Геометрия ноября

***

Эти горькие чёрные линии,
в перечёркнутом небе паря,
в ожидании первого инея...
Геометрия ноября.

Сердце плачет — поди утешь его,
отыщи в этой хмари щель.
Из-под стёртого, облетевшего
проступает костяк вещей.

И агония — как симфония...
В этой точности, чистоте
проступает своя гармония –
гимн прощанию и тщете.

Листопада неторопливого
обнажение без стыда...
После пёстрого и крикливого
так значительна простота.

Дождик пишет стихи курсивами,
их ловлю на лету рукой.
Как легко среди некрасивого
выть некрасовскою строкой.

И не важно, тепло ли, холодно,
это изморозь или зной,
иль червонное листьев золото, –
ты со мною, со мной, со мной…

***

Если ничего уже не просим
на последнем жизни этаже –
это осень, это, значит, осень
на земле, на небе, на душе.

Я держу распахнутыми двери
и в шкафу скелетов не таю.
Свою жизнь листу бумаги вверю
и себя на суд вам отдаю.

Я гляжу, как ветер лист уносит
и не прячу выцветшую прядь.
Потому что наступила осень.
Потому что нечего терять.

Коль весна и юность отвернулись –
осень возвращает нам покой.
Дорогие тени обернулись,
помахали издали рукой…

***

Деревья, закадычные подруги,
зимою вдовы, а весной невесты,
их женские заломленные руки
и детские беспомощные жесты.

Размыло путь – ни стрелок, ни разметок...
Но есть подсказка тихая у Бога:
сквозь сумрачную путаницу веток –
просветы лучезарно-голубого.

Туда, туда, навстречу небосводу –
и шелест трав, и влаги испаренье,
там обретаем мы свою свободу
и птичье беззаботное паренье.

Мы сбрасываем жизни, как отрепья,
а на земле — в предчувствии разлуки –
трепещущие тянутся деревья,
за нас в мольбе вздымающие руки.

***

В глубине осенней, в чёрном ноябре,
в паузе безлистья и бесснежья
сказанное слово чище и добрей,
как-то по-особенному нежно.

Так в пустынном зале голоса слышней,
на безрыбье рады встретить рака,
а на склоне жизни мы, прощаясь с ней,
любим без оглядки и без страха.

Лето на поверхности, мы там не видны,
всё так пёстро, ветрено и слепо.
Осень добирается в нас до глубины,
в пустоте нащупывая небо.

Что со всеми прочими — ясно лишь ежу.
А со мною происходит осень.
И я тоже с нею здесь происхожу,
и на паутинке над землёй вишу
в ожиданье зазеркальных вёсел.

***

Деревья шумят навстречу...
О как их понятна речь.
Как будто хотят приветить,
утешить, предостеречь.

Не нужен нам переводчик
и даже не нужно слов.
Их зов материнский, отчий
сильнее колоколов.

Зимой они в нежном тюле –
чтоб радовать сердце, глаз.
А после дождя в июле –
как будто плачут о нас.

Когда я среди деревьев –
мне грохоты не слышны,
я к миру полна доверья,
душа полна тишины.

Сердечки их на ладони
так молодо-зелены.
Всё тонет в пастельном тоне.
Все живы и влюблены.

***

Осень — это вторая весна,
как сестра, что не Ольга, – Татьяна.
Та была весела и ясна,
а другая из слёз и тумана.

Но вторая умела любить,
и грустить, и раскрашивать слово,
молча нежность в печали топить,
и горстями разбрасывать снова.

Каждый лист – это тоже цветок,
только знающий больше, чем надо.
И дожди  – это новый виток
от капели до хляби и хлада.

Осень – это убийца весны,
но – на миг, не всерьёз, понарошку,
чтоб понять, как дороги грязны,
и прокладывать к солнцу дорожку.

Жизнь весной голосит петухом,
день людским половодьем запружен.
Осень – то, что в остатке сухом.
То, что жизнь преподносит на ужин.

Осень с нами мудра и честна,
как последняя жизни попытка.
Осень – это прощальная нам
уходящего года улыбка.

***
Наряды сбросив старомодные,
стоят деревья-оборванцы,
а листья с лицами свободными
танцуют медленные танцы.

Мне жить с души моей питомцами,
покуда не покинут сами,
и породниться с незнакомцами,
и повстречаться с мертвецами.

И буду я читать романчики,
глядеть, как в окна лезут птицы,
а также солнечные зайчики,
мои домашние любимцы.

***

Октябри и ноябри
вороньём над нами кружат.
Было холодно внутри,
а теперь ещё снаружи.

Осень не кривит душой,
ничего в себе не прячет.
Кто бы ни был – свой, чужой –
обо всех она поплачет.

Помнишь мост, дорогу, лес?
Здесь когда-то мы бродили...
Капли, падая с небес,
лоб приятно холодили.

Как когда-то капюшон
на тебя я надевала...
Был снежок и дождь смешон,
так тепло нам там бывало.

У любви взяв выходной,
я гуляю по аллее.
Было холодно одной,
и с тобою не теплее.

***

Вот и дожили мы до осеннего плача,
будем путаться снова в ногах ноября,
хоть и правды в них нет, а тепла и тем паче,
но остались запасы в крови янтаря.

О печальный художник весёлого жанра,
юмор чёрного цвета тебе не к лицу.
К твоей осени строгой бы летнего жара
подмешать в самый раз  — мудрецу и юнцу. 

В твоём мире так чисто, опрятно и голо, 
твои пальцы дворянски нежны и длинны.
Горький солод судьбы, одинокое соло,
ты как солнце с лицом крутолобой луны.

Пусть тебя расколдует весенняя фея,
всё ненужное сбросив как  зимний балласт,
все печали тогда тебе станут до фени,
потонув среди солнечных лучиков глаз.

Дотемна далеко, а ночами так звёздно,
и надежда встречает ни свет ни заря…
Только жаль, что порою, увы, слишком поздно
мы приходим к холодным ногам ноября.

***

Люблю дожди. Вольготно в лужах ботам.
И можно не скрывать невольных слёз.
Люблю туман. Не знать, не видеть, что там,
где горизонт, как занавес, белёс.

Жизнь пройдена. Остались лишь детали,
нюансы и последние штрихи.
Как хорошо сегодня в День Натальи
бродить по лужам, сочинять стихи.

Идти и представлять, что это Лондон…
что я опять невеста и жена…
Пуст силуэт, зато как тонок контур.
Пусть жизнь сложна, зато как ночь нежна.

***

По гороскопу друидов я ива.
Волосы путает ветер.
В лица вглядываюсь пытливо…
Что мне сегодня светит?

Что меня держит на этом свете?
Что обещает утро?
Кто мне на это на всё ответит
ясно, светло и мудро?

Счастье — в нюансах, штрихах, деталях,
в чём — и не скажешь разом,
в том, что скрывается в дальних далях,
что не увидеть глазом.

Ты — кипарис, устремлённый в небо,
я же склонилась долу...
Несочетаемо и нелепо,
мы говорим подолгу.

Душу спасаешь мне от эрозий,
имя твоё святится...
О любовь, поцелуй на морозе,
я твоя певчая птица.

***

Как дерево, слова роняю
и отпускаю их на ветер,
как будто осени родня я,
как будто Бог меня приветил.

И он стихи мои читает,
а после втаптывает в землю.
Дожди над ними причитают,
а по весне пробьются стебли.

Люблю в туманную погоду
идти по свету безымянной,
не помечаемая кодом,
не попадая в базы данных,

не завитой и не привитой
ни от любви, ни от разлуки,
листвой увядшею увитой,
плевавшею на госуслуги.

***

Мне неловко пред моим каштаном –         
писем треугольнички всё шлёт,
думал, я читать их не устану,
я же их в обратный шлю полёт.

Но сначала ласково погладя
золотую в крапинках печать...
Я читаю письма те не глядя,
даже не пытаясь отвечать.

Мне неловко пред дождём и ветром,
что стучатся, сотрясая дом.
Я ж их оставляю без ответа,
уши в доме затыкая том,

щели окон затыкая ватой,
чтоб в тепле не слышать плач и вой,
и себя невольно виноватой
пред стихией чувствую живой.

Потому что надо бы руками
листья те ловить и обнимать,
без зонта стоять под облаками,
речь грозы и ветра понимать.

***

Ноябрь, уродец, нелюбимец,
посланец холода и льда…
И хочется в нору забиться,
где тишина и теплота.

Где кофе, тапочки и Лорка,
где хорошо из ничего.
Моя просторная каморка
как камера на одного.

Где вспоминается ночами,
как жили в этом мы дому...
Я счастлива в своей печали
и улыбаюсь никому.

***
Можно быть счастливой и в несчастье,
если годы полно и остро
прожиты как будто в одночасье,
прожигая пламенем нутро.

Полнота прожитого мгновенья,
как кометы беззаконный след,
перевесит благостное тленье
и незамутнённость тихих лет.

Правда жаль, что это пониманье
к нам приходит лишь уже потом,
когда счастье скроется в тумане,
холодом выстуживая дом.

Плачет ангел и хохочет демон.
Но ведь если было — значит есть!..
И в аду цветут сады Эдема.
Это злу утонченная месть.

Открываю залежи блаженства,
словно торфа чёрные пласты,
в недрах слова, взгляда или жеста,
чтоб горели, ярки и чисты.

***
Даже если тускнеет, линяет всё,
жизнь шагреневой кожей скукожа,
отпечаток души не меняется –
направление линий всё то же.

Даже если тоска беспросветная,
одиночество без передышки –
стоит вспомнить слова твои светлые –   
и оттают ночей моих льдышки.

Гроздья грёз созревают и дразнятся
виноградом навеки зелёным.
Но со мной моё вечное празднество,
что не выжечь железом калёным.


***

Осень дразнит тепла возвратом,
хочет лето наворожить.
Что с того, что это неправда,
если это поможет жить.

Пусть поверим опять не в то мы
и напрасен надежды пыл.
Пусть получим ключи от дома,
от которого след простыл.

Пусть обманет попутный ветер,
ибо к гибели он несёт...
Будем верить, что есть на свете
то, что всё-таки нас спасёт.

***

Так тихо, как бывает пред концом.
Из дома выхожу я как из комы.
И бог не узнаёт меня в лицо,
как будто мы с ним даже незнакомы.

Что ждёт меня за тридевять шагов?
Я воздух разрезаю своим телом,
как будто прозреваю даль веков,
и свищет ветер в небе опустелом.

Иду-иду! – как будто кто-то ждёт,
но хочется, чтоб ждал хотя бы кто-то.
А мне навстречу только дождь идёт,
и на душе нелётная погода.

И сумерки, туману напустив,
мир закрывают плотною завесой...
Я улыбаюсь, всё себе простив,
и представляюсь Богу поэтессой.


***

Много ли радостей – раз-два-обчёлся,
много ль любимых людей...
Видно, Бог думал тогда, что учёл всё,
бросив когда-то: владей!

Но улетучились радости дымкой,
развоплотилась семья.
Стал мой любимый теперь невидимкой
и нелюдимкою я.

Я одиночка – ни строем, ни хором,
только своей колеёй.
Строки своим лучезарным узором
держат меня над землёй.

Это не пишется: падает с веток,
ветром стучится в окно,
столько рубцов оставляя и меток
на человечьем панно.

Тонкие ветви как рёбра Адама,
солнце как сердце в груди.
Молнией с неба летит телеграмма:
«всё впереди, впереди...»

Я осыпаюсь, как дерево в осень,
помня о прежнем тепле.
Яблоки падают, падают оземь,
словно слова о тебе.