Планы

Я надену мальчиковое пальто
и пойду получать кэшбэк за него.
(Пальто - за него -  вызов рифмодиктатуре.
Надеюсь, это понятно дуре?)
Копится много кэшбэка у  хорошего человека.
А ещё я пойду продавать усы.
Их с одной стороны положу на весы.
А другую пока оставлю.  (можно я напишу: себе и журАвлю? В небе!) 
Потому что надо же что-то оставить на чёрный день.
А на белый есть тень, дребедень, плетень –
много чего, короче.(Плохие рифмы,  хохочем)
А на барыши  куплю  шерхебель и  разную красивую мебель. 
Шерхебель  собственноручно, потому что звучит звучно
И никто не знает что такое, прямо как чай пекое.
Мебель, поскольку дома нужен уют, а  бабы-чертовки просто так не дают
прохода. Такая теперь на меня мода.
А ещё я нарисую картину, превосходящую изяществом паутину
А напряжением переменность тока.
Я видел такое на западе, а я с востока.
Поэтому продавать сразу не буду.
Подожду, когда стану известным всюду.
Так больше заплатят –
а деньги  очень нужны,
кстати,
на оборудование сортира. Я  сам и моя квартира
не вполне  готовы к торжеству поэзии над приспособленцами –
поляками и немцами, а особенно анунаками с их непонятными знаками.
Ко мне придут преклонятся представители здешних правителей. 
Их надо угощать, а вдруг придут с родителями?
Не продавать же второй ус. Первый ещё не отрос. 
Я это не особенно что бы всерьёз,
но что б вы понимали –
поэзия это торжество аномалии
над ценами на гречку и маргарин.
Поэтому, когда иду в соответствующий магазин,
не беру ни деньги, ни свои пакеты.
Все радуются, когда приходят поэты.
Без поэтов такая скука,  вялые огурцы, шелуха от лука. 
И путаница ценников.
А поэзия - это сочувствие неврастеников
безрельсовому трамваю. Больше я ничего не знаю.
Буду выступать перед стоящими на кассе. Хорошая аудитория, в основной массе.
Много подвыпивших, особенно в пятницу и субботу.
(Опять рифмуется "на работу»)
Работа, конечно, в лес не убежала. (Хорошо рифмуется жало)
Прочитаю стих про любовь  к девушке  в сиреневом сарафане.
Белые ночи  в дырявом кармане.  Поцелуйчики у гранитных блоков. 
Она ушла и мне одиноко.
Мужчины смахнут слезу с бородатого рыла,
будут говорить – у меня тоже такое было.
Хотя лучше рифмуется  сразу могила
и утопленница в зелёном плюшевом покрывале ила.
Но не надо мрачного, мрачное - это святое.
Нужно что-нибудь очень такое – был в красной толстовке как анархист.
Кружился  в вальсе как осиновый лист.   
Короче, танцевал  твист как стареющий онанист.
Вот так-то уже получше.
Кэщбэк, кэшбэк. Потрохи вы сучьи.