Про чердак
Наверное, не было такого дня, чтобы жена не напомнила мужу: «Когда же ты
покроешь веранду?»
Он сетовал то на одно, то на другое, но крыша над верандой так и не
появлялась. В чердачное окно влетал ветер, гнал поземкой золу. Она сыпалась,
вперемешку с землей, на пол веранды, на постланные там домотканые половички.
И снова, моя пол на веранде, жена ругала бесхозяйственного мужа. Он снова
обещал, но за дело не брался: то на работу ему, то на охоту…
Зато для близняшек – детей лет девяти – чердак стал чудесным местом для игр.
Едва родители уходили на работу, девчонки немедленно запирали дверь в сенцах
и по деревянной лестнице забирались на чердак. Вообще-то чердаков они
боялись: там темно и глухо отдаются все шорохи и звуки. Но это сначала. А
потом глаза привыкают, и страх проходит.
И все равно иногда, бывая у дедов, они тоже выходили попеременке в теплые
сени и поглядывали с опаской – не вошел ли кто, не взобрался ли наверх по
крашеным ступеням-половицам широкой лестницы. Эх, дома бы такую!..
Зато в кладовой, где хранились на стеллажах продукты, соленья-варенья, банки
со снедью, прохладно и таинственно. Но сюда их манило порой вот что: на
октябрьские и под Новый год мама, бывало (бабушкино воспитание!), напечет
целую двухведерную эмалированную кастрюлю хвороста, каралек разных…
Чердак их тоже манил. Самые прелести заключались в двух деталях.
Во-первых, оттуда был виден весь необъятный пейзаж. Поля картофеля, заросли
полыни возле обвалов, дорога, по которой возвращались с работы родители. Их
замечали издалека. За это время сестры успевали, как правило, благополучно
покинуть свой райский уголок. Так сказать, форпост!
А, во-вторых, здесь каждая владела тайником, состоящим из «кучи мусора». Но с
этим мнением матери дочери решительно не соглашались.
На чердак их влекли и чисто познавательные страсти. В зашарпанной
железнодорожной отцовской балетке хранились журналы «Охота и охотничье
хозяйство» - с шутливыми картинками про горе-охотников и говорящих зверей,
потрепанные книжонки их раннего детства.
На чердаке в доме дедов шуршали веники высохшей листвой, кололись кусты
рябины и калины с закаменевшими ягодами. Тут же хранились коробки открыток,
собранные их тетушкой - недавней школьницей. И удивлял замысловатостью
содержания чемоданчик сломанного, но по-прежнему почитаемого патефона…
Сидя на порожке, прижавшись плечом друг к другу, девчонки задумчиво
вглядывались в далекие контуры леса… Тайга надвигалась на поселок, словно
корабль на берег из тумана.
Случалось, наблюдали семейные баталии. Если дед что-то мастерит, бабуля,
поправляя на голове косынку, обязательно подойдет и, потерпев некоторое время
для приличия - нельзя ведь под руку соваться, и тем паче указывать мужичку
нельзя, сам с усами! - непременно-таки вмешается.
И сразу выясняется: все дед сделал не так, как ей и поросенку, цыплятам,
бычку и прочим обитателям двора, следует делать. Не как им удобно. Не «по-
доброму», короче.
Дедушка сердится, доказывает свое. Спрашивает, почему сразу не проговорила
свои пожелания. Но попробуй докажи! Власть бабули велика, да и терпения у нее
больше. «Допилит», заставит ведь переделать.
А почему и вправду вместе не обсудить загодя, недоумевают девчонки.
Покурив, побурчав, дед переделывает снова – на ее лад. Может, оно чем-то и
лучше выходит, зато времени тратится вдвое больше.
Сестрам сверху все видно, а слышно не все. Словно смотрят немое кино. Смешно
делается. Так и хочется, чтобы дед ослушался.
«Девки, поливать пора!»
Это бабуля зовет. Сейчас выкатят тележку с флягой и загремят по каменистой
дороге. С неохотой, повернув вертушку на двери, девчушки покидают чердак…
Опубликовано в газете «Сельская правда» в марте 1990 года.
Авторская редакция 2016 года.
Свидетельство о публикации №121112705158