На перевале

Боюсь нарушить тишину
То многословьем,
              то брюзжаньем,
Но жизнь в тиши подобна сну
Или мушиному жужжанью.
Боюсь нарушить тишину,
Она теперь такая редкость,
Но если зло пронзают метко,
Не ставлю авторам   в вину.

Заложниками шума-гама
Поэты часто в  суете.
Но там, где не в почёте драма,
Всё - водевиль - дань пустоте.
Но если выберу я звуки,
Чтоб ублажать господский слух,
То душу обреку на муки,
Принижу слова гордый дух.
Не исчерпать вопрос извечный:
«Как быть? Или совсем не быть?»
Наш путь бежит по звёздам Млечным
И надо жить, разумно жить…

И вот последний перевал,
А что за ним? Никто не знает.
Гонцов оттуда не бывает,
Там смотрит Вечность в своды скал.
Хоть  юности иссяк запал,
Уже прошли шальные ночи,
Но всё ж кукушка не пророчит,
Что жребий брошен, час настал.

Не тороплю,  всему есть срок.
Жизнь быстронога, словно, серна.
А я из прошлого, наверно,
Набрала оптимизма впрок.
Всё также радует весна
И цвет багульника на сопках,
Октябрь с листопадом робким,
Зимы беззлобной белизна.

Но вот последний перевал -
Пора раздумий и итогов,
Здесь чаще вспоминают Бога,
Кто в горестях его не звал?
Нет, не на бедность я ропщу,
Но нас не миновало Время,
Взвалило на заплечье бремя,
С тех пор я Истину ищу.

Истлел на лоскутки   кумач :
Свобода, Равенство и Братство.
Теперь в почёте лишь богатство,
Холуй и хам иль тот же рвач.
Давно страна расчленена,
Рассыпаны куски - осколки,
Притуплен слух монетой звонкой,
Застила дали пелена.

Когда-то мне сказало Время,
Врываясь в шум лихих ветров:
«Сквозь годы ты проносишь бремя
Чужих ошибок и грехов,
Из тех и нынешних столетий
Поток проклятий, бранных слов,
То хрипы прошлых лихолетий,
То стон   вчерашних голосов».

Я не беру с Земли оброка,
Мне Солнце дарит благодать,
Но горькие  страны  уроки
Слагаю в общую тетрадь.

Разноязычная Россия,
По сгустку чувств, тебе я дочь.
Жаль, не поётся про осину,
Хотя, и я бы спеть, не прочь.
О, синеокая Россия,
Не о тебе ль сказал поэт?
Любовь к тебе  не объяснима,
Правдивей слов, печальней нет.
Размах в плечах и ширь, и удаль
Найдутся в дальней   стороне.
И хорошо прожить там, худо ль,
Наверно, можно было мне.
Но всё же, всё же у колодца
Вдруг вспомнишь про
                «опавший клён»,
«В России, - скажешь, - круче солнце,
Белей берёза, ярче лён».

Перемешав в душе все песни,
Свои и те, что пела мать,
Пою про города   и веси,
Когда хочу тоску унять.
Я не мудрец и не пророк,
Поэту вторю я   печально:
«Куда тебя несёт случайный,
Бездумный, алчный, страшный рок?»

Но верю снова в чувства, в разум,
А в слово честное - вдвойне.
Молчу, ни слова о войне,
Но грустно завершаю фразу:
«Кто завладел алмазом, нефтью,
Тот не насытится и в век.
Смотрите, обрастает шерстью
Звероподобный человек».

Не расстаюсь легко я с прошлым,
Но вновь о будущем молюсь.
И с омерзительным, и пошлым
Дай день, я радостно прощусь.

Мой век бесследно не исчез, 
Исчерчен ранами - рубцами
Оболган жадными глупцами,
Ещё не канул в Лету весь.
Мой век призывно – боевой,
Мой век трагически - печальный,
И утопически - отчаянный,
И беспримерно  молодой.

Весна, вновь разбухают почки,
И песни новые звенят,
А сыновья мои и дочки,
Все нравом списаны с меня.
Ах, Время, не суди нас строго,
Не просим мы  авансом дань,
Но не бросай в объятья рока,
Но ПРАВУЮ подай нам длань!