Ратник 3

Кулачки

Как водится на святках
им погадать пришлось.
Глядят, а души в пятках.
А вдруг придёт? Авось.

Ну ладно б девки. Ладно.
Боярыня то тож.
И смотрят в воду жадно.
А вдруг жених пригож?

И вот меж шуток, смеха.
Боярыня давай.
Смотреть. Ну и потеха.
Ну а чего? Пущай.

А в глубине души то
хотелось ей узреть.
Где любый? Где Никита?
Доколь? Доколь вдоветь?

Так вот зрит будь то берег.
И ктось в снегу лежит.
Так, только без истерик.
Сама уж вся дрожит.

Так и ходила тучей.
Всё думала о нём.
И вот случился случай.
Кулачный бой с дубьём.

Сперва всё было мирно.
Мальцы сошлись стеной.
Побуцкались невинно.
Смеялись всей толпой.

С высоких городень, со стрельниц,
с подмостков, с берегу.
Глазели бабы, девки
на пацанят в снегу.

Княгини да Боярыни
в убранстве, праздник ведь.
Заедки сладки розданы.
Пусть не еда, всё ж снедь.

Так во вторую свару
то вьюноши сошлись.
Тут было больше жару.
Но чинно подрались.

Мужска настала очередь.
Стенка на стенку! На!
Одна с другой гогочат!
Щас будет кутерьма!

У кажной стенки свой "Вожак",
что правит, строжит строй.
А если сунули в пятак,
так не реви, не вой.

Ешо боец " Надёжа" есть.
Тот перед всеми в раж.
За ним вся стенка. Впрёд не лезь.
Да, тут не до мондраж.

Того "Надёжу" знать ловить
бойцы другой стены.
А там и "Сам на Сам" стоить.
Сам гол. Вот ток штаны.

Эт " Сам на Сам" то тож боец.
Ну всем бойцам боец!
Он лучший мастер ентих дел.
Ох ухарь! Удалец!

А во ту пору Пря была.
Не в местно, не спроста.
Одни за Вельяминовых.
Другие за Хвоста.

- Хвостовски прорвы!
Кто то в крик в той стенке.
И пошло.
Кто за кистень, кто в дышло,
кто в корень, чтоб дошло.

Ломали руки, дыхло.
Топтали. Ктот за нож.
Тут жёнки в крик. Утихло б.
Куда там. Кураж всёж.

Никита наш то эван-
за хвостовских
за вожака... .
А сам в крови, разодран.
Но на ногах, слегка.

А с города то стража,
Бояре мчат разнять.
А в "поле" то поклажа
всё больше, не унять.

Но вот конём ли , плетью.
Всё ж удалось разнять.
Таскали мёртвых к клетям.
Родных там разбирать.

Наталья:- в стон. Родимый!
Никита мой. Ужель?
Ужель не жив хранимый?
Бог! Вынеси оттель.

Да вот идёт он еле.
Распахнут, в синяках.
Ан радости на челе,
что жив, не на руках.

И кинулась к живому.
У всей Москвы погляд.
Не до молвы. К свовому.
Осудят, да простят.

Тут поняла впервые.
Через тоску и боль.
Они впредь не чужие.
Любовь тут! Не взаболь.