Переводы. Артюр Рембо - Адела Василой

Ощущение. Артюр Рембо

Я в летний вечер-синь тропинкою степной,
Щекотною стерней уйду в густые травы,
Прохладу белых рос почувствую ступнёй...
Пусть голову зефир полощет, для забавы.

Не буду говорить, не буду песни петь,
Пусть полнится душа любовью бесконечной,
И счастлив, как цыган, в закатную камедь,
Уйду с природой я, как с женщиной беспечной.

Март 1870


Sensation. Arthur Rimbaud. 1854-1891

Par les soirs bleus d'еtе, j'irai dans les sentiers,
Picotе par les blеs, fouler l'herbe menue :
Rеveur, j'en sentirai la fraicheur а mes pieds.
Je laisserai le vent baigner ma tеte nue.

Je ne parlerai pas, je ne penserai rien :
Mais l'amour infini me montera dans l'аme,
Et j'irai loin, bien loin, comme un bohеmien,
Par la Nature, - heureux comme avec une femme.
               

© Copyright: Адела Василой, 2015
Свидетельство о публикации №115020401817


Охотницы на вшей. Артюр Рембо

Когда дитяти лоб в расчёсах, в пятнах страшных,
Он избавленья ждёт от мук, в неясных снах...
Тогда приходят две сестры - больших, прекрасных
С налётом серебра на тоненьких перстах.

Ребёнка посадив поближе к крестовине
Открытого окна, где синий воздух прян,
В тяжелых волосах, где росы стынут в иней,
Гулять ведут персты, как будто бы в бурьян.

Он слушает дуэт дыханий фей, ужасный,
Что пахнет горьким мёдом и розовым цветком...
И пробует прервать - но это труд напрасный -
Желанный поцелуй изображая ртом.

Он слышит в тишине их темные ресницы,
Что бьют ночной покой, их тонкий аромат;
А ногти давят вшей, и воздух серебрится,
Потрескивая под ребёнка сонный взгляд.

В нём ширится волна пьянящей сладкой лени,
Гармоник звуки вдаль, как бы в бреду, идут,
И чувствует дитя - он этой ласки пленник,
Рыданий стаи в нём родятся и умрут.

02.10.2016


Les chercheuses de poux. Arthur Rimbaud

Quand le front de l’enfant, plein de rouges tourmentes,
Implore l’essaim blanc des r;ves indistincts,
Il vient pr;s de son lit deux grandes s;urs charmantes
Avec de fr;les doigts aux ongles argentins.

Elles assoient l’enfant devant une crois;e
Grande ouverte o; l’air bleu baigne un fouillis de fleurs,
Et dans ses lourds cheveux o; tombe la ros;e
Prom;nent leurs doigts fins, terribles et charmeurs.

Il ;coute chanter leurs haleines craintives
Qui fleurent de longs miels v;g;taux et ros;s,
Et qu’interrompt parfois un sifflement, salives
Reprises sur la l;vre ou d;sirs de baisers.

Il entend leurs cils noirs battant sous les silences
Parfum;s ; et leurs doigts ;lectriques et doux
Font cr;piter parmi ses grises indolences
Sous leurs ongles royaux la mort des petits poux.

Voil; que monte en lui le vin de la Paresse,
Soupir d’harmonica qui pourrait d;lirer ;
L’enfant se sent, selon la lenteur des caresses,
Sourdre et mourir sans cesse un d;sir de pleurer.


© Copyright: Адела Василой, 2016
Свидетельство о публикации №116100206581


Пьяный корабль. Артюр Рембо

Когда вдоль рек поплыл, по судеб повеленью,
Руками дикарей избавлен от бечёв,
Под их разбойный рёв служили им мишенью
Нагие бурлаки, у расписных столбов.

Зачем мне экипаж, колониальный хлопок,
Фламандское зерно... вот не было забот!
Команду расстреляв, вдоль дальних гор и сопок
Мне дали волю плыть — без груза, без хлопот.

Я прошлою зимой, глух к ярости прилива,
Бездумно, как дитя, не знающее зол,
Как полуострова, что рвались вдаль, ретиво,
Порядка не стерпев, к просторам гордо шёл.

Благоволил ко мне циклонов повелитель,
Танцуя на волне, как пробка, десять дней —
Хоть прозвана волна молвою "жертв носитель" —
Не вспомнил берегов и портовых огней.

Нежней, чем плоть дичка для малого дитяти,
Зелёный вал проник в еловый трюм не зря —
От синих пятен вин — и бурой рвоты, кстати,
Омыл, отбросив прочь штурвал и якоря.
 
И я, с тех самых пор, купал себя в поэме,
В поэзии морей, в которых Млечный Путь
Ронял фантомы звёзд, и в бледной диадеме,
Утопленник шальной ко мне мог заглянуть.

Раскрасив синеву безумными тонами,
Замедлив ритмы дня, в сиянии лучей,
Вскипала похоть рыб — любви горчащей пламя,
Хмельней, чем алкоголь и наших лир звончей!

Я видел небеса в сетях слепящих молний,
Водоворот и смерч, и штормы всех мастей,
И вечер грозовой, рассвет, восторга полный,
Рой белых облаков, что стайки голубей.

И низкий солнца диск, в зловещей диораме,
Бросая веера сиреневых огней —
Как бы играя роль в какой-то древней драме,
Они стремились вдаль, от страха всё бледней.

Мечтая о ночах, слепящих взор снегами,
Неспешно целовал глаза морских глубин,
И фосфор донных рыб в игривой цветогамме
Пел яркой желтизной и синью каватин.

Я месяцами плыл, следя за тучным стадом,
В истерике слепой атаковавшим риф...
Не снилось, что могла Мария беглым взглядом
Заставить сбавить прыть и спеть другой мотив.

К Флоридам жарким плыл, увы, невероятным,
Где дикарей раскрас к пейзажу подходил,
Смотря в глаза пантер и тварям травоядным,
Под радугой морей средь стад морских бродил!

Болота — как садки, огромны, полны гнили,
Некстати там увяз морской Левиафан,
И в зарослях густых, где спят и бредят штили,
Тонули воды рек, смывая гной из ран.

Я видел ледники и солнца золотые,
Из меди небеса и блеск жемчужных вод,
Огромных анаконд, чьи кольца завитые
Средь крученых дерев хранят их древний род.

Я б детям показал поющие потоки,
И рыбок золотых, сверкающих дорад,
И пену орхидей, пока, блуждая в шоке,
Без якоря-ветрил, смотрел красот парад.

Как вечный пилигрим, уставший от скитаний,
Унылый плач волны приняв, как злой удел,
Полипов поцелуй — присосками желаний,
Коленопреклонён, как женщина, терпел.

Я был, как островок, пристанищем для чаек,
Что сеяли помёт, а злобный норов злил,
Под белоглазый взор крикливых птичьих шаек
Утопленник подчас, вверх пузом, приходил.

Я, охмелев от вод лазоревых просторов,
Заброшен был в эфир, наивный и простой —
Проворно избежать Ганзейский острых взоров,
Я мог, и монитор не спас бы остов мой.

Свободен, как туман, как пар лиловый мчался,
Сверля небесный свод сквозь охры густоту —
Поэтам на десерт искал, меняя галсы,
То солнца лишаи, то неба бересту.

Безумное бревно! Расцвечен рыбкой лунной,
Морских коньков эскорт меня сопровождал,
Пока Июль громил небесный свод латунный,
И палицею в нём воронки пробивал.

За сотни лье я мог увидеть блеск Мальстрима,
И Бегемотов гон услышать — за сто миль,
Но синь небес в тоску влекла неудержимо...
Когда ж Европы вод коснётся старый киль?

Космических шаров видал архипелаги —
Был странникам открыт безумный небосвод...
Не в этих ли ночах взлетели ввысь, как флаги,
Армады птиц златых, Грядущей Силы код?

Я удручён, увы! Я плакал, полон страсти —
Там горек каждый астр, и лун ужасен вид;
Пьянящая любовь взорвёт мне киль на части,
Коль я не поплыву, куда она велит!

Всего-то мне нужней, из всех лагун Европы,
Та лужа-океан, та детская мечта —
На корточках, над ней, мальчишка, без заботы,
Спускал на воду бриг, воздушней мотылька.

Я не могу теперь, узнав цену свободы,
В кильватере поплыть, открыв купчишкам путь,
Как ненавистны мне их флаг спесивый, гордый,
И каторжный понтон... уж лучше затонуть!

19.06.2015


© Copyright: Адела Василой, 2015
Свидетельство о публикации №115050907943