членам Жюри с просьбой всю оставшуюся им жизнь объедаться «нежной плесенью» этого стишка, которая в свою очередь, «урча, ест каравай румяный»! И плюс к этому, пусть усмиряют «уродика шерстяного», употребляют в омлет «яйцо глухое без желтка, но с мякишем сердцевины»! И пусть долгие годы «чавкают памятью» об этом конкурсе абсурда. Художественный вымысел искусства уступил место куражистому бреду стиховых подёнщиков.


***
Содержа сухие тоги в рюкзаке,
боги шли нагие по реке,
и робело знание реки,
от стыда пуская пузырьки.


«Я впаду в Азовское и там
отнесусь к распаренным пескам» —
оставлял один другому разговор.
«Я дошлепаю до Черного на спор.


После выбрать океан для снов,
после слиться с памятью китов.»
Третий говорит «целитель ран
и не море и не океан —


озеро, соленое на треть
о таком вкуснее онеметь.»
Был ещё один, замедлил шаг
и ногами гальку помешал.


Мелко здесь, бесстрашные мальки.
Стану быть у берега реки,
чтобы звери пить из глаз моих,
чтобы рыба есть из рук моих,
ветры щекотать мои бока,
девушки гадать на жениха

------------------------------------------------
Мой экспромт в разлуку этому стишку:


"Стану быть и буду стать тобою,
И помешивая гальку в чане мозга,
Знаю, стала будет плакать розга
По словесности такой изгою,
Знают звери как испить из глаза,
Памятью китов полна зараза.
Рыбий жира бок
Быть стану буду,
Но мальков бесстрашных
 не забуду!"


***
был не то что совсем на печи Емеля
что имею хранил, а когда потерявши плакал
из гортани моей выползали змеи
хохотали бегали звали папу

угольками чертили и квасом кисли
и моргали в небе звездой вечерней
и на речку ходили без коромысла
и не знали потопов и огорчений

а когда заслонка печи упала
то зажмурились но не играли в жмурки
хорошо пожили добра навалом
хорошо горели сухие шкурки

Что такое вульгарность в словесности? Разнузданность мысли и слова. Когда анатомическим эпатажем пытаются компенсировать отсутствие дара слова, отсутствие дара сказать сильно и красиво. Когда вместо «дух захватывающего» читателю предлагается принять «рвотное» или «слабительное» для тотального очищения мозга и кишечника. «Выползающие из гортани змеи, хохочущие на бегу и зовущие папу» вполне подойдут для очищения мозга и желудка. Если мало покажется то можно «проморгнуться вечерней звездой», приняв на голову чугунный аргумент «заслонки печи»...


Александр Оберемок (Белгород) 3 место


не помню


был карандаш. ещё тетрадь была
в забытом доме на краю села,
где опускались облака на крышу,
а я писал про дом и облака,
и возвращалась на круги строка,
и выходил из круга шишел-мышел.


была ноль пять из местного сельпо,
ещё трещал будильник ночью, по
которому я выходил на воздух.
там ветер целил мне в лицо и грудь,
и на ладонь садился отдохнуть,
и исчезал в непостижимых звёздах.


была кровать и шаткий табурет,
по мостовой шагал парад планет,
ведро гремело, вечность грохотала,
но стоило привстать из-за стола –
незавершённость сущего и мгла
терялись в разветвлениях фрактала.


бренчал амбивалентный карнавал,
под этот звон я напрочь забывал,
что надо забежать ещё в сельпо мне.
гудели так тревожно провода…
была ли рядом женщина тогда –
не помню.
Рифмованная проза. Плохо рифмованная проза. Проза в столбик. Никаких признаков или ценностей поэзии мне обнаружить не удалось в этом стишке. Образность заменена фигуральностью или краснобайством, которому «цена — копейка». Например, ветер, который сначала «целил», а потом «садился», садился-садился, но не известно «сел» ли в итоге на ладонь автора отдохнуть — может вдохновить неискушённого в богатстве русской поэзии читателя. Я, к счастью, таковым не являюсь. Можно сказануть всё что в голову взбредёт, поэзия или её территория, всё стерпит. Но, если при всём богатстве изобразительных форм, произведение предлагает мне «бренчал амбивалентный карнавал», да видимо так «бренчал», что автор поэзию «напрочь забывал», то я не могу заставить себя не то что перечитать, пережить этот опус. Не возникает состояния зачарованности... Возможно, автор просто изъясняется на уровне своего поэтического видения мира, на которое, кстати, имеет полное право, и у него «по мостовой шагал парад планет» невдалеке от «местного сельпо» со всеми вытекающими «будильниками» пять минут первого, «грохочущими вёдрами» и «фракталами». Но уровень языка и поэтичности этого произведения я бы образно назвал не «сельским» даже, а именно «сельпошным», то есть не возвышающим восприятие отрезком словесности, а упрощающим и без того простое или пустое ведро импульса побуждения к написанию, даже с «парадом планет» и заявленным «грохотанием вечности», дальше «грохота ведра» дело, на мой взгляд, не продвинулось.


бетельгейзе


человек к человеку пришёл говорит открой
я уже не могу ночевать на земле сырой
я продрался сквозь сумрачный лес и гнилую гать
я полжизни в бегах я устал ото всех бежать
догоняют враги не откроешь и мне каюк
человек человека послушал и дверь на крюк
у него сыновья и жена и белья бадья
у него именины и правда всегда своя


человек удивляется снится такая чушь
в подошедший трамвай забирается неуклюж
и садится и молча глядит в ледяную тьму
и гадает гадает к чему этот сон к чему
почему что осталось внутри то сидит внутри
а из слабой груди на полметра торчат штыри
почему за окном и на сердце полярный лёд
и трамвай альтаир бетельгейзе в депо идёт

Когда о поэзии думают что это такое удобное средство для морализации, когда можно обставить деталями «мораль той басни такова», то на мой взгляд, это большая ошибка, ошибка в самом представлении о поэзии. «Звёзды», высота звёзд и высота Слова, так вот, запросто, к обывателю в трамвае не снижаются, не притянешь их, не идут, сколько не трать силы на обозначения. «Неуклюж» может «забраться» в подошедший трамвай, может увидеть «чушь», вместо сна поэзии, но автор, мыслящий себя поэтом, не может, не должен мыслить на уровне этого «неуклюжа» и его «чуши», иначе получается «чушь в квадрате». И словесные фальшивки, типа: «ледяной тьмы», «гнилой гати»,  «штырей, торчащих из груди на полметра», «полярного льда на сердце» (никак ни меньше!) и тогда «альтаир бетельгейзе» скукоживается до «аватара бармалейзе»))...


скрипела дверь


скрипела дверь, и ты, душа моя,
тихонько появлялась у порога,
оглядывала пустоту жилья,
свыкаясь с полумраком понемногу.
я ждал тебя, как прежде, по средам,
я ждал тебя, как ждал тогда адам
вторую производную от бога.
крипела дверь, и ты входила в дом,


на страже тишины часы стояли,
я поднимался на ноги с трудом,
укутывался плотно в одеяло,
потом садился на увечный стул,
как будто пустоту собой заткнул,
но получалось у меня едва ли.
крипела дверь в убогую нору,
ты в контражуре медлила в проёме,
а мне в сорокаградусном жару
привиделось в туманной полудрёме –
наш город был совсем опустошён,
а пятый македонский легион
вставал во всеоружии на стрёме.
скрипела дверь, а тени на стене
под звон небесных сфер кружились в вальсе,
корабль летел на бреющем к волне,
меняя ставки, имена и галсы,
и сон о том, что комнаты пусты,
мой сон о том, что существуешь ты,
сбивался.
---------------------------------------------

Я стараюсь сделать над собою усилие, и под собою, чтобы принять к сведению «скрепящую душу», которая, будучи пусть и не первой, а лишь «второй производной от бога», «крипела дверь» и тихим призраком маячила у порога... Стул-инвалид, на который садился автор стишка или герой произведения, «как будто пустоту собой заткнул», но пустота стишка остается полноценной, несмотря на то что помощница героя стишка с отчаяния «в контражуре медлила в проёме» авторского мозга... Сорокаградусная жара, в которую, видимо, написан стишок может объяснить многое из написанного, например, возникший над «увечным стулом» (это о мебели?) - «пятый македонский легион». Жаль только что легион поставили «на стрёме», возможно потому что центурионы там разговаривали друг с другом на «фене».
«Корабль на бреющем» летящий к волне обетованной, подвыпившие тени, вальсируют... «Пустые жесты над пустыми кастрюлями» - так бы назвала Марина Цветаева и этот эксперимент над русской словесностью...


Фонарь


проснёшься ночью, выйдешь неодетый
на свежий воздух с мятой сигаретой,
подпрыгнешь, окунёшься в тайный сад,
где фата исключительно моргана,


где злой телец косит альдебараном,
поскольку стал немного глуховат,
на гончих псов с их неизбежным лаем,
и вдруг услышишь: «мы его теряем,
разряд».
потом стена с люминесцентной лампой,
кровать и простыня с квадратным штампом,
и принесёт бананы и хурму
условный друг. чтоб не смотреть на друга,
глаза закроешь – в этой кали-юге
захочется увидеть одному,
как худенькая девочка неспешно
проходит с фонарём из тьмы кромешной
во тьму.
--------------------------------------------

Этот стишок — находка для пародиста, для вечера памяти по почившей русской поэзии. Пародия могла бы получить название «Ночью, в фате с Морганом и с мятой сигаретой...» или «Репортаж по ходу движения неотложки в сторону больницы», или «Ай да бараны и косой телец»...


гензель


бросай на землю не сор, не хлам, а хлебные крошки слов,
пока не скрылись во тьме потсдам, ганновер и дюссельдорф,
пока сестра на октоберфест готовит свою стряпню,
а ведьма пряничный домик ест, не трогая малышню


бросай, вернётся тебе добром, за слово дадут строку,
на ус мотая, в лесу сыром считай, прибавляй ку-ку,
заходишь в лес – попадаешь в вальд, где братья наносят гримм,
иди вперёд, неуёмный скальд, отчаянный пилигрим


пока кружится дунайский вальс и каждый второй – шопен,
пока не требуют аусвайс под песни морских сирен,
пока хула не сожгла дотла – кончается сказка-ложь,
иди, покуда земля кругла, куда ты, дружок, уйдёшь

-------------------------------------------------
На «ненашенском» языке, в переводе с воспалённого на среднеуличный, явлен этот набор словесной ерундистики и не так безобиден, как может показаться. Это вызов Искусству прекрасного со стороны примитива или плоскодонного досуга в рифму. Это камуфляж бездарного, мимикрия посредственного под браваду заумности. Наскальные тексты современной лжепоэзии напоминают всем и каждому, что обывателей — пишущих, оценивающих, читающих — миллионы, они хозяева жизни на земле, они здесь «покуда земля кругла». Они - «гримм» и «Риммм», МММ словесности, Лёня Голубков - «куда ты, дружок, уйдёшь»...


оле лукойе


выйдешь на улицу – слякоть, сплошная грязь,
худшей погоды не видывал отродясь,
выпьешь чего-то, желанию не противясь,
тут же подумаешь, мысли не пряча впрок,
наша свобода – дурной золотой телок,
чуть подрастёт и попросится сам на привязь.


в этой грязи на себя посмотри всерьёз –
делая ноги, по глине бредёт колосс,
не различая дорог, прямиком по лужам.
думаешь, господи, как же мне всё успеть,
только, пожалуйста, душу не винегреть,
если являешься, делаешь только хуже.


то ли кунсткамера, то ли живой музей,
хоть и скиталец, но явно не одиссей –
напоминаешь себе леопольда блума.
боже, в начале ты выдохнул слово слов,
значит, в конце обязательно дашь число,
правда, число небольшое, пустую сумму:


медный обол и оплату за жэкаха,
стоило ли доводить до греха, ха-ха,
яблоко, змей-искуситель и всё такое.
ночью засмотришься в глухонемую тьму –
муторно, матерно там одному ему,
горе с тобою мне, оле моё лукойе.
---------------------------------------------

«Делая ноги, по глине бредёт колосс». Так надо назвать этот стишок и весь конкурс. Ну, не буду больше "винегретить" вам души.
«То ли кунсткамера, то ли живой музей... но явно не одиссей». От ЧеКа до ЖеКаХа, Итак, пропал дом...


Итог:

Упадок русской поэзии - это прежде всего упадок в среде тех, кто по призванию или по обстоятельствам, или по профессии обязан разбираться в поэзии, искать и поддерживать лучшее, талантливое, отсекая бездарное, посредственное, все потоки воспалённого мозга нашей несчастной, сироткой современности. С такими "поводырями в прекрасное" как большинство , оккупировавшее места Жюри, редколлегий, редакций - мы уедем не далеко, мы уже приехали...в никуда.

https://litspb.ru/stihi-finalistov-2021/...